Оглавление

Предисловие

Добро пожаловать в мир сказок, созданных по алгоритмам старинных сказок с использованием образов народного сказкотворчества.

Первую книгу сборник «Добрый Дух Волшебства» мне было писать легче, потому что я писала не из знания, а из Потокового состояния, из своего подсознания. Красивая фраза «Сказка пишет себя сама» стала для меня тогда метким определением моего творчества.

Совсем по-другому я чувствовала себя, создавая сказки в ходе Второй ступени. Признаюсь, было трудно, я столкнулась даже с внутренним сопротивлением по отношению к некоторым сюжетным линиям, которые были заложены в учебные алгоритмы сказок. А все потому, что я по привычке воспринимала информацию слишком буквально, но по мере погружения в знания о народных образах, пришло глубокое понимание, что сказку полезнее и интереснее воспринимать иносказательно.

Словно из ларца я доставала сказочные предметы, волшебные состояния, действия, символы и вплетала их в канву сказки. Писать осознанно труднее, но и интереснее, теперь я понимаю, что я хочу сказать тем или иным действием или состоянием героя.

Иван-царевич и Гусли-Самогуды

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь с царицей. Жили в любви да согласии. В положенный срок родилась у них дочь. Нарадоваться родители не могли на свою красавицу Любаву. А дочь росла и хорошела день ото дня. Была она добрая и разные рукоделия любила. И вот однажды гуляла Любава в царском саду со своими нянюшками, налетел вихрь-ураган и повалил нянюшек на землю. Когда они наконец поднялись с земли и протерли глаза от песка, увидели, что царевны и слет простыл. Побежали они со всех ног к царю.

— Царь-батюшка, не вели казнить, не углядели мы, пропала наша царевна, — запричитали няньки.

— Как же это могло произойти, — негодовал царь.

И рассказали няньки, как дело было.

Царь с царицей долго горевали. Объявил царь награду тому, кто найдет дочь его и вернет в отчий дом. Обещал в жены отдать Любаву и полцарства в придачу пожаловать. Только безуспешны были все поиски.

Время шло, а оно, как из­вес­тно, ле­чит.

Прошло с той поры три года, и родился у царя с царицей сын Иван. Прис­та­вил государь к сво­ему наследни­ку учи­телей муд­рых да во­евод храб­рых.

Стал Иван под­растать, слов­но пше­нич­ное тес­то на опа­ре всхо­дить: не по дням, а по ча­сам. И ли­цом-то он хо­рош, и умен, и ста­тен. Од­но толь­ко го­суда­ря печали­ло: не бы­ло у ца­реви­ча мо­лодец­кой уда­ли, богатыр­ской хват­ки. Не лю­бил он ни ме­чом ка­леным ма­хать, ни копье бу­лат­ное бро­сать. Кре­пос­ти цар­ский нас­ледник с ро­вес­ни­ками сво­ими не стро­ил, во­евод впо­луха слу­шал. Од­на у не­го бы­ла уте­ха — на гус­лях-са­могу­дах брен­чать.

А иг­рал Иван-ца­ревич так уме­ло, что все вок­руг зас­лу­шива­лись! Как кос­нется он паль­ца­ми струн медных, так за­по­ют-за­гудят они чу­дес­ны­ми го­лоса­ми. Ес­ли грус­тную ме­лодию юно­ша на­иг­ры­ва­ет, то лю­ди пла­чут, а ес­ли ве­селый мо­тив за­иг­ра­ет, то да­же безногие в пляс пус­тить­ся но­ровят. Хо­роша та музыка, толь­ко каз­ны-то ею цар­ской не на­пол­нишь, вра­га лю­бого не одо­ле­ешь…

Вот поз­вал как-то раз царь ца­реви­ча пред свои очи яс­ные да го­ворит:

— Сын ты мой лю­бимый, нас­ледник единственный! Всем хо­рош ты да при­гож, од­но только ме­ня кру­чинит: не ви­жу я в те­бе мо­лодец­кой уда­ли, богатыр­ской хват­ки. Не лю­бишь ты ни ме­чом каленым ма­хать, ни копье бу­лат­ное бро­сать. Кре­пос­ти с ровесни­ками сво­ими ты не стро­ишь, во­евод впо­луха слушаешь. Стар я ста­нов­люсь, а царс­тву на­шему враги лютые уг­ро­жа­ют. Что бу­дет, ес­ли на­падут они на нас, государс­тво на­ше за­во­юют, во­евод да бо­яр смер­ти предадут, а ме­ня с ца­рицей в плен возь­мут? Как ты на­род свой да ро­дите­лей за­щищать бу­дешь?

Выс­лу­шал Иван-ца­ревич от­ца вни­матель­но, подумал и от­ве­ча­ет:

— Го­сударь мой, ба­тюш­ка! Не си­лой го­рода бе­рут, а хит­ростью, не ду­биной во­рота бь­ют, а умень­ем их распа­хива­ют. Вот бы­ла у ме­ня сес­тра-ца­рев­на, подхватил ее ве­тер пе­релет­ный да унес не­ведо­мо куда. Стер­лась па­мять о ней, слов­но ме­телью за­мело. Со­зови всех сво­их слав­ных кня­зей, от­важных во­евод да мо­гучих бо­гаты­рей, ве­ли им сос­лу­жить те­бе службу цар­скую — отыс­кать ца­рев­ну Любаву. Пусть бе­рут доб­рые мо­лод­цы ме­чи бу­лат­ные, копья железные, стре­лы ка­леные, дос­пе­хи креп­кие да в путь-до­рогу от­прав­ля­ют­ся! Еже­ли кто те­бе та­кую служ­бу сос­лу­жит, то от­дай ему все мое нас­ледс­тво, а мне ве­ли по­варен­ком быть или ско­моро­хом слыть. А ес­ли ник­то не сог­ла­сит­ся, то я сам за три­девять земель пой­ду да сестру свою оты­щу. И тог­да уви­дишь ты, что ра­зум че­лове­чес­кий силь­нее лю­бого копья желез­но­го, креп­че лю­бого ме­ча бу­лат­но­го, ос­трее любой стре­лы ка­леной.

Пон­ра­вилась ца­рю эта речь, соз­вал он слав­ных князей, от­важных во­евод да мо­гучих бо­гаты­рей и сказал:

— То­му из вас, кто сос­лу­жит мне служ­бу да оты­щет ца­ревну, ко­торую ве­тер пе­релет­ный унес, от­дам я Любаву в же­ны да пол­царс­тва в при­дачу.

Пе­рег­ля­нулись князья, бо­гаты­ри да во­ево­ды, посове­щались и от­ве­ча­ют:

— Эта за­дача, го­сударь, для нас не­посиль­ная. Нет сре­ди нас доб­ро­воль­цев, сог­ласных на по­ис­ки дочери тво­ей от­пра­вить­ся.

Вы­шел тог­да впе­ред Иван-ца­ревич и го­ворит:

— Царь-ба­тюш­ка, раз ник­то не бе­рет­ся сос­лу­жить те­бе служ­бу, бла­гос­ло­ви ме­ня в путь-до­рогу дальнюю! Пой­ду я на по­ис­ки сес­тры мо­ей про­пав­шей, и ни­како­го цар­ско­го жа­лованья мне за это не на­доб­но.

— Хо­рошо! — от­ве­ча­ет царь. — Бла­гос­ловляю я те­бя на де­ло пра­вед­ное! Бе­ри из каз­ны зо­лота, се­реб­ра да ка­мень­ев дра­гоцен­ных сколь­ко тре­бу­ет­ся. Ко­ли помощь те­бе нуж­на, за­бирай дру­жину цар­скую — и пеших, и кон­ни­ков. Да ору­жие вы­бери са­мое луч­шее, что­бы смог ты с вра­гами на рав­ных сра­жать­ся.

— Спа­сибо те­бе, царь-ба­тюш­ка, толь­ко не возь­му я ни зо­лота, ни се­реб­ра, ни ка­мень­ев дра­гоцен­ных. Не нуж­на мне дру­жина, обой­дусь я и без ору­жия. Возь­му с со­бой лишь гус­ли-са­могу­ды да су­харей ко­том­ку. Еже­ли че­рез три го­да на­зад в род­ное царс­тво не вернусь, вы­бирай се­бе но­вого нас­ледни­ка.

По­молил­ся Иван-ца­ревич и отправился, ку­да гла­за гля­дят. Дол­го ли он шел, ко­рот­ко ли, низ­ко ли брел, вы­соко ли — ско­ро сказ­ка ска­зыва­ет­ся, да нес­ко­ро дело де­ла­ет­ся. С ут­ра до ве­чера доб­рый мо­лодец все пря­мо да пря­мо ша­гал, а как ночь нас­ту­пала, на травуш­ку-му­равуш­ку шел­ко­вую ло­жил­ся да под сводом не­бес­ным с яр­ки­ми звез­да­ми слов­но под покры­валом ши­роким спал. Шел он так, шел, по­ка не доб­рался до ле­са дре­муче­го. По­дошел Иван поб­ли­же, слы­шит: что-то тре­щит в ле­су, гре­мит, за­выва­ет.

— Что ж, — ду­ма­ет ца­ревич, — двум смер­тям не бывать, а од­ной не ми­новать!

От­пра­вил­ся он в са­мую лес­ную ча­щу стра­ху в гла­за пос­мотреть. Доб­рался до опуш­ки, ви­дит: два чертика де­рут­ся. Один дру­га сво­его ду­бом ко­ренас­тым колотит, а вто­рой сос­ной вы­сочен­ной от­би­ва­ет­ся. Мутузят они друг дру­га со всей бе­сов­ской си­лы, аж ис­кры из глаз ле­тят! По­дошел к ним Иван поб­ли­же, снял гус­ли с пле­ча да за­иг­рал пля­совую. Опе­шили черти, а по­том как пус­ти­лись тре­пака на­яри­вать, что пыль аж до са­мого не­ба под­ня­лась. Пля­сали они так, пля­сали, по­ка не умо­рились, да на зем­лю не повалились. Спра­шива­ет их тог­да цар­ский сын:

— По­чему это вы, ре­бята, де­ретесь? Что не поделили?

От­ве­ча­ют ему черти на­пере­бой:

— Как же нам не драть­ся, мил че­ловек? Вот сам рас­су­ди! Шли мы по до­роге да наш­ли ска­терть-самобранку, са­поги-ско­рохо­ды и шап­ку-не­видим­ку. Хо­тели по­ров­ну по­делить, да не мо­жем!

— А чем же на­ход­ки эти так за­меча­тель­ны?

— Так за­хочешь по­есть-по­пить — рас­сте­ли скатерть-са­моб­ранку, тут же вмиг на ней луч­шие яства да на­пит­ки по­явят­ся. Ко­ли на­доб­но те­бе в дорогу даль­нюю от­пра­вить­ся — на­день са­поги-скорохо­ды, и нач­нешь ша­гами се­мимиль­ны­ми то­пать, так что ве­тер за то­бой не уго­нит­ся. А еже­ли гро­зит тебе бе­да не­мину­чая, на­цепи шап­ку-не­видим­ку и сгинешь так, что да­же со­бака не уню­ха­ет.

— А зачем вам, черти эти предметы? Какой для вас прок от них?

Задумались черти.

— А ведь прав ты человек! Есть нам без надобности, прятаться и убегать не от кого. Вот спасибо, вот помог, только что нам теперь с ними делать? Может тебе нужны?

— Так и быть заберу предметы спора, авось пригодятся.

На том и порешили. Черти довольные пошли своей дорогой, а Иван на­дел шап­ку-не­видим­ку, обул сапоги-ско­рохо­ды, под­хва­тил под мыш­ку ска­терть-самоб­ранку, гус­ли-са­могу­ды не за­был.

Шел-шел Иван, через реки, горы переступая, и видит, в чистом поле на перепутье трех дорог избушка на курьих ножках вокруг себя оборачивается. Не растерялся Иван, снял сапоги-скороходы и говорит:

— Избушка-избушка, встань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!

Повернулась избушка, зашел в нее царский сын, а там Баба-Яга костяная нога на печи лежит, в потолок плюет.

— Фу-фу-фу! — говорит старуха. — Тысячу лет русского духа не чуяла, а тут он сам ко мне явился. Зачем, гость незваный, пожаловал?

— Кто ж так, бабушка, гостей встречает? — спрашивает Иван. — Ты меня сначала напои, накорми, баньку ис­то­пи, а по­том уж расс­пра­шивай.

Вско­чила Ба­ба-яга с пе­чи — и от­ку­да прыть взялась? Бань­ку ис­то­пила, цар­ско­го сы­на на­по­ила, накор­ми­ла, ста­ла расс­пра­шивать:

— Ну, рас­ска­зывай доб­рый мо­лодец, ку­да путь-дорогу дер­жишь?

— Иду я, — от­ве­ча­ет ца­ревич, — сес­тру сво­ю царевну Любаву ис­кать. Не зна­ешь ли ты, ба­буш­ка, где мне ее най­ти?

— Бабушка! Давненько не слыхала, чтобы меня так называли. Все только ведьма да ведьма… Ты ко мне с уважением, и я тебе добром отплачу. Знаю, что Черный Вихрь — слуга верный Колдуна Могучего. Живет тот Колдун на самой высокой вершине Скалистых Гор. Добраться-то туда можно, да вот сладить с ним сложно. Слишком он силен да могуч. Но слышала я, что есть у него слабое место. Колдун слабеет, когда песни русские слышит да звуки Гуслей-Самогудов. А уж от смеха веселого и совсем исчезнет. Сама бы с ним справилась. Да не пускает никуда меня избушка.

— За что же ты так обижена на Колдуна?

— А вот послушай, что расскажу. Жила я в тереме резном в мире с людьми и природой. Всяк мог ко мне прийти за советом или снадобьем каким. Молодая была и красивая. И люди звали меня Ведуньей. Решил тогда Колдун меня женой своей сделать да знаниями моими овладеть, а за отказ превратил в ведьму страшную. А заклятие это может снять лишь человек с добрым сердцем и чистыми помыслами.

— Вот тебе мой подарочек. Клубочек Путеводный. Он приведет тебя к Колдуну. А теперь ступай.

Поблагодарил Иван-царевич старушку, вскочил в седло и помчал за Клубочком.

Долго ли, коротко, а вот уже и Скалистые Горы перед ним выросли. На самой высокой вершине замок стоит. Чёрные тучи почти скрывают его от глаз. Стая чёрных воронов кружит вокруг замка. Ни дорожки, ни козьей тропки, ни выступов, ни корней не видать.

Попрощался тогда юноша с конем своим верным, надел Шапку-Невидимку, взял в руки Гусли, обул Сапоги-Скороходы да и мигом оказался в замке Колдуна Могучего в зале белокаменном.

Множество мраморных статуй окружали огромный стол. За столом сидел Колдун.

— Давненько я не чуял дух русский! Зачем явился!?

Сорвал Иван-царевич с себя Шапку-Невидимку да и говорит:

— Отдавай мне мою сестру!

— Ты кто ж та­кой бу­дешь? — вопрошал Колдун.

— Я брат ца­рев­ны Любавы — сын ца­ря. При­шел, что­бы сес­три­цу свою не­наг­лядную до­мой заб­рать!

— Да забирай! — рассмеялся Колдун. — Гляди, тут их сколько!!! Которая твоя?

И тут вспомнил Иван совет Ведуньи, взял Гусли и заиграл веселую плясовую да запел залихватскую молодецкую. Съежился Колдун, в размерах уменьшился.

— Замолчииииии!!! — кричал он.

Да только юноша еще веселее да пуще пел и играл. И тут рухнули оковы каменные, вышли из каменного плена девицы-красавицы, подхватили песню русскую да пустились в пляс. Колдун уменьшался-уменьшался, пока и вовсе не исчез.

Вывел наш герой всех пленниц, и только покинули они замок, как тот рухнул и превратился в пыль.

Вскоре все девушки были доставлены домой, а Иван-царевич с Любавою отправились домой. По пути заехали к ведунье. Мертвый лес ожил и превратился в светлую березовую рощу. На пороге красивого резного терема их встретила сказочно красивая ведунья Царь-Девица. Как увидел ее царевич, влюбился с первого взгляда.

— Будь моей женой? — молвит Иван. Буду я тебе опорой и надежей. Горя не будешь знать.

Рас­крас­не­лась Царь-де­вица, слов­но ма­ков цвет, про­тяну­ла ру­ку бе­лую и от­ве­ча­ет:

— Согласна я, вот тебе моя рука.

Молодые и Любава вернулись домой, и попросили благословения у царя и царицы на долгую счастливую жизнь.

Ах, какой пир устроили родители в честь возвращения любимой дочери!

Тут же и свадебку сыграли.

И жили Иван-царевич и Царь-девица долго и счастливо.

Целебный ковер

В некотором сказочном королевстве жил-был Царь. И было у него три сына. Старший и средний высокие, статные, да умы хитрые и изворотливые. А младший Ярослав добрый, отзывчивый, отца очень любил и во всем старался ему угодить.

И вот однажды собрал он сыновей, да и говорит:

— Не здоров я нынче, ноги меня не держат, обращаюсь я к вам за помощью, за волшебным исцелением.

—