Оглавление

ЗА СВОБОДУ И ЧЕСТЬ РОССИИ!

Часть 1. СЕМИЛЕТНЯЯ ВОЙНА

1.ЛЮБИМАЯ ПОТЕХА КОРОЛЕЙ

Отец Андрея Данилова — дворянин и капитан славного Преображенского полка Василий сын Иванов, успевший во время краткого отпуска из миниховой армии настрогать любимое чадо, записал его в двенадцатилетнем возрасте в сей же полк. Недоросль, получив довольно сносное домашнее образование и выдержав строгий экзамен, через два года был зачислен в гренадерскую роту капралом.

До поры до времени служба складывалась удачно, но прибывание вдали от московского дома в столичном Петербурге с его многочисленными соблазнами, да ещё в среде весьма не бедной полковой молодежи, требовало немалых финансовых затрат, чего отец молодца позволить себе не мог. За усердие скоро получив чин унтер-офицера, Андрей, по совету и протекции дальнего родственника, почитавшего его отца, с которым в армии фельдмаршала Бурхарда Миниха они вместе когда-то брали польский Данциг, участвовали в крымских походах, в 1737 году штурмовали турецкий Очаков, били османов и крымчаков под Ставучанами, в 1757 году перевёлся во 2-й Московский полк и почти сразу произведён в прапорщики.

А годом раньше в Европе уже началась очередная война — как оказалось позднее, Семилетняя. К этому времени некогда малозначительное королевство Пруссия усилиями энергичного, любимого подданными и армией Фридриха Второго превратилось в мощное государство. За счет захвата более слабых германских княжеств, австрийской Силезии и шведской Померании оно расширило свои границы и стало представлять серьезную угрозу для интересов Вены и Парижа. 200-тысячная вышколенная, высокопрофессиональная прусская армия стояла вблизи австрийских границ и была готова вновь вторгнуться в пределы огромной державы императрицы Марии-Терезии. Австрийцы засуетились и начали активно искать союзников. К изумлению современников они вначале нашли его в лице своего многовекового врага и соперника Франции, которая также была недовольна усилением Пруссии. Кроме этого, у французов был дополнительный интерес. Они, вытесняемые союзницей Фридриха Англией из Северной Америки, решили поквитаться и оккупировать немецкий Ганновер — британскую вотчину на европейском континенте.

Английскому королю Георгу V был бы очень неприятен такой сюрприз от его парижского коллеги Людовика XV и он выступил на стороне Пруссии.

Австрия же в свою очередь обрела тоже ещё одного союзника -Россию. Царице Елизавете Петровне не нравился через чур агрессивный Фридрих, да и в случае удачи было бы неплохо оттяпать часть его королевства. Почти сразу к коалиции присоединились Швеция и почти все германские государства- мелочь, опасавшиеся поглощения Пруссией. На стороне Берлина выступили лишь Англия и Португалия.

Соотношение сил складывалось явно не в пользу Пруссии, но король Фридрих уступать был не намерен. Планы союзников были ему известны, в русской армии сильного соперника он не видел, австрийцев уже бил и хорошо представлял, как это делается, с французами, по большому счету, делить было особенно нечего и в их упорство не верил. Понимая, что армии по выражению Фридриха «союза трёх баб — Марии-Терезии, Елизаветы и мадам Помпадур», имеют над ним подавляющее численное преимущество, он решает, что пока Россия и Франция только ещё собирают силы, быстро разгромить австрийцев. В августе 1756 года Фридирих Второй вторгается в Саксонию и заставляет капитулировать её армию, а весной следующего года вступает в боевые действия против австрийцев, вступает в Богемию и осаждает Прагу. При Колине король терпит серьезное поражение, но затем в Саксонии при Росбахе он расстреливает из артиллерии и добивает кавалерией Зейдлица французов, а при Лейтене сокрушает австрийцев (эта мастерская победа любителя поиграть на флейте впоследствии вызвала восторг Наполеона Бонапарта).

Пока Фридрих колотил союзников на полях Саксонии, в восточной Пруссии 30-тысячный корпус фельдмаршала Левальда противостоял 80-тысячной русской армии генерал- фельдмаршала С.Ф.Апраксина, которая тремя колоннами 21 июля 1757 года вторглась через Литву и Польшу в пределы королевства. Еще одна колонна в 20 тысяч солдат под командованием генерал-аншефа В. В. Фермора, выступив севернее из Лифляндии, почти сразу на побережье Балтийского моря взяла Мемель, создала там важную базу снабжения и затем присоединилась к войскам Апраксина на реке Прегель, где их ожидал Левальд. Назревало первое серьёзное столкновение русских и пруссаков.

2. В ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ

Собравшись в Ковно, армия Апраксина, отягощенная огромными обозами, двинулась на запад. 16 июня она форсировала Неман и через польско-литовские земли медленно стала подвигаться к прусской границе. Поскольку по приказу Фридриха зимой у местного населения было скуплено почти все зерно, в армии Апраксина сразу обнаружилась большая нужда в хлебе и солдаты голодали. Но остались позади унылые и грязные деревни и местечки, которые уже успели пошерстить казаки. И вдруг все преобразилось — армия вступила в Пруссию. Солдаты дивились на аккуратные дома, обсаженные деревьями твёрдые дороги, множество хорошо устроенных плотин в сырых местах и доброжелательно, как ни странно, настроенных многочисленных жителей, которые врагам своего короля выносили воду и еду. От такого отношения на время присмирели даже казаки и калмыки.

Но меры предосторожности принимались. Биваки обносились рогатками, выделялись усиленные пикеты, иногда и с пушками. На одной из дневок случился конфуз. Неожиданно в лагере вдруг раздался взрыв и началась суматоха, фузилеры хватали ружья и готовились палить, носились всадники, прислуга начала выкатывать орудия, готовясь отбить нападение невидимого пока неприятеля. Суета длилась до тех пор, пока какой-то генерал, страшно ругаясь и колотя тростью по головам и плечам зазевавшихся, снося артельные котлы с похлебкой, не проехал рысью по лагерю. Причина происшедшего выяснилась много лет спустя — это были проделки будущего писателя Болотова Андрея. Из озорства и любопытства молоденький подпоручик насыпал на сковороду селитру в смеси с какой-то дрянью, поставил на костёр, она и рванула, перепугав половину вагенбурга.

