Я помню, как мелели реки, как из них уходила рыба, как небо теряло свой цвет, а пища вкус. Вы не представляете, какой раньше был на вкус самый заурядный помидор! Мир одряхлел, с него слезла кожа… Кровь, живая и веселая, превратилась в закисшую брагу… Знаете, Сирень, последние предвоенные годы были ужасны, и многие это понимали. Все разваливалось. Деревья замедляли рост, земля не давала всходов. Люди теряли веру. В себя, в Бога, в смысл и предназначение. Я видел, как исчезали и осмеивались герои, как мир заполнялся трусами, ворьем и тараканами. Мир заплесневел, и ему требовалось очищение.
Когда в прахе дней и в бессмысленном беге суеты ты замечаешь мелочь, на первый взгляд бестолковую и бездарную, но непостижимым образом притягивающую к себе внимание, это значит, что будущее посылает тебе телеграмму о скорой и непременной встрече.
Или я слишком устал, чтобы бояться? Когда ты не боишься, это значит все. Но я устал бояться. Я не знал, что делать. Я хотел лечь на дно лодки и лежать. Хотел спать. Жить хотел. И они, они тоже хотели жить. Мы все хотели жить. Господи, посмотри же на нас!
Я стеснялся. Я смотрел на нее и понимал, что знаю ее всю жизнь. С самого детства знаю, с самых первых шагов мы были вместе, только я тут, на Сахалине, а она у себя там, в Японии. Но все равно вместе, это точно. Я помню ее. Там. На нашей горе, у ручья. Я ждал ее, знал, что обязательно встретимся. Мы были вместе, и мы будем вместе, теперь уже навсегда.
Лодка была накачана, Артем закинул ее на плечо и перенес по берегу к свободной воде, вернулся и потащил мотор. А я не могла оторваться и все смотрела на этот пологий берег, уходящий к лесу. На эти землянки, на серую кору и на почерневшее от солнца и воды дерево, и из каждой норы и каждой щели ад смотрел на меня.
