автордың кітабын онлайн тегін оқу Любовный лабиринт Тонки
Анатолий Анатольевич Воробьев
Любовный лабиринт Тонки
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Анатолий Анатольевич Воробьев, 2019
Если коротко — это повесть о любви русского молодого парня из Украины и девушки из Белоруссии, встретившихся в Литве совершенно случайно, когда мы еще все были вместе.
Про их разлуки и встречи, про то, что настоящее чувство способно преодолеть любые трудности… Способно даже пережить предательство.
Про то, что настоящая Любовь всегда трагична?
Про то, что один человек способен любить, а другой оказался не способен.
Обложка книги — репродукция картины Чюрлениса «Истина».
ISBN 978-5-0050-8281-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любовный лабиринт Тонки
повесть в прозе, стихах и письмах
«Ни в паству не гожусь, ни в пастухи.
Другие пусть пасут или пасутся.
Я лучше напишу тебе стихи —
они спасут тебя…»
(А. Вознесенский)
Часть первая
1
Середина лета.
Кафе. Вечер. Если выйти на террасу, то почти сразу же внизу чернеет озеро. На фоне неба в пелене тумана торчат пики костела.
Внутри кафе шумно, но в меру.
Поют «итальянцы». Светомузыка. Теплый тихий вечер.
Появляются всё новые посетители, некоторые уходят. За столиком двое: один — высокий брюнет с красивым, несколько вызывающим, взглядом, который подчёркивают усы — Вадим, другой — среднего роста, светлый, пожалуй, иногда загораются глаза, но это может казаться из-за бликов фонарей. Зовут Антоном. Обоим лет по двадцать.
Чуть позже входят две девушки, садятся за соседний столик и заказывают шампанское.
Звучит медленная музыка и Вадим встает и приглашает одну из подружек. Темненькую. Другая, светлая, остается одна и через какое-то время рассеянно оглядывается вокруг. Ее взгляд скользит по Антону и задерживается на секунду… Он, прикрыв лицо руками, глядит на нее сквозь пальцы. Затем встает и выходит наружу и, облокотившись на перила, смотрит через стекло на нее.
Ее приглашает на танец какой-то другой парень. Она соглашается.
Антон до конца вечера так и не входит внутрь.
Кафе закрывается. Гаснут огни. Вадим уходит, забирая чёрненькую. Вторая, Людмила, стоит посреди зала и не уходит, словно чего-то ожидая.
Антон подходит к ней сзади, она его не видит :
— Можно мне вас проводить?
— Тут совсем рядом, — она оборачивается и улыбается, разводя руками.
— Ну и что?
— Можно…
Они медленно идут к её дому, и у них в ушах ещё звучит музыка кафе. Но она иная: от этой музыки не слышны шаги, все вокруг сказочно, волшебно.
Они идут, как по краю пропасти: шаг в сторону — и всё!..
И от этого замирает сердце.
Их руки почти касаются друг друга, их глаза встречаются… и не могут оторваться! Всё это так неожиданно…
В это не верится!
— Мне так легко и просто с вами…
Могу говорить и говорить: обо всём, про всё.
И не будет смешно.
Я вам верю.
— Мы часто приезжаем сюда отдыхать с мамой. А кафе…
— Я здесь первый раз. И сразу — вы. Может, это от шампанского?
— Может! — смеется она.
— Знаете, когда вы вошли и сели за столик с…
— Алдоной, — подсказывает она.
— Да, с Алдоной, — соглашается он, — мне захотелось пригласить вас к себе, в свой мир…
— В какой?
— Я и сам не знаю. Вдруг почувствовал, что он есть.
— А как вы удивились, что меня зовут Людмила! — её широко раскрытые глаза искрятся, — « почему Людмила»?
— Я просто не ожидал, думал, будет что-то прибалтийское… А вы — Людмила!
— Милка. Меня всегда зовут Милка… Мои друзья.
— Послушайте, можно, я прочту вам стих? Мне очень хочется…
— Можно.
Ворочается гном,
дрожит свеча. Рассвет.
— Придёшь сегодня сном?
— Прости, сегодня — нет.
— А что стряслось? — Да, так…
— Опять дела? — Дела.
И катится яичко
вдоль узкого стола.
— А, может, всё же будешь?
— Да вряд ли. Ты не жди.
— А знаешь, будет стужа
и долгие дожди.
— Да, знаю, будет стужа.
И лёд. И холод тьмы.
А под окошком лужа…
— Но, всё же, будем мы?
Дрожит рассвет. Светает.
Ворочается гном.
А в воздухе витает :
«Придёшь сегодня сном?»
Она молча смотрит в его глаза…
Затем отстраняется от него, слегка отталкивая рукой :
— Вот мы и пришли. Здесь я живу, — показывает она на дом, — во-он тот первый подъезд. Мы с мамой здесь всегда снимаем комнату…
Они стоят друг перед другом.
— Мне пора … — произносит она.
— Где я могу вас увидеть? — перебивает он ее.
— А вы хотите? — её глаза глядят в его настороженно.
— Да. Хочу!
— Приходите завтра на танцы в парк у Немана. В семь. Придёте?
— Приду.
Она улыбается морщинками у глаз :
— Тогда, до завтра! — и убегает в подъезд, смеясь.
«Завтра!»
«Да нет, не может быть никакого завтра!..Ничего этого не может быть!»
Он оборачивается, но дом стоит на том же месте. Вон и подъезд, куда только что забежала она. Он поднимает глаза вверх — небо усыпано звёздами! Ни одна не падает!
Но ведь одна всё-таки упала!..
Когда он возвращается в кемпинг, все уже спят. Он долго сидит перед входом в палатку.
Сидит и не верит, что завтра снова увидит её. Или, кажется, увидит, а она его не узнает. Мало ли вокруг таких же, как он!..
«Ах, если бы можно было скомкать время в руке, смять, как клочок бумаги, в комок — и вот уже завтра, семь часов!..»
2
День тянулся мучительно долго: Антон что-то говорил, отвечал, смеялся. Иногда невпопад. Вадим поглядывал на него и улыбался. В шесть Антон удрал от всех и медленно пошел в направлении огней, где уже слышалась музыка.
Её ещё не было.
Он обошёл всю танцплощадку — её не было!
«А вдруг она не придёт?» — где-то внутри мелькнула мысль.
Он ведь даже не знает, кто она, где живёт!..Хотя, где живёт — знает!
Антон сел и закурил.
Что-то чёрное накрыло его и принялось стирать всё вокруг…
И вдруг он увидел её!
Она танцевала с каким-то парнем медленный танец. И весело болтала!
Антон продолжал сидеть и курить, внимательно глядя на неё. Его он не видел.
«Нет, не могу», — сказал сам себе, поднялся и пошёл через круг. И сел совсем недалеко от них.
Она танцевала лицом к нему — он смотрел на неё — она его не видела.
Музыка замолчала, и они пошли по направлению к нему.
И, не доходя совсем немного, она заметила его. Глаза её заблестели, она улыбнулась и протянула ему руку (бросив спутнику: « Я сейчас») :
— Привет! Я немного задержалась, никак не могла вырваться!
Она болтала без умолку, а он смотрел на её лицо и не верил, что она рядом, что говорит всё это ему.
На мгновенье он обернулся — парень, что пришел с ней, смотрел на него.
Она вся лучилась, соломенные пряди вились, словно ковыль, по розовой кофточке, доставая до « бананов» цвета кофе с молоком.
— Можно с вами потанцевать? — предложил он.
— Я люблю танцевать, — легко согласилась она.
И даже не взглянула на своего дружка.
Они танцевали, и он вновь чувствовал её совсем близко, вдыхал запах её волос.
Когда танец закончился, её парень подошёл и, не глядя на Антона, сказал :
— Пойдем, Мила, нам пора!
И она, будто спохватившись, немного виновато (как Антону показалось) сказала :
— Мы сегодня собираемся небольшой компанией. Нас ждут… Надо идти, — и пожала плечами.
Он стоял перед ней, опустив руки — и в ответ тоже пожал плечами :
— Ну, раз надо…
— Пошли, — обернулась она к своему спутнику.
Антон глядел на её спину, чувствовал, что она уходит навсегда. Глупо, нелепо… Уходит!
— Постойте! — вырвалось у него.
И он схватил её за руку.
Она обернулась и застыла с приоткрытым ртом :
— Что?!
Остановился и её попутчик — Антон глянул на него, и тот, нехотя, отошёл в сторону.
— Слушайте, у меня завтра день рождения. Я вас приглашаю! Приходите в « Руту», кафе, к пол-девятому… придете?
Она задумалась :
— Как-то неудобно, ведь мы не знаем друг о друге ничего…
— Там будем только я и мой «брат» Вадим. Больше никого. Приходите!
— А если я приду не одна?
— Пожалуйста.
— Приду, — и она легко провела ладонями по его рукам.
Затем повернулась и, не оглядываясь, пошла к выходу. Её « друг» пошёл за ней следом.
3
Кафе « Рута». Вечер. За столиком сидят Вадим и Антон.
— Думаешь, она придёт?
— Не знаю…
— Она придёт!
— Откуда ты знаешь?
— А вон, смотри! — кивает головой Вадим на дверь.
В дверях появляется Людмила — волосы развеваются, белая рубашка обрисовывает её тело. Она точно летит. В руках — маленькая коробочка.
Антон вскакивает и идёт ей навстречу. Они сталкиваются среди танцующих:
— Вы пришли! Одна?
— Одна! — она не может отдышаться, смахивает прядь волос с лица, — Так будет лучше … « Мои» звали меня с ними на Остров Любви. Знаете?
— Нет…
— Но я почему-то пошла сюда, — она разводит руками, — в таких случаях говорят: ноги сами принесли!
Она достаёт из-за спины маленькую коробочку, перетянутую синей лентой :
— Это вам! С днём рожденья!
Он развязывает ленту и раскрывает коробку.
— А у вас и правда сегодня день рожденья? Или?.. — она закусывает губу.
— Правда, — смотрит на неё Антон, — я бы не стал врать вам. А если бы его не было?
— Ничего бы не было? — тоже спрашивает она.
В руках у Антона оказывается маленький бочонок, на котором восседает чёртик с хвостом в чёрном смокинге и цилиндре.
— Это винный чёртик! — берёт она из рук Антона подарок. — Я его купила в маленьком магазине возле Чюрлёниса… Знаете?
— Я ничего тут не знаю …Мы вчера приехали.
— И никогда тут не были?
— Никогда.
— И не знаете Чюрлёниса?!
Он разводит руками в стороны.
— Вам так повезло!
— !?
— Вы его узнаете! Я вас познакомлю. Никогда никого не знакомила с Чюрлёнисом!
— Я первый?
— Да. У меня — первый. Чудо какое!..
Они втроём пьют болгарское шампанское « Искру». Людмила выпивает залпом целый бокал и смешно морщит нос.
«Рута» летит в чёрном огромном небе! Время остановилось, оно сломалось, время исчезает. На вопрос: « который час?» — все отвечают: « не знаю…»
Антон под столиком касается пальцами её руки, наклоняется и шепчет :
— Хочу потанцевать с вами!
Она радостно кивает ему в ответ.
Они поднимаются и идут в круг.
Он обнимает её и чувствует, как её руки мягко обвивают его шею, как её тело касается его. Он держит её за плечи так бережно, что почти не ощущает кожи под тонкой рубашкой. И пальцами незаметно гладит её волосы, осторожно проводит по ним щекой.
Свет внезапно гаснет! — загорается! — гаснет! — начинает мигать! В нём все двигаются рывками, часть движений исчезает. Над головой отбрасывает во все стороны блики зеркальный шар! Полное ощущение, что ты подвешен в воздухе!
Вадим отнимает Людмилу у Антона — и танцует с ней.
Антон выходит наружу и идёт по балкону к озеру — оно под ним — чёрное-чёрное! — и оттого кажется необъятным!
Краем глаза он видит, как внутрь проходит знакомая Вадима Алдона — её резко очерченый прибалтийский профиль трудно спутать, так как тут собрались, в основном, приезжие.
Одна звёздочка, задрожав, начинает падать. Кто-то сбоку кому-то (не ему) шепчет :
— Звезда падает! Загадывай скорее желанье!
Антон улыбается про себя :
«Это не моя звезда. Это — их звезда!»
Он поднимает голову вверх — со всех сторон кафе окружает звёздное небо — сколько их! Миллиарды глаз глядят на нас, а что в них — разобрать нельзя. Может, слишком далеко, может, не хотим всматриваться…
Он глядит на звезды и, кажется, летит в эту черноту. Они так близко, что стоит протянуть руки и можно дотронуться, коснуться их…
Он возвращается — Людмила улыбается ему. И, когда он садится, спрашивает его взглядом: « Что-то случилось?»
«Да», — улыбается он ей в ответ.
…Потом они идут к её дому (уже поздно). Вадим уходит с Алдоной. Они держатся за руки и молчат.
Подойдя к её дому, они садятся на скамейку… и молчат. Слов нет! Они исчезли, растворились, словно их никогда и не было. Это — бессловесный мир… Следующая ступень.
Прохладно (и жарко — от близости рук, губ, волос, глаз).
«Пора!» — нависает в воздухе.
«Не надо!»
Он снимает джемпер и предлагает ей — она отказывается.
— Может, всё-таки наденете? — Прохладно.
— Нет, спасибо…
— Слушайте.… Слушай, не могу больше на « вы». Не хочу. Давай на « ты»?
— Давай.
— Милка, одень джемпер. Холодно.
— Не хочу… Тонка. Так можно?
И опять молчание. Оно затягивается.
— Ты можешь сесть ближе?
— Могу, — улыбается она. И придвигается к нему. Их плечи касаются.
— Можно, я тебя обниму?
— Можно.
Её глаза вновь глядят в его, губы полуоткрыты.
Рука — как чугунная — медленно поднимается… и ложится на её плечо. Он растопыривает кисть и проводит ладонью по её рубашке. Она ёжится.
Они сидят рядом: Антон касается щекой её щеки, но глаза не встречаются.
…И не выдерживает первым: берет её за плечи, поворачивает к себе и глядит в глаза.
Она отворачивается и склоняет голову ему на грудь. Он гладит её волосы и шепчет: «Ми — ии- лка…»
Она трётся затылком о его подбородок и тоже шепчет: «То — ооо- нка…»
Сколько проходит времени? — оно летит, оно еле движется, оно несётся в пространстве со скоростью любви (?!), быстрее света, оно стоит на месте — его нет. Есть глаза: в них что? — нет таких слов — есть глаза. Не нужно слов.
Они подходят к её дому, к подъезду — тут она выскальзывает из его объятий и взбегает по ступенькам вверх.
— Пока, — шепчет она, остановившись.
— Нет, — почти кричит он, — не уходи! Постой.
И взбегает за ней.
Она ждёт его, стоит и смотрит на него широко открытыми серыми с желтизной глазами :
— Что, что? — беззвучно повторяют её губы.
Он наклоняется к ним и едва заметно касается, чувствует их тонкую кожу — мгновенье… и её уже нет. Только хлопает дверь.
Кто придумал поцелуй? Его кто-то придумал? А если бы придумали что-то другое?
Он всё-равно бы её поцеловал!
И остаются слова: « Пока, Тонка…» Они ещё долго висят в воздухе,.. а её уже нет. Нет и этого поцелуя. Нет ничего.
Что же есть? — Время?
Нет времени!
Что же!?
Возвращается он в кемпинг: он не идёт, не летит, его нет. Только поцелуй и её губы. И огромная, как вселенная… с небольшой желтизной на сером фоне…
4
По апельсиновой дорожке
рассвета солнечного дня
ольха несёт свои серёжки,
и просыпается земля.
Милка спешит, пытаясь уложить непослушные волосы на затылке. Но то одна, то другая прядь выбиваются и скользят ей на лицо — она смешно сдувает их, а когда не выходит, убирает ладонью. На ней короткие шорты и майка с короткими рукавами; видны сильно загорелые ноги и руки.
Она всегда спешит, сколько себя помнит. Тихая, спокойная жизнь — не для неё! Так она устроена, и ничего делать с этим не собирается! Тем более всем, кто её окружает, это нравится.
По пути ей попадается ольха на обочине: она ловко подпрыгивает и срывает с неё маленькую коричневую шишку.
Костёл по-прежнему бросает свои чёрные пики в голубое небо и, такое ощущение, таит что-то внутри себя. Антон останавливается в нерешительности …потом подходит ближе. Заглядывает внутрь: там пусто. Он не сразу замечает одинокую коленопреклонённую женскую фигурку. И заходит внутрь.
Тут так красиво!..Фигуры из серого мрамора нависают над ним — на колени! Они, как живые… как окаменевшие живые. Он, пятясь, идёт к выходу. А девушка (теперь он разглядел её — ей лет семнадцать) продолжает отвешивать поклоны …Он на улице — ф-фуу!
Здесь — солнце, смех, фонтан играет радугой на озере, вдалеке, за деревьями, играют солнечными зайчиками пузатые, как чайнички для заварки чая, купола русской церкви; там — холод, полумрак и ещё что-то, что заставляет тебя съесть свой смех и стать покорным.
Резкая граница. Другая культура. Не можешь понять — не осуждай.
Но и заставить тебя никто не может!
— Эй, привет! — кто-то толкает его в плечо.
Он оборачивается — Милка!
— Привет, Тонка! Ты меня не ждал?!
Он молча смотрит на неё.
Она переводит взгляд с него на костёл :
— Ты был там? Зачем?
— Там — девушка молится…
— Она верит…
— Ей лет семнадцать…
— Пойдём! — тянет она его руку прочь.
— Милка, поедем с нами?
— С кем? И куда?
— На озеро. На машине. Отец, его жена. Вадя будет. Здесь недалеко в лесу есть озеро. Поедешь?
— Неудобно … — останавливается она. — Я хотела пригласить тебя кататься на водных велосипедах по озеру!..
— Почему же неудобно, Милка?
— Просто, неудобно, — и пук волос переваливается из стороны в сторону оттого, что она качает головой.
— Я обещал « своим» сегодня поехать. Ну, пожалуйста. А отец у меня — как бобёр — он тебе понравится. Поедем!
Она думает, опустив глаза.
— Ладно, но нужно зайти, сказать маме, чтобы она не волновалась. И взять кое-что с собой.… Давай сделаем так: через двадцать минут ты жди меня здесь?
— Да, Милка.
— Тогда я побежала, — махнула она рукой.
Затем, обернувшись, добавила :
— Не смотри…
Антон сел на скамейку и закурил, провожая её взглядом. Ни о чём не думалось — только смотреть ей вслед.
Она появляется в платье, усыпанном сиреневыми цветами, волосы растрепались, в руках небольшой пакет :
— Вот и я! Пошли, Тонка.
Она во второй раз за сегодняшнее утро произносит его имя.
— Пошли, Милка.
Когда они подходят к кемпингу, она берёт его за руку :
— Ты иди, скажи своим, а я потом подойду…
— Милка, — он глядит на неё, — я так не могу. Пошли вместе.
Они подходят к палатке вместе, из неё выходит его отец :
— Пася, это — Людмила. Если она поедет с нами.…Это возможно?
Тот внимательно разглядывает её, она представляется :
— Людмила.
Он — тоже, и говорит :
— Что ж, места в машине хватит.
Появляется Вадим с матерью :
— Привет, Милка! Ты с нами? — приветствует её Вадим.
— Привет, — видно ей несколько не по себе.
Остальным, отчасти, тоже.
— Так ты едешь с нами? — переспрашивает Вадим.
— Если это возможно, — отвечает она.
— Конечно, возможно! — видно, он рад увеличению компании.
Антон всё это время стоит в стороне и с любопытством наблюдает за всем происходящим.
— Ну, тогда поехали? — глядит на жену отец Антона.
— Поехали, — соглашается та…
Они усаживаются в машине так, что Милка оказывается на заднем сиденье между Вадимом и Антоном; её плечо касается его плеча, и он мягко трётся о него. Она глядит украдкой — он немеет — и только смотрит в её глаза. Она отворачивается. И, чтобы скрыть неловкость, заговаривает с Вадимом.
Машина трогается — и кемпинг с палаткой медленно растворяются сзади в тумане. Мелькают повороты, светофоры. Затем город плавно переходит в лес: деревьев становится всё больше и больше — и вот среди них уже не видно домов.
Антон в зеркало заднего вида иногда ловит на себе внимательный взгляд отца… и отворачивается.
Машина сворачивает на грунтовую дорогу, сосновые ветки цепляют её, обступают со всех сторон. Мелькает указатель « Лишкява». И сразу за поворотом появляется озеро: вода на вид холодная, тяжёлая… и кристально чистая.
— Такую воду, наверное, можно смело пить.
— Что они и делают.
И долго маячит в глазах фигура литовца, повстречавшегося по дороге: не злой — не добрый, устремленный на машину, взгляд. Взгляд птицы, сидящей возле своего гнезда, на проходящего мимо — не разорит ли?..
На землю расстелены покрывала — все ложатся загорать.
Милка садится, обняв колени руками, и смотрит вокруг.
— Эй, может, в карты на купание? Мила? — Вадим рукой отбрасывает длинные вьющиеся каштановые волосы назад.
— Давай, — легко соглашается та. — Антон?
— Я — сейчас! — отвечает Антон и с разбегу ныряет в озеро.
Озеро глубокое. Антон глядит вниз — под ногами, метрах в пяти колышется трава, плавают рыбки, ползёт по камням рак …Ощущение, что воды нет — до того она прозрачна!..
Отсюда видно, как Милка играет с Вадимом: вот она бросает карты и идёт к озеру — и плывёт к нему!
— Какая холодная вода! — выдыхает она, подплыв ближе. — Он меня обыграл!..Первый раз купаюсь тут в озере! В Немане по сравнению с этой — прямо парное молоко!
— Пойдём за земляникой? –предлагает ей Антон.
— Пойдём поскорее! А-то у меня уже ноги сводит от холода!
Они выбираются на берег, взявшись за руки, и идут к Вадиму.
— А что, здесь есть земляника? — спрашивает Антона Милка.
— Отец говорил, что есть.
Вадим встаёт и, проходя мимо них к воде, спрашивает :
— Как вода?
— Холоднющая! — отвечает Милка.
— Пася, — спрашивает Антон у отца, сидящего на надувном матраце и настраивающего удочку для рыбалки, — ты говорил, что здесь море земляники?
— Ну, море-не море, а есть.
— Где?
— А вон там на пригорке за соснами! — он показывает рукой себе за спину. — Во всяком случае, в прошлом году было много.
Антон медленно идёт к лесу. Останавливается в тени сосны и прижимается щекой к пахнущей смолой коре.
Милка идёт за ним. Подойдя, осторожно снимает у него со щеки прилипшую чешуйку.
Они идут среди нависающих лап сосен, иногда задевают их.
Внезапно перед ними открывается на бугре небольшая, залитая солнцем, поляна с клевером — они входят в неё и останавливаются.
— Как здесь хорошо! — шепчет Милка.
И садятся в клевер. Она охватывает колени руками и прячет в них свою голову так, что рассыпавшиеся волосы укрывают её руки и колени.
— На часах нет света, и скоро уж восемь.
Подходит к очень солнечной станции «лето» очень грустный поезд «осень».
Стоянка — одна минута, а за ней — холодная скука.
Я верю тебе почему-то. И Весна в этом мне — порука.
— Это ты придумал, Тонка?
— Да.
— Сейчас?
— Да.
— Знаешь, мне нравится …Это мне?
— Если тебе нравится — тебе…
— А ещё что-нибудь можно?
— А больше нет ничего…
— Ты не писал до меня?
— Мне кажется, что до тебя меня и не было.
— Я запутываюсь в твои сети…
Её губы пытаются ещё что-то сказать, но он не может разобрать — что?! Он кроме них уже ничего не видит…
И никого вокруг. Только клевер.
— Милка, Милка моя, — шепчет он.
— Тонка…
Он гладит её волосы, касается пальцами её губ, ресниц, шеи; она закрывает глаза, опустив руки, и замирает…
— Сколько мы уже здесь?
— Не знаю.
— Наверное, пора возвращаться. Как-то нехорошо получается: ушли куда-то вдвоём… и пропали! — Улыбается она несмело. — Они, верно, ищут нас.
— Если бы искали, давно бы уже нашли. А если бы не искали, мы бы остались навсегда вдвоём.
— Мне хорошо с тобой, Тонка! Легко и просто. Ты — милый…
— А где же земляника? — спрашивает отец Антона, когда они возвращаются.
— А её там не было, — отвечает Антон, — только клевер.
— Вы не дошли. Как раз за клевером и была земляничная поляна…
Лето накладывает на всё свои летние законы: когда тепло, не думаешь о холоде, о зиме, кажется, этого никогда не будет. Может, так оно и есть на самом деле.
Когда тепло, холод прячется глубоко в земле — он затаился и ждёт. Хочется верить, что напрасно.
Он — жалкий и сморщенный, этот старик в рваном кафтане. Но он есть…
Нет! Его нет!
Есть только солнце — оно и правит миром. Миром добра и памяти…
Уже в сумерках они возвращаются в город.
— Анатолий Иванович, — касается Милка плеча отца Антона, — вы не могли бы остановиться вон там, сразу за поворотом?
— Здесь?
— Да, если можно…
— Можно…
— Я провожу, — выходит вслед за Людмилой Антон.
— Долго не задерживайся, — бросает вслед ему отец, кивая головой на « до свиданья» Милки.
— Он у тебя строгий, — то ли спрашивает, то ли утверждает Милка.
— Мне иногда кажется, что ему всё равно. Просто так положено …А почему ты решила выйти здесь?
— Не говори ничего! — берёт она его за руку и куда-то тащит. — Ты всё увидишь сам сейчас!
— Милка, я уже был тут один раз! — останавливается Тонка. — Вот и речушка эта …забыл, как называется!
— Рат-ни-чё-ле, — по слогам выговаривает она. — Не говори ничего! Молчи! Ну, пожалуйста!.. Вот, пришли! — наконец-то останавливается она.
— А … — пытается он что-то сказать.
Но она обвивает его шею руками и, закрыв глаза, целует. Долго, долго…
Растерявшись, он стоит и смотрит, как она уходит, не поворачиваясь, лицом к нему, сложив возле губ ладошки одна к одной, пока не исчезает в темноте.
Он поднимает глаза вверх: слева от него возвышается памятник — высокий человек с развевающимися волосами стоит на лире. Огоньками вспыхивает надпись: М.К.Ч...Гаснет…
…Что-то большое и тёплое поселяется внутри… и уже не уйдёт оттуда никогда!
Никогда?
Никогда!
5
Утро солнечное.
Пять дней подряд. Может, тут совсем не бывает ненастных, дождливых дней?
Антон вышел из кемпинга… и остановился: куда идти? Милка вчера исчезла, не сказав ни слова А если она уехала? Он не сможет её найти никогда!?
Зачем? Зачем тогда всё это было? А что было? — ничего не было!
Как на американских горках он покатился вниз — и впереди не было видно, чтобы рельсы поднимались вверх!..
Ноги вынесли его туда, где они вчера простились — но лишь редкие прохожие брели откуда-то (или куда-то) мимо, держа в руках кружки с сосками на ручках.
Он сел на скамейку и тут только заметил огромный дуб напротив с табличкой перед ним на лужайке: «Уважаемые отдыхающие! Не давайте белкам много сладкого. От этого они могут умереть!»
По стволу дуба спускалась вниз белка. Из-за ствола за ней следила ещё одна.
По дорожке к ним бежал мальчик лет трёх-четырёх с шоколадкой в руке.
За дубом на поляне стоял памятник Чюрлёнису. Он смотрел куда-то в сторону Немана и белки с мальчиком его интересовали мало.
У памятника стояла Милка и улыбалась ему!
Антон оглянулся по сторонам — никого! Значит –ему!? Или мальчику?
— Привет, Тонка! — она радостно замахала ему рукой и побежала навстречу. Он встал. И она с разбега попала к нему в объятья!
— Можно тебя поцеловать?
— А если кто-то увидит?
— Теперь можно!
— А вчера?
— А вчера ещё было нельзя!
На Милке был летний голубой сарафан. Её тело блестело на солнце. Волосы вновь были свиты в тугой узел наверху и под своей тяжестью оседали. Одна прядь выбилась и щекотала ей нос.
— Пойдём куда-нибудь?
— Куда?
— А, всё равно! Лишь бы с тобой!
Они пошли тропинкой вдоль Немана, которая увела их из Друскининкая и вывела на просёлочную дорогу, тянущуюся вдоль поля.
Антон набрал горсть ярко-красной малины, росшей у дороги, и протянул её Милке.
Она подставила ладошку. Из-под ресниц поглядывая на него, осторожно брала губами ягоду за ягодой, пока не сьела всю.
Дорога свернула в небольшой приречный лес — сосны, поросшие кустарником. Он скрыл оставшийся позади кемпинг и горевшую желтизной палатку. Люди отсюда казались маленькими, движенья их расплывчатыми.
Они оказались на крохотной полянке возле воды :
— По-моему, мы пришли, Милка! Жарко — давай искупаемся?
— Здесь? — только и спросила она. — Но, глянь: вон, на том берегу, дом. И лошадь пасётся. Нас увидят… Хотелось, чтоб вообще никого!
— Но там нет никого. А лошадь — она ничего не увидит, она слепая.
— Откуда ты знаешь?..Лодка! — радостно воскликнула она.
И побежала к реке, где на отмели стояла рыбацкая посудина.
— Как здорово, Тонка, смотри! — она села на её край, подняв сарафан выше колен и болтая ногами в воде.
— Здорово, — ещё раз произнесла она, — иди сюда.
И протянула ему руку, привстав. Он подал ей свою, когда она вскрикнула :
— Ой!
— Что случилось, Милка?! Что с тобой?
— Нет, ничего, — морщась ответила она, — это всё колено моё. Я ведь в детстве занималась гимнастикой.
Одной рукой она держалась за ногу, а другую оставила у Антона :
— Это связки. Они часто меня подводят… Это сейчас пройдёт. Не бойся, глупый!
Она стала выпрямляться, прогнувшись в талии. И, наконец, поднялась, выдохнув :
— Уф, всё! Всё уже нормально, Тонка. Всё хорошо. Пошли загорать!
Они стояли друг против друга и медленно раздевались: сарафан мягко спал с её плеч и лёг у ног. Она стояла перед ним в таком же, как и сарафан, голубом купальнике. И тесёмки уходили из-под подмышек за шею и скрывались в густых волосах, струившихся по плечам. Он снял джинсы и рубашку, не отрывая от неё взгляда.
Её рот был приоткрыт, она тоже смотрела на него не отрываясь.
— Давай загорать! — решительно произнесла она и легла на расстеленное полотенце.
По небу плыли облака: воздушные, невесомые и прозрачные, как летняя паутина. Они струились тончайшими нитями, не закрывая солнца, а переливаясь в его лучах. От реки исходил приятный холодок, от травы — пьянящий запах. На стремнине вода бурлила и шумела. На противоположном берегу лошадь опустилась на колени… и завалилась на сено, заржав. По руке медленно ползла божья коровка, розовая в желтых пятнах, со сложенными крыльями. Он поднял руку — она взобралась на самый верх и, подумав, улетела.
Антон посмотрел на свою руку, перевёл взгляд на Милку и пальцем коснулся её кожи. Она вздрогнула, но не подняла головы. Он погладил её — от прикосновения причёска её рассыпалась, и некоторые пряди скользнули подмышки, обнажив корни волос и узелок купальника.
— Милка, — позвал он, — Милка…
— Что, Тонка? — также тихо ответила она.
— Пошли, искупаемся, — он коснулся губами её плеча.
— Жарко… Пошли.
Встала и пошла, не оглядываясь, прошептав перед собой: « Ты мне нравишься «… Слышал ли он это?
Подойдя к воде, она смело зашла по щиколотку и повернулась :
— Что же ты?
Антон потрогал ногой воду и поёжился.
— Какой же ты трусишка! — рассмеялась она. — Иди же!
И плеснула на него водой.
— Что ты делаешь, Милка?!
— Ну, иди же сюда!
— Ты мне лучше не мешай, хорошо? Я — сам.