2-й Московский полк князя А.А.Прозоровского из 2-й дивизии, а по численности, скорее, корпуса, генерал-поручика В. А. Лопухина участия в представлении избежал, поскольку по понтонному мосту только ещё переходил на левый берег Прегеля и расположиться на отдых не успел.

Взвод прапорщика Андрея Данилова, пропуская обозные повозки и полковую артиллерию, ожидал своей очереди. За рекой на возвышенности расстилалась широкая равнина со всех сторон окружённая густыми лесами. Левее виднелись красные черепичные крыши селения Норкиттен и дорога, идущая от него в дефиле между лесом и глубоким оврагом с ручьём Ауксин. Русские полки расходились по всей равнине и устраивали лагерь. Московцам вместе со всей дивизией предстояло занять дефиле. Левее их на высотах у деревни Зитерфельде позицию занимал авангард армии — войска саксонского генерала на русской службе Сибильского. 1-я дивизия генерала Фермора располагалась правее войск Лопухина. За ними встали 4 пехотных полка резерва армии под командованием генерал-майора Петра Румянцева. На крайний правый фланг вдоль берега Прегеля выдвинулась 3-я дивизия генерал-аншефа Ю.Ю.Броуна. Русский лагерь отделял лес еще от одной равнины, на которой и произойдет сражение с корпусом Левальда.

Точное местонахождение пруссаков пока ещё не было установлено несмотря на присутствие в армии большого количества легкой кавалерии. Казаки и гусары разведкой особенно себя не утруждали, главное внимание уделяли устройству своего быта в лагере.

Два дня прошли относительно спокойно, разве что прошёл сильный ливень. Войскам раздали провиант на трое суток, что после длительного марша было весьма кстати. Ранее солдаты набросились на впервые увиденные ими «адские яблоки» — картофель, переели с голода, страдали животами и нуждались в привычной пище.

17 августа в лагере забили тревогу. За лесом показались прусские гусары и затеялись перестрелку с казаками, татарами и калмыками. Армия стала готовиться к выходу, но пруссаки, произведя разведку боем, ускакали.

Стало известно, что Левальд совсем близко и Апраксин решил, пройдя лес, встретить его утром 19 августа на поле напротив деревни Гросс-Егерсдорф.

Ещё перед рассветом московцы в авангарде дивизии опередили войска Сибильского, миновали дефиле и встали перед высотой Удербален. Утром из тумана неожиданно показались эскадроны прусских драгун и гусар. Взгляд выделял красные лацканы на синих мундирах драгун и черные доломаны и ментики гусар.

Пока 1-я и 3-я дивизии ещё только готовились выступить из лагеря на позиции за лесом на гросс-егерсдорфской равнине, дивизия Лопухина, и в первую очередь 2-й Московский полк, уже приняла бой.

Русские толком не успели выстроиться для отражения атаки, а на них сразу переходя с аллюра уже неслись на всём скаку пруссаки. Позади них от Гросс-Егерсдорфа на высоту Удербален стала выдвигаться построенная в две длинные линии по три шеренги в каждой их пехота с батальонами огромных гренадеров на флангах. Прусскую кавалерию попытались атаковать казаки, но, устрашившись, повернули назад.

Выдвинутая вперёд полковая батарея московцев открыла огонь, но почти сразу она со всеми своими четырьмя орудиями была взята черными гусарами. Канониры отбивались от них банниками, бежали к фузилерам, но немногим удалось добраться до своих.

Неожиданная и быстрая атака неприятельской кавалерии вызвала беспорядок у русских. Солдаты будто не слышали команд командиров и бестолково метались на поляне. Несколько прусских эскадронов налетели на левый фланг московцев.

Прапорщик Данилов с непривычки оробел и чуть было не побежал вместе со всеми. Но вовремя сообразил, что пока они добегут до спасительного леса пруссаки перерубят всех в капусту. Он остановился и громко крикнул:

— Ребята, становись за мной! — и повернулся лицом к пруссакам.

К прапорщику стали сбегаться солдаты и в первую очередь из его взвода. Кто-то быстро заряжал фузею, кто-то, крепче её сжимая в руках, выставлял штык вперёд. Вокруг солдаты стали сбиваться в такие же кучки: где вокруг своих офицеров, где рядом со своими более сноровистыми товарищами- нижними чинами. Барабанщики били «Сбор».

Одна за другой волны драгунов и гусар стали захлестывать московцев. Орудуя длинными палашами, расстреливая в упор из пистолетов пехотинцев, кавалеристы врезались в их порядки. Но насмотревшись, как они только что рубили их товарищей-артиллеристов, фузилеры весьма ожесточились. Орудовали штыками и прикладами, успевали и стрелять. Перед фронтом московцев быстро стали вырастать кучи из поверженных всадников и лошадей. Получив отпор, прусская кавалерия свернула вправо и продолжила преследование казаков, стремясь сбросить их вместе с пехотой Сибильского в овраг.

Взвод Данилова сумел отбиться от черные гусар. Солдат здорово помяли, все были в синяках и царапинах, некоторые ранены, но, как ни странно, никто не погиб. Пострадал и прапорщик. Первый же гусар лошадью сразу сбил его с ног и был готов зарубить, но чей-то штык сбросил его на землю. Едва Андрей успел подняться, как налетел второй пруссак. Запомнились вздёрнутые вверх знатные рыжие усищи, а на гусарском колпаке вольготно развалившийся человеческий скелет с косой. Пруссак заметил серебряную бляху на груди Данилова и решил разделаться с офицером. Вертясь вокруг, он своей гнедой оттеснил в стороны фузилеров и, пригибаясь к шее лошади, стал рубить. Свет Андрею показался в копеечку, но он успевал отбивать сабельные удары, а потом, когда силы начали его оставлять, извернулся и поддел гусара штыком в бок.

