Анатолий Соколов

Млечный Путь

Психологическая повесть

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Соколов. С. А.

Корректор Ивлиева Е. В.

© Анатолий Соколов, 2019

Герой повести — молодой талантливый амбициозный доктор.

Жизнь испытывает героя на прочность, нагромождая на его пути одно злоключение за другим. Не выдержав напора жизни, поддавшись искушению (как ему казалось — подарку судьбы), он уходит из медицины, становится крупным бизнесменом. Теперь у него есть все, что можно купить, но душа неспокойна. В минуты кризиса он понимает, что предал, себя: свою молодость, свои мечты, свое призвание. Как сложилась дальше судьба героя — об этом наша история.

16+

ISBN 978-5-4496-4657-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Млечный Путь
2. Млечный путь
   1. Доктор‒Андрей
   2. Надя
   3. «Держись, Андрюха…»
   4. Наташа
   5. Икона
   6. Истоки судьбы
   7. Опять нокдаун
   8. Генеральный директор
   9. Кризис
   10. Психологический ликбез
   11. Тени истории
   12. Возвращение

Млечный путь

Чтобы птицы не сбивались с пути, не бродили и не гибли на дороге в Вырай… Бог проложил на Небе из звезд дорогу, которая точно ведет в Вырай.[1]

Из поверий древних славян.

— Не возражаешь, старик, если я закурю, — спросил Геннадий, скорее из вежливости, он знал, что возражать я не буду. Неторопливо достав из портфеля сумочку с заранее набитыми трубками, он выбрал одну из них, раскурил и, с наслаждением попыхивая, продолжил беседу. — Ты зря завидуешь этим толстосумам, среди них немало моих клиентов… Кстати, могу поделиться с тобой любопытной историей… Как-то мне довелось консультировать владельца одной крупной фармацевтической компании… Случай этот, правда, совсем нетипичный, но с психологической точки зрения очень интересный: мой пациент, назовем его Андреем, обладал весьма тонкой душевной организацией и склонностью к рефлексии, что совсем не характерно для людей его круга… Наша первая беседа состоялась в нейрохирургическом отделении одной из клиник, Андрей попал туда после автомобильной аварии, произошедшей, как мне представляется, совсем не случайно. Ему было тридцать четыре года, но жизнь уже успела изрядно на нем «потоптаться»… Знаешь, как он поступил, пытаясь распутать клубок своих проблем? Ты не поверишь! Впрочем, не буду забегать вперед, если интересно, расскажу все по порядку. Может быть, это тебе пригодится…

Надо сказать, что Гена… Геннадий Александрович Дронов, известный московский психотерапевт и мой старинный друг еще со школьных времен, частенько делился со мной различными историями из своей богатой практики, конечно, соблюдая при этом профессиональную этику. Некоторые интересные сюжеты я, с его согласия, использовал в своих литературных произведениях.

Наши встречи последнее время стали регулярными: Геннадий находил в них возможность снять напряжение после «суровых трудовых будней», а я получал психологический ликбез и материал для творчества.

Вот и сегодня, уютно расположившись в моей небольшой кухоньке и выпив по рюмочке, мы плавно, но неизбежно перешли к обсуждению «реалий жизни». Я опять начал жаловаться на свои никак не решаемые проблемы, позавидовал нашим нуворишам, чьи заслуги совершенно не соответствовали уровню их благосостояния.

Геннадий внимательно слушал эту «заезженную пластинку», временами вставляя свои любимый ироничные замечания: «воистину, проекции правят миром» или «а здесь мы наблюдаем выраженное явление переноса». Дождавшись паузы в потоке моих стенаний, он перехватил инициативу и предложил послушать эту необычную историю.

Профессиональное чутье подсказывало мне, что и в этот раз можно будет чем-то «поживиться». Не заметив ничего странного в предложении Геннадия, я попросил разрешения на запись и включил диктофон.

Доктор‒Андрей

Рабочий день в одном из престижных медицинских НИИ подходил к концу, молодой, но уже достаточно авторитетный врач-невролог, Андрей Петрович Фокин, вымыл руки после осмотра больного и, продолжая обдумывать тактику лечения, подошел к окну.

Побочные явления от назначаемых врачами районной поликлиники препаратов наслоились друг на друга и создали такую пеструю клиническую картину, что разобраться в сути заболевания было непросто. Кроме того, Андрей отметил выраженную невротизацию пациента: тревога, страх перед будущим, недоверие врачам явно отражались на его лице. В таком состоянии сомнительные диагнозы, выставленные различными специалистами, становились для больного ярлыками болезней и усиливали патологический процесс.

В кабинете было душно. Андрей распахнул створки окна.

Знойный летний вечер, только что вступивший в свои права, по-хозяйски смело ворвался в комнату, принеся с собой надсадный гул столичной улицы, назойливый запах выхлопных газов и — бич российского лета — хлопья тополиного пуха.

Андрей вспомнил, как прошлым летом, таким же душным вечером он прогуливался в пекинском парке со своим наставником, профессором Чжаном. (Во времена «великой дружбы братских народов» доктор Чжан часто бывал в СССР: консультировал московскую элиту, и неплохо владел русским).

Это была вводная лекция, которую доктор решил провести на природе.

«…Традиционная Китайская медицина зародилась в те далекие времена, когда философия, наука и религия представляли собой единое учение о происхождении Вселенной. В основе этого учения лежало представление об энергетической субстанции — ци, которая является первопричиной всех явлений и предметов как материальной, так и нематериальной природы. Циркуляция ци в мире происходит в двух формах — ян и инь, символизирующих такие противоположности, как свет и тьма, небо и земля, мужское и женское. В каждом из этих начал всегда присутствует элемент другого: усиление ян рождает инь, а увеличение инь рождает ян, — говорил в тот вечер доктор Чжан. — Состояние человека неразрывно связано с движением ци в его теле и душе. Болезнь возникает из-за нарушения гармонии ян и инь, неправильной циркуляции или ослабления ци… Восточная медицина направлена на регуляцию энергетических потоков, протекающих в организме, на их гармонизацию с энергией Вселенной. Болезненный симптом — это свидетельство нарушения гомеостаза: организм пытается отрегулировать нарушенное равновесие внутренней среды, он этому научен природой, и не надо ему мешать без серьезных на то причин. Но западная цивилизация стремится оградить себя от малейших недомоганий с помощью медикаментов. Вся западная медицина заточена на устранение симптомов, а не причин заболевания. Очень часто медикаментозная терапия противодействуют усилиям организма, сбивает тонкие регуляторные механизмы. В итоге это приводит к тому, что организм перестает бороться с болезнью, а больные становится заложником врачей и таблеток…»

Пациент Андрея был ярким подтверждением слов китайского врача. Его организм находился в том состоянии, когда лекарства только наносили вред и маскировали основную причину заболевания.

…Прохлады не чувствовалось. Андрей с сожалением закрыл окно, мимоходом посмотрелся в зеркало и, подмигнув стройному, ладно скроенному, уверенному в себе доктору, вернулся к столу. Заглянул на первую страницу медицинской карты, прочитал: «Ников Петр Андреевич, 62 года, ведущий инженер», — и стал объяснить пациенту сущность его заболевания.

— Ваши многочисленные недомогания, Петр Андреевич, вызваны двумя основными причинами: во-первых, это вегетативная дисфункция — нарушение работы внутренних органов, связанное с расстройством регуляции и слабостью нервно-психических процессов, во-вторых, дисплазия соединительной ткани — ее повышенная пластичность, растяжимость. Обе причины врожденные. До поры до времени они никак себя не проявляли, были скомпенсированы. С возрастом, когда регуляторные структуры ослабли, появились разнообразные неспецифические симптомы.

Я хочу сказать, что подобные симптомы можно приписать самым различным заболеваниям, это и произошло, на мой взгляд, в вашем случае, судя по поставленным вам диагнозам, врачи тоже могут ошибаться. Назначенные вам препараты лишь усугубляют патологический процесс, да вы и сами, видимо, это чувствуете. Я написал рекомендацию вашему лечащему врачу на постепенную отмену сильнодействующих препаратов, оставим только общеукрепляющие средства. Ваша болезнь таблетками не лечится. Основным лекарством должны стать посильная физическая нагрузка на свежем воздухе не менее часа в день и полноценное питание, а самое главное — старайтесь получать побольше положительных эмоций от жизни. И еще, я бы посоветовал вам проконсультироваться у психотерапевта. На мой взгляд, в ваших недомоганиях присутствует существенная психосоматическая составляющая. Проще говоря, состояние вашей психики нарушает работу внутренних органов.

Пациент внимательно слушал, временами потирая двумя пальцами правой руки подбородок, казалось, он хочет возразить, но не решается…

Отпустив больного, Андрей собрался было уходить домой, но телефонный звонок вернул его на рабочее место.

— Привет, Андрей Петрович, не ушел еще? — раздался в трубке раскатистый, командирский голос зав. отделением неврологии, профессора Елькина. — Сейчас к тебе подойдет Светлана Дробышева, у нее стойкий болевой синдром, после перенесенной несколько лет назад травмы поясничного отдела позвоночника. Физиотерапия и медикаментозное лечение малоэффективны, я рекомендовал ей операцию, но она не хочет, боится. «Пошамань» с ней своими иголочками, если сочтешь нужным, возможно, удастся снять болевой синдром хотя бы на время.

Иглоукалыванием Андрей увлекся еще в институте. Непонятная для западных врачей теория циркуляции энергии, загадочные меридианы и расположенные на них «чудесные точки», не имеющие анатомических эквивалентов — все это было овеяно каким-то ореолом романтики, тайны. Но вместе с тем метод привлекал своей доступностью и неплохой эффективностью, особенно в лечении заболеваний неврологического профиля.

Уже работая в НИИ и владея всем арсеналом современной неврологии, Андрей отчетливо понимал пагубность многих стандартных методик. Его мысли все чаше возвращались к увлечению молодости — иглоукалыванию. Он прошел курс переподготовки в ЦНИИ рефлексотерапии и как лучший ученик был направлен на стажировку в «Пекинский центр традиционной китайской медицины», где и познакомился с доктором Чжаном, ставшим его наставником.

Вернувшись в Москву после стажировки, Андрей был полон творческих замыслов, ему не терпелось применить полученные знания на практике. Но он наткнулся на глухую стену непонимания со стороны своего непосредственного руководителя, профессора Елькина.

Елькин относился к возможностям рефлексотерапии весьма скептически. Он считал увлечение Андрея «иголками» пустяшным, несерьезным занятием.

Андрею стоило больших трудов изменить это отношение. Он брал самых сложных больных и добиваться успеха в случаях, когда другие методы лечения были безрезультатны, а оперативное вмешательство противопоказано.

Елькин не находил этим фактам объяснений с точки зрения современной науки и обзывал методики Андрея «шаманством», но сложных пациентов все-таки стал направлять к нему.

— …Да, вот еще что, она дочь крупного бизнесмена и довольно хорошенькая, отнесись к ней с должным вниманием, — хохотнул Елькин и повесил трубку.

Прихрамывая на левую ногу, в кабинет вошла худощавая блондинка лет двадцати семи. Держа спину прямой, она осторожно присела на край стула и оперлась правой рукой на сидение, создавая, таким образом, опору для позвоночника.

Осмотрев Светлану, Андрей начал изучать томограммы, результаты лабораторных и клинических исследований, проведенных его коллегами.

На томограммах определялась грыжа диска, поясничного отдела. Судя по заключению профессора, именно она и была причиной упорных болей, и он рекомендовал оперативное лечение. Однако у Светланы не было ни атрофии нерва, ни нарушения работы тазовых органов, а стойкий болевой синдром не являлся абсолютным показанием к оперативному вмешательству.

Андрей предположил, что причиной болей может являться не грыжа как таковая, а хроническая мышечная блокада межпозвоночного диска. В подобных случаях рефлексотерапия позволяет разорвать порочный круг боли. Андрей собирался применить методики, которым научили его китайские врачи.

— Ну что, доктор, — с мольбой в голосе спросила Светлана после осмотра, — может быть, можно обойтись без операции, как вы считаете?

— Давайте, проведем курс иглотерапии, попробуем снять боль, а там будем решать. Во всяком случае, пока я не вижу экстренной необходимости в оперативном вмешательстве, — сказал Андрей, стараясь как-то смягчить слишком категоричное заключение профессора.

На следующий день он начал работать со Светланой.

Через несколько сеансов Андрей обратил внимание на то, что след от иглы посередине между остистыми отростками позвонков смещен в вертикальном направлении относительно следов в соседних точках, хотя иглы первоначально устанавливались на одной горизонтальной линии. Сначала Андрей решил, что неточно установил иглу, и установил ее более тщательно, но на следующем сеансе он опять обнаружил небольшое смещение следа. Тогда он понял: происходит увеличение расстояния между позвонками, мышечный спазм снимается, и диск, как освобожденная пружина, раздвигает позвонки.

Светлана подтвердила, что боль в пояснице уменьшилась и перестала отдавать в ногу.

Когда курса лечения закончился, Андрей направил Светлану на повторную томографию. Грыжа никуда не делась и не уменьшилась в размерах, но мучительные боли исчезли, значит, их источником была мышечная блокада диска.

Андрей был доволен результатом лечения: ему удалось избавить эту молодую женщину от бесполезного, далеко не безобидного хирургического вмешательства.

Но еще больше была довольна Светлана — она очень боялась предстоящей операции. Теперь, когда боль, являвшаяся постоянным спутником ее жизни на протяжении последних лет, отпустила, она преобразилась: походка стала легкой и уверенной, в больших голубых глазах все чаще сияла улыбка.

— Вы волшебник, Андрей Петрович, — сказала Светлана на прощанье, — я ваш должник на всю оставшуюся жизнь.

Но Андрей прекрасно понимал, что достигнутая ремиссия не вечна и не гарантирует Светлане беззаботную жизнь. Нарушенный позвоночный сегмент даст о себе знать еще не раз и, возможно, более грозными симптомами… Светлане предстоит научиться дружить со своей болезнью, принять ее. Больной орган всегда требует заботы и не терпит перегрузок. Все это он объяснил пациентке, немного притушив ее эйфорию, дал необходимые рекомендации и назначил контрольный осмотр через полгода.

По результатам проведенного лечения Андрей написал статью и намеревался отослать ее в «Неврологический журнал». Он показал статью Елькину и попросил написать рецензию. Мельком просмотрев материал, Елькин поморщился и отчеканил, глядя куда-то в сторону: «Считаю публикацию преждевременной, а тему — неактуальной и непрофильной для нашего НИИ. Я не могу написать положительный отзыв. Советую, не переоценивай эффективность своих методик, пока не будет статистического подтверждения».

Но Андрей уже знал цену себе и своей работе, не собирался сдаваться и не хотел ждать. Он послал статью на рецензию в ЦНИИ рефлексотерапии, получил положительный отзыв и направил ее в журнал, не поставив Елькина в известность.

Публикация привела профессора в ярость. Он созвал ученый совет, председателем которого являлся, и стал обвинять Андрея в научной некомпетентности, подтасовке результатов, зазнайстве, неуважении к мнению руководства.

Возмущенный потоком необоснованных нападок, Андрей вскочил с места и парировал:

— Вот вы, уважаемый профессор (слово «уважаемый» он произнес с явной издевкой) обвинили меня в некомпетентности, но факты говорят сами за себя, мне удалось снять болевой синдром, не поддающийся лечению стандартными методами.

Вы называете иглотерапию «шаманством» потому, что до конца неясны механизмы ее воздействия. Но в таком случае разве вся современная медицина не шаманство? Откройте медицинский справочник. Для большинства распространённых заболеваний читаем: «…вопросы этиологии остаются спорными…», «…патогенез не выяснен…», «…причина неизвестна…». А что мы видим в инструкциях по применению многих фармакологических препаратов: «…механизм действия… до конца неясен». Однако мы пытаемся лечить болезни, причины которых неизвестны, препаратами с неясным механизмом воздействия и часто добиваемся успехов. Разве это не шаманство? Так почему же вы отвергаете проверенный веками метод, приносящий людям реальную помощь? Да только лишь потому, что он не вписывается в современную парадигму медицины… Пациентке удалось избежать оперативного вмешательства, назначенного вами, как мне представляется, совершенно необоснованно на данном этапе течения болезни. Вы пытались воспрепятствовать выходу в печать моей статьи, так как она противоречит общепринятым догматическим взглядам на лечение спинальных больных и может повредить вашей репутации.

В своих обвинениях вы правы лишь в том, что у меня нет достаточных статистических данных, но в моей статье есть ссылки на работы китайских врачей, подтверждающие результативность подобных методик, поэтому я считаю ваши обвинения совершенно абсурдными, продиктованными амбициями, недостойными врача и ученого.

Андрей перевел дух. Накопившееся напряжение ушло, он успокоился, самолюбие было удовлетворено.

— Спасибо за внимание, коллеги, не смею больше отнимать ваше время, — сказал Андрей и вышел из кабинета, не дожидаясь, когда Елькин придет в себя. Он понимал, что профессор не простит ему этой выходки. Защита кандидатской диссертации, да и просто совместная работа, становились весьма проблематичными.

