что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать
удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером написать
Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!
Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повёртывается. Говорит Иван-царевич:
— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, — ко мне передом, а к морю задом.
Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич взошёл в неё и видит: на печи, на девятом кирпичи, лежит баба-яга, костяная нога, нос в потолок врос, сама зубы точит.
— Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал? — спрашивает баба-яга Ивана-царевича.
— Ах ты баба-яга, костяная нога! Ты бы прежде меня, доброго молодца, накормила-напоила, в бане выпарила, да тогда б и спрашивала.
Баба-яга накормила его, напоила, в бане выпарила; а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую.
— А, знаю! — сказала баба-яга. — Она теперь у Кощея Бессмертного; трудно её достать, нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережёт.
Пустил младший брат — попала стрела в грязное болото, и подхватила её лягуша-квакуша.
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!
Шёл он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли
за столы дубовые, за скатерти браные.