Бой шёл уже левее. Русская пехота расступилась, пропустила казаков за спину, вновь сомкнулась и встретила пруссаков ружейным огнём. Стоявшая на пригорке 20-орудийная батарея довершила разгром прусской кавалерии. Прорвавшихся в тыл гусар и драгун перекололи штыками.

Дивизию Лопухина начала обстреливать неприятельская артиллерия, которая появилась у Удербалена. Ответить пока было особенно нечем и пришлось стоя на месте только молиться, чтобы ядро пролетело мимо.

К московцам, выбравшись из скопища повозок, из дефиле в поле один за другим стали выходить и строиться в тылу и на флангах Выборгский, Щлиссельбургский, Киевский, Нарвский фузилерные и 2-й гренадерский полки, выдвинулась артиллерия и к пруссакам полетели чугунные ядра. Оказалось, что эти полки так и не дождавшись приказа от Апраксина, разметав мешавший проходу обоз, сами двинулись выручать московцев. Подкрепления пришли вовремя. Несмотря на меткий огонь шуваловских «единорогов» в атаку быстрым мерным шагом, на ходу заряжая ружья, вперёд двинулась прусская пехота. Сквозь грохот артиллерии пробивались треск барабанов и визг флейт. На солнце блестели медью шапки гренадеров, развевались тяжелые полотнища знамён с разноцветными диагональными крестами и черным орлом посередине, как заводные печатали шаг своими ногами, одетыми в белые штиблеты, грозные пехотинцы Фридриха Второго.

Вдруг их шеренги остановились и дали залп. Стреляли плутонгами. С одного фланга линии на другой пробежал оранжевый всплеск огня. Когда дым рассеялся, оказалось, что никакого вреда русским он не причинил — недолёт. Через сто шагов остановка и новый залп. Снова недолёт!

Пруссаков уже стала косить картечь и они ускорили шаг. И сразу нарвались на град пуль, выпущенных русскими. Сумели ответить и уже почти бегом сквозь клубы порохового дыма ринулись вперёд. Новый залп русских заставил остановиться, а затем и отпрянуть назад.

Завязался классический бой того времени — расстрел друг друга с места на расстоянии сотни шагов. В переднюю линию пруссаков из второй вместо выбывших из строя постоянно подходили подкрепления. Бойня продолжалась четверть часа, после чего пруссаки снова бросились вперёд. Но оказалось, что русские вовсе не такие увальни и трусы, какими их представляли командиры! В рукопашной пруссаки были отброшены.

Но храбрости и упорства им было не занимать. Для пущей бодрости подгоняемые палками капралов, они перестроились и вновь атаковали. Русские мужички в зелёных кафтанах тоже разохотились и, уже расстреляв почти все патроны, приняли пруссаков в штыки, не разбирая кто перед ними — обычные пехотинцы или дюжие гренадеры.

Но постепенно стали сказываться выучка и боевой опыт немцев, да и больше их сейчас было, и они стали теснить русских к лесу. В бою получил смертельное ранение командир дивизии князь Лопухин — сразу три пули попали в него. Его окружили и потащили в плен. Уважаемого солдатами генерала отбили русские гренадеры, но Лопухин не дожил до конца сражения.

Отступив на левом фланге к лесу русские все-таки устояли и сдержали неприятеля, а получив поддержку ещё нескольких полков, отбросили пруссаков к Удербалену. На этом участке сражение затихло, перестрелку вела только артиллерия. Зато бой переместился в центр и на правый фланг. Броун с пехотой и регулярной конницей, хотя и с трудом, атаки прусских кирасиров и драгун отбил, а вот в центре дела обстояли намного хуже.

Прусская кавалерия и пехота теперь вновь яростно атаковали бригаду генерал-майора А. Н. Вильбуа из дивизии Лопухина, а также часть войск Фермора, с трудом продравшихся сквозь лесную чащу и только выходивших на поле. Русские полки расстроились, перемешались, боевой порядок выстроить не успели и сразу перед собой увидели рвущегося на них врага. Солдаты и офицеры растерялись и попятились назад. Больше половины русской армии ещё находилась в лагере и не успевала к месту боя. Пруссаки воспользовались своим временным численным преимуществом и ломили со всей силой. Когда, не выдержав бешеного напора, русские стали беспорядочно отступать, а центр позиции был прорван и, казалось, что грядёт тяжкое поражение, генерал Румянцев со своими четырьмя полками пехоты бросился спасать положение. Удар во фланг и тыл потряс расположение противника. Мощной штыковой атакой его линии были смяты.

Пруссаки уже торжествовали победу и вдруг перед собой увидели десять тысяч свежего войска во главе с решительным командиром. Это было уже через чур! После мощной штыковой атаки русских пруссаки дрогнули, в их шеренгах образовались бреши и они начали отступать по всему фронту сначала к горящему Гросс-Егерсдорфу, а затем и дальше к реке Алле. Сначала отходили медленно, а потом, бросая артиллерию, побежали.

Русские их почти не преследовали. Сказалась усталость и пережитое напряжение 5- часового боя с сильным противником. Да и главнокомандующий Апраксин решил не испытывать судьбу и ограничиться достигнутым.

Левальд потерял свыше 4 тысяч солдат и 29 орудий. Казавшаяся такой близкой победа обернулась для пруссаков серьезным поражением. Они отступили за реку Алле к городу Велау и стали строить укрепления. Дорога в столицу восточной Пруссии — Кенигсберг, для русских была открыта. Хотя Апраксин в сражении людей потерял на треть больше пруссаков, его армия попрежнему имела солидное численное преимущество перед противником и очень быстро сумела бы захватить Кенигсберг. Но к изумлению не только русских, но и самих пруссаков, пассивно простояв перед Велау несколько дней, 27 августа Апраксин вдруг приказал армии возвращаться в Россию. Осмелевший Левальд преследовал её вплоть до Немана. За это отступление голодной, фактически лишенной после сражения боеприпасов русской армии, Апраксин был отстранён от командования, привлечён к суду, но умер, избежав разбирательства. Справедливый, любимый простыми солдатами, сберегший свою армию, фельдмаршал стал жертвой придворных интриг.

