А о чем лорд Бастельеро не знает, то его и не беспокоит…
Чтобы не конфузить Саграсса еще сильнее, Лучано вышел из разгромленной комнаты и огляделся в поисках остальных.
Я должна как-то исправить то, что сама натворила… И для начала усвоить урок, за который заплатила так дорого. Каждый отвечает за то, что решил и сделал, но нельзя взять на себя решение за другого…»
И для начала усвоить урок, за который заплатила так дорого. Каждый отвечает за то, что решил и сделал, но нельзя взять на себя решение за другого…
Дело, которое кормит само себя, но не приносит прибыли, рано или поздно убивает всякое желание им заниматься.
злость грандсиньора Энцио напоминает чинский фейерверк – такая же яркая, быстрая и… бесплодная
Пусть думают, что угодно, все равно правду им не понять. Они скорее поверят, что я за один вечер поимел шестерых, включая собственных друзей, чем в любовь, дружбу, порядочность и прочие невозможные вещи!
Прекрасная девица, которая выказывает тебе благоволение, это хорошо? Просто беллиссимо! Две? Еще лучше! Конечно, если хватает ума и ловкости метаться между ними, не обижая ни одну. Три… уже слишком хлопотно. Но семь – это чистый ужас!
Лучано было и смешно от происходящего, и жалко Аластора, который изо всех сил старался быть галантным кавалером для семи очаровательных зубастых щучек, что так и норовили пообкусывать друг дружке плавники.
Неужели я становлюсь приличным человеком? – содрогнулся Лучано. – Что за насмешка судьбы?! Нет, правы грандмастера, что держат Шипов подальше от обычных людей. Стоит задуматься, что заказ – это не игра и не работа, можно дойти до такого, что или рехнешься, или сам шагнешь навстречу смерти».
Но ведь мы все – честные люди, милорды, не так ли?
– Разумеется, грандсиньор!
Лучано истово прижал к сердцу ладонь, подумав, что действительно честный человек в этом кабинете только один, и он сейчас ошеломленно хлопает глазами, пытаясь понять, куда клонит его светлость. Ну, в самом деле! Назвать честным Шипа, хоть и бывшего, попросту насмешка над словом честность. А грандсиньор канцлер – слишком великий человек, чтобы применять к нему такие простые мерки.
