Оглавление

Мурад Мусакаев

Магия Кино / Механизм

Все права защищены © 2025

Магия Кино

Глава 1

Ты просыпаешься и тебе тошно, но не от очередного похмелья, а от того, кем ты стал, от того, куда сам себя завел. И, кажется, выхода нет, но тонкий голосок внутри кричит, что ты способен на большее, нужен только толчок, знак. Для меня таким знаком стала бесплатная газета, которую пихали в почтовый ящик каждой квартиры.

Фотография дяди Бертучио украшала собой разворот. Он был изображен до такой степени довольным жизнью, что я едва узнал его, пришлось даже заголовок перечитать. «Мир кино становится реальностью!», — гласили стройные буквы величиной со спичечный коробок каждая. Усилием воли я заставил себя вернуться в реальный мир и выключить плиту, на которой закипал мой утренний кофе. Кофейник настойчиво зашипел, я плеснул темного варева в чашку и уселся обратно за стол, не решаясь развернуть газету. Я не был особо близок с дядей, но мы оба знали о существовании друг друга, что давало мне право объявиться на его пороге с фальшивой улыбочкой и вежливой просьбой финансовой поддержки. Назвать мое положение бедственным — равно что сделать мне комплимент. Такого успеха от дядюшки вряд ли можно было ожидать. Он всегда грезил кинобизнесом, но это было скорее хобби. Основная его работа была связана с «механикой и машиностроением», как он гордо говаривал. На самом же деле, за высокопарными словами скрывалась халтурка в автомастерской. У них с тетей даже своей машины не было, поэтому он и не поверил сперва, когда ему сообщили, что тетя Агата разбилась в автокатастрофе. К удивлению прочих членов семьи, дядя даже не стал в этом разбираться, а просто похоронил жену и куда-то уехал. Вот с тех пор я о нем и не слышал, а было это ни много, ни мало одиннадцать лет назад.

Сделав пару ободряющих глотков поганого кофе, я приступил к чтению, чтобы выяснить, чем же так доволен дядя Бертучио с фотографии. Вот, что я прочел:

«Мир кино становится реальностью! Именно этой фразой остров „Кристалл Гармонии“ встречает прибывающих с материка на пароме любителей новых ощущений. Причал венчает величественная арка, а ступеньки ведут беспокойные ноги зрителей в небольшой городок, оформленный в духе декораций фильма. На улицах вы можете встретить персонажей „Ладьи“, „Сенегала“, „Человека, который читал“ и других кинокартин. Девочка Ирис из „Цветения“ продает корзинки с цветами в сувенирном киоске, а гигант из „Страны великанов“ декламирует стихи у входа в уютный ресторанчик. Вдалеке даже виднеется маяк из „Жены Моряка“. Кадры из фильмов воспроизводятся в различных уголках острова, а когда действо подходит к концу, актер, словно неутомимые машины на службе искусства, начинают сцену заново. Автор уникального парка развлечений или, как он сам это называет, арт-проекта — малоизвестный независимый режиссер Бертучио Верра, постановщик всех названных выше фильмов. На вопросы искушенных синефилов о том, как ему удалось уговорить всех актеров из своих фильмов прибыть на остров для поддержания магии кино, режиссер отвечает лишь тонкой улыбкой. „Наслаждайтесь волшебством, пока оно длится“, — загадочно отвечает творец. На наш вопрос о дальнейших планах на проект, режиссер отвечает философски, устремляя взгляд куда-то за горизонт. „Будущее не столь важно, кино не знает будущего, кино лишь ловит момент. Идеальный, неповторимый, вечный. Запечатлите себя и свои эмоции здесь, в данную секунду, запомните их, проживите их с нажимом — вот, что важно для меня и для острова. Я желаю ощутить вкус момента, хочу остаться в нем как можно дольше, вечно разделяя его с любимыми. А будущее, оно будет потом…“ От обычной беседы с этим человеком уже создается ощущение, что вы внутри его киноленты, окружены чудесами и персонажами. Это применимо и ко всему острову, ведь вы побываете в различных эпизодах и жанрах, и, если того пожелаете, можете задержаться на целый фильм. А потом и на еще один. Благодаря некой удивительной технологии, сцены разворачиваются вокруг вас, и фотографиями это не передать. Как известно, достаточно развитая технология напоминает магию. Что ж, Бертучио Верра наглядно демонстрирует нам магию кино».

По краям от основной статьи цитировались восторженные отзывы посетителей, а также описывалось, как добраться до острова. Паром ходил раз в сутки, отправляясь поздним вечером и возвращаясь ближе к обеду. В уголке газеты я заметил темный квадратик с купоном на пятипроцентную скидку на входной билет. Ножниц у меня не было и я аккуратно вырвал его, сгибая каждую грань для создания направляющей ровного разрыва. Я посмотрел на проделанную работу и кисло кивнул сам себе: годится. Пока я читал, я твердо вознамерился нанести дядюшке визит. «Все-таки родственник, а мы так давно не виделись!» — ерничал я про себя, в попытке оправдать истинный мотив: я надеялся на подачку или, на худой конец, на работенку. Прошло уже две недели с тех пор как меня турнули из булочной, поэтому терять мне было нечего. Я решил вернуть ключи мистеру Бокуре, моему домоправителю, собрать свои скудные пожитки в сумку и отправиться в путь на следующий же день. На сегодня — сборы, завершение дел и поход в «Ателику», чтобы попрощаться с бездельниками, которых я, за неимением лучшего термина, называл своими друзьями. Не то чтоб мы были очень уж дружны, просто эта иллюзия позволяла чувствовать себя хоть кому-то нужным.

За хлопотами и мыслями незаметно пролетел день. Я решил не дожидаться завтра, а отправиться в ту же ночь. Я принял душ напоследок, надел чистую одежду и попрощался с хозяином. В чемодане моем, помимо одежды, лежали два похищенных полотенца, кусок мыла и полпакета дерьмового кофе, так что я спешил покинуть дом прежде, чем он хватится пропажи. Из «Ателики» я планировал сразу направиться на речной вокзал, а оттуда шесть часов на кораблике, которые я планировал скоротать кемаря. К рассвету я уже буду стоять на причале острова «Кристалл Гармонии», свежий и готовый к новому жизненному этапу.

В «Ателике» было как всегда шумно. Приглушенные лампы освещали сидящие у бара фигуры, часть из них были мне знакомы: таксист, которого все мы звали просто Шеф, бармен Ирвин, беззаботный студент Хенрик и моя бывшая начальница в пекарне, Анна. Приблизившись, я поздоровался и присел рядом.

— Ну что, товарищи? Мой час пробил. Сегодня ночью я отбываю из нашего милого города и уже вряд ли когда вернусь. Сегодня я пришел попрощаться, поэтому если кто-то из вас хочет по старой дружбе угостить меня, я буду благодарен. Что, Ирвин, опрокинем по одной за старые деньки? — я подмигнул бармену.

Не сказать, что моя тирада произвела на них впечатление. Шеф лишь хмыкнул, и только студент Хенрик округлил глаза:

— О, надо же! А куда ты собрался, Бик?

Мальчишка всегда интересовался моей жизнью больше других. То ли искренне, то ли чувствуя себя обязанным за тот раз, когда я оплатил его очередной взнос за обучение своими последними деньгами. Не то чтоб я был такой уж щедрый и самоотверженный, просто часть меня наивно верила, что хоть кому-то из нас образовательная система может дать то, что обещала. Я, в свое время, получил образование инженера-механика, но работа оказалась тяжелой. Не сумев держать необходимый темп, я скатился к мелким подработкам, а после и вовсе безработице.

— Отправляюсь на «Кристалл Гармонии»! — объявил я, шлепая газетой о барную стойку.

В этот раз взгляды большинства скользнули по заголовку.

— Кто ж тебя там ждет, — грубовато бросил Ирвин, но пододвинутый им бокал с несколькими каплями бренди на донышке смягчил эту грубость, так что никаких обид с моей стороны.

Пренебрежение стало мне привычным. Я даже благодарно посмотрел на бармена и поднял бокал.

— Видишь ли, дорогой Ирвин, господин Верра известен мне как дядя Бертучио. Он — кузен моего покойного батюшки. Так что по всему выходит, что я его двоюродный племянник. Съезжу, повидаю родственника. А там гляди работка какая для меня найдется.

— Смелое предположение, — холодно заметила моя бывшая нанимательница Анна, но я пропустил это мимо ушей. — По крайней мере, билеты-то ты не будешь подъедать.

Намек на калачи, которыми я набивал пустое брюхо, пока работал у нее в пекарне. Не самый мой достойный поступок, который я оправдывал трехдневным голодом и обещанием самому себе вернуть стоимость булок с ближайшей зарплаты. Но до зарплаты дело не дошло. Меня было уколола совесть, но я быстро ее заткнул. Черт с ними! Не ожидал же я, в самом деле, что кто-то меня здесь поддержит или оценит по достоинству.

Пришло четкое понимание — это чужие мне люди, нас ничто не связывает и никогда не связывало. Но почему-то я все же испытывал к ним необъяснимую симпатию. Либо из-за схожести нашего положения, либо просто сам себе что-то придумал. Но мне хотелось выразить эту симпатию напоследок, закрыть эту главу моей жизни.

— Тост! — я вскинул вверх бокал с бесплатной выпивкой. — За наши мечты! Пусть все они сбудутся, даже самые несбыточные! Вы стали мне товарищами, и я желаю вам добра.

На этот раз многие из них одобрительно закивали, а затем подняли бокалы и не чокаясь выпили налитое в них пойло. Ирвин пригубил прямо из горлышка бутылки с бурбоном, а затем вернул ее в барный шкафчик. Я тоже осушил бокал и огляделся по сторонам. «Ателика» была бедным местом, здесь собирались бедные люди и заливали разбавленными напитками свои горести. Не вкусная, но хотя бы горячая еда, разговоры с такими же несчастными, как ты. В этом месте сам воздух был пропитан чувством тоски и безнадежности. Мне очень хотелось уйти на приятной ноте, скорее для себя, чем для них. С одной стороны, мне даже нравилось здесь, ведь у этих людей не было резона притворяться и зубоскалить перед тобой, они были до мрачного честны. С другой, я бы отдал все, чтобы выдернуть себя из этого тоскливого болота. Не хотелось более ни минуты оставаться здесь, точка поставлена, с меня хватит. Я с благодарностью откланялся, развернулся и вышел, надеясь оставить позади не только их и это заведение, но и всю свою прежнюю жизнь.

На речной вокзал я прибыл сильно заранее. Я приобрел билет в кассе и направился в местное кафе, чтобы скоротать там время до рейса. Запустив руку в карман и оценив свой скромный капитал, я заказал бублик с тыквенными семечками и стакан чая. Неспешно макая бублик в чай, я ел и глядел по сторонам. Людей в кафе в столь поздний час практически не было: пожилая пара клевала носами на одной из скамеек, вторую занял растянувшийся на ней в полный рост бездомный, а прочие пустовали. Взгляд мой задержался на бедолаге, который сопел на потертой скамье. Его одежда была поношена и местами изорвана, волосы грязны и всклокочены, но лицо абсолютно безмятежно во сне. Для нас, людей, чья жизнь не блистала яркими красками и сводилась к ежедневной борьбе за пропитание, сон был отдушиной. Во сне не нужно работать, во сне нет голода, во сне нет боли. Наверное, этому бродяге, как и мне, практически не снились кошмары. А и с чего им сниться, когда вся твоя жизнь — это очередной кошмар. Бродяга приоткрыл подслеповатые, залитые хмелем глаза, и зашелся жутким грудным кашлем. Должно быть, я все же преувеличиваю тяжесть своего бремени и многим людям на этом свете живется всяко хуже, нежели мне. У меня была работа, по крайней мере до недавних пор, жалкое подобие друзей и даже (ох, как я надеюсь) богатый дядюшка, с которым стоило бы повидаться.

Перекусив, я схватил свой багаж и вышел подышать ночным воздухом. На другой стороне залива виднелся парк развлечений с подсвеченными, но неживыми аттракционами. Я оперся о поручни и тоскливо глядел на хорошо различимые силуэты маленьких лошадок и морских коньков на детской карусели, на потускневшую краску качелей на цепочках, веселые улыбки нарисованных на автомобильчиках автодрома персонажей… Когда в столь статичном виде видишь места, которые твой разум привык изображать оживленными, становится либо жутко, либо грустно. Меня охватила волна невыносимой печали. Я помнил этот парк в его лучшие времена, когда я, будучи еще маленьким мальчиком, приходил сюда с дедушкой Артуро. Артуро не был мне родным дедушкой, меня просто оставляли с этим стариком, жившим по соседству, когда папаше нужно было уйти по делам. Дедушкой я его называл исключительно из почтения к его возрасту. Я любил этого деда, а он по-своему любил меня, а еще мы оба любили этот небольшой парк аттракционов. Тогда он был полон жизни, из каждой карусели доносились звуки развеселых песенок, вокруг шныряла ребятня с воздушной кукурузой в бумажных свертках и сладкой ватой на палочках. Еще неподалеку был маленький парк, в тени которого можно было укрыться знойными летними деньками и долго сидеть, глядя на бесконечную водную гладь. Я вспомнил, как после очередной поездки на карусели Артуро брал мой бумажный пакетик из-под воздушной кукурузы и набирал в него воду из родника в парке, чтобы я мог напиться, а я спешно глотал студеную воду, стараясь успеть напиться прежде, чем пакетик неизбежно размокнет. Сейчас, наверное, парк развлечений порос сорняками и был лишь бледной тенью себя прежнего, с облупившейся краской и трещинами в асфальте. Может быть, днем парк выглядел иначе, более живым, но сейчас мне отчего-то казалось, что он больше никому не интересен, никому не нужен, что дети сейчас поголовно заняты чем-то иным. А может я просто видел в этом парке себя, опустившегося и разбитого, и оттого так грустно мне было. И оттого еще больше хотелось сбежать от всего этого, от воспоминаний прошлого и от реальности настоящего. Будто побег решит все мои проблемы, исправит меня.

Из мрачных мыслей меня вывел короткий гудок корабля, который должен был доставить меня на остров. Я знал, что корабль делает несколько остановок в пути, поэтому не удивлялся малому количеству пассажиров. Бьюсь об заклад, их будет в разы больше, когда я проснусь. Я показал контролеру билет и взошел по трапу. На верхней палубе располагались каюты для пассажиров дальнего следования, а внизу помещения для матросов и кают-компания. Сидячие места были на средней палубе, как ветчина в бутерброде. Никаких номеров на билете указано не было, поэтому я просто занял местечко у окна. Я закинул ноги на сдвоенное сиденье, укрыл их своим пиджаком, а чемодан пристроил под креслом. Какое-то время я еще продолжал таращиться в непроглядную тьму за стеклом, но усталость взяла свое и я погрузился в сон.

Глава 2

Проснулся я на рассвете от того, что кто-то трогал меня за ногу. Я разлепил глаза и поморгал, привыкая к освещению. Передо мной стояла белокурая девушка в васильковом платье и милой круглой шляпке. Заложив руки за спину, она чуть склонилась надо мной.

— Тут не занято? — указала она на то место, где «сидели» мои ноги.

У нее был приятный, звонкий голос, вызывавший легкое дежавю, словно я уже слышал его прежде.

— Э-э-э… Нет, здесь свободно, я просто… я думал… — спросонья мысли не желали собираться в кучу и разбегались.

— Вот и чудно! Не возражаете? — она мягко, но настойчиво толкнула мои ноги, вынуждая меня сесть, а сама опустилась на соседнее кресло.

— Нет, конечно, извините меня… Я задремал и, кажется, позволил себе расслабиться сверх меры, — я почувствовал, как краснею.

Какого черта?! Какое мне вообще дело до того, что она там подумает? «Расслабился сверх меры», ба! Мое подсознание слишком буквально приняло концепцию оставления прошлого за бортом, ведь прежний Стефан Бик воскликнул бы: «Возражаю