Несмотря на серьезные недостатки — безобразное ведение разведки, некоторые неудачные распоряжения командующего, русская армия, хотя больше её половины в сражении при Гросс-Егерсдорфе простояла в своём лагере без дела, в итоге сумела переломить ход сражения и одержала блестящую победу над войсками одной из лучших европейских армий.

Отступать всегда тоскливо, особенно, после одержанной победы. Солдаты с самого начала компании не понимали, зачем эта война. Говорили, что, мол, король прусский при всём честном народе без причины ругал самыми позорными словами матушку-царицу, смеялся над её женской слабостью, вон она и повелела своему войску наказать бесстыдника. Теперь, когда немцу рога малость обломали, государыня успокоилась и на зиму решила армию вернуть домой. А дальше видно будет.

Конечно, дело солдатское, приказали — выполняй без разговоров. Но, все-таки, было досадно, что только из-за бабьей обиды столько народа положили, баталию выиграли, а теперь голодные и холодные в свои края поспешают, да так, что только пятки сверкают. Казаки и нехристи за поход всю округу обчистили, обывателей люто обижали и теперь они мстят — из-за каждого угла стреляют, хватают и убивают отставших. Некто Экерт, лесник, собрав разномастный отряд, не давал спуска казакам и калмыкам. Да ещё и Ганс фон Левальд сзади пинками поддаёт.

Взвод Данилова в сражении не потеряв ни одного убитого, во время отступления уполовинился. Один за другим солдаты из-за нагрянувшей эпидемии тифа попадали в лазарет, откуда назад вернулись единицы. Лекарь сбился с ног, но не было ни лекарств, ни даже уксуса.

Потеряв тысячи умерших от болезней, русская армия дошла до Тильзита, там не удержалась, по наскоро возведённым мостам перешла Неман и направилась в Мемель. Там армия разделилась — Фермор с частью войск остался в городе, а остальные ушли в Курляндию на зимние квартиры.

Пруссаки на всю Европу трезвонили о зверствах русских варваров, забывая о своих в Саксонии. Представляли сражение при Гросс-Егерсдорфе досадным и ничего не значащим эпизодом в победоносной войне.

«Старик Фриц» решил, что после столь несчастливо для русских завершившейся компании они более не посмеют снова вторгнуться в его королевство и отозвал из восточной Пруссии Левальда с почти всеми войсками, которым предстояло выгнать из Померании шведов.

Новый главнокомандующий русской армии Фермор по приказу сидевшей в Петербурге Конференции (как бы, Генерального штаба) в начале января наступившего 1758 года вернулся и быстро занял всю восточную Пруссию, без сопротивления взял Кенигсберг и стал приводить население к присяге русской государыне. Прежнего разбоя не происходило, жители королевства не возмущались и покорно присягали.

Летом армия Фермора не спеша двинулась на запад. Несмотря на протесты польского короля она заняла польские Эльблонг и Торн, форсировала Варту, в начале августа вошла в отчину Фридриха -Бранденбург и осадила почти неприступную, окружённую с трёх сторон водами Одера и Варты, а с четвёртой, восточной — болотами, крепость Кюстрин. После неё должен был наступить черёд Франкфурта-на-Одере и дальше наступление на столицу королевства — Берлин. 2-я дивизия под командованием генерала Румянцева, в которой среди прочих находился и 2-й Московский полк, севернее захватила город на Одере Шведт и по приказу главнокомандующего зачем-то в отрыве от главной армии должна была удерживать его. Видимо, опасались нападения на северный фланг со стороны Померании.

Фридрих всерьёз забеспокоился и из Силезии быстрым маршем двинулся к осаждённому Кюстрину, призывая его гарнизон ни в коем случае не капитулировать. По дороге к нему присоединился корпус графа Доны. Армия в 33 тысячи солдат при 120—140 орудиях 23 августа форсировала Одер между Шведтом и Кюстриным и двинулась навстречу с армией Фермора.

В 11 верстах к северо-востоку от Кюстрина русские заняли довольно удобную позицию за ручьём Митцель на крутой перед фронтом возвышенности и стали поджидать пруссаков. Фридрих Второй, оценив положение, 14 августа обошёл русских с их правого фланга, вышел к ним в тыл и атаковал от деревни Цорндорф. Русские успели развернуть фронт к неприятелю, но утеряли все выгоды своего прежнего расположения. Королю было известно, что правый фланг русских занимали полки недавно сформированного Обсервационного корпуса Шувалова и направил главный удар по ним. К удивлению, необстрелянные русские солдаты, выдержав жестокий двухчасовой обстрел неприятельской артиллерии с господствующих цорндорфских высот, затем достойно встретили грозную пехоту врага, перешли в контратаку и погнали пруссаков. Офицеры не могли остановить бегущих, сам король принялся увещевать своих солдат. Положение спас генерал Зейдлиц- его 71 эскадрон отличной кавалерии остановил русских.

Но с левого фланга началась атака дивизии Броуна. Русская кавалерия и пехота отбросили пруссаков. Большие потери им наносили залпы «шуваловских единорогов». Но нашим солдатикам на беду попались бочки с вином. Естественно, не обращая внимания на командиров, перепились и полегли под палашами прусских кирасиров и драгун. Избиение прекратилось лишь после блестящей атаки русской тяжелой кавалерии.

Остальные, оставшиеся на время без исчезнувшего с поля боя Фермора (вроде бы, был контужен в ногу и уехал в тыл), потерявшие многих офицеров, встали стеной и дрались до последнего. Фридрих назвал их «самыми свирепыми солдатами».

Повторной атакой Зейдлиц смог почти полностью уничтожить Обсервационный корпус, сбить с позиции всю первую линию русских, но вторая стояла твёрдо и отбила наступление пруссаков. Особенно отличились 1-й и 3-й гренадерские полки.

После полудня утомленные боем пехота и кавалерия противников активные действия прекратили. Стреляла только артиллерия. Русские устояли, хотя и из 45 тысяч человек потеряли половину. Пруссаки потеряли 12 тысяч и победу в сражении приписали себе, хотя на второй день биться, в отличие от русских, были уже не в состоянии.

Фридрих, крайне озабоченный результатами сражения и, особенно, стойкостью русских солдат, отвёл свою армию к Кюстрину, а мимо, на виду его войск с достоинством и никем не потревоженная на север к прусскому Старгарду прошла армия Фермора. Затем она отступила к Лансбергу, а осенью — в Польшу, где и пребывала до конца года. Король же, оставив Кюстрин, двинулся в Силезию для продолжения военных действий против австрийцев.

_________

2-й Московский полк зимой квартировал в польском Эльбинге. Во время отхода армии из Пруссии пехотная бригада генерал-майора Пальменбаха из дивизия Петра Румянцева получила приказ Фермора повернуть на север и взять мощную крепость на берегу Балтийского моря Кольберг. Бригада, куда входили и московцы, в составе четырёх полков подошла к городу и стала готовиться к штурму. Хотя сам гарнизон крепости был невелик, полторы сотни орудий на её стенах представляли серьезную угрозу для русских и сразу идти на штурм Пальменбах не решился. Да, честно сказать, и большого желания атаковать у генерала не было. Полтора месяца бригада протопталась у Кольберга, а после известия о приближении 10-тысячного отряда пруссаков, снялась с места и спокойно ушла за Вислу на зимние квартиры.

В Эльбинге Московский полк, насчитывавший к этому времени всего 1.100 человек, получил небольшое пополнение. Новый командир полковник Карл Шиллинг, сменивший раненого при Гросс-Егерсдорфе Прозоровского, после похода с немецкой добросовестностью принялся приводить полк в порядок. Прежде всего была укреплена дисциплина, проводилось обучение как новобранцев, так и старослужащих, что последним, конечно, не очень пришлось по вкусу. Но на зиму по приказу Фермора солдаты получили по три смены белья, по паре новых сапогов и башмаков, шерстяные чулки и перчатки, овчинную или стёганную душегрейку (тот самый ватник!), в которой тепло было на посту. В артельных котлах каждый день варилось мясо, не было недостатка в свежем хлебе — мололи зерно в ручных жерновах, которые по два были выданы на каждую роту. Шиллинг добился поставок в полк всего положенного и солдаты были довольны.

Данилов с ещё двумя молодыми офицерами занимали тёплый флигель в доме зажиточного еврея, хозяина рыбной лавки, которая примыкала к дому. Почти каждый день к дому подъезжали возы с рыбой и шли долгие препирательства с рыбаками- поляками о цене балтийской селедки, вислинских щук и судаков. Изо дня в день цены оставались прежними, но разговоров и гвалта все равно было достаточно. Сбыв товар, рыбаки уходили в шинок на другой стороне улицы, пили «гданскую» и ругали неуступчивого торговца.

Вначале запах рыбы, казалось, пропитавший весь дом, вызывал отвращение, но скоро офицеры привыкли и перестали обращать на него внимания. Тем более, что дворовый человек Данилова — Сенька, за пару копеек покупал у хозяина аршинного судака и готовил восхитительный обед — уху, заливное или студень, чем доставлял большое удовольствие и получал похвалу всей компании. Иногда сама хозяйка баловала офицеров форшмаком из слабосоленой селедки, картошки, лука и тертого яблока. Форшмак идеально подходил в качестве закуски и шёл «на ура».

Перед Крещением Данилов получил посланное батюшкой с оказией письмо. В нем тот сообщал, что ему известно о подвигах армии и высказывал уверенность, что его отрок не посрамит их честной фамилии. С благословением, приветами от родных и, особенно, от семейства Курятниковых, в письме сообщалось, что год выдался неурожайным и несколько мужиков, как донёс староста, между собой сговаривались сбежать на Дон. Пришлось всыпать батогов, но и открыть амбар для малоимущих.

В пакете кроме письма Андрей нашёл десять золотых «империалов». Эта сотня рублей были весьма ощутимой прибавкой к невеликому жалованию прапорщика. За целковый можно было купить пуд хлеба, или ведро водки, или бутылку шампанского, а за два-три червонца — крепостного крестьянина. Надежный человек — новый батальонный лекарь, доставивший пакет, передал ещё один приятный подарок от родителя — туесок с пятью фунтами липового мёда, который Андрей любил с детства.

В феврале прибыли две полупудовые дополнительные гаубицы и число орудий в полку увеличилось до шести. Из фузилеров отобрали 30 человек и за городом артиллеристы стали их обучать обхождению с этими бронзовыми чудовищами с двумя единорогами вместо обычных скоб на стволе.

Через месяц Шиллинг вывел полк в поле и до позднего вечера пехота месила таявший снег, строила шеренги и колонны, городила рогатки против конницы, ходила в атаку, стреляла, «колола» штыком. Рядом бывшие фузилеры уже довольно ловко управлялись с орудиями, почти не робея посылали в цель ядра, гранаты и картечь.

Пороха сожгли немало, за что полковнику из дивизии выразили неудовольствие. Провиантмейстер, кстати, тоже немец, которого Шиллинг посадил под арест за неисполнение своего приказа и грозил открыть разбирательство о казнокрадстве, съездил в штаб и донёс на командира полка. Пришлось тому ехать и объясняться. Когда стали искать провиантмейстера, оказалось, что того и след простыл.

3. ПОБЕДА ПРИ КУНЕРСДОРФЕ

Весной 1759 года в центральной Европе вновь начались активные боевые действия. К этому времени войска антипрусской коалиции насчитывали почти полмиллиона солдат и превосходили противника в численности почти в два раза. Несмотря на это, пруссаки успешно действовали в Саксонии и Богемии против австрийцев, спокойно сдерживали в Померании неторопливых шведов и лишь принц Фердинанд Брауншвейгский на западных границах королевства у городка Берген под Франкфуртом-на-Майне наконец-то потерпел поражение от до этого неудачно действовавших французов. На востоке хаотично маневрировал генерал Дона, стремясь предугадать планы русских и занять выгодные позиции, чтобы не допустить их вторжения в Брауншвейг, соединения с австрийцами и одновременно отрезать от тыловых баз. Задача перед Доной стояла сложная, но король обещал ему при необходимости свою немедленную поддержку.