День был испорчен. Едва дождавшись окончания рабочего дня, Андрей вышел на набережную Москвы-реки и привычным маршрутом направился в сторону дома, а мысли снова и снова возвращались к конфликту с Елькиным.

Возможный уход из института, конечно, расстроил бы все планы на будущее, но Андрей сказал то, что думал, не кривя душой, не прогибаясь перед начальством и совесть, казалось бы, должна быть спокойна.

Но внутренний оппонент был недоволен:

«Ну да, ты уйдешь с высоко поднятой головой, удовлетворив свою гордыню, откажешься от борьбы, бросишь больных, которым мог бы помочь… А может, ты зря пошел в медицину? Мог бы, наверное, стать неплохим инженером…»

Андрей подошел к парапету, остановился. Внизу неторопливо несла свои воды стиснутая бетоном Москва-река…

«Сколько трагедий, войн, человеческого горя видела она», — подумал Андрей. Сегодняшняя неурядица показалась ему мелкой, обыденной, не достойной внимания. Он постарался «отключит» назойливого оппонента, расправил плечи, вдохнул полной грудью и двинулся дальше…

Андрей рано познакомился с медициной. Он с детства любил рассматривать рисунки в медицинских книгах из библиотеки отца, заведующего поселковой больницей. Но главное событие во многом определившее его жизненный выбор произошло позже, когда семья по настоянию мамы переехала из села в областной центр: она очень беспокоилась за «живущую на чужбине» дочь, которая училась медицинском вузе.

Однажды, разыскивая в кладовке запропастившийся куда-то мяч, Андрей наткнулся на старый бабушкин чемодан и открыл его… Там лежали кости скелета (сестра изучала по ним анатомию и прятала от брата, чтобы не напугать).

Конечно, мальчик испугался, увидев содержимое чемодана, но любопытство пересилило. Сначала робко, потом все увереннее он стал вынимать кости и раскладывать их на полу, стараясь собрать скелет. Он был ужасно горд, что пересилил страх.

Именно в этот момент он понял, что станет врачом.

В двенадцать лет Андрей увлекся боксом, и через год стал чемпионом города, а еще через три — призером первенства России среди юношей. Тренер пророчил ему блестящую спортивную карьеру, советовал поступать в спортивный вуз, но Андрей уже решил посвятить свою жизнь медицине.

Окончив школу с золотой медалью, Андрей уехал учиться в Москву. Он во всем был максималистом, хотел быть не просто врачом, а очень хорошим врачом.

Он добился своего — поступил в «Первый медицинский». Еще года два он продолжал заниматься боксом, выиграл первенство Москвы, получил звание «Мастер спорта». Но тренировки стали отнимать слишком много времени. Андрей не рассматривал бокс как возможное дело своей жизни и без сожаления расстался с большим спортом.

…Сам того не замечая, Андрей подошел к воротам детского сада: по вечерам он всегда забирал сынишку домой. Удивленная его приходом воспитательница сказала, что Сашу забрала мама.

Обычно жена предупреждала Андрея, если забирала сына сама. Он позвонил ей, но телефон не отвечал.

«Странно, куда ее „сдуло“, да еще с сыном? — пронеслось в голове. — Ну да ладно, сегодня у меня будет вечер свободы». Андрей зашел в свое любимое кафе, заказал пива, расслабился и, увлекаемый звуками музыки, отдался воспоминаниям.

Надя

С Надей он познакомился в поезде «Барнаул–Москва», когда возвращался с группой друзей–туристов со сплава по алтайским рекам. Стройная, белокурая, разбитная проводница сразу привлекла его внимание, что, кстати, не осталось незамеченным товарищами. Над ним стали язвительно подтрунивать, постоянно посылали то за чаем, то узнать, скоро ли станция, то спросить, чем сегодня кормят в вагоне-ресторане.

Надя была москвичкой, училась в железнодорожном институте на экономиста, а во время каникул в составе студенческого отряда обслуживала поезда дальнего следования.

По вечерам вся компания собиралась в одном купе, пели под гитару туристские песни, приглашали Надю. Если была свободна, она не отказывалась. Туристских песен Надя не знала и просила спеть для нее что-нибудь популярное.

Трое суток пролетело незаметно. Прощаясь, ребята пригласили Надю на следующий сплав, она отшутилась, обещала подумать. Андрей попросил у нее номер телефона. Надя не кокетничала, назвала номер, сказала, что будет ждать звонка.

Андрей позвонил через неделю, когда Надя отдыхала между поездками.

Она пригласила его на чай…

Вскоре Андрей перебрался из студенческой общаги в Надину двухкомнатную квартиру, которую ей купил отец, крупный железнодорожный чиновник. И началась любовная лихорадка, продолжавшаяся два года. За это время Андрей с лихвой ощутил все изъяны Надиного характера. Любовный угар был уже на излете, и надо было решать — жениться или расставаться.

«В общем-то, Надя хороший человек: добрая, компанейская, а главное — любит меня», — заговаривал он всплывающую откуда-то из глубины души мутную тревогу…

Не придав этому чувству большого значения, Андрей решил, что сумеет перевоспитать Надю и сделал предложение. По-видимому, в этом решении не последнее место сыграли и меркантильные соображения: московская двухкомнатная квартира, богатые родители, но Андрей не хотел этого осознавать и гнал от себя крамольные мысли.

Свадьбу сыграли, когда Надя окончила вуз. Ее родители подарили молодоженам шикарный внедорожник в люксовой комплектации и взяли на себя все расходы по проведению свадебных торжеств: банкета в одном из лучших ресторанов столицы и круиза по Средиземному морю в медовый месяц.

Приехавший на свадьбу отец Андрея был поражен пышностью церемонии. Немного захмелев от коллекционного коньяка, он спросил сына:

— Андрюша, ты уверен, что сможешь обеспечить эту женщину? Влюбленность и семейная жизнь вещи разные, часто несовместимые…

«…Да, как же прав был отец», — Андрей тяжело вздохнул, допил пиво и, расплатившись, пошел бродить по вечернему городу.

Домой он вернулся поздно, открыл дверь своим ключом, представляя, как сейчас с криком: «Папа пришел!» — на него налетит сынишка.

Но дома никого не было.

Сердце тревожно забилось, предчувствуя беду.

Андрей прошел на кухню, есть не хотелось, но надо было чем-то заняться. Он заварил чай, начал чистить картошку. Тоненькая стружка картофельной кожуры раскручивающейся спиралью побежала из-под ножа в раковину. Он очистил картофелину одним непрерывным движением. Этой хитрости когда-то в детстве его научила мама. Андрей любил помогать маме на кухне и исподволь научился готовить. У него был хорошо развитый вкус, все выходило как-то само собой, ему это нравилось. Очистив таким же образом еще несколько картофелин, Андрей нарезал их крупной соломкой. Разогрел на плите чугунную сковородку — на ней картошка получалась вкуснее, чем на «тефалевских», — налил подсолнечное масло, высыпал картошку…

Вспомнилось, как в самом начале семейной жизни, когда Надя примеряла на себя роль хозяйки, она пыталась приготовить его любимое блюдо, жареную картошку с тушенкой. Картошка пригорела, и Андрей добродушно пошутил по поводу ее кулинарных способностей. Надя обиделась, разревелась и долго с ним не разговаривала. Шутки в свой адрес, даже безобидные, она воспринимала очень болезненно, хотя, в общем-то, чувством юмора обделена не была.

Готовить Надя так и не научилась, делала это только по необходимости, без желания, и поэтому — плохо.

Чтобы сохранить лад в семье, Андрею пришлось смириться и с «кулинарными способностями» жены, и с ее неприятием шуток. Он списал эту особенность ее характера на непроработанные детские комплексы, перестал над ней подтрунивать, а когда хотелось чего-то вкусненького — предпочитал готовить сам.

Вместе с шуткой из их жизни ушла непринужденность и непосредственность отношений, уступив место непониманию, а затем и отчуждению.

После рождения сына, проблемы еще больше обострились. Андрей в то время работал в НИИ, а Надя «сидела» в декретном отпуске. Денег катастрофически недоставало. Ситуация усугублялась еще и тем, что Надин отец, справедливо решив, что молодая семья должна, наконец, жить самостоятельно, «снял дочь с довольствия». Зарплаты, которую Андрей отдавал жене до копейки, хватало в лучшем случае на неделю. Надя, не привыкшая ни в чем себе отказывать, совершенно не умела жить по средствам. У Андрея в кармане не было денег даже на обед, а она упрекала его в том, что не может купить сыну новый красивый костюмчик. «Зачем?.. Он из него вырастет через полгода», — недоумевал Андрей.

Чтобы как-то обеспечить потребности семьи, Андрей вынужден был устроиться на работу по совместительству. Но это только усугубило проблемы: он приходил домой поздно — усталый, голодный — молча, засовывал в рот безвкусную еду и плелся в спальню, мечтая лишь об одном — как бы поскорей заснуть.

Надя, видя, что Андрей к ней охладел, старалась хоть как-то привлечь к себе его внимание. Ее «фирменным блюдом» были ничем не обоснованные сцены ревности и сакраментальный вопрос, задаваемый на пике выяснения отношений, «ты меня еще любишь?», который приводил Андрея в состояние легкого ступора…

Андрей не понимал истинных мотивов ее поведения, раздражался, пробовал объясниться, приводил какие-то логические аргументы в свое оправдание.

А Надя, бабьим своим нутром чуя, что прежних отношений не вернуть, становилась все более отчужденной и агрессивной. Она растолстела, перестала за собой следить, ссылаясь на то, что у нее нет денег даже на парикмахера…

Постепенно жизнь как-то устоялась, вошла в русло серой обыденности — в ту форму существования, которая обычно определяется словами «как у всех».

Андрей с головой ушел в работу, находя в ней отдушину и повод поменьше бывать дома и общаться с женой. Сын подрос, пошел в детский сад, но Надя не спешила возвращаться на работу. У нее откуда-то появились деньги, она снова начала за собой следить: стала посещать косметические салоны, тренажерный зал, бассейн, иногда не ночевала дома, оправдываясь тем, что задержалась у родителей или у подруги. Она жила какой-то своей жизнью.

Андрей перестал ей верить, но лишних вопросов старался не задавать, не желая нарываться на скандал. Напряжение в их отношениях нарастало, рано или поздно должна была наступить разрядка.

…Когда картошка подрумянилась, Андрей нарезал кружками большую луковицу — он любил, чтобы луку было много — добавил лук в картошку, посолил, перемешал и, не закрывая крышки, сбавил огонь. Любимый с детства сладковатый аромат жареного лука и подрумяненной картофельной корочки наполнил кухню.

Заскрежетал замок входной двери, Андрей вышел в коридор.

— Папа, а мы с дядей Колей ходили в цирк, а скоро поедем в Питер! — сообщил с порога сынишка, обнимая Андрея.

— А ну, марш в постель, уже поздно, — закричала жена и втолкнула упирающегося сына в спальню, — я сама все папе расскажу.

— Андрей, нам надо поговорить, — Надя, плотно прикрыла дверь спальни, знаком приглашая мужа пройти на кухню.

«Ну вот, все и разрешилось», — подумал Андрей. Напряжение, вызванное неопределённостью ситуации, спало, щемящая сердце тревога растворилась.

— Картошки хочешь?..

— Что?.. Какой картошки? — Надя была удивлена и озадачена, она готовилась к бою и не собиралась расслабляться.

— … Жареной, — сказал Андрей и улыбнулся.

Обезоруженная его улыбкой, Надя растерялась, но взяла себя в руки.

— Андрей, я ухожу от тебя, у меня давно есть другой мужчина, он меня любит и сможет создать нам с сыном условия для достойной жизни. Он бизнесмен, у него крупное дело в Питере. Мы уезжаем через месяц. Квартиру и машину я продаю. Половину денег за машину оставлю тебе — все-таки это был подарок нам обоим. На алименты подавать не буду. Думаю, так будет справедливо, — выпалила она на одном дыхании.

Андрей понимал, что остается без жилья: на деньги от продажи машины нельзя купить даже комнату в Подмосковье.

— Жалко, что ты не хочешь картошки, — медленно произнес он, обдумывая, как ему поступить. Он знал жену, что-то говорить, объяснять, доказывать, обижаться было бессмысленно. Надя уже все давно решила и просчитала все варианты.

Андрей достал с антресолей походный рюкзак, сложил самые необходимые вещи, забрал из книжного шкафа несколько раритетных книг по медицине. Зашел в спальню, присел на кроватку рядом со спящим сыном, погладил его русые, непослушные волосики, поцеловал в щеку…

В комнату вошла раздраженная Надя.

— Ну, хватит, разбудишь ребенка, к чему сейчас эти телячьи нежности. Надо было раньше о семье думать. Ты не любил никогда ни меня, ни сына, у тебя на первом месте — работа, на втором — работа, на третьем — тоже работа. А обо мне ты вспоминал, только когда потрахаться надо было, да и то…

Андрей понял, что Надя хочет спровоцировать его на скандал, разбудить сына и закатить при нем истерику, чтобы как-то оправдаться перед собой за измену, за развал семьи.

— Прекрати! — оборвал он жену и вытолкнул ее из спальни.

Но Надя продолжала наступать.

— Ты подлец! Предатель! Импотент! Ты загубил мою молодость!.. Ты?.. Ты?..

Она специально выбирала самые обидные, самые нелепые, наиболее ранящие обвинения. Ее слова жгучей ноющей болью отдавались в сердце, спазмом прокатывались по телу. Андрей непроизвольно сжал кулаки: «Ну, зачем она так, можно было бы хоть расстаться по-хорошему. Почему, когда уходит чувство, которое считали любовью, мы стремимся причинить боль партнеру — оскорбить, унизить?»

А Надя, продолжая выкрикивать оскорбления, подскочила к Андрею и хотела его ударить. Он уклонился от удара — сработала боксерская выучка, — перехватил ее руку и сжал так, что захрустели суставы. Почувствовав грубую мужскую силу, Надя как-то сразу обмякла, сползла вдоль стены на пол и разрыдалась.

Андрей взял рюкзак и, не сказав больше ни слова, вышел из дома.

Угрюмые фонари освещали холодным, искусственным светом притихшую улицу спального района. В некоторых окнах горел свет, там, едва прикрывшись занавесками от назойливых взглядов, текла обычная вечерняя жизнь утомленного дневными заботами города: люди ужинали, укладывали спать детей, уютно устроившись на диване, смотрели телевизор, ссорились, мирились…

Андрею захотелось вернуться, попросить прощения — бабы это любят, — уговорить Надю остаться. «Ведь была же любовь?.. А была ли?.. Да и какое это имеет значение сейчас? Поздно!»

Он знал, что не вернется.

Инстинктивно напрягшись, втянув голову в плечи, как всегда, готовый к борьбе, — с жизнью? с судьбой? — Андрей шагал по оказавшейся вдруг чужой улице, закрывая очередную страницу своей жизненной истории.

«Держись, Андрюха…»

Ноги сами привели его в парк, где он часто гулял с сынишкой. Андрей присел на скамейку.

Внутренний оппонент опять поднял голову:

«Ну, ты мазохист… Потешил самолюбие — и испортил себе карьеру, сделал красивый жест — и остался без крова над головой. Не много ли для одного дня? И куда ты сейчас?»

«А, правда, куда?..»

Ночь была ясная, звездная. Прямо перед ним, над крышами домов простиралась звездная дорога — Млечный путь. Панорама звездного неба возродила в памяти картинки из детства…

Вот, отец — большой любитель астрономии, учит его, семилетнего пацана, находить созвездия в ночном небе, рассказывает древние легенды, связанные с их названиями… Воспоминания отвлекли Андрея от грозовых событий этого ненастного дня, а в сознании всплыла фраза, которой отец обычно подбадривал его: «Держись, Андрюх… И это пройдет»…

«И это пройдет» — такое изречение было выбито на кольце библейского героя, царя Соломона.

Удивительно, но с тех пор, как отец рассказал сыну эту легенду, древняя мудрость начала работать: что-то мистическое стояло за этой фразой… В сознании Андрея, всякий раз, непроизвольно, возникало какое-то пространство — просвет между тревожащими мыслями, заполненный… тишиной. Эта тишина позволяла вернуться в реальность, наблюдать за происходящим как бы со стороны, успокоиться. Была ли это суггестия, искусно проведенная отцом, или?.. Откуда возникала эта тишина, что было там, за ней?

…Душевная боль понемногу унялась, и Андрей стал обдумывать к кому из друзей можно попроситься на ночлег.

Выбор пал на Валерия — товарища по туристским походам. У Валерия была трехкомнатная квартира, доставшаяся в наследство от отца, жили они вдвоем с женой Катей, детей у них не было. Правда, с Катей у Андрея отношения как-то не сложились… Тем не менее, это был самый подходящий вариант. Андрей позвонил Валерию, сказал, что надо срочно поговорить и попросил разрешения приехать.

— Ну, приезжай… коли надо, — ответил озадаченный неожиданным звонком Андрея Валерий.

Андрей купил бутылку коньяка, взял такси и поехал к товарищу.

— Ты что, на сплав собрался? — съязвил Валерий, кивнув на рюкзак.

— Да вот, сплавляюсь по жизни, — усмехнулся Андрей.

— Ну, проходи, — Валерий жестом пригласил нежданного гостя на кухню, — чаю хочешь?

— Давай чего-нибудь покрепче, — Андрей достал коньяк. — А где твоя Катерина?

— Катя на даче задержалась, завтра вернется.

Они выпили. Андрей отметил про себя, как изменился Валерий за те два года, что они не виделись, он погрузнел, заматерел, стал каким-то закрытым… Андрей пожалел, что приехал, перед ним был совсем другой человек — чужой. Но, привыкший доводить начатое дело до конца, Андрей все же рассказал о случившемся и попросил приютить его на некоторое время, пока он не найдет жилье.

Валерий долго молчал, тщательно прожевывая кусок ветчины.

Потом, осторожно подбирая слова, не глядя на Андрея, сказал:

— Извини, Андрей, но… ты же знаешь, что в нашей семье все решает Катя, я должен с ней согласовать… Сегодня ночуй, конечно, куда ты пойдешь, а дальше… как Катя скажет.

Андрей понял, что его присутствию будут совсем не рады, даже если позволят пожить какое-то время.

— Ладно, Валера, не напрягайся, есть у меня, где переночевать, — сказал Андрей, накидывая на плечо рюкзак. — Привет жене…

«Вот подкаблучник, а ведь был порядочный мужик, кого Катерина из него слепила?» — негодовал Андрей, сбегая по лестнице.

Было уже далеко за полночь.

Фельдшер приемного отделения НИИ проснулся от назойливого звонка и пошел открывать дверь.

— Андрей Петрович, сегодня ведь не ваше дежурство, — удивленно пробормотал он, увидев на пороге Андрея с рюкзаком.

— У меня тут сложный больной… надо проверить, — Андрей решительно отстранил фельдшера и вошел, — ты закрывайся, Степаныч, я переночую в отделении.

Но заснуть в ту ночь Андрей так и не смог. Он лежал на кушетке в комнате для отдыха дежурного персонала, и события этого переломного в его жизни дня тугим пчелиным роем кружились в голове. Из этого жужжащего хаоса в сознание врывались то жалящие нелепые упреки жены, то несдержанные, хотя, по сути, и справедливые обвинения в адрес Елькина, сделанные им на ученом совете…

Беззаботно струящаяся по небольшим перекатам, не встречавшая еще на своем пути серьезных препятствий, река его жизни вдруг сделала крутой поворот и бурлящим потоком сорвалась вниз с каменистого утеса, увлекая за собой нереализованные еще планы, надежды, мечты.

Но Андрей не думал сдаваться. Едва дождавшись утра, он позвонил секретарю директора института и записался на прием по личному вопросу, намереваясь попросить помощи в решении жилищной проблемы.

Директор НИИ, академик Иван Сергеевич Стародубцев, знал Андрея с институтской скамьи, он приметил талантливого студента еще в вузе и пригласил к себе: сначала в ординатуру, а потом принял на работу в отделение неврологии. Иван Сергеевич с пристрастием наблюдал за работой молодого врача, и всячески способствовал его профессиональному росту. Вопреки мнению Елькина, он санкционировал переподготовку и пекинскую стажировку Андрея, понимая, как важны для становления врача знание альтернативных направлений медицины и нестандартный подход к лечению. Со временем Иван Сергеевич предполагал сделать Андрея заведующим отделением вместо Елькина…

Бравый, чуть тронутый сединой, подполковник медицинской службы Арнольд Елькин появился на пороге его кабинета, когда институт объявил конкурс на вакантную должность заведующего отделением неврологии. Елькин, демобилизовавшийся из армии после окончания Афганской войны, в это время подыскивал место работы. За его плечами была военно-медицинская академия и опыт работы в полевых условиях: в Афганистане он служил начальником неврологической службы госпитальной базы.

«Ну, этот должен справиться», — подумал тогда Иван Сергеевич, подписывая приказ о назначении Елькина.

Но честолюбивые планы Елькина не ограничивались полученной должностью. Он рассматривал ее лишь как необходимую ступеньку в карьерной лестнице. Не без помощи Ивана Сергеевича Елькин защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию, активно впрягся в преподавательскую работу и вскоре получил профессорское звание. Приобретя желанный статус, он потерял всякий интерес к научной работе. Его мечтой была должность директора института. К своим непосредственным обязанностям, заведующего отделением, Елькин стал относиться как к обременительной нагрузке. Он жаждал власти, но дорога наверх неожиданно закрылась: Иван Сергеевич, наконец-то, разглядел в нем карьериста и стал тормозить его дальнейшее продвижение.

Выслушав взволнованный, сбивчивый рассказ Андрея о его семейных проблемах, о конфликте с Елькиным, Иван Сергеевич проворчал:

— Эх, молодежь, и чего вам не живется? Чего делите?.. Ну да ладно, попробую помочь с жильем. Комната в общежитии вас устроит? — Андрей кивнул. — Вот и хорошо. Завтра подойдете к коменданту. Я распоряжусь, чтобы вам выделили комнату из директорского фонда… Теперь о конфликте с Елькиным. Статью вашу в «Неврологическом журнале» я читал, статья неплохая, но теоретическая часть слабовата, так что Елькин в чем-то прав… и потом, он ваш непосредственный руководитель. Субординацию надо соблюдать, в этом я его поддерживаю… С Елькиным придется помириться и наладить деловые отношения, иначе вы просто не сможете вместе работать, а страдать будут больные.

Иван Степанович поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен, проводил Андрея до дверей кабинета и пожал на прощанье руку.

Жилищная проблема на время была снята — Андрей снова перебрался в общежитие.

Поставив цель, — за два–три года купить квартиру или хотя бы комнату в ближнем Подмосковье, Андрей жил предельно экономно. Он работал по совместительству в нескольких больницах, закрепил за собой ночные дежурства, но цены на жилье росли, и мечта не становилась ближе.

Андрей решил занять недостающую сумму у Олега, бывшего однокурсника, друга студенческих лет. Из медицины Олег давно ушел, занимался бизнесом — деньги у него водились. Андрей рассказал Олегу о ситуации, в которую попал, и попросил помочь.

— Необходимой тебе суммы у меня нет, все в деле, — сказал Олег. — Кроме того, мне самому позарез нужны деньги. Через своего знакомого в банке я участвую… в одном их проекте. И как раз сейчас надо сделать довольно крупный взнос, но денег у меня не хватает. Я предлагаю тебе такой вариант: ты даешь мне деньги, я делаю необходимый взнос, а через год возвращаю тебе долг, плюс — сто процентов годовых. Дело надежное, проколов быть не может.

Андрей считал Олега испытанным товарищем, заслуживающим доверия человеком, не раз выручавшим его в сложных жизненных ситуациях. Он нисколько не сомневался в его порядочности и отдал ему деньги, даже не попросив расписки.

Дело было в начале 98-го года, а в августе в стране разразился экономический кризис, затем произошел дефолт и резкий обвал курса рубля. Андрей потребовал у Олега вернуть долг, но тот сказал, что банк, в котором он крутил деньги, разорился, средства, вложенные в «проект», пропали, извинился и исчез.

«Как может так измениться человек? — недоумевал Андрей. — Неужели стремительно ворвавшийся в нашу жизнь культ денег смог за короткий срок уничтожить сформированные с детства моральные устои? Может быть, и не было их никогда у Олега? А все его поведение, принимаемое мной за надежность, порядочность, было лишь социальной маской, стремлением соответствовать существовавшему шаблону положительного героя? И маска слетела, как только изменились прежние стереотипы поведения и исчезли нравственные тормоза…»

«А может быть ты сам виноват в случившемся? — возразил внутренний оппонент. — Мечтал на халяву получить сто процентов годовых, а теперь пытаешься переложить всю ответственность на Олега?..»

Андрею пришлось примириться с еще одной утратой.

Полоса злоключений для Андрея не заканчивалась. Вскоре ему пришлось проглотить очередную горькую пилюлю, его вызвали в бухгалтерию НИИ и сообщили о получении исполнительного листа на выплату алиментов.

«Но, как же так? — Андрей вспомнил, что Надя обещала не подавать на алименты, хотя он не просил ее об этом. — Она сделала красивый жест, старалась казаться снисходительной, справедливой. Почему же сейчас она изменила свое решение? Ведь живет как сыр в масле». Его так и подмывало позвонить и пристыдить бывшую жену, но, немного поостыв, Андрей понял — она этого и добивается, а своим звонком он только подтвердит, что стрела попала в цель. Конечно, тут не обошлось без советчиков: подруги, родственники. Да и почему не получить лишнюю дармовую копеечку? Но главная причина была в другом — Надя, возможно, не осознавая этого, мстила ему за несостоявшуюся любовь, за недополученное внимание и ласку, за свои несбывшиеся мечты.

В довершение к свалившимся на его голову бедам Андрей получил сообщение от родителей о смерти бабушки. Он взял трехдневный отпуск и поехал на похороны…

Наталья Владимировна Голованова (в девичестве — Боголюбская), бабушка Андрея по материнской линии, всю жизнь проработала преподавателем русского языка и литературы в старинном уральском селе. Ее мужа, Федора Васильевича, председателя колхоза, репрессировали по доносу в тридцать седьмом, сразу после рождения дочери Маши, мамы Андрея.

Наталья, раньше в бога не верившая, после ареста Федора вспомнила про икону Пресвятой Богородицы, доставшуюся ей в наследство от матери, и стала истово молиться за мужа.

Помогла ли молитва или нет, однако перед самой войной Федора реабилитировали, но вернулся он больным и вскоре умер.

Петр Семенович Фокин, отец Андрея, попал в село после окончания мединститута. Он намеревался отработать установленный законом срок, получить практику и вернуться в город, но очарованный красотами уральской природы и… дочерью местной учительницы — так и осталась в селе.

У Петра и Маши родилась дочь Ольга, а затем сын Андрей.

После рождения внука Наталья Владимировна вышла на пенсию и посвятила себя воспитанию детей. Когда Ольга поступила в мединститут и семья решила переехать в город, Наталья Владимировна переезжать отказалась. «Буду сторожить дом, может, еще внукам пригодится», — сказала она.

До последних дней Наталья Владимировна была на ногах, что-то прибирала, чистила, наводила порядок во дворе и в доме. Все ждала внуков. И только серьезно заболев, она согласилась на настойчивые уговоры дочери и переехала в город.

…Тризну справили в тесном семейном кругу, как и завещала Наталья Владимировна.

Помянув покойницу добрым словом, незаметно перешли к обсуждению насущных проблем. Переживающий за судьбу сына Петр Семенович подсел к Андрею. Немного помолчав, заговорил:

— Андрюша, тяжело ведь тебе без жилья, без семьи в столице, возвращайся домой, места хватит… и нам с матерью веселее будет, а работу подберем, врачей грамотных везде не хватает… Наташа Иванникова все время о тебе спрашивает… Может, сладиться еще у вас?.. Не виновата она перед тобой… я ведь тебе рассказывал.

— Папа, ты не понимаешь, жизнь бросила мне вызов. Я должен выстоять, иначе себя мужиком чувствовать не буду.

— Ну, смотри, тебе виднее, только сдается мне, что не жизнь тебе вызов бросила, а ты вопреки ее законам жить пытаешься. Гордыня, Андрюша, в тебе через край бьет, а прогнуть мир под себя еще никому не удавалось… Все, что мы можем — это изменить себя или свое отношение к событиям — принять их. А то, что с Надей у тебя не сложилось — так и не могло сложиться, я это еще на свадьбе понял. Не было между вами ни любви, ни уважения. Эгоисты вы оба. Страсть прошла, и разбежались… И любить не научились, и семью сохранить не захотели… А это главная наука… может, и цель жизни человеческой в этом состоит — научиться любить.

Слова отца скользили по поверхности сознания, назойливо царапали, не проникая вглубь, — Андрей думал о своем — досада на несправедливость мира, душевная боль непроходимой преградой стояли на их пути.

— Папа, не беспокойся, все нормально будет, — машинально ответил он.

Отец понял, что Андрей его не услышал, тяжело вздохнул и замолчал.

А в памяти Андрея встрепенулись затаившиеся где-то в ее глубине воспоминания о первой школьной любви — Наташе, с которой уж как-то очень нелепо развела его судьба.

Наташа

Он заметил ее в 10-м классе.

Андрей, перепрыгивая через три ступеньки, бежал вверх по парадной школьной лестнице. Он только что вернулся с летних тренировочных сборов и немного опоздал к началу учебного года. Ему не терпелось встретиться с друзьями, показать себя окрепшим и возмужавшим, рассказать о своих спортивных достижениях.

Наташа стояла на лестничной площадке и рассеянно слушала подружку, смаковавшую очередную сплетню про свою соседку по парте. Наташа не любила сплетен и искала повод прервать докучливую болтовню. Нечаянно ее взгляд наткнулся на бегущего по лестнице Андрея. На мгновение их глаза встретились. Сердце почему-то беспокойно застучало. Она узнала этого красивого, немного заносчивого парня, его фотография висела на доске почета — Андрей Фокин из 10-го «Б», отличник, лучший спортсмен школы, боксер-перворазрядник. Но он никогда не вторгался в ее девичьи мечты, и вдруг — этот случайный взгляд, заставивший затрепетать сердце.

…Сердце беспокойно застучало.

«Почему я раньше не замечал эту девушку?» — Андрей остановился и оглянулся, ощутив непонятное волнение: он вдруг различил за подростковой угловатостью уже формирующиеся гармоничные женские формы, обещающие и манящие…

С этого момента он стал искать с ней встречи. Осторожно, чтобы не вызвать насмешек, расспросил друзей и узнал, что ее зовут Наташа, и она учится в 10-м «А». Он долго не осмеливался подойти, потом все-таки решился, пригласил в кино. Вскоре они подружились и уже не мыслили себе жизни друг без друга. Андрей порывался перейти к более близким, интимным отношениям, но Наташа, всякий раз, ласково, но категорично эти попытки пресекала. Андрея сначала это раздражало: молодая плоть требовала удовлетворения, но потом он осознал, что именно такого поведения и хотел бы от своей будущей жены.

Андрей твердо решил жениться на Наташе и не представлял, что может этому помешать, но сейчас приоритет в его жизненных планах был отдан учебе.

Вот и окончена школа, отшумел выпускной бал, пришла пора взрослой жизни. Для Андрея и Наташи она началась с… расставания: Андрей уезжал на учебу в Москву, а Наташа поступила в местный университет.

Прощаясь на вокзале, Наташа никак не хотела выпускать Андрея из своих объятий, потом разрыдалась, по-бабьи — взахлеб: «Андрюшенька, не уезжай…», — как будто что-то предчувствовала, как будто прощалась навсегда. Так рыдали женщины, расставаясь с уходящими на войну мужьями, каким-то своим, только им доступным глубинным чувством ведая, что их солдат не вернется. Андрей видел такие сцены в старых военных фильмах, а сейчас — так же рыдала Наташа… «Что это, откуда это у нее…», — жалость кольнула сердце. Он растерялся, но быстро справился с этим «недостойным мужчины» чувством. Как-то виновато, неумело погладил по голове, стал утешать: «Ну, что ты, глупенькая, я буду тебе писать и звонить, а на каникулы обязательно приеду»…

Он написал ей через две недели, но ответа не получил. Написал еще, и — опять нет ответа. Прошло несколько месяцев, приближалась зимняя сессия, а вестей от Наташи так и не было. Он позвонил ей домой. К телефону подошла мама. Она сказала, что Наташа ушла в театр с молодым человеком и придет, видимо, поздно. (На самом деле, Наташа готовилась к семинару в университетской библиотеке). Андрей, конечно, сильно расстроился, услышав про молодого человека, но все-таки попросил передать Наташе, что он очень ждет ее письма, сообщил свой адрес и телефон, по которому с ним можно связаться.

Мать Наташи недолюбливала Андрея, не представляла его в роли своего зятя и была рада, когда Андрей уехал в Москву. Письма Андрея она перехватывала, а про его звонок ничего не сказала дочери. (Эра мобильной связи и интернета в ту пору еще не наступила).

Андрей ждал письма, ревновал, мучился, порывался позвонить, но всякий раз вспоминал слова Наташиной мамы про молодого человека, и… гордыня брала верх. Он решил, что после зимней сессии обязательно поедет домой, все выяснит и поставит точку в их отношениях. Но после экзаменов его вызвали на тренировочные сборы для подготовки к первенству России, поездку пришлось отложить. А к весне он узнал от родителей, что Наташа вышла замуж.

Наташа про козни матери ничего не знала и очень страдала, не имея вестей от Андрея. Наконец она не выдержала, позвонила родителям Андрея и поинтересовалась, нет ли у них вестей об Андрее. Родители очень удивились, почему он ей не пишет, дали адрес. Наташа еще больше расстроилась, решила, что Андрей ее предал, видимо, нашел в Москве другую — и писать не стала. Выяснять отношения она посчитала для себя недостойным.

Но душевная боль не давала покоя, Наташа не могла смириться с мыслью, что ее отвергли, предали. Ущемлённое самолюбие требовало отместки, и она стала встречаться со своим однокурсником, который был в нее влюблен. Убедив себя, что он неплохая для нее пара, Наташа уступила настойчивым домоганиям ухажера и согласилась выйти за него замуж…

В годовщину свадьбы, изрядно выпив, мать Наташи проболталась про утаенные письма, посчитав, видимо, что с Андреем у дочери все кончено.

Для Наташи признание материи было шоком, угасшее было чувство к Андрею вспыхнуло с новой силой, отравив и без того неудачную семейную жизнь.

Однажды, повстречав отца Андрея, с которым она продолжала поддерживать добрые отношения, Наташа рассказала о коварстве матери. Но Петр Семенович поделился этой историей с сыном лишь после его развода с Надей, оберегая до поры до времени их семейное благополучие.

Икона

…Андрей вернулся в Москву с бабушкиным наследством — иконой Пресвятой Богородицы. (По семейным преданиям, икона была очень древняя и принадлежала когда-то дочери половецкого хана.) Постеснявшись, что его уличат в религиозности, Андрей засунул икону в ящик стола, а вскоре забыл о ней. Но как-то, размышляя о своей не сложившейся жизни, он вспомнил про икону, достал ее из ящика, долго вертел в руках…

«А что, если наш род берет начало от князя Андрея Боголюбского, и эта икона принадлежала кому-то из его потомков, — подумал Андрей. — Девичья фамилия бабушки — Боголюбская, ее предки — родом из Владимира, вотчины князя… Если икона такая древняя… и если ее продать… это же целое состояние».

Но совесть отчаянно запротестовала:

«Это будет кощунством, икона служила оберегом нескольким поколениям твоих предков».

Андрей вспомнил связанную с иконой необыкновенную историю, когда-то рассказанную бабушкой. Эта история, казалось, давно забытая, вдруг ожила в памяти с необычайной яркостью.

…В конце июня 1919г. Красная армия, теснившая Сибирскую армию Колчака, подступила к Перми, силы были не равны, падение Перми стало неизбежным.

Управляющий Пермской губернией, генерал-губернатор Чистосердов, издал распоряжение об эвакуации государственных служащих и членов их семей.

Владимир Боголюбский, работавший бухгалтером в Управлении Пермской железной дороги, и его жена Пелагея с трехлетней дочкой Наташей собрали разрешенный к вывозу нехитрый скарб, погрузились в поезд и двинулись на восток.

Одна из узловых станций по ходу движения поезда оказалась захваченной «красными». Начальник станции получил распоряжение задержать поезд с беженцами и направить его на запасной путь. Но то ли по ошибке, то ли по злому умыслу, стрелка была установлена так, что поезд был направлен в темный тупик… После аварии на рельсах устоял только один центральный вагон, в котором ехала семья Владимира.

…Пелагея сидела у окна, готовясь к вечерней молитве, рядом на столике стояла ее любимая венчальная икона с ликом Пресвятой Богородицы, подаренная ей родителями Владимира. На полке напротив сидела Наташа, которая никак не хотела ложиться спать.

Внезапный удар отбросил Пелагею в проход, ее засыпало какими-то тюками, чемоданами, свалившимися с верхних полок, битым стеклом. Крики и стоны пострадавших заполнили все пространство вагона.

Не чувствуя боли, отчаянно выкарабкиваясь из-под свалившейся на нее груды вещей, Пелагея кинулась к полке, где сидела Наташа. Она нашла ее вместе с иконой под матрацем, упавшим с верхней полки. Девочка совсем не пострадала.

— Мамочка, я спасла твою икону, — гордо сказала Наташа.

— Глупышка, это Богородица спасла тебя, — простонала Пелагея сквозь слезы, прижимая к себе дочь…

На следующий день станцию отбили части Сибирской армии. Уцелевший вагон прицепили к другому составу и погнали дальше на восток, в Читу…

Владимир нашел работу на маленькой пригородной станции в десяти километрах от Читы. Семья поселилась в городе, — жилья на станции не было. На работу Владимир добирался служебным поездом.

Однажды зимним вечером поезд по какой-то причине не пришел. Служащие вынуждены были ночевать на станции. Но Владимир, зная, что Пелагея будет беспокоиться, решил идти в город пешком.

— Куда ты? Волки здесь свирепствуют, — остановил его товарищ.

— Как-нибудь проскачу.

— Возьми хоть это, — товарищ протянул ему армейский нож.

— Спасибо.

— Еще факел приготовь, чуть чего — зажигай.

Владимир прицепил нож на ремень, подобрал промасленную ветошь, намотал ее на палку и двинулся в путь по насыпи.

Станционные огни быстро скрылись из виду, дорога петляла среди невысоких сопок, поросших редким лесом. Старая луна освещала путь тоскливым неживым светом…

Где-то вдалеке раздался протяжный волчий вой… ему вторил другой…

Владимир насторожился, ускорил шаг, приготовил факел.

Вскоре он увидел волков. Звери вязли по брюхо в снегу, но продолжали преследование. Владимир зажег факел и побежал. Стая не отставала, самые смелые уже забрались на насыпь, не обращая внимания на горящий факел…

До станции оставалось еще километров пять, ветошь прогорела, факел потух. Владимир понял, что ему не суждено одолеть эти пять километров. Он остановился, бежать было бессмысленно. Повернувшись лицом к стае, он вынул нож…

Пелагея с соседкой раскладывали пасьянс в тусклом свете керосиновой лампы. Рядом на кровати спала маленькая Наташа.

Вот уже два часа, как Владимир должен был вернуться с работы, ужин давно остыл. Пелагея забеспокоилась. Карты предсказывали неприятности, болезни, дорогу… Она подошла к иконе, стала молиться… Вдруг по телу пробежала дрожь, Пелагея упала на пол, застонала, потом вскочила, накинула полушубок, крикнула соседке, чтоб та присмотрела за Наташей, метнулась к двери… вернулась, достала из буфета бутыль самогона, сунула за пазуху и побежала на станцию.

…Вожак, как и подобает вожаку, атаковал первым. Владимир ударил зверя ножом, но устоять на ногах не сумел. Смертельно раненый, издыхающий волк прижал его к насыпи, из последних сил пытаясь дотянуться до горла. Подоспевшая стая вцепилась в бока, в ноги, разрывала в клочья полушубок, ватные штаны, валенки…

Свет фонаря внезапно вырвавшейся из-за поворота ручной дрезины спугнул волков, с дрезины раздались ружейные выстрелы. Звери нехотя отступали, отпуская жертву.

Владимир раскидал оставшихся волков, полоснул по горлу самому отчаянному и поднялся на ноги.

Дрезина остановилась. Рыдающая Пелагея бросилась ему навстречу.

…Глаза Андрея встретились с глазами Богородицы.

На мгновение, где-то на периферии сознания возник голос:

«Найди в себе Бога…».

Это был зов какой-то другой реальности, он лишь коснулся рассудка и пропал в хаосе привычных тревожных мыслей:

«Надо бороться… Я был первым учеником на курсе, чемпионом Москвы по боксу… выдержу, пробьюсь. Стиснуть зубы, держать удар»… — Доминанта, сформированная, всем опытом предшествующей жизни, работала безотказно.

Истоки судьбы

Пытаясь разобраться в причинах развала семьи и преследовавшей его череды неудач, Андрей часто вспоминал свои детские и юношеские годы — тот период жизни, когда закладывались основные жизненные установки, анализировал непростые отношения, сложившиеся у него с отцом.

Петр Семенович прожил трудную жизнь. Он рано потерял родителей. Мать скончалась от чахотки, когда ему было четыре года. Потом началась война, отец ушел на фронт, оставив Петю на попечение бабушки, матери жены. В боях за Сталинград он получил тяжелое ранение и скончался в госпитале. Бабушка, как могла, старалась заменить мальчику и отца, и мать, но сил и времени у нее не хватало: на попечении было еще двое внуков, двоюродных братьев Петра. Женщина она была простая, изысканностью воспитательных приемов себя не утруждала, за провинности давала пацанам затрещину или хлестала кухонным полотенцем, которое всегда висело на плече, и нещадно бранилась. Петру доставалось больше: он был самый старший.

Потеря родителей и бабушкины воспитательные приемы не могли не отразиться на характере Петра. Он вырос человеком замкнутым, привыкшим рассчитывать только на свои силы, добивался успехов в жизни упорным трудом.

Воспитывая своих детей, он никогда не кричал, не ругался и не «распускал руки». За провинность он ставил Андрея в угол и не разрешал выходить, пока тот не извинится. Предполагалось, что извинению должно предшествовать чистосердечное раскаяние в содеянном. Но Андрей чаще всего не чувствовал себя виноватым, мог часами стоять в углу и не просить прощения. В эти мучительные часы он ощущал себя покинутым, никому не нужным, несчастным. Думал, что лучше бы его выпороли, как других ребят, чем так выматывать душу. Он уходил в себя и мечтал, как вырастет и станет великим врачом… а отец к тому времени будет старым и больным… он придет к Андрею и попросит о помощи…

Тупиковую ситуацию обычно помогала разрешить мама: «Ну, извинись перед отцом, чего ты упрямишься?» — говорила она, брала за руку упирающегося сына, вела его к отцу и заявляла, что он уже все осознал и больше так поступать не будет. Андрею приходилось подтверждать ее слова невнятным бормотанием, за что он себя потом долго презирал.

Петр Семенович, конечно, по-своему любил сына, но чувства свои искусно скрывал, считая, что мальчика надо воспитывать в строгости. Андрей его хотя и уважал, но душой не принимал и побаивался. Одним словом, в юности отец не был для него авторитетом. А в жизни подростка должен быть герой, образец для подражания, учитель. Эту роль для Андрея сыграл тренер по боксу — Юрий Иванович Ломаков, — человек открытый, прямой, жесткий.

Андрей пришел в секцию бокса в тринадцать лет, и хотя, по существующим в то время правилам, запрещалось заниматься боксом ребятам моложе четырнадцати, Иваныч — так уважительно прозвали ребята тренера — после пробного спарринг-боя все-таки принял Андрея, почувствовав в нем талант.

Спортивная судьба Юрия Ивановича была покрыта тайной. Известно лишь, что после службы в армии он окончил институт физкультуры, был мастером спорта, чемпионом России, но дальнейшая спортивная карьера почему-то не сложилась. Сам о себе Иваныч никогда не рассказывал и не любил, когда его об этом спрашивали. Одни говорили, что он получил серьезную травму и не мог больше выступать. Другие — что он поссорился с каким-то высоким спортивным чиновником, который и закрыл ему путь в большой спорт. Последняя версия выглядела более правдоподобной.

В спортшколе Иваныч пользовался заслуженным уважением, хотя он бывал временами крутоват, ему все прощали за высокий профессионализм и искреннюю любовь к боксу и ученикам. В приеме в группу он почти никому не отказывал: знал, что случайные люди уйдут сами. И действительно оставались только самые стойкие, влюбленные в бокс ребята.

Те, кто сумел выдержать непростой характер наставника, трех-четырех часовые тренировки в боксерском зале, иногда назначаемые на шесть часов утра, изматывающие кроссы по воскресеньям, проводимые в любую погоду, силовую работу со штангой, неизбежные травмы, боль.

Те, кто бесконечно верил тренеру, который обещал сделать из них спортсменов экстра-класса.

Иваныч отдавал этим оставшимся все свои знания, опыт, любовь. После интенсивных тренировок поил их витаминизированными чаями, соками, настоями каких-то трав. Все это он готовил дома и приносил на тренировку в огромном пятилитровом термосе. Он часто приглашал ребят к себе домой, угощал вкусным обедом, учил играть в шахматы. Сам он играл на уровне кандидата в мастера и считал, что боксеру необходимо уметь играть в шахматы. «Боксерский поединок — это шахматный блиц», — любил повторять Иваныч.

Однажды, наблюдая за поединком Андрея с заведомо более сильным противником, когда Андрей, получив нокдаун, все же сумел подняться и дотянуть раунд, Иваныч с гордостью сказал, одному из своих учеников:

— Вот из таких и вырастают олимпийские чемпионы.

Но потом погрустнел и, вспоминая, видимо, что-то личное, добавил резко:

— Если не сломают…

Андрею, конечно, стала известна эта оценка тренера, и он очень ею гордился.

Иваныч стал для Андрея вторым отцом, старшим другом, бесспорным авторитетом во всех жизненных вопросах.

А между тем личная жизнь Иваныча не складывалась.

Со своей первой женой, Зоей, Иваныч познакомился на тренировочных сборах. Стройная легкоатлетка с высокой красивой грудью и огромными карими глазами вмиг пленила его сердце. Он перешел к решительным действиям — помог ей поступить в педагогический институт, в котором преподавал по совместительству и вскоре перевез в свою однокомнатную квартиру.

Андрею Зоя очень нравилась, и она испытывала к нему нескрываемую симпатию. Когда Андрей приходил в гости, она выделяла его среди других своим вниманием: небрежно обнимала за плечи, усаживали на самом удобном месте, подкладывала в его тарелку лучшие кусочки мяса…

С Иванычем они прожили около трех лет. Зоя родила ему девочку, чем Иваныч был сильно расстроен — он хотел сына. Зоя разрывалась между семейными заботами и институтом. А Иваныч, искренне считая, что домашнее хозяйство — бабское дело, только добродушно подтрунивал над женой.

Однажды, придя в гости к Иванычу, Андрей не застал Зою и спросил, где она. Иваныч неохотно ответил, что они расстались, а на вопрос — почему, отрубил: « Баба должна знать свое место!»

Во второй раз Иваныч взял в жены татарку Розу, тоже спортсменку. Полагая, что женщина, воспитанная в мусульманских традициях, будет более домовита, хозяйственна и уступчива. Но Роза оказалась девушкой упрямой и своенравной, конечно, Иваныч не смог с этим примириться. Они разошлись через полгода.

О дальнейшей судьбе Иваныча Андрей узнал от бывших товарищей по секции, с которыми он встречался, уже как с соперниками, на республиканских соревнованиях.

К тому времени группа Иваныча распалась: кто-то, как Андрей, уехал учиться в другой город, кто-то, взяв от Иваныча все, что тот мог дать, перешел к другому тренеру. Это было время перестройки — начало дикого капитализма. Люди кинулись зарабатывать деньги любым путем. Отношение к спорту резко изменилось — он стал не престижным, и госрасходы на него постоянно уменьшались. На тренерскую зарплату жить стало очень сложно, Иваныч замыслил круто изменить свою жизнь — заняться фермерством, заработать денег и создать, наконец, семью.

Рассудив, что все его неудачи в семейной жизни связаны с проклятым матриархатом, насаждаемым западной культурой, Иваныч решил сам воспитать себе жену. Он нашел молоденькую девушку восемнадцати лет, кажется, ее звали Аленой. Они уехали в небольшой сибирский городок. Там Иваныч приобрел за бесценок несколько гектаров земли в пригородном совхозе и стал выращивать картофель. Но создать патриархальную семью он не смог. И хотя Алена родила ему трех сыновей, о которых он мечтал, приручить женщину ему так и не удалось, пришлось смириться с реалиями жизни.

Опять нокдаун

…Тучи над головой Андрея продолжали сгущаться.

Отношения с Елькиным накалялись все больше и больше. Примирения так и не получилось.

Елькин, неплохо разбиравшийся в неврологии, часто был совершенно некомпетентен в смежных областях. Он осознавал эту свою слабость, и в вопросах, требующих междисциплинарного подхода, предпочитал выслушать мнения специалистов, а затем присоединиться к одному из них — обычный прием некомпетентных руководителей. Но из-за отсутствия интуиции, прием этот часто подводил Елькина, и он попадал впросак.

Втайне он завидовал Андрею: его молодости и талантливости, его способности свободно ориентироваться в сложных вопросах медицины. Елькину же медицина давалась с трудом — тяжелым и безрадостным. Это была явно не его стезя. Но однажды соскользнув в эту жизненную колею, он уже не мог из нее выбраться: он рано завел семью, у него была требовательная красавица-жена, которой он очень гордился и потакал всем ее прихотям, дочери-студентки и больные родители, нуждающиеся в помощи.

Елькин понимал, что, в отличие от него, Андрей — «врач от бога». Это вызывало антипатию и агрессию, но в руках профессора была власть — инструмент, которым он владел в совершенстве. Человек он был вполне прагматичный, чуждый всяческой рефлексии, цели себе ставил земные и двигался к их осуществлению прямо и решительно, нисколько не заботясь, что порой идет по головам.

Андрей извинился за свое несдержанное выступление на ученом совете, но Елькин его так и не простил. Он сознавал, что извинения Андрея носили чисто формальный характер. Понимал, что не сможет заставить этого упрямого парня уважать себя.

И Андрей, как ни старался, не мог скрыть своего презрительного отношения к Елькину. Он давно рассмотрел за его многозначительным молчанием — некомпетентность, а за развязной, панибратской манерой общения — плохо скрываемое чувство превосходства, пренебрежения и… страха.

Совместная работа стала невыносимой. Андрей начал задумываться об увольнении. Он попытался устроиться в ЦНИИ рефлексотерапии, где проходил переподготовку, но там не было свободных ставок.

Андрей понимал, что в случае увольнения он потеряет право проживания в общежитии, это до поры до времени останавливало его от решительных шагов. Но в конце концов Андрей все-таки уволился и пошел работать неврологом в районную больницу. Он договориться с заведующим отделением о том, что тот разрешит ему какое-то время жить в служебном помещении, чтобы сэкономить хоть немного денег на покупку жилья.

Вот уже полгода он жил один, а боль от распада семьи все не проходила. Он пытался глушить ее алкоголем — благо спирт всегда был под рукой, — заводил интрижки с медсестрами, но это приносило только сиюминутное облегчение. Потом боль возникала с новой силой.

Измена жены хотя и царапала его самолюбие, но он понимал, что все это к лучшему, они оказались слишком разными людьми. Андрей даже был благодарен Наде за то, что она взяла на себя эту «грязную работу», и не испытывал зла. Но расставание с сыном он переживал очень тяжело, сильно тосковал. «Как он там, как принял чужого мужчину? Сможет ли тот заменить ему отца? Захочет ли возиться с чужим ребенком? У Сашки такой непростой характер…»

Андрей решил повидаться с сыном.

Через Надину подругу он узнал ее адрес в Питере, и поехал на встречу, не созвонившись, не предупредив.

С полными руками подарков он стоял перед дверью и давил кнопку звонка. Вот сейчас он встретится с сынишкой…

Дверь долго не открывали, потом заскрежетали замки: один, второй, задвижка. На пороге появилась Надя в небрежно запахнутом дорогом халате. Андрей поздоровался и попытался войти, но Надя преградила ему дорогу.

— Ты, видимо, к Саше, — произнесла она, смерив Андрея холодным безразличным взглядом, — его нет дома, он с дедушкой отдыхает в Сочи.

Что-то оборвалось в груди… Андрей никак не ожидал такого поворота событий. Взяв себя в руки, он поставил пакеты с подарками перед дверями. Сказал:

— Передай Сашке, — и, не прощаясь, сгорбившись, пошел к лифту…

Судьба продолжала испытывать Андрея на прочность. После очередной оперативки, отпустив врачей, зав. отделением попросил Андрея остаться.

— Кто-то «настучал» на вас, Андрей Петрович, — сказал он. — Главврачу стало известно, что вы живете в отделении, он категорически требует в течение недели освободить служебное помещение… Очень жаль, но придется подчиниться… мне тоже досталось из-за вас…

То, что главврач передал свое распоряжение через заведующего отделением и даже не удосужился поговорить с Андреем лично, конечно, укололо его самолюбие, но гораздо болезненнее был сам факт выселения. «Да, этот хук слева, кажется, снова меня достал, — подумал Андрей, вспоминая свой единственный нокдаун, полученный когда-то на соревнованиях, — удастся ли подняться в этот раз?..»

Тратить деньги на оплату съемного жилья означало для него — распрощаться с мечтой о собственной квартире.

Генеральный директор

Промозглым осенним вечером Андрей брел в толпе прохожих по оживленному, залитому светом реклам проспекту.

Порывистый северный ветер безжалостно срывал последние листья с засыпающих на зиму деревьев, колючие крупинки первого снега били в лицо, лезли за воротник, но Андрей этого не замечал. Он находился в состоянии какой-то отупляющей пустоты. А на грани сознания вертелся навязчивый вопрос: «Что же делать? Как вырваться из этого круга проблем и неудач?»

Неожиданно он столкнулся с роскошной блондинкой, выходящей из ювелирного магазина и направлявшейся к припаркованному на обочине внедорожнику. Он чуть не сбил ее с ног. Блондинка наградила его парой весьма нелестных эпитетов. Андрей стал было извиняться… и тут женщина его узнала.

— Ой, Андрей Петрович, простите, ради бога… очень рада вас видеть, — сказала дама, стараясь скрыть неловкость. — Я могла бы вас подвезти. Вам куда?

Это была его бывшая пациентка — Светлана Дробышева, которую он избавил от мучительных болей в спине и от бессмысленной операции.

Андрей никуда не спешил, но встреча со Светланой пробудила в нем воспоминание о добросовестно выполненной работе и отвлекла от мрачных мыслей. Он согласился, сказал, что идет к товарищу в гости, назвал наугад адрес.

По дороге Светлана начала рассказывать о своих проблемах.

Ее отец, владелец и генеральный директор крупной фармацевтической компании, недавно умер от инфаркта, она осталась его единственной наследницей. Но бизнесом ей заниматься не хочется: денег и так предостаточно. К тому же, она выходит замуж за богатого лорда и скоро уезжает в Англию. А тут эти проблемы с папиными заводами… Но ей не хочется продавать их кому попало, и сейчас она срочно подыскивает кандидата на должность генерального директора компании, который впоследствии мог бы стать ее владельцем. Есть несколько претендентов из числа основных акционеров, но они ее не вполне устраивают…

Андрей рассеянно слушал, не особенно вникая в смысл, равнодушно кивал, думая о своем.

— Как ваше здоровье, как спина, не беспокоит? — перебил он Светлану, устав от ее болтовни.

— Да были обострения, но благодаря вашим рекомендациям боль удавалось быстро снимать. Я звонила вам в институт, хотела прийти на консультацию, но мне сказали, что вы уволились, предложили записаться на прием к Елькину, но я к нему не пошла… А как вы поживаете, Андрей Петрович, где сейчас работаете?

Андрею очень хотелось выговориться, сбросить напряжение. Он подумал, что вряд ли еще когда-нибудь увидит эту женщину и, не вдаваясь в подробности, рассказал ей о своих проблемах.

Светлана была удивлена и немного смущена его откровенностью. На миг она задумалась, вдруг в ее глазах мелькнул озорной лучик.

— А помните, Андрей Петрович, я вам сказала после лечения, что я ваш должник на всю жизнь? Так вот, я хочу отдать долг, — Андрей удивленно посмотрел на Светлану. — Я предлагаю вам место генерального директора фармацевтической компании… с испытательным сроком один год. Если справитесь, я предоставлю вам возможность выкупить у меня контрольный пакет акций компании в рассрочку, по цене размещения, сейчас они стоят в несколько раз дороже… И вы станете, по существу, ее владельцем и очень состоятельным человеком.

— Не слишком ли высоко вы оценили мою работу? Я ведь не жизнь вам спас, а всего лишь на время снял болевой синдром, — проговорил изумленный таким оборотом дела Андрей.

— Не приуменьшайте своей заслуги, Андрей Петрович.

Мотаясь по больницам, я насмотрелась на последствия операций на позвоночнике и очень боялась, что могу стать инвалидом. Вы понимаете, что это значит для молодой женщины? А Елькин фактически приговорил меня к операции.

Светлана явно преувеличивала возможные последствия операции, но Андрей не стал возражать, сейчас было не до этого. В его душе бушевал шторм противоречивых чувств — от надежды разом решить все свои проблемы, до страха не справиться с совершенно незнакомым для него делом.

Андрей попытался взять себя в руки и трезво оценить ситуацию. Перспектива вырисовывалась очень заманчивая, но… что-то в нем сопротивлялось.

Светлана, поняв состояние Андрея, постаралась рассеять его сомнения.

— Фармакология вам знакома, Андрей Петрович, а менеджменту обучитесь быстро, это гораздо проще, чем людей лечить. В конце концов, вы ничего не теряете, ну не получится — я подберу другого гендиректора. А такой случай выпадает раз в жизни!..

Подавив нарастающее беспокойство, и убедив себя, что терять ему, действительно, нечего, Андрей согласился.

— Позвоните мне через неделю, за это время мои юристы подготовят необходимые документы, — удовлетворенно произнесла Светлана, останавливая машину возле указанного Андреем дома. И вот еще что… возьмите это, — Светлана протянула Андрею пачку стодолларовых банкнот, — с получки отдадите, а сейчас вам надо снять жилье и… сменить имидж.

Поколебавшись, Андрей взял деньги, поблагодарил, попрощался и вышел.

Через неделю чисто выбритый, подстриженный по последней моде, в фирменном итальянском пальто Андрей стоял перед воротами головного офиса компании.

Посмотрев документы, охранник сказал, что его ждут в кабинете гендиректора на втором этаже.

Немного волнуясь, Андрей поднялся на второй этаж и распахнул дверь кабинета. Его, действительно, уже ждали, все руководство компании было в сборе. Светлана объявила о своем решении и представила Андрея как нового гендиректора.

Андрей обвел взглядом присутствующих, пытаясь понять их отношение к себе и своему назначению. Но лица подчиненных не выражали ничего, кроме вежливого равнодушия. Это были хорошо вышколенные исполнители, умеющие скрывать свои истинные чувства.

Когда Андрей и Светлана остались в кабинете одни, она сказала: «Хочу немного приоткрыть карты, Андрей Петрович… думаю, это поможет вам лучше понимать мотивы действий подчиненных. Директор по производству Антон Васильев и главный бухгалтер Виктор Смирнов — основные акционеры фирмы. Васильев — по образованию фармацевт-технолог, досконально знающий техпроцесс. Смирнов — финансист высокого класса, через него проходит вся легальная и „серая“ отчетность фирмы. Они начинали дело вместе с отцом фактически с нуля. Каждый из них рассчитывал, что гендиректором будет он, но… отец в последнее время почему-то перестал им доверять… Там были какие-то интриги, склоки… поэтому я и решила подобрать гендиректора на стороне… Вам будет нелегко найти общий язык с этими людьми… но это необходимо для эффективного руководства компанией. Вы можете, конечно, привести своих людей, но я бы вам этого не рекомендовала, во всяком случае, пока не будет острой необходимости: структура компании отцом отлажена, оптимизирована, люди притерлись… впрочем, это уже ваши заботы».

На прощание Светлана пожелала Андрею успехов и пообещала через год, когда будут видны результаты его работы, вернуться к вопросу о передаче контрольного пакета акций.

— А коньяк у тебя неплохой, — сказал Геннадий, выразительно крутя в руках пустую рюмку.

Я наполнил рюмки и не преминул похвастаться, что коньяк привезли с оказией из Еревана, прямо с завода. Мы выпили еще по одной, пытаясь ощутить те сочетания вкусов, которые обещала реклама на этикетке… Поиграв в эстета, Геннадий вернулся к нашей истории и рассказал, какой непростой путь пришлось пройти Андрею, чтобы вписаться в чуждый для него мир большого бизнеса, в котором он — простой врач — оказался по воле случая.

…Приступив к работе, Андрей решил, прежде всего, наладить отношения со Смирновым и Васильевым, ему были нужны помощники, которые ввели бы его в курс проблем. Он пригласил их в кабинет, предложил виски.

Но беседы не получилось: компаньоны (так Андрей называл про себя Смирнова и Васильева) от виски отказались, вели себя подчеркнуто официально, сдержанно отвечая на вопросы. Всем своим поведением они давали Андрею понять, что его не приняли, помогать не будут, а при случае не преминут подставить ножку…

«А может, отказаться, пока не поздно? — возникла предательская мысль. Андрей никак не ожидал такого демонстративного неприятия. — Позвонить Светлане и…»

Он представил, как будет выглядеть в глазах Светланы:

«Сдался, испугался трудностей, упустил превосходный шанс встать на ноги…»

Андрей быстро поборол это, как ему тогда казалось, малодушие и реально оценил ситуацию. Да, первый раунд был проигран, но бой не окончен, и сдаваться рано.

Инцидент был неприятный, но весьма поучительный, Андрей понял, что необходимо держать дистанцию. Сотрудники были приучены к жесткому авторитарному руководству, и попытка сближения была воспринята ими как слабость, некомпетентность.

Впрочем, одно сближение он себе все-таки позволил.

Как-то раз секретарша Юля принесла ему на подпись срочные документы. Она склонилась над столом и стала объяснять их назначение… Ее белая, в темную полоску блузка была вызывающе расстегнута, обнажая упругие загорелые груди… Андрей не сдержался и запустил руку в блузку…

Юля отдалась легко, не сопротивляясь, как-то по-деловому… Андрей подумал, что выполнять интимные желания шефа для нее так же привычно, как сварить ему кофе…

Удовлетворив похоть, он чмокнул ее в щеку, сказал:

— Спасибо за кофе, — и отошел к окну, давая Юле возможность привести себя в порядок.

Она усмехнулась его шутке, не торопясь оделась, поправила прическу, подкрасила губы. Потом забрала бумаги и вышла из кабинета, но спохватилась, вернулась.

— А подпись, Андрей Петрович?

Андрей рассмеялся и подписал документы.

Эта случайная близость ни к чему не обязывала Андрея, но была весьма кстати: он стал в глазах Юли — своим, предсказуемым, мужиком, боссом. Теперь он был в курсе всех интриг и скрытых мотивов поведения сотрудников. Не зря говорят, что секретарь директора — второй человек на фирме. Юля знала все про всех и охотно делилась информацией с Андреем, когда это было ему необходимо.

…Андрей с головой ушел в работу. Конечно, он понимал, что досконально разобраться в тонкостях производственного процесса, во всех хитросплетениях экономической деятельности фирмы он сразу не сможет: для этого нужны годы, но основы экономики, бухучета и технологии производства необходимо освоить, иначе Смирнов и Васильев будут его игнорировать и де-факто руководить фирмой.

Поняв, что компаньоны помогать не будут, Андрей решил опереться на ведущих специалистов фирмы. Он намеревался убить сразу двух зайцев. Во-первых, специалисты, почувствовав интерес гендиректора к их делу и к ним лично, будут стараться раскрыть все тонкости своей работы, показать свою значимость. Во-вторых, компаньоны, увидев, что Андрей общается со специалистами через их головы, поведут себя более лояльно, начнут беспокоиться о потере репутации, а возможно, и должности.

Компаньоны действительно почуяли неладное и решили сменить тактику. Если раньше они пытались держать Андрея в изоляции, то теперь, напротив, чтобы уличить в некомпетентности, стали засыпать всевозможными вопросами и бумагами, требующими якобы его непосредственного вмешательства. Но Андрей повел себя жестко и в категорической форме потребовал прекратить саботаж.

Мало-помалу отношения со Смирновым и Васильевым вошли в русло нормальных служебных отношений. Они поняли, что Андрей не собирается сдаваться, оценили его хватку и возрастающую грамотность в вопросах производственной деятельности и управления.

Казалось, что становление Андрея как гендиректора состоялось, страсти улеглись, но это было лишь временное затишье.

Какими же незначительными представлялись сейчас Андрею трудности прежней жизни по сравнению с грузом забот, неожиданно свалившихся на его голову. Кроме проблем в отношениях с подчиненными, было огромное количество вопросов, касающихся внешнеторговой деятельности фирмы. И тут Андрей окунулся в круговерть бизнеса: наезды конкурентов, взятки и откаты, обман и фальсификация — вот лишь некоторые атрибуты этой реальности. Но деньги и власть засасывают.

Как-то исподволь Андрей принял нормы поведения, навязанные ему средой, в которой он очутился. Он стал жестким, а порой и жестоким по отношению к подчиненным и партнерам, воспринимая их лишь как инструмент для достижения своих целей; мог быть беспринципным, когда дело касалось прибыли. Одним словом — научился игнорировать те нравственные нормы, которые были сформированы всей предшествующей жизнью. Внешне он стал совсем другим человеком, но подобная ломка характера не могла пройти бесследно…

Прошел год, назначенный Светланой в качестве испытательного срока. За этот год Андрей сделал многое.

Очень важным для него было прекращение открытой вражды с конкурентами, а борьба на фармрынке в этот период была отчаянной, на нее приходилось выделять огромные средства из «серого» бюджета компании. И Андрей решил, что более продуктивным было бы заключение негласного договора о разделе рынка и номенклатуры выпускаемой продукции.

Разговор с владельцем основной конкурирующей компании, Левитским, был непростой, но продуктивный. Левитский, как показалось Андрею, был человеком компетентным и порядочным, хотя и весьма жестким. У него были сложные отношения с отцом Светланы — бывшим владельцем фирмы — и, естественно, он отнесся к предложению Андрея очень настороженно, заняв бескомпромиссную позицию. Левицкий был явно сильнее.

Андрею пришлось пойти на значительные уступки, но это помогло сохранить мир, силы, средства и даже наладить деловое сотрудничество.

Понимая, что без поддержки во властных структурах выживать будет очень тяжело, Андрей стал искать контакт с политиками. Случай скоро представился. Надвигались парламентские выборы, и политики начали проявлять интерес к частному капиталу. Андрей воспользовался ситуацией и вышел на руководство одной из влиятельных политических партий. Он предложил финансовую помощь для проведения избирательной кампании в обмен на поддержку его бизнес-проектов в думе и правительстве в случае победы этой партии на выборах.

Андрей понимал, что сильно рискует, политическая ситуация в стране в то время была неоднозначной. Но все сложилось удачно, пришедшие к власти политики сдержали слово — он получил возможность участвовать в закрытых аукционах по продаже госсобственности. В результате ему удалось за символическую сумму приобрести несколько фармацевтических заводов. Кроме того, он получил таможенные льготы на ввоз импортного сырья и приобретение новых технологий.

Светлана была удовлетворена его работой, как и обещала, она продала Андрею контрольный пакета акций, и он стал полноправным хозяином компании.

Используя «дыры» в законодательстве, на приобретенных заводах он организовал производство дженериков (аналогов импортных лекарств, производимых из дешевого сырья, под своей торговой маркой созвучной с оригиналом) и сделал на этом огромный капитал.

Время шло.

Деньги, приносили все новые деньги. Их становилось так много, что Андрей потерял к ним всякий интерес, а вместе с тем охладел и к делу, которому отдал столько сил и жизненной энергии.

Он достиг намного большего, чем те цели, к которым стремился, соглашаясь на предложение Светланы. У него теперь было все, что можно купить: квартиры, машины, дачи, недвижимость за границей…

Оставив за собой лишь вопросы стратегического планирования, Андрей фактически отстранился от непосредственного руководства компанией, возложив все рутинные обязанности на своих заместителей. Его захлестнула волна праздной жизни московской элиты…

Кризис

Жизнь сибарита привлекательна лишь со стороны. За глянцевой обложкой роскоши, всемогущества и свободы скрываются, как правило, чувства пустоты, бесцельности жизни и страха перед будущим, приводящие к душевному разладу и болезням.

Не миновала сия участь и Андрея. Все чаще в памяти стали проявляться эпизоды из прошлого.

Вот он получает диплом врача…

Вот академик Стародубцев приглашает его в свой институт…

Вот он с друзьями на сплаве… Последняя ночёвка на крутом берегу под грозным величавым утесом… догорают угли костра… внизу шумит своенравная река, которую они только что покорили… Пьяненные этой суровой первозданной красотой, они празднуют победу и обещают друг другу, что когда-нибудь обязательно вернутся на эту реку…

Он гнал эти воспоминания, не давал им окрепнуть в сознании, старался убедить себя, что это лишь тоска по ушедшей юности, но… видения становились все продолжительнее и навязчивее.

Однажды он проснулся ночью от того, что в голове крутились слова любимой когда-то туристской песни:

«…Но мы еще вернемся, ты знаешь, мы вернемся, и запоет немая тишина…»

Он долго не мог заснуть, старался понять смысл сновидения.

«Куда… куда я должен вернуться? — спрашивал он себя. — В тот мир, где денег едва хватало от зарплаты до зарплаты, и не было даже своего угла?.. И причем тут тишина?..»

Где-то в глубине его сущности жила и набирала силу неосознанная пока мысль:

«Он предал себя, не выдержав выпавших на его долю испытаний, — предал свою молодость, свои мечты, свое предназначение».

Принять эту истину, впустить ее в сознание было невыносимо тяжело для Андрея, его эго было не готово к такому «хирургическому вмешательству», и психологические защиты поместили эти неприемлемые содержания под замок, в темный чулан бессознательного. Но они вновь и вновь вырывались из своей темницы, проявляясь в виде беспричинной тревоги, душевной боли и ничем не обоснованной агрессии…

Однажды Андрей снова вспомнил про икону, долго искал ее в своей огромной, больше похожей на музей квартире… Он нашел ее в кладовке, в старом походном рюкзаке, который почему-то до сих пор не выбросил. Андрей смахнул пыль с иконы и долго рассеянно смотрел на нее…

В лике Богородицы отражалось какое-то таинственное сочетание скорби и надежды… На мгновение ему показалось — в пространстве за иконой проявился еле различимый образ дороги, уходящей вдаль, в тишину, и он опять услышал:

«Найди в себе Бога».

Он вспомнил, что-то подобное уже происходило раньше. Тогда он не придал особого значения этой мимолетной, невесть откуда появившейся мысли, едва задевшей сознание, сейчас он задумался:

«Это какая-то подсказка? Откуда возникает этот зов?»

Но логика оказалась бессильной, нужна была какая-то встряска, способная расчистить путь интуиции от нагромождений форм, созданных разумом.

А дальше с ним случилась почти детективная история, которая получила неожиданную развязку.

Смирнов и Васильев, пользуясь тем, что Андрей ослабил контроль над компанией, разработали план отстранения его от руководства.

Они начали «сливать» в Росздравнадзор информацию о том, что компания производит фальсифицированные лекарства. Намереваясь, спровоцировать тем самым внеочередную ревизию.

Далее их план был таков.

В СМИ появляются заказанные ими статьи о том, что от псевдолекарств, предположительно выпускаемых компанией Андрея, скончался человек. Заговорщики сообщат Андрею, что по фактам, описанным в статьях, должна начаться проверка, инициированная прокуратурой; затем они спровоцируют его дать взятку представителям Росздравнадзора, проводящим проверку, чтобы те выдали нужное заключение. Сами же — заранее оповестят о готовящейся крупной взятке прокуратуру, и представителя фирмы, который от имени Андрея будет передавать деньги, возьмут с поличным.

В результате Андрей или сядет в тюрьму, или, как минимум, окажется дискредитированным, и появится шанс отстранить его от руководства. Компания же пострадать не должна: фактов незаконной деятельности Росздравнадзор не выявит — производство «грязных» лекарств будет временно свернуто.

Так Смирнов и Васильев собирались действовать. Андрей об этом, разумеется, ничего не знал.

Он отмечал свой день рождения на загородной вилле.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Начальник юридической службы, Юрий Скачков (сообщник Смирнова и Васильева), доложил, что, по его информации, прокуратура готовится возбудить уголовное дело и инициировать проверку Росздравнадзора по факту гибели человека от препарата, выпускаемого компанией. Он просил Андрея подъехать в офис, чтобы согласовать план действий.

Обстоятельства требовали незамедлительной реакции. Последствия могли быть трагическими как для компании, так и лично для Андрея. Он покинул веселящихся гостей и вышел в парк, чтобы обдумать возникшую проблему.

Над ним — черное осеннее небо, усыпанное мириадами звезд. Метеориты, как стрелы, выпущенные чье-то властной рукой, рассекали пространство и исчезали, пронзая невидимую цель.

Среди этого вселенского хаоса, подобно шраму на лике вечности, выделялся Млечный Путь — небесная дорога, уходящая… в бездну.

Андреем овладела необъяснимая тревога… казалось, что стрелы метеоритов пронзают именно его сердце…

Это не было чувство страха перед последствиями за смерть человека: страх всегда конкретен, с ним можно бороться, — это была именно тревога, глубинная, мучительная, она парализовала волю, мешала принять решение…

Подошла Валя, любовница Андрея, и нежно обняла за плечи.

— Что с тобой, Андрюша?

Эта совсем неуместная в данный момент ласка прорвала плотину, сдерживающую эмоции. Он взорвался.

— Смотри! — он показал на небо. — Мы стоим перед вечностью!.. Мы песчинки в этом мире, жалкие самоуверенные твари, возомнившие себя хозяевами жизни, только потому, что сумели нахапать много денег! У меня их уже столько, что я могу купить полмира. Зачем мне столько?! Чтобы удовлетворить очередную блажь?! Неужели ты не понимаешь всю бессмысленность такого существования?! Ты ведь знаешь, как я их добываю — эти деньги… Мне сейчас сообщили, что от одного из наших препаратов скончался человек, а сколько еще людей от них могло пострадать? Я оплачиваю свои прихоти жизнями людей! А ведь я был врачом, давал присягу. По существу, я клятвопреступник… убийца!

— Успокойся, Андрей, все обойдется, ты просто много выпил, — Валя хотела его поцеловать, но он вырвался из ее объятий, вернулся в дом, налил фужер коньяка и осушил залпом… Но разрядка не наступила. Андрей выбежал во двор, бросился к машине.

Валя попыталась его остановить.

— Андрей, куда ты? Ты же пьян!

Он оттолкнул ее, запустил двигатель и, едва не зацепив открывающиеся перед ним автоматические ворота, помчался в офис.

Тревога не отпускала, она стальным обручем стискивала грудь, огнем выжигала солнечное сплетение, адским метрономом стучала в висках… и, стараясь совладать с этим мучительным чувством, вытеснить его из сознания, он — вдавил в пол педаль акселератора.

Встречные машины шарахались в стороны, отчаянно сигналя, но Андрей — в каком-то трансе — продолжал набирать скорость. На одном из крутых поворотов он не справился с управлением и вылетел с трассы.

«Безумный! В эту ночь душу твою заберут от тебя. Кому достанется все то, что ты накопил?..» — это евангельское изречение было последней мыслью, мелькнувшей в сознании…

Скорая успела вовремя: Андрей был еще жив.

С множественными переломами конечностей, позвоночника и повреждениями черепа его доставили в реанимационное отделение НИИ, в котором он когда-то работал.

Во время операции наступила клиническая смерть.

Андрей ощутил, что как бы со стороны наблюдает за действиями врачей, копошащихся над его телом… он хотел дать им совет, но — не мог… Потом его… душа? его естество превратилось в светящуюся сферу. Эта сфера становилась все больше и больше… и наконец слилась с первозданным творящим светом, пронизывающим безграничное пространство. Он испытал невыразимую радость, свободу и вселенскую любовь…

Неожиданно все эти ощущения исчезли.

На третьей день после операции его на время вывели из состояния медикаментозного сна. Андрей медленно приходил в сознание, он чувствовал себя совершенно беспомощным, жалким существом — клубком боли и страданья, опутанным проводами и трубками, связывающими его изуродованное тело с системой жизнеобеспечения. Совсем недавно он был на грани небытия, а сейчас — его жизнь зависела от мастерства, знаний и опыта бывших коллег.

Подошел дежурный врач-реаниматолог, балагур и весельчак, Василий Иванович.

— Ну что, Андрей, каково оно — в роли пациента-то?.. Да, попал ты круто. Хорошо, что к нам привезли… Две бригады тебя двенадцать часов по кусочкам собирали.

Андрей показал глазами, что слышит и понимает, говорить он еще не мог.

— Судьба тебя хранит для чего-то, Андрей… но уж точно не для бизнеса твоего… ладно, отдыхай пока, рано тебе еще калякать, — сказал Василий. Проверив показания мониторов, он сделал запись в карте больного и ввел Андрею снотворное.

Угасающим эхом отозвались в сознании последние слова Василия: «…Судьба тебя хранит для чего-то…», — потом Андрей отключился.

Через несколько дней, когда угроза для жизни отступила, его перевели из реанимации в палату для VIP-персон.

Зашел один из оперировавших хирургов — лечащий врач, Александр Сергеевич. Когда-то у них с Андреем были дружеские отношения.

— Ну что, «Шумахер», оклемался? — шутливо спросил он, и добавил уже серьезно. — Операция прошла успешно, все необходимые назначения по дальнейшему лечению я сделал. А скорость восстановления от тебя зависеть будет… как организм справится, как себя настроишь. Не мне тебя учить, сам все понимаешь. Александр Сергеевич прошелся по палате, что-то обдумывая, потом спросил:

— Послушай, Андрей… ты ведь знаешь, иногда под наркозом пациенты разговаривают: кто молится, кто матерится. А ты… повторял одну и ту же фразу — «найди в себе Бога». У тебя какие-то проблемы? Что-то случилось накануне аварии?

Андрей медлил с ответом, не зная, стоит ли откровенничать с Александром. Он уже успел отвыкнуть от доверительных человеческих отношений.

— Впрочем, можешь не отвечать, — поняв его замешательство, сказал Александр Сергеевич, — но, если хочешь, я мог бы организовать консультацию психотерапевта… У меня есть хороший знакомый, Геннадий Александрович Дронов, известный специалист в своей области. Кстати, «революционер» вроде тебя. Работал в «Кащенке», пытался психиатрические догматы поколебать, но, как сам понимаешь, не удалось… пришлось уйти в частную медицину. Могу попросить его к нам подъехать. Побеседуете. Не сейчас, конечно, когда немного восстановишься.

— Ну вот, так Александр Сергеевич представил меня Андрею, — пояснил Геннадий. — Андрей согласился на консультацию. Наша встреча состоялась незадолго до его выписки из стационара.

А пока события текли своим чередом.

…Почувствовав себя немного лучше, Андрей позвонил Антону Васильеву, попросил его приехать и прояснить ситуацию с лекарством, от которого скончался человек.

Посовещавшись, заговорщики поняли, что ситуация становится непредсказуемой, им вряд ли удастся реализовать свои планы, и нужно срочно заметать следы. Васильев приехал в больницу и стал уверять Андрея, что никакой опасности нет. Лекарство, на которое упало подозрение, действительно выпускалось компанией из дешевого несертифицированного сырья, но документы на препарат оформлялись через фиктивную фирму. Юридически компания непричастна к его выпуску.

Тем не менее, Андрей потребовал немедленно приостановить производство подозрительного препарата. Васильев пообещал, что, конечно же, его указания будут исполнены.

На следующий день Андрей позвонил непосредственно в цех и спросил, прекращен ли выпуск препарата. Начальник цеха сказал, что, по распоряжению Васильва, производство препарата было свернуто, в ожидании внеочередной проверки Росздравнадзора, еще до того как Андрей попал в аварию.

Тогда Андрей по своим каналам выяснил, что в прокуратуру не поступали сведения о гибели человека от фальсифицированных лекарств. Сопоставив факты, он понял, что его хотели подставить и, конечно, понял, кто.

Картина с поддельным лекарством более-менее прояснилась — это была лишь неудачная афера компаньонов, хотя и серьезная, приведшая его на больничную койку. «Как поступить в этой ситуации? У меня достаточно власти, чтобы проучить интриганов: лишить их должностей, заставив продать акции компании, пустить по миру», — размышлял Андрей.

Но ему до тошноты не хотелось начинать эту войну, и не потому, что он боялся — нет, тут было что-то другое, пока до конца неосознанное…

Все чаще его мысли возвращались к событиям, предшествующим автомобильной катастрофе, к тому злополучному вечеру на даче… не давал покоя назойливый вопрос: «А была ли авария простой случайностью, или…» Ему не хотелось додумывать эту тревожащую мысль, потому что на подсознательном уровне ответ был известен: он искал смерти, стараясь искупить вину, — вину за предательство самого себя, за то, что, как ни тривиально это звучит, в трудную минуту он продал душу дьяволу…

Но эта болезненная для Андрея тема прорвалась-таки через порог сознания, назойливо захватывала внимание и требовала решения. Андрей снова оказался на перепутье.

— И знаешь, что помогло ему разобраться со своей проблемой? — спросил Геннадий, и сам же ответил, — поэма Данте «Божественная комедия».

…На память Андрея пришла строка: «Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…». Ему захотелось перечитать «Божественную комедию». Он попросил постовую сестричку Таню разыскать для него эту книгу. Андрей читал поэму в молодости, тогда он воспринял ее как забавную средневековую историю, изображающую фантастические картины потусторонней жизни. Но первая строфа запала в память. И вот бессмертное произведение, которое уже более семи веков волнует умы людей, снова у него в руках.

Не без волнения Андрей открыл книгу и начал читать: «Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины…».

«Как будто про меня написано… за семьсот лет ничего не изменилось», — подумал он. Его мозг настроился в унисон с древним текстом.

«…Ты должен выбрать новую дорогу, — он отвечал мне, увидав мой страх, — и к дикому не возвращайся логу…» — Так наставлял Данте Вергилий — его проводник через круги ада.

«Вот он — ключ к моим проблемам», — мелькнула догадка.

Тихая, спокойная уверенность, пришедшая на смену состоянию тревожного ожидания, была верным признаком истинности этой внезапно родившейся мысли.

Андрей мгновенно спроецировал прочитанное на свою жизненную ситуацию: «Данте заблудился в сумрачном лесу в поисках дороги к своему „духовному холму“, дикие звери преградили ему путь. Вот и я заблудился в жизни. Пошел не своим путем и забрел в дикий, дремучий лес… но я, в отличие от Данте, не скорректировал путь, я продолжал ломиться в чащу вопреки знакам судьбы…»

Андрей вспомнил, как хотел повернуть назад — отказаться от предложений Светланы, но в тот момент подобное решение показалось ему малодушием. Теперь он понял: «Это был голос его внутреннего Вергилия — мудреца, который знал все наперед…»

И еще долго в его голове продолжало звучать наставление Вергилия: «…Ты должен выбрать новую дорогу… и к дикому не возвращайся логу…»

После мучительных размышлений Андрей решил уйти из бизнеса.

Рассмотрев кандидатуры своих возможный преемников, он остановил свой выбор на… Левитском — владельце конкурирующей компании, с которым когда-то заключил соглашение о разделе рынков сбыта. Андрей позвонил Левитскому, сообщил, что намерен заняться другой деятельностью, и предложил выкупить у него контрольный пакет акций компании по сравнительно невысокой цене, но с одним условием — не возобновлять контракт с интриганами, несмотря на то, что они являлись акционерами компании. Левицкий был удивлен таким требованием Андрея, но согласился — ему эта сделка была выгодна.

— Ну что, Андрей Петрович, прочитали «Божественную комедию»? — спросила Таня, заходя в палату, чтобы сделать Андрею укол.

— Прочитал. И она очень помогла мне. У меня сейчас непростой период в жизни, мне пришлось изрядно покопаться в душе… и книга была весьма кстати… А ты сама-то ее читала?

— Читала, и тоже в трудный период жизни… Мы с мужем тогда очень плохо жили… и я никак не могла понять причины, собиралась на развод подавать. А поэма эта навела на мысль, что у каждого мужчины в душе живет образ своей Беатриче, у мужа, конечно, тоже. И он на меня этот образ постоянно примеряет… естественно, находит несоответствие.

Таня застеснялась своей откровенности, сделала Андрею укол и убежала.

Слушая Таню, Андрей откровенно залюбовался ею.

«Мало того, что красивая, так еще и умная, — подумал он. — Она сделала все, чтобы сохранить семью, и, прежде всего, начала в себе разбираться. А ведь наверняка мужики за ней табуном бегают. Могла просто «сменить обстановку». Он невольно начал сравнивать ее с Надей… «Эх, Андрей, чем ты думал, когда жену выбирал? Впрочем, понятно, чем…»

Психологический ликбез

— Гена, если Андрей сам нашел решение своей проблемы, в чем состояла твоя роль в этой истории? — спросил я, прерывая повествование.

— Андрею не давала покоя спонтанно возникающая в сознании фраза «найди в себе Бога», он не мог понять ее смысл, хотя и предполагал, что это какая-то подсказка.

Я попытался объяснить ему суть процессов, происходящих в его психике, и значение тревожащей его фразы.

На мой взгляд, это действительно была подсказка, — подсказка из мира не проявленной реальности, с которой он соприкоснулся в момент кризиса, а потом во время клинической смерти — той реальности, которую мы в обыденной жизни часто называем Богом.

— Гена, ты что же, веришь в существование Бога? — удивленно перебил я.

Гена посмотрел на меня с нескрываемым сарказмом и одновременно с сожалением. Так смотрят взрослые на сына-первоклассника, задающего наивные вопросы.

— Я отвечу тебе словами Карла Юнга. Когда ему задали подобный вопрос, он сказал: «Мне не надо верить. Я знаю».

— Однако, ответ явно двусмысленный, — возразил я, что — «знаю»?

Геннадий подцепил вилкой непослушный кусочек лимона, положил его в рот и, поморщившись то ли от вкуса лимона, то ли от моего вопроса, произнес:

— Наличие бессознательных архетипов в психике было для Юнга эмпирически подтвержденным фактом и не нуждалось в феномене веры, о чем он и заявил, отвечая на вопрос о существовании Бога.

Теперь наморщить лоб пришлось мне.

— Гена, ты со своими пациентами тоже таким наукообразным языком разговариваешь? — съехидничал я.

— Только с продвинутыми, вроде тебя, — усмехнувшись, ответил Геннадий. Но все-таки решил разъяснить сказанное:

— Чтобы было понятно, мне придется сделать небольшой экскурс в аналитическую психологию.

Юнг, в отличие от своего учителя, Зигмунда Фрейда, считал, что бессознательная психика не ограничена личным бессознательным, а включает в себя и более глубокие, древние слои, общие для всего человечества. Он проделал огромную работу по анализу древних мифов, сновидений и верований различных народов и разработал учение о коллективном бессознательном. Содержание коллективного бессознательного — это некие архетипические формы — первообразы, универсальные психические структуры. Они проявляют себя в виде символов, возникающих в сознании в сновидениях, фантазиях, озарениях.

Центральный архетип психики, ее глубинный центр — самость по Юнгу — символизирует идеальную целостную личность, ее потенцию.

Процесс становления личности, приближение к идеалу — к самости, Юнг называл индивидуацией.

Индивидуация, продолжающаяся на протяжении всей жизни, происходит в несколько этапов. После рождения эго идентично самости, растворено в ней — сознание отсутствует. По мере взросления, адаптации индивида к социуму, самореализации во внешнем мире, эго укрепляется, обособляется от самости и, как правило, теряет с ней связь. Этот процесс соответствует первой половине жизни.

Во второй половине жизни, когда появляется потребность в рефлексии, в познании своей глубинной сущности, эго пытается найти и восстановить связь с самостью, интегрировать в себя бессознательные элементы, сделать их достоянием сознания. Порой на это уходит вся оставшаяся жизнь…

Понять сущность процесса индивидуации и значение символов в жизни индивида Юнгу помогли… алхимики, а точнее, алхимическая философия.

— Алхимики? — удивился я. — Какая связь между этой средневековой псевдонаукой и психологией?

— Вот он, результат материалистического образования, — съязвил Геннадий. — Вообще-то, алхимия возникла еще в эпоху античности, в ее основе лежало учение Аристотеля о четырех первоэлементах (или четырех стихиях, символами которых были земля, воздух, огонь и вода). Но в Европу эти знания проникли в средние века, тут ты прав. И мы действительно со школьных времен привыкли воспринимать алхимию как псевдонауку, целью которой было получение золота из «неблагородных» металлов.

На самом деле, основной задачей алхимиков был поиск философского камня — некой таинственной субстанции, позволяющей осуществлять качественные превращения в живой и неживой природе. По воззрениям алхимиков существовал не проявленный пятый элемент, пятая стихия, объединяющая и гармонизирующая мир — квинтэссенция или философский камень.

Юнг предположил, что алхимическая философия представляла собой протопсихологию. В описании алхимического Великого Делания — поиска философского камня — он увидел символическое выражение процесса индивидуации, установления связи между эго и самостью.

— Ну, Гена, ты прямо философ, я восхищен твоей эрудицией, но так и не услышал ответа на свой вопрос.

Геннадий сделал вид, что не заметил моего сарказма и ответил вполне серьезно:

— Я совсем не зря затеял это философское отступление. Мне хотелось, чтобы ты грамотно воспринял все происходящее с нашим героем. Я попытался дать развернутый ответ на твой вопрос, но немного увлекся и ушел в сторону… Для Юнга Бог — это скорее психический, чем физический феномен. Идея же Бога как некой метафизической верховной силы, первопричины мироздания, недоказуема методами современной науки, как, впрочем, и его отсутствие. Здесь мы попадаем в область веры. Вера…

— Гена!.. Давай в другой раз про веру, — взмолился я, понимая, что рискую окончательно потерять связь с основным сюжетом.

— Ты совершенно не умеешь слушать… а между тем, это непременное свойство зрелой личности, — Геннадий, был явно раздосадован моим вероломным вмешательством в поток его мыслей, но понял, что увлекся и, немного помолчав, продолжил. — Ко времени нашей встречи процесс индивидуации в психике Андрея находился в активной фазе и сопровождался кризисом.

Подсознательные структуры в его психике были возбуждены чередой стрессовых ситуаций и их манифестации, одной из которых была возникшая в сознании фраза «найди в себе Бога», нуждались в понимании и принятии. Я попытался помочь Андрею справиться с этой задачей.

Поиск Бога в себе — это поиск контакта с тем источником озарения, с тем ядром психики, которое Юнг называл — самостью.

Подобный поиск всегда сопровождается кризисом — личностной трансформацией, которая происходит подчас очень болезненно — рушатся старые психические опоры, а новые еще не созданы… Новое всегда рождается через страдания. Именно страдания дают максимальный стимул к действию, поиску, творчеству. Кризисный период рано или поздно заканчивается, и, если поиск увенчался успехом, в награду за страдания личность обретает ощущение целостность, внутренней опоры, уверенности — получает энергию, скрытую в бессознательном.

Говоря метафорически: «Герой — Эго — спасает Бога — Самость — из темницы бессознательного и получает доступ к божественным дарам».

Это ощущение, пожалуй, нельзя назвать счастьем. Для большинства из нас счастье — это все-таки более эгоистическое, земное чувство…

— Ты знаешь, что такое счастье? — недоверчиво перебил я.

Геннадий усмехнулся.

— Ты склоняешь меня к очередному «зигзагу», а потом будешь язвить по этому поводу.

— Извини, Гена, я совсем не хотел тебя обидеть, но… как бы это помягче сказать?.. Иногда твои отступления сильно затрудняют восприятие основного сюжета и тормозят его развитие…

— Ладно, постараюсь не погружаться в дебри. Счастье — это… Впрочем, состояние это всем нам хорошо знакомо, и сейчас ты сам мне о нем расскажешь.

Я недовольно поднял глаза. Настроившись на комфортное восприятие очередной Гениной теории, которую можно будет покритиковать, проявив свою эрудицию, я совсем не хотел оказаться в роли экзаменуемого. В ожидании очередной профессионально спланированной провокации мне оставалось только попытаться свести к минимуму возможные потери.

А Гена и не собирался меня провоцировать, посасывая трубку, он приступил к «допросу».

— Итак, что ты ощущаешь, когда осознаешь себя счастливым?

— Ну, это трудно выразить словами… это какое-то блаженство… отсутствие каких бы то ни было желаний…

— Так, еще?

— …свобода, защищенность, чувство, что мир тебе послушен, а ты всесилен…

— Вот! А откуда у нас это ощущение, когда оно сформировалось?

— Ну не знаю, Гена, это что-то глубинное… может, из детства?

— Почти верно — из младенчества, а точнее, даже из более раннего периода нашего существования — перинатального, когда плод был един с телом матери, все наши желания выполнялись автоматически и не требовали от нас никаких усилий. Эти ощущения в психоанализе называются стремлением к «первичному объекту» — матке. В первые месяцы жизни, когда эго еще не сформировалось, младенец продолжает ощущать это единение с матерью, его усилия по удовлетворению своих потребностей тоже минимальны.

Наше вечное стремление быть счастливым, с точки зрения психоанализа, — есть тяга к слиянию с «первичным объектом».

Это желание, как ты понимаешь, неосуществимо, и мы проецируем его на предметы внешнего мира либо на свои чувства, пытаемся стать счастливыми посредством обладания, но нам все время чего-то не хватает: денег, подходящего партнера, интересной работы, уважения, любви.

По мере взросления и адаптации к миру, мы ощущаем себя все более зависимыми, опутанными сетью социальных обязательств и ответственности — несчастными. И все явственнее из глубин нашей психики прорывается извечный зов — «обрести счастье, вернуться домой».

Социокультурные парадигмы различных эпох и цивилизаций изменяли объекты, на которые направляются проекции, но суть оставалась прежней.

Конечно, ощущение счастье нельзя полностью описать словами, и тем более уложить в рамки какой-либо одной концепции.

Кстати, стремление к «первичному объекту» — к комфорту и покою, попытка избежать ответственности и связанного с ней стресса — является одной из причин любого зависимого поведения, всем нам присущего в той или иной степени…

— А как дальше сложилась судьба Андрея, тебе что-то известно? — Я почувствовал, что Гена снова погружает меня в дебри своих профессиональных проблем, и, в который уже раз, попытался вернуть друга к событиям нашей истории, но — осекся, вспомнив его замечания по поводу умения слушать.

Гена понял, что его усилия «по гармонизации моей личности» не пропали даром, удовлетворенно улыбнулся и ответил:

— Да, мы с ним встречались, не так давно… Андрею снова понадобилась консультация, не только для себя, но и для своего пациента. Мы довольно долго общались, он рассказал, как сложилась его жизнь после нашей беседы в больнице.

Тени истории

…Как только отпала необходимость в постоянном врачебном контроле, Андрей настоял на выписке из стационара. Он понимал, что период реабилитации будет длительный, непростой. Через полгода ему предстояла еще одна операция по извлечению металлической пластины, которой были временно скреплены поврежденные позвонки. За это время надо было с помощью специальных упражнений создать мышечный корсет, чтобы обеспечить опору травмированным позвонкам.

А самое главное — необходимо было привыкать к новым реалиям, чем-то заполнить жизнь, которая неожиданно превратилась в выживание.

Мысль о возможном родстве с Великим князем, запала в память Андрея, зов рода, однажды возникнув, крепко взял его под уздцы и теперь, когда у него появилось много свободного времени, Андрей решил заняться генеалогией. Он и не предполагал, сколько захватывающих тайн хранит история.

…Юрий Боголюбский умирал на руках беременной жены, половецкой княжны, получившей при крещении имя — Мария.

Он просит жену: «Если родится мальчик, назови его Андреем — в честь отца».

Перед его глазами в последний раз проносятся картины короткой бесшабашной, но наполненной яркими событиями жизни…

Когда Юрий был совсем молодым воином, его отец, Андрей Боголюбский, назначил сына княжить в Новгороде. Но вскоре случился боярский заговор, и отца убили. Воспользовавшись смутой, новгородцы изгнали малолетнего князя. Он был определен боярами в Суздаль, но через два года его дядя, Всеволод, выдворяет Юрия и из Суздаля, посадив на его место своего сына.

Юрий недолго кручинился. Прихватив с собой любимую икону с ликом Богородицы — подарок отца, — он отправился искать счастье на Северный Кавказ, к половцам. Его бабушка, Аепа, была дочерью половецкого хана, это позволило Юрию возглавить отряд половецкой орды, и началась его кочевая жизнь…

В то время Грузией правила царица Тамара. Она была молода, красива и своенравна. Грузинская знать подыскивала ее мужа. Сын Великого князя, прославившийся в военных походах, привлек внимание вельмож. Тетка Тамары, Расудан, приходившаяся Юрию дальней родственницей, поддержала его кандидатуру. Но Тамара не хотела и слышать о замужестве. Расудан стоило большого труда уговорить капризную царицу, и к Юрию послали сватов.

Юрий был немало удивлен и озадачен. С одной стороны — это подарок судьбы, но с другой — он не знал ни языка, ни обычаев страны, в которой ему предлагали стать царем. Приняв предложение, он получит власть и богатство, но потеряет вольную кочевую жизнь. Да и как сложатся отношения с взбалмошной царицей?

В смятении Юрий идет молиться, он просит совета у Богородицы, просит благословения на брак, Однако — Богородица молчит… в душе Юрия по-прежнему смута и тревога. Но он не внемлет голосу сердца и дает согласие…

Юрий был храбрым воином, став царем, он выиграл несколько важных для Грузии сражений, и завоевывал признание грузинской знати. Но Тамара холодна с ним, она его не любит и боится ограничения своей власти. Их недолгая совместная жизнь кончилась трагично: Тамара обвинила Юрия в мужеложстве и разорвала брак. Юрия выслали из страны.

Но Юрий не смирился и решил отомстить Тамаре. Собрав небольшое войско, он возвращается в Грузию. К нему присоединяются недовольные правлением Тамары вельможи со своими отрядами. Он занимает ряд крупных городов и подходит к Тбилиси. Но у Тамары было более сильное и обученное войско. Юрий проигрывает сражение.

Он возвращается к половцам, немного отдохнув и женившись между делом на приглянувшейся половецкой княжне, Юрий снова собирает дружину, вступает в бой с грузинскими отрядами и опять терпит поражение…

Это было его последнее сражение, стрела, пущенная грузинским лучником, пробила доспехи и застряла под сердцем. Он был обречен.

…Сын подрос, Мария приобщила его к христианской вере. Освоив воинское искусство, он стал достойным преемником своего отца и вскоре возглавил один из половецких отрядов, принимавших участие в европейских походах. В битве при Адрианополе Андрей был тяжело ранен и остался лежать на поле боя, придавленный тушей убитого коня. Его подобрал живущий неподалеку старец, знаменитый алхимик и целитель Офелос. Он вылечил Андрея, обучил языкам, познакомил с основами алхимической науки.

Офелос был хранителем старинного алхимического трактата, но для Андрея древняя рукопись была недоступна. «Ты еще не дозрел до этой книги», — говорил Офелос всякий раз, когда ученик пытался в нее заглянуть.

Лишь после смерти наставника Андрей получил доступ к таинственной рукописи. С замиранием сердца он открыл заветный манускрипт… «Сейчас ему откроется тайна философского камня»… Андрей пролистал несколько страниц с изображением каких-то мифических существ, дошел до текста, посвященного философскому камню, начал внимательно читать…

Когда он оторвал взгляд от книги, было уже темно. Он так и не нашел ответа на вопрос, который искал. В тексте не было ни конкретных рецептов, ни описания реального алхимического процесса, — лишь красочные метафоры, многозначительные намеки, символические рисунки…

Офелос был прав: до этой книги надо было дозреть. Все, что он прочитал, требовало расшифровки, за словами стояло что-то большее, какая-то тайна, и чтобы понять ее, возможно, не хватит и всей оставшейся жизни…

«Ответы надо искать не в тексте, а… в своей душе, ибо человек есть образ и подобие Бога», — любил повторять Офелос. Только сейчас до Андрея начал доходить смысл слов учителя.

Он вышел из дома, над его головой, рассекая пополам небесный купол, простирался Млечный Путь — небесная река, несущая свои воды в будущее…

Возвращение

…Андрей Петрович постепенно выздоравливал, повторная операция прошла без осложнений, он уже начал ходить без костылей, опираясь лишь на палку. Однажды вечером, перед отходом ко сну, Андрей, как всегда, снял позвоночный корсет и вдруг почувствовал небывалую легкость в освободившемся от оков теле: вместе с корсетом исчезло то огромного психическое напряжение, которое преследовало его на протяжении всей жизни в бизнесе.

А ночью Андрею приснился сон.

…Он — средневековый рыцарь, закованный в металлические доспехи, должен куда-то идти… кого-то спасать… но доспехи настолько тяжелы, что не дают даже пошевелиться. Сделав неимоверное усилие, он каким-то образом освободился от сковывающего его панциря, устремляется в усыпанное звездами ночное небо и растворяется в нем…

…Потом он ощутил себя молодым здоровым путником, идущим куда-то через непроходимый дремучий лес… Внезапно грозовые тучи закрыли небо, стало темно как ночью, огненные стрелы молний, сопровождаемые оглушительными раскатами грома, ударили в землю, лес загорелся, стена огня преградила путь. Но он наперекор стихии продолжает идти вперед… Неожиданно огненный шторм утих, и перед изумленным взором путника возникает сказочной красоты город, раскинувшийся на берегу живописного озера. Он откуда-то знает, что этот город воздвиг князь Андрей Боголюбский…

Навстречу Андрею из крепостных ворот выходит красавица с иконой в руках. «Ну вот, я и дождалась тебя, Андрюшенька, внучек мой ненаглядный», — говорит красавица и ведет его через крепостные ворота в город, где на высоком берегу стоит старый родительский дом. Красавица вдруг становится старенькой. Она кипятит самовар, топит печку и угощает Андрея чаем и пирогами с его любимым малиновым вареньем…

Утром он проснулся в радостном приподнятом настроении, с ощущением бодрости, уверенности и… с принятым решением — съездить в родную деревню: сначала на разведку, а там…

Впрочем, выбор был уже сделан.

Сон этот приснился ему неспроста. Какая-то неведомая, но могучая сила помогала прокладывать дорогу жизни, воплощая одной ей известный замысел…

…Я дождался паузы в повествовании и спросил:

— Гена, скажи, пожалуйста, а не являлось ли желание Андрея вернуться на родину — стремлением к «первичному объекту»?

Гена был явно доволен моим вопросом.

— Твоя психологическая грамотность растет прямо на глазах.

Мы обсуждали с Андреем мотивы его поведения во время нашей последней встречи. Конечно, на его намерение оказала влияние проекция «первичного объекта», но она не была определяющей, иначе Андрей, столкнувшись с реалиями деревенской жизни, скорее всего, разочаровался бы в своем решении и вернулся бы в город. Главным мотивом его выбора было нечто другое. В его жизни настал момент, когда он почувствовал: пришла пора отдавать долги, с собой (в инобытие, если угодно) можно взять только то, что отдал. Именно чувство долга перед своей сущностью было определяющим, а проекция стала лишь инструментом его реализации.

Я помог Андрею вывести это чувство на уровень сознания. Хотя, надо сказать, это было непросто и довольно мучительно для него. Но во время своего первого приезда в деревню Андрей этого еще не осознавал, его просто тянуло домой.

…Андрей вышел из автобуса на знакомой остановке, дальше надо было идти пешком по разбитой грунтовке километров пять. Для него это было серьезным испытанием: травмированный позвоночник давал о себе знать — левая нога слушалась плохо.

На въезде в деревню его встретил покосившийся указатель: «Агропредприятие Никольское».

Он без труда нашел дом, в котором родился. Когда бабушка умерла, дом продали соседям. Да и те, видимо, уже уехали из деревни — окна и двери были заколочены, огород и палисадник заросли бурьяном. Андрей отворил скрипучую калитку и вошел во двор, до боли знакомый, но уже осиротевший. Здесь прошло его детство.

Он снова ощутил то чувство безграничной ребячьей вольницы, которое испытывал, бегая и играя со сверстниками среди нетронутой еще цивилизацией девственной уральской природы.

Вспомнилось, как однажды косматая сизая туча закрыла солнце и зависла над домом. С каждой минутой она росла, набухала, чернела, поглощая зазевавшихся соседок… И вот, уже не в силах сдерживать накопленное, разродилась грозой. Разряды молний разрывали на куски зловещее небо, громовые раскаты, отраженные береговыми утесами, слились в непрерывную канонаду, хлынул ливень. Струи воды вперемешку с градом забарабанили по крыше, по окнам. Не в силах сдержаться, очарованный этим буйством стихии, Андрей выскочил во двор. Подняв руки к небу, принимая вызов, он подставил грудь этим грохочущим струям, а потом, в восторге, как сумасшедший, стал бегать по лужам и что-то кричать… Бабушке с трудом удалось загнать его в дом…

Андрей побродил по пыльным пустынным улицам, потом спустился к реке. Раньше река была запружена, образуя живописный водоем, где плавали утки и гуси, а пацаны ловили рыбу или мерились друг с другом силой и удалью, переплывая водоем.

Как-то, семилетним мальчишкой, не желая отставать от старших ребят, Андрей решил переплыть реку вместе с ними. Сил не хватило, и он начал глотать воду, но звать на помощь было стыдно. Ребята уже загорали на противоположном берегу, с любопытством наблюдая за Андреем. А он, превозмогая себя, продолжал бороться с рекой… На трясущихся ногах, но с высоко поднятой головой он вышел на берег и гордо плюхнулся на песок рядом с ребятами.

…Теперь запруду снесло, река обмелела и представляла жалкое зрелище. На берегу, около разрушенной плотины, под ветвями старой плакучей ивы виднелась одинокая фигура рыбака.

«Видимо, рыба еще не перевелась», — подумал Андрей.

Он подошел к рыбаку, по экипировке понял, что тот не местный. На вид ему было лет 65—67. Андрей поздоровался, хотел было поинтересоваться уловом, но тут его взгляд упал на поплавок, который вдруг качнулся, задрожал и ушел под воду.

— У вас клюет, — сказал Андрей.

Рыбак, попытался подсечь, но… на крючке болтался только обглоданный червяк.

— Вот бестия, опять обманул меня, да не беда, я бы его все равно отпустил, — засмеявшись, сказал рыбак и добавил, — окунек тут кормится, у нас с ним соревнование — кто кого перехитрит.

Андрей недоуменно посмотрел на рыбака:

— Зачем же ловите, если отпускаете?

— Да для меня улов не главное, рыбалка — это повод пообщаться с природой. Место здесь хорошее: тишина, дышится легко, думается хорошо. Я здесь в основном выуживаю интересные мысли.

— Вы — писатель?

— Нет, я инженер, по образованию радиотехник. Недавно ушел на пенсию, вот и размышляю тут… про основы мироустройства… про любовь и веру…

— Вы верующий?

Рыбак усмехнулся, потер двумя пальцами правой руки подбородок и ответил:

— А вы разве — нет? Не бывает человек без веры. Вера — это сущностное, природное свойство человека, это основа любой личности, ее опора, стержень; она пронизывает все уровни человеческого бытия. Это наше подсознательное знание, если хотите — инструмент души, так же, как мышление — инструмент разума… Вы же врач, вам известно — вера может вызвать болезнь, может даже убить, но вера и исцеляет.

«Откуда он знает, что я врач?» — изумился Андрей. Он попытался вспомнить, где встречал этого человека, этот непроизвольный жест — прикосновение к подбородку — показался ему знакомым.

А рыбак тем временем продолжал.

— Жизнь во многом есть деяние веры, ее блокирование разумом равноценна потере человеком самого себя, связи со своей глубинной сущностью. Я понимаю, вы имели в виду религиозный аспект веры.

Отвечу так: я человек не религиозный, но в Бога верю. Для меня Бог — это… Вы знаете, очень трудно подобрать рациональные определения для таких предельных категорий… В греческом варианте «Писания» Бог представлен как Логос. Гераклит понимал Логос как глубинную сущность бытия, Лев Толстой — как «разумение жизни» — замысел и причину мироздания, частичками которого являемся и мы с вами…

Однако вы, я вижу, с дороги. Давайте-ка, я вас чайком угощу.

Рядом, под нависшей скалой, тлели угли небольшого костерка, на самодельной треноге висел прокопченный походный котелок. Рыбак раздул угли, подбросил припасенных сухих веток. Когда вода закипела, засыпал заварки, добавил несколько веточек душицы, растущей неподалеку на склоне, закрыл котелок крышкой и снял с огня.

— Ну вот, сейчас настоится, и будем пить чай с пирогами — жена напекла. А пока, если не возражаете, можем продолжить разговор о миропорядке, иногда хочется с кем-то поделиться мыслями, а собеседников в этой глуши немного.

Андрей не возражал, и рыбак с воодушевлением стал излагать свою концепцию мироустройства.

— Я буду использовать метафоры, которые мне привычны и понятны.

Я представляю Мироздание как саморегулирующуюся, самоорганизующуюся, самовоспроизводящуюся систему, в основе которой — бесчисленное множество элементарных гармонических колебаний энергий — волн с бесконечным спектром частот и амплитуд. Из этих энергий строится реальность. Подчиняясь пока неизвестным нам законам, энергетическая Вселенная в процессе своего существования непрерывно пульсирует; то сжимаясь в точку, то расширяясь, порождает и уничтожает материальные формы. Я думаю, что так называемый Большой взрыв, есть одна из фаз существования Вселенной… Я представляю Бога как высшую форму организации космической энергии, пронизывающей все грани бытия, Вселенское Сознание, если угодно. Индивидуальные сознания людей — это частички Бога, сосредоточенные в наших телесных формах.

В процессе деятельности в мире человек изменяет ткань мироздания ее энергетическую структуру, спектральный состав. Если эти изменения совпадают с вектором развития, в данной пространственно-временной точке (находятся в резонансе с Богом), то человек получает мощную энергетическую подпитку для своего дела…

Резонансная частота Бога — это частота любви. Поэтому выражение «Бог есть любовь» имеет, как мне представляется, и физический смысл.

Цель и смысл жизни человека, на мой взгляд, состоит в том, чтобы научиться генерировать эту частоту, жить в гармонии с миром.

Я думаю, что все наработанные при жизни человека психические содержания (энергетические вибрации) не пропадают, а поступают на хранение и переработку во Вселенскую душу, если можно так сказать…

Внешний мир — это своеобразный испытательный полигон для человека. Он вносит возмущения, которые уводят настройку системы от резонанса. Это необходимое условие самосовершенствования. Иначе люди перестанут развиваться, искать и творить…

Извините, я, кажется, слишком увлекся…

Рыбак виновато улыбнулся, взглянул на Андрея, который, казалось, его не слушал. А Андрей в этот момент пытался увязать странные, на первый взгляд, идеи рыбака, с теми догадками, которые возникли у него после беседы с Геннадием Александровичем. Ему казалось, что их взгляды в чем-то схожи, где-то пересекаются, имеют общий знаменатель… но мысли никак не складывались в единую картину.

— Нет, нет, продолжайте, это очень важно для меня, — поспешно проговорил Андрей.

Рыбак продолжал:

— …Однако человечество, похоже, зашло в тупик. Люди стремятся к накоплению денег, к приобретению материальных благ, любой ценой добиваются власти, признания. Но желание иметь и властвовать ненасытно, оно вызывает зависть, агрессию, страх перед будущим, болезни. В результате человек, так и не реализовав эту химеру, ощущает себя брошенным, ненужным, а свою жизнь — пустой, несостоявшейся.

Обуреваемый гордыней человек, опираясь только на свой разум, хочет стать «как Бог».

Помните библейский миф? Адам и Ева совершили первородный грех — отведали плод с Дерева познания добра и зла. Они хотели вмиг стать подобными Богу. Но… мир в одночасье изменился, из единого он стал дуальным, появилось добро и зло: «…и открылись глаза у них, и узнали они, что наги…».

Человек приобрел способность к логическому мышлению, но потерял целостность и связь с Богом. И мы, потомки Адама, обречены восстанавливать эту связь… посредством приобретенного разума, как это ни странно, развивая его до такой степени, когда он, в акте рефлексии, начнет осознавать свое несовершенство и неполноту.

Разум, не может быть единственным инструментом познания и взаимодействия с миром. Любое прорывное открытие, любое творчество требует подключения иррациональных механизмов психики: интуиции, воображения, веры. Отгораживаясь от иррационального, мы обедняем жизнь, теряем связь со своей душой, лишаемся истинной опоры…

Ну, пожалуй, на этом я и закончу.

Не ищите, Андрей Петрович, какую-либо научность в том, что я вам тут наговорил, повторяю, это всего лишь метафоры. Если хотите — это мой миф, я создал его для личного пользования. Он позволяет мне ощущать целостность мира и свое место в нем.

— Вы меня знаете? Мы встречались?

— Встречались, Андрей Петрович, — рыбак улыбнулся. — В Москве. Я как-то побывал у вас на консультации. Вы тогда посоветовали мне обратиться к хорошему психотерапевту. Я сначала от ваших рекомендаций отмахнулся, подумалось: «Врачи и с „потрохами-то“ разобраться не могут, а тут надо душу кому-то доверить». Но чем больше размышлял над вашими словами про психосоматику, тем больше убеждался в вашей правоте. Долго я выбирал, но все-таки нашел психотерапевта, которому решился довериться. Геннадий Александрович Дронов его зовут, может быть, знаете.

«Да, тесен мир», — подумал Андрей.

— А здесь-то как оказались?

Рыбак немного смутился.

— Тут в райцентре живет моя однокурсница, когда-то я был в нее влюблен, приехал повидаться, да так и остался… А сейчас мы с вами ее пирогов отведаем, чай уже готов.

Андрей хотел было предложить припасенный коньяк, но передумал. Как-то не вязалась с выпивкой эта неожиданно возникшая доверительная беседа двух, казалось бы, почти незнакомых людей, объединенных сейчас чем-то большим, чем нечаянная встреча.

Рыбак разлил чай по кружкам.

— А я ведь тоже хотел на врача учиться, — задумчиво проговорил он, — но побоялся… Побоялся, что не сумею стать хорошим врачом, а плохой врач — это, как я считал, — ужасно. Пошел в технари. С «железом» проще — ответственности меньше. Так мне думалось… Но жизнь показала, что и в инженерном деле ошибки могут очень дорого стоить, иногда по твоей вине могут десятки людей погибнуть…

Рыбак ненадолго замолчал, вспоминая, видимо, какую-то трагическую историю своей жизни, потом заговорил снова:

— Да, жизнь промелькнула как-то незаметно. Я часто задавал себе вопрос: «Не ошибся ли я с выбором пути?» Даже порывался сменить профессию, но что-то остановило… Потом понял, что есть две цели: цель души и цель эго. Самореализация в мире — это цель эго. Цель души — самопознание и через него — поиск высшего начала в себе.

В сущности, неважно, что делать, важно — как. Когда это понимаешь, то перестаешь беспокоиться о том, что, возможно, занимался всю жизнь не своим делом, и твой потенциал остался нереализованным…

Ну, что-то меня опять на философию потянуло, — спохватился рыбак. — А вы, Андрей Петрович, как сюда попали?

— Да знаете, не без помощи того же Геннадия Александровича Дронова… — Андрей загадочно улыбнулся, но развивать мысль не стал, лишь добавил, — а вообще-то, я здесь родился и вырос.

День уже клонился к вечеру, Андрей вспомнил, что хотел заглянуть в сельсовет, переговорить с руководством о возможном возвращении, и стал прощаться.

— Мне, пожалуй, пора… дела еще есть в деревне, спасибо за чай, за беседу, и удачи вам, Петр Андреевич, — Андрей припомнил имя того инженера, который когда-то был у него на приеме с «букетом» психосоматики. Как врач он был очень удивлен тем переменам, которые произошли с этим далеко уже не молодым человеком, казалось бы, хроническим невротиком.

— До свидания, Андрей Петрович, и вам — удачи.

По едва заметной, протоптанной козами тропинке Андрей поднялся на крутой скалистый берег и пошел разыскивать поселковую администрацию.

Глава администрации, скучающий в своем кабинете, обрадовался нежданному посетителю.

— Здравствуйте, Федор Степанович… Не узнаете? — Андрей улыбнулся, протянул руку.

— Здравствуйте… — Федор Степанович старался припомнить посетителя. Улыбка показалось ему знакомой, но образ не складывался. — Извините, не узнаю.

Андрей представился:

— Фокин я, Андрей Петрович. Петра Семеновича, сын. Приехал края родные повидать. Есть серьезное намерение вернуться на родину, если примете. Вот хочу обсудить с вами эту проблему.

Федор Степанович недоверчиво посмотрел на Андрея, но не почувствовал в его словах подвоха.

— Что же, давайте обсудим, если вы серьезно. Вернуться на родину — это святое.

Он засуетился, хотел послать уборщицу тетю Дашу в магазин за водкой, но Андрей остановил его, выставил на стол бутылку марочного французского коньяка и закуску.

Федор Степанович почтительно крякнул, извинился за отсутствие подходящей посуды и, немного повозившись с незнакомой пробкой, разлил коньяк по стаканам. Похвалив «заморское зелье», он стал рассказывать о наболевшем:

— В начале 90-х, когда животноводство пришло в упадок, и колхоз развалился, решили мы создать агрофирму по выращиванию овощей. Сначала дело было пошло на лад: овощи в наших краях хороший урожай дают, но потом производство стало нерентабельным. Цены на ГСМ, запчасти и электроэнергию постоянно росли, а закупочные — не повышались. Зарплату людям платить стало нечем. Народ на работу ходить перестал, специалисты разбежались, оставшиеся гонят самогон и спиваются… скоро работать будет некому. Больницы в селе давно нет, только Кузьма и выручает, ты его, наверное, помнишь. (Федор Степанович незаметно перешел на «ты»). Школу тