– А я первый раз выехала – и сразу в Париж, да с богатеньким мужем.
кулаков… Бабка моя кулацкая дочка, с
И уехали мы в Воркуту. Ой, мамочки, как же мне там не понравилось! Вместо нашей улицы Углежжения, леса, речки, свободы, просторного деревянного дома – комнатенка в коммуналке, девять метров, со
книжек, настоящих, детских, с красивыми картинками
– Не знаю, он не из нашего круга, но я их видела в Питере, в «Астории». Картина была вполне недвусмысленная, особенно зная привычки Марет. Ой, сейчас будет гусь, этого я пропустить не хочу ни за какие блага мира!
– А давай девочку разбудим, жалко ее, пусть хоть гуся попробует!
– Нет, надо сказать Никите, пусть разбудит ее сам, а то ей обидно будет, бедолажке.
Оттого, что эти две чужие тетки меня пожалели, мне захотелось просто завыть в голос! Но я сдержалась, решила подождать, что будет. Бабы ушли к столу, и буквально через минуту к моему дивану кинулся Никита Алексеевич. Он встал на колени и поцеловал мне руку.
– Танечка, маленькая моя, проснись, пожалуйста, проснись и прости меня, старого дурака…
Я решила сыграть в эту игру. Открыла глаза, как будто ничего не понимая, где я, что со мной.
– Что? Я спала?
– Да, маленькая моя, ты устала, проголодалась, нервничала, а потом поела и уснула.
– Ну да, ясно, по-русски любить и жалеть – синонимы. Эх, знала
Надо купить перламутровые или серебряные, можно босоножки на высоком каблуке, но черные – исключено!
Почему-то после разговора о ребенке я часто возвращалась к этой мысли.
Да видно не судьба… В начале весны бабка моя, Авдотья Семеновна, померла.
торый не мечтает стать генералом!