В апреле русская армия снялась с зимних квартир и по проторённой дорожке двинулась к Одеру на соединение с австрийским корпусом Дауна. В конце июня уже в походе она получила нового главнокомандующего — фельдмаршала графа Петра Семёновича Салтыкова. Фермор был вновь назначен командиром 1-й дивизии, куда среди прочих входил 2-й Московский полк.

В отличие от своих предшественников Салтыков придавал большое значение ведению разведки, несмотря на солидный возраст, сам часто бывал на рекогносцировках, его часто видели в авангардных частях. Легкая кавалерия, казаки и гусары, постоянно находились в поиске. Для фельдмаршала не было секретом расположение войск неприятеля.

Дона осторожничал и не смог воспрепятствовать вступлению русской армии в Брауншвейг, за что разгневанным королем был изгнан со своего поста. Его заменил генерал Карл фон Ведель, который сразу решил атаковать Салтыкова. Располагая 27,5 тысячами солдат с полусотней тяжелых орудий, Ведель устремился к деревне Пальциг, чтобы занять там господствующие высоты и на удобной позиции встретить русских. Но оказалось, что эти высоты уже заняты войсками Салтыкова. Мало того, чтобы добраться до русских Ведалю предстояло ещё форсировать заболоченный ручей Эйхемюлен перебраться через который можно было только в трех местах — по мосту у Гейдемюле и Никерна, и вброд у Эйхемюле. Добрый старичок, «сущая курочка» — граф Пётр Семёнович Салтыков оказался совсем не так прост, как казалось пруссакам. Свою 52-тысячную армию при 188 тяжелых орудиях он расположил в две линии на высотах восточнее Пальцига. Пехота Фермора, Голицына и Вильбуа построилась в центре. Шесть мощных батарей, которые простреливали все пространство перед позицией, были выставлены по фронту впереди пехоты. Ещё одна батарея расположилась на холме между первой и второй линией армии. На флангах разместились кирасиры, казаки и конно-гренадеры Панина, кирасиры и драгуны Еропкина, гусары Демику, казаки и гусары Тотлебена. Казаки заблаговременно уничтожили мост у Никерна на слабом русском левом фланге и тем самым значительно затруднили здесь действия пруссаков. Позиция русских была практически неприступной. Но Ведель днём 12 июля начал атаку.

2-й Московский полк стоял на правом фланге дивизии Фермора и прикрывал одну из русских батарей. С холма можно было рассмотреть, как у горящего Никерна завязалась перестрелка, пруссаки сунулись было перейти ручей вброд, но вода доходила до плеч, ноги вязли в иле, ядра, пули и картечь сыпались градом и они повернули назад. Попытка прусской конницы охватить здесь же левый фланг русских также была отбита.

В центре после артиллерийской подготовки в атаку свои войска повёл сам Ведель, но попал под такой огонь, что его солдаты не смогли даже дойти до русских позиций.

Несколько пехотных полков были просто рассеяны и перестали существовать. Множество офицеров были убиты или ранены, тяжелое ранение получил генерал Мантейфель.

На помощь к Веделю бросился со своей кавалерией генерал Воберснов. Этот храбрец через заросшее кустарником болото увлёк за собой своих кирасиров и драгун, вместе с четырьмя пехотными полками атаковал правый фланг русских, прорвал первую линию русской пехоты (Владимирский мушкетерский полк), но попал под сокрушительный огонь стоявшей на холме батареи. Генерал был убит среди первых, а его кавалеристов атаковали кирасиры и конно-гренадеры Еропкина, а также полк Демику. В сече погиб Демику, но пруссаки были остановлены. Владимирцы собрались и стрельбой залпами стали опустошать ряды конницы Воберснова и пехоты Веделя.

Одновременно пруссаков атаковали кавалерия Панина, 2-й Московский и Пермский мушкетерские полки.

Московцы, полдня стоявшие за невысокой горкой во второй линии в прикрытии крайней правофланговой батареи, увидели прорвавшихся пруссаков, быстро развернули полковые орудия и неожиданно для них открыли огонь. Пруссаки замялись, вдобавок попали под сильный ружейный огонь и начали пятиться назад. Их били со всех сторон — рубила кавалерия Панина, стреляла пехота Фермора, широкие дороги в рядах прокладывала артиллерия. Мужество оказалось не безграничным и пруссаки в панике бросились бежать с поля боя. Их почти не преследовали. Русские затеяли благодарственный молебен и было не до пруссаков.

Потеряв 7—10 тысяч солдат, армия Веделя через несколько дней соединилась с войсками Фридриха Второго, решившего взять дела на Одере в свои руки и наконец разделаться с русскими.

Армия Салтыкова потеряла почти вдвое меньше, взяла богатые трофеи, а главное проявила стойкость и хорошую организованность. Разумные и своевременные распоряжения русского главнокомандующего не оставляли пруссакам никаких шансов на успех.

В последних числах июля союзная 64-тысячная русско-австрийская армия под командованием графа Салтыкова стояла лагерем в нескольких верстах восточнее Франкфурта-на-Одере и ждала подхода резервного австрийского корпуса генерала Гаддика. Не дождалась. Вместо него явился король Фридрих, который с 48 тысячами солдат совершил быстрый марш, 31 июля моментально переправился через Одер и неожиданно предстал перед союзниками. Зная о неравенстве сил и понимая, что может погибнуть во время битвы, Фридрих направил в Берлин письмо с завещанием о наследовании престола одним из принцев. Но, вместе с тем, король продолжал верить в удачу. С ним были его лучшие войска, славные генералы Зейдлиц и Финк. Он отлично помнил, как уступая в числе французам и цесарцам при Росбахе, наголову разгромил их объединённую армию, убив, ранив и взяв в плен 17 тысяч врагов, и потеряв лишь 500 своих солдат и офицеров. Подошло время для решительного сражения, в котором он должен попытаться выбить русских с немецкой земли и прогнать их в Польшу.

Главный удар Фридрих решил нанести по левому, наиболее удобному для атаки, флангу союзников. Нападение производилось, не по фронту, куда были развёрнуты орудия русских батарей, а в тыл и под крыло этому самому левому флангу. Здесь, на Мельничной горе (Мюльберг), позиции занимали войска князя А.М.Голицына. На них Фридрих и решил навалиться основными силами. Остальные войска союзников со своей кавалерией должен был сковать Зейдлиц, где напротив деревни Кунерсдорф в центре, на Большой островерхой горе (Гроссшпицберг) стояла дивизия Румянцева, а правый фланг на Еврейской горе (Юденберг) занимала дивизия генерала Фермора и авангард армии — отряд Вильбуа. За дивизиями Фермора и Румянцева расположились 18,5 тысяч австрийцев опытного, но очень уж осторожного фельдмаршала Лаудона, которые 23 июля присоединились к 45-тысячной русской армии Салтыкова.

Весь день перед сражением солдаты 2-го Московского полка рыли окопы и рвы, рубили засеки, против вражеской кавалерии устраивали волчьи ямы, помогали артиллеристам устанавливать орудия. Рота Данилова, произведённого за геройство в Гросс-Егерской баталии в поручики, вылила сосны и березы, тесаками рубила кустарник перед батареей, очищая сектор обстрела. Ветки носили на горку и из них вязали туры, которые тут же наполняли землёй и устанавливали на позициях для защиты от вражеского огня. Солдаты сняли мундиры и работали в нательных рубахах. Амуниция и оружие остались наверху. Из леса, раскинувшегося у подножья горы, выехали несколько чугуевских казаков и направились к московцам.

— Сворачивай работу, ребята, — ещё не доехав до них крикнул бородатый станичник.

— Что так? — поинтересовался Данилов.

— Пруссак прет, Ваше благородие. Мы час назад за лесом их разъезды видели. Кажется, гусары были.

— Что ты городишь, борода? — рассердился подошедший командир батальона.- Не просох ещё? Пруссаки за рекой и носа своего показать остерегаются.

Майор не успел договорить, как хлопнули несколько выстрелов и из-за деревьев вылетели полтора десятка прусских гусар.

С горы их заметили раньше и наперерез к ним уже скакали русские драгуны. Пруссаки, не принимая боя, развернули коней и скрылись в лесной чаще.

На следующий день ранним утром 1 августа 1759 года прусские войска показались ввиду армии Салтыкова. Фридрих решил создать на одном участке подавляющее преимущество и затем последовательно одну за другой разгромить дивизии противника. Пруссаки быстро установили три большие батареи против войск Голицына, открыли мощный огонь и в 11 часов пошли в атаку. Миновав виноградники, они с разных сторон нанесли несколько последовательных ударов конницей и пехотой. Русские все-таки успели развернуть орудия против противника и встретили пруссаков огнём, но те упорно шли вперёд. Восемь батальонов прусских гренадер воспользовались на склоне Мюльберга «мертвой зоной» для орудийного огня, быстро поднялись наверх холма и ворвались в укрепления русских. С тыла русские позиции и вагенбург армии атаковала кавалерия Финка.

Страшный артиллерийский огонь, грозные шеренги прусских гренадеров, разбитые и замолчавшие свои батареи внесли в ряды защитников Мюльберга сумятицу и панику. Пруссаки захватили до сотни орудий и взяли пять тысяч пленных. Русские потеряли Мюльберг. Не помогли и двинутые на помощь Голицыну резервные полки Панина. Предвкушая победу, Фридрих уже отправил в Берлин депешу о разгроме русских. Салтыков на какой-то момент растерялся, вместо того, чтобы руководить войсками, начал усердно молиться. Может быть, молитва или стойкость войск и распорядительность Румянцева, а, скорее, все вместе помогли преодолеть кризис.

Наступил черёд Большого Шпицберга, отделенного от Мюльберга глубоким и широким оврагом Кунгрунд. Несмотря на потери и усталость своих войск, Фридрих отдаёт приказ атаковать дивизию Румянцева. Большая русская батарея, устроенная на холме, буквально опустошает атакующие колонны прусской пехоты, но ей все-таки удалось подняться на плато. Начинается ожесточенный рукопашный бой буквально за каждую пядь уже обильно политой кровью земли.

С фронта от Кунерсдорфа на Шпицберг двинулась кавалерия Зейдлица. Но вновь отличились русские артиллеристы. Орудия били не только со Шпица, но и с Юденберга. Прусская конница не выдержала огня и остановилась. В этот момент её атаковала русская и австрийская кавалерия. Русские кирасиры и венгерские гусары врезались в поредевшие шеренги пруссаков и отбросили их к лесу и кунерсдорфским прудам. Зейдлиц был тяжело ранен и его расстроенные полки начали беспорядочно отступать. У деревни они укрылись за своей пехотой.

А в это время дивизия Румянцева почти очистила вершину холма и одну за другой отбивала волны поднимавшейся из оврага прусской пехоты. Сплошную массу пруссаков на дне оврага и на спуске с Мюльберга уничтожали единороги генерала Бороздина и атаковала Австрийская конница. Поддержать Румянцева Салтыков приказал 2- Московскому, 1-му гренадерскому и Азовскому мушкетерскому полкам. Московцы с гренадерами и азовцами с правого фланга бегом бросились выручать своих на Шпицберге. Их встретил сам Румянцев. На коне в окружении нескольких офицеров и ординарцев Петр Александрович приподнялся на стременах и, указав на пруссаков, крикнул:

— В штыки их, ребята!

К этому моменту пруссакам из последних сил все же удалось зацепиться за край плато и они стремились расширить этот плацдарм. И очень им хотелось взять русскую батарею. От Кунерсдорфа вновь в атаку пошла прусская кавалерия, но была перехвачена Каргопольским и Санкт-Петербургским конно-гренадерскими полками, остановлена и обращена в бегство.

Московцы сразу ворвались в свалку, взяли назад несколько уже захваченных пруссаками гаубиц, помогли отбиться подуставшим петербургским мушкетерам и смели батальон неприятельских гренадер в овраг. Особенно усердствовала рота Данилова. Пространство вокруг неё расчищалось как-будто само собой. Сам поручик бесстрашно бился с огромными гренадерами, уворачиваясь от штыков, колол их шпагой. А потом со своими мушкетерами первым бросился в овраг на толпу скопившихся там пруссаков. Показалось, что этот бросок переломил ход сражения — пруссаки начали отступать. Их выбили из Кунгрунда, а затем и с Мюльберга. Положение попытались спасти прусские лейб- кирасиры, которые бросились на московцев, но сами были атакованы чугуевскими казаками и полностью перебиты, а их командир пленён. Все штандарты кирасир достались казакам.

Московцы гнали пруссаков по склону Мюльберга к Кунерсдорфу. Около прудов под огромным дубом заметили небольшую группу прусских командиров, окружённых конвоем гусар и рослых лейб-гренадер. Мелькнула фигура старика в чёрной треуголке и простом синем камзоле, со звездой ордена Черного орла на груди — король Фридрих! Бросились туда, но конвой встал стеной. Данилов приложился к ружью, захваченного на Мюльберге и выстрелил. Шляпа, пробитая пулей, слетела с седой головы Фридриха. Кто-то из офицеров свиты схватил под узды лошадь короля и вывез его из боя. Продырявленную пулей шляпу после сражения преподнесли Салтыкову как трофей (сейчас она является экспонатом в Музее А. В. Суворова в Питере).

Союзная армия везде перешла в наступление. Пруссаки, бросая оружие, свои и трофейные пушки, обратились в бегство. Под Фридрихом были убиты две лошади, его жизнь спасла золотая готовальня, о которую сплющилась пуля, летевшая в сердце. Раздавленного горем бегущего короля сопровождали лишь несколько офицеров — блестящая свита рассеялась. Армия Фридриха Второго была полностью разгромлена, такого поражения она ещё не испытывала. Она потеряла 25,5 тысяч солдат и офицеров, 7 генералов, 250 орудий, 27 знамён и два штандарта. Потери армии Салтыкова составили 16,5 тысяч человек, из них 2.300 австрийцев. Русские ясно показали, что располагают одной из самых лучших армий в Европе с прекрасной артиллерией, стойкими солдатами, грамотными и мужественными офицерами, которые в горячке боя напрочь забыли о своём дворянском происхождении и наряду с подчиненными, простыми мужиками в зелёных мундирах, храбро сражались в первых рядах. 566 русских офицеров пролили свою кровь в битве при Кунерсдорфе. Среди них был и Андрей Данилов, получивший несколько легких ранений в кунгрундском овраге. В горячке боя он их почти не заметил, но после того, как выстрелом из ружья «снял» шляпу с прусского короля, туман поплыл перед глазами и поручик медленно осел на землю. Мимо промчались австрийские драгуны, преследовавшие пруссаков и если бы не свои мушкетеры, буквально выхватившие Данилова из-под копыт этого табуна, лежать бы ему в германской земле. Но, Бог миловал!

Ещё раз Андрею пришлось сразиться с пруссаками под началом генерал-поручика графа З.Г.Чернышева на следующий год. 28 сентября 1760 года корпус генерала, куда входили и московцы, вместе с отрядом генерала Тотлебена, после суточной бомбардировки взял столицу прусского королевства — Берлин. Ничего хорошего горожане не ждали, отлично знали негласные правила тех войн, когда враг брал город на штык, и поэтому, чтобы откупиться, магистрат быстро собрал полтора миллиона талеров контрибуции и ещё двести тысяч на содержание русских войск. Деньги были получены, содержание роздано, оружейные и пороховые заводы уничтожены, арсеналы опустошены и 1 октября при приближении королевской армии корпус оставил Берлин. Безобразий допущено не было. Но, если и были почищены некоторые трактиры и лавки, покудахтали расчетливые немочки, так это по взаимному согласию. А то, как же?

Ровно через год корпус Чернышева совместно с австрийскими войсками Лаудона взял сильную крепость Швейдниц в Силезии. В ночном штурме московцы вместе с русскими гренадерами первыми преодолели ров, взяли вал и ворвались в город. Три часа кровопролитного рукопашного боя внутри крепости запомнились Данилову надолго.

25 декабря 1761 года скончалась государыня Елизавета Петровна. На престол вступил её племянник, почитатель Фридриха Второго — Петр III, который тут же заключил союз с Пруссией против австрийцев. Фридрих был счастлив такому неожиданному обороту дела. Правда, насколько оно было неожиданным стоит под вопросом. Пруссаками явно велась какая-то игра с наследником Елизаветы.

Чтобы ещё более потрафить своему кумиру, русский император переименовал 2-й Московский полк в «Королевско-Прусский» и предложил Фридриху стать его шефом.

Абсурд продолжался недолго. Когда Петр вдруг решил воевать с Данией, братья Орловы устранили чудака и подсадили на трон его жену и свою пассию Екатерину Алексеевну — урожденную Софию Августу Фредерику Ангальт- Цербсткую, 22 сентября 1762 года коронованную как Императрица и Самодержица Всероссийская.

Россия вышла из бесполезной войны и несмотря на недовольство союзников, прежде всего Франции, объявила о своём нейтралитете. Армия, уже начавшая испытывать недостаток продовольствия, покинула Пруссию и ушла домой.

Московцам вернули прежнее наименование полка. Местом их расквартирования была выбрана Калуга. Солдаты и офицеры за казенные деньги были размещены по домам жителей города и потекла мирная жизнь. Но уже в недалеком будущем предстояли важные дела на южных окраинах Великой Империи, помыслы которой будут устремлены к берегам Черного моря.

Часть 2