Эгоист в версии Рэнд признает существование других, другие несомненно существуют и обладают той же ценностью, что и он сам, и именно поэтому совершенно необходимо исключить их существование и потребности из процесса формирования собственной воли
Таким образом, этика под знаком других — даже Сартр не смог бы сформулировать острее — неизбежно оказывается добровольной казнью, то есть означает лишение автономности для обоих полюсов диады. И единственным выходом из этой ситуации является акт этического самоопределения, исключения любого вмешательства других в формирование собственной воли. Вместо свободы для другого, благодаря другому или вместе с другим — свобода от другого: «Эгоизм (selfishness) — не для того, чтобы громить других, а для независимости от других
Так же, как смерть, о которой говорят, никогда не встречаясь с ней лицом к лицу, — вспоминает Бовуар решающий мыслительный прорыв того жизненного этапа, — сознание другого оставалось для меня пустой абстракцией, но когда мне случалось по-настоящему осознать реальность его существования, я чувствовала, что имею дело со скандалом того же порядка, что и смерть, и столь же нестерпимым; впрочем, первый абсурдным образом мог компенсировать второй: я отнимаю у Другого жизнь, и он полностью теряет власть над миром и надо мной. [73]
Так же, как смерть, о которой говорят, никогда не встречаясь с ней лицом к лицу, — вспоминает Бовуар решающий мыслительный прорыв того жизненного этапа, — сознание другого оставалось для меня пустой абстракцией, но когда мне случалось по-настоящему осознать реальность его существования, я чувствовала, что имею дело со скандалом того же порядка, что и смерть, и столь же нестерпимым; впрочем, первый абсурдным образом мог компенсировать второй: я отнимаю у Другого жизнь, и он полностью теряет власть над миром и надо мной. [73]
Но что касается мифа о происхождении человеческого сообщества как товарищества изгнанных из рая, то в политической реальности Арендт его заменили якобы исторически обоснованные нарративы различных народов и наций, как и у Гитлера. И тут тоже произошла та самая тотальная унификация по принадлежности к какому-либо национальному коллективу: люби своего соплеменника как себя самого! А если будет нужно, отдай свою жизнь за него во имя этой национальной общности. И совершенно логично, что при таком образе мыслей любовь к представителю своего народа тождественна любви к вождю этого народа, точно так же, как у Августина любовь к ближнему тождественна любви к Богу.
В тесной связи с первым базовым принципом сознания Гуссерль сформулировал и второй. Вследствие своей направленности (интенциональности) сознание непременно имеет дело с вещами, имманентно внешними по отношению к нему и отличными от него (ликер, автомобиль, пейзаж, погода). Для того чтобы быть самим собой, оно постоянно выходит за свои пределы, к другим и другому. Иными словами, сознанию присуще стремление превосходить самое себя, или, если использовать терминологию Гуссерля, «трансцендировать»
В ней явно вызревало какое-то совсем другое, неслыханное «я». Она страдает, тем более что среди ровесниц из ее окружения есть те, кто добился гораздо большего. Например, активная участница коммунистических групп Колетт Одри — единственная из руанских коллег, с кем Бовуар поддерживает приятельские отношения. А еще, конечно, ближайшая подруга Одри:
Иногда Колетт Одри рассказывала мне о Симоне Вейль, и, хотя говорила она без особой симпатии, существование этой чужой женщины привлекало внимание. Она была преподавателем в Пюи; рассказывали, что жила она жила в гостинице ломовиков и в начале месяца выкладывала на стол всё свое жалованье: каждый мог им воспользоваться. <…> Ее ум, ее аскетизм, ее экстремизм и смелость вызывали у меня восхищение, и я не сомневалась, что если бы она меня знала, то ничего подобного ко мне не испытывала бы. Я не могла присоединить ее к моему миру и ощущала смутную опасность для себя. [38]
конце концов и к полной остановке мыслительного процесса: это своего рода внутренняя смерть, которая за несколько дней распространяется на всё ее существование. Страх потерпеть неудачу проникает в беспокойные сны, и остается только рыдать от бессилия. Но и плач не спасает от мучительных головных болей.
