Оглавление

Глава 1

…В пустынной веренице дней блуждаем словно в лабиринте. Казалось, найден был свой путь. Но он исчез в тумане утра

Даниил проснулся от согревающего осеннего солнца. Он не спеша потянулся в мягком солнечном свете и, посмотрев в окно, ощутил внутреннее спокойствие. Какое-то время назад он пришел к мысли, что именно природа, всегда сохраняющая порядок в своем естестве, сменяющая иногда лишь краски и оттенки, способна подарить чувство постоянства и безмятежности. Во дворе ветер раскачивал всех золотистых оттенков листья и слегка поскрипывал стволами садовых деревьев, и все было по-прежнему. Вместе с ветром в голове пронеслись воспоминания о своих завершенных делах и унесли куда-то к морским побережьям, подальше от привычной обстановки и круговерти дней.

Послышался стук в дверь, и он отдаленно вспомнил про Аглаю. Определенно, о чем-то он договорился накануне вечером с сестрой, вот только о чем?

В то время Аглая, не дождавшись брата, сама тихо открыла дверь и так же неспешно, как и не спешил отворить ей брат, прошла в гостиную.

— Уфф… Вкусно пахнет! — На пороге стоял Даниил и, внимательно вглядываясь в очертания сестры, пытался вспомнить, о чем все-таки у них вчера был разговор.

— Утро доброе, — с улыбкой произнесла Аглая. — Понимаю, пытаешься понять, зачем я к тебе пришла в столь ранний послеобеденный час. — И она почти рассмеялась.

На столе оказался фермерский, еще горячий, хлеб, пах он всегда травой и семечками, следом яблочный пирог, только что испеченный, молоко и большой сверток с грушами.

— Прямо с фермы, к завтраку или уже к обеду. Приятного аппетита!

— Ахх… — выдохнул Даниил, — ну, конечно. — Спасибо, дорогая сестра. Если бы ты не жила по соседству со своим добрыми друзьями с фермы, я бы никогда не узнал вкус здоровой и вкусной пищи!

— Если бы я столько не работала над обустройством их сада, я бы никогда с ними и не подружилась. Пожинай плоды их гостеприимства и моей доброты.

Аглая налила молока в кружку и растворила в нем горстку темного какао. Примостившись рядом, Даниил облокотился на высокий стол и снова взглянул в окно.

— Природа — лучший друг, ты не считаешь, Аглая? Все всегда на своих местах, все закономерно и предсказуемо.

— И чем же это лучше? Разве с предсказуемыми друзьями интересно?

— Ну как же, стабильность, то, что всегда мы ищем. Вот листья кружатся, летают, шумят. И никогда не будет осенью иного.

— Листья кружатся всегда по-особенному и никогда не повторяют свой танец.

Даниил, кажется, не совсем услышал, о чем сказала ему Аглая, и чуть задумчиво сдвинул брови, что заметил только он сам.

— Мне тут письмо недавно пришло, весьма странное… — Аглая сунула руку в карман и положила на стол конверт со множеством печатей и марок. — Наш родственник по имени дед Мирон приглашает нас с тобой к себе в деревню. Тебе что-то известно о нем?

— Дед Мирон… Хмм… — Даниил попытался вспомнить, но случайно задел пакет с грушами. Одна увесистая груша начала свое движение в неизвестном направлении, но Даниил вовремя ее поймал.

— Глаша… Опять ты не смотришь, как кладешь пакеты, на самый край…

И вдруг его взгляд упал на конверт, который выглянул из-под бумажного пакета с грушами. Он потянул к себе конверт и развернул письмо.

— Интересно… Вот и мне дед Мирон пишет, — произнес Даниил, бегло прочитал про себя начало послания и продолжил вслух: «Утром третьего дня, на восходе, от того момента, как получите письмо, явитесь с сестрицей на станцию, что в конце вашего города. Даниилу положено быть в тулупе, а Аглае в теплом, да поверх обернуться в вязаную шаль. Вскоре вас встретит возница и отвезет ко мне в гости. В деревню, которую трудно найти на карте».

Еще мгновение Даниил пытался понять все, о чем было написано, а Аглая кивнула ему и подтвердила, что именно то же самое прочитала и в своем письме.

— Да… и с родителями не связаться… последний раз, кажется, они выходили на связь еще летом, — подумал Даниил.

— А кто еще может знать этого деда Мирона? Коллеги их, по экспедиции? — спросила Аглая.

— Колеги… возможно… Но они уже поменяли место исследования. В горах опять теперь связи не будет до зимы.

Оба вздохнули с какой-то странной задумчивостью, будто хотели что-то понять, решить, но, скорее, это было для видимости, для внутреннего успокоения, что проявили к этому внимание. О чем никто, впрочем, не признался.

Аглая протерла груши и развернула теплый пирог. Она любила пироги и каждый раз, когда чувствовала их запах и предвкушала вкус, она вспоминала о доме. Ей становилось тепло от детских воспоминаний, моментов редкой радости при встрече с родителями, долгих вечерних разговоров, часто переходящих за полночь, и рассказов о неизведанности таинственных гор, хранящих опасности и ожидающих удивительных открытий.

Скрипнул деревянный пол, Даниил стоял рядом с кладовой, никто ее не открывал уже долгое время, скорее всего, с того самого времени, как они остались с сестрой вдвоем, и разглядывал ее содержимое. Он шагнул вперед, послышался шум, шелест старых бумаг и грохот тяжелых коробок.

— Что ты делаешь? — Заглянула к нему Аглая.

— Иди сюда и помоги, — из глубины донесся голос, и Аглая осторожно сделала несколько шагов в темноте, но, передумав, вернулась обратно.

Снова раздался грохот, скрежет чего-то тяжелого, и из кладовой вышел на свет Даниил в большом натуральном тулупе.

— А что, тулуп как тулуп. Хороший такой, теплый. Что скажешь? — Даниил окинул себя взглядом со всех сторон и взглянул на отражение в книжном шкафу. Некоторое время он ничего не говорил, а все смотрел на свое неясное отражение. В стеклянной двери книжного шкафа слились книги, фотографии, широкие плечи в тулупе, местами мягком, местами шершавом, сбившиеся волосы и недоверчивый взгляд, на самого себя. — Иди, посмотри, там, кажется, шаль для тебя была, — вскоре произнес он.

— Ты действительно к деду Мирону собрался? И даже нет мыслей о том, что, может быть, это неправда, вымысел?

— Ну… может, конечно. Но только, как мы это проверим, если не придем на встречу?

— И готов в деревню поехать? А кто говорил, что хочет отдыха, сна и покоя?

— Вот и отдохну на свежем воздухе. — Даниил сел в кресло и негромко рассмеялся. — Странные ощущения. Я себя прям боярином чувствую или купцом. Хочешь, тулуп мой примерить?

— Он не твой, а из далекой родительской молодости, полагаю. Купец ты, я думаю. Не боярин. — И Аглая вновь шагнула в темную и запыленную с годами кладовую и вскоре вышла с большой вязаной связкой. Она развернула клубок, и перед ней появился весьма теплый, шерстяной платок, узор которого заканчивался на одном из краев.

— Не довязал кто-то, — со вздохом сожаления сказала Аглая.

— Так ты довяжи, — сказал Даниил и запахнул тулуп.

— Довяжи? Может быть, ты?

— Ты женщина, у тебя руки аккуратнее, для этого приспособленные. Ты этим, как никак, способна заниматься.

— Меня не учили вязать. Меня учили ели с соснами сажать и сады обустраивать.

— Лучше бы тебя вязать учили, сейчас бы шаль была, — сказал Даниил, но во время спохватился и с осторожностью и заботливостью посмотрел на сестру. Увидев, что она не придала его словам значения, он мягко улыбнулся, обидеть ее он не хотел.

— Ну кто знает, может, и лучше… время вспять не повернешь. — Аглая снова со вздохом взглянула на шаль. — Придумаем, что здесь можно сделать.

Между тем в дом, через открытую дверь, с веранды занесло листья, а на кухне вновь зашелестела бумага. Даниил отломил пирог и выпил молока.

— Глаша, — обратился он к сестре, — а что это ты платком заинтересовалась? В деревню хочешь?

Аглая отвлеченно пожала плечами.

— Да дело такое… — начала она издалека. — Там фермер один знакомый есть. Мы разговорились как-то, когда я за покупками приезжала. Ну и подружились. Он стал в гости иногда заезжать, ко мне на работу, с подарками… с продуктами. А потом я поняла, что не просто так он вроде бы заезжает, да и не совсем мой он человек. Я и сказала, что уезжаю. Не будет меня какое-то время. Думаю, наверное, отвлечется. Там много посетительниц у него обычно на ферме. Подружится с кем-нибудь снова.

Даниил понимающе качнул головой.

— Подумал я просто… Родители, если узнают, что не поехали, скажут, опять только своими делами и занимаемся.

— Аха, — вздохнула Аглая, и взгляд ее упал на шаль. Она аккуратно ее свернула и прижала к себе, будто что-то необъяснимо важное, давно забытое и сокровенное.

Утром третьего дня, на восходе, от того момента, как получили письмо, Даниил с Аглаей явились на станцию, что располагалась в конце города, о чем и писал дед Мирон. Даниил, как и положено, был в теплом тулупе, а Аглая обернулась в вязаную шаль. Они стали ждать возницу, который должен был отвезти их в гости, к деду Мирону, в деревню, которую трудно найти на карте.

Даниил запахнул покрепче тулуп и всмотрелся в самую даль дороги, уходящей к лесу. Аглая потерла руки от еще не ушедшей ночной прохлады и подняла голову к светлеющему небу с надеждой на согревающий солнечный свет. До восхода солнца было все же еще далеко, а возница, про которого писал им дед Мирон, так и не ехал.

— Шаль довязала? — поинтересовался Даниил, увидев аккуратно завязанный бантик из шерстяной нити на том месте, где заканчивался рисунок у платка.

— Довязала, как смогла, — ответила Аглая. — Зато смотри, как я обернулась шалью. Словно по древнему обычаю! — И Аглая радостно сделала круг вокруг себя, потом остановилась, то ли вдохнула, то ли выдохнула, и снова закружилась. Она все больше и больше кружилась и смеялась, приговаривая что-то, о том, как ей становится теплее. В этой своей радости Аглая протянула руки брату, но неожиданно веселье прервал довольно слышный скрежет колес. Она остановилась и, выдохнув, увидела большую телегу, запряженную лошадью. Наверху сидел возница в тулупе и из-под большой мохнатой шапки с удивлением на них смотрел.

Настороженно Даниил оглядел телегу, подобную, как ему вспомнилось, видел еще в детстве, и, взглянув на возницу, спросил:

— Вы от Мирона? От деда? То есть от деда Мирона?! — Даниил покрутил головой, пытаясь сосредоточиться.

— От него самого. Садитесь. Восход скоро. А я работать еще не начинал.

Аглая было на мгновение подумала, как ей забраться на телегу, но брат уже подхватил ее, и она оказалась на мягком теплом сене. Следом забрался он сам, и наконец тронулись.

Всю дорогу они лишь наблюдали за уходящими вдаль пейзажами, стараясь запомнить местность и понять, куда именно едут, но лошадь везла их неизведанными тропами, и постепенно места в округе стали совсем незнакомыми. Телега мягко поскрипывала, иногда немного подпрыгивала, под колесами слышалось потрескивание сухих лесных веток, и вскоре Аглая с Даниилом сами не заметили, как глаза их плавно закрылись и, как и полагается, они уснули.

Глава 2

…Уют домашний — это не убранства красота. А поступь теплых и мохнатых лап по дому и по саду

Аглая сонно потянулась, и с ее ладоней слетела солома. Рядом мирно спал брат детским безмятежным сном.

— Даня… — тихо позвала она его и положила руку ему на голову. — Даня, вставай. Мы где-то находимся.

Даниил засопел и проснулся. Приподнявшись, он огляделся вокруг себя, потянулся и слез с телеги.

— Приехали, кажется. Двор здесь пустой, и никого. Выбирайся, давай осмотримся.

В небольшом опустевшем саду стоял деревянный дом с крыльцом. Цветы в клумбах давно отцвели, и сухоцвет, перемешавшись с нападавшими осенними листьями, плавно раскачивался на ветру. Возле крыльца громоздились глиняные горшки и одиноко грелась на солнце скамейка с резными ручками. Двери в доме были отворены, и в глубине слышалась тихая музыка, больше похожая на мелодию старинного патефона.

Даниил с Аглаей ступили на крыльцо и заглянули внутрь дома. Переступив через порог, они оказались в несколько темной комнате, где у окна за письменным столом сидел человек и что-то старательно писал на бумаге. Он услышал скрип половиц, поднял голову от бумаг и сразу обернулся.

— А, вот и гости пожаловали! Долго к нам добирались! Но я рад, что вы выспались.

Поднявшись из-за стола, человек прошел неспешными шагами через всю комнату и доброжелательно развел в сторону руки, показав большие и широкие ладони. Солнечный свет уже начинал заполнять дом, и на лице мужчины блеснули светлая борода с серебристым отливом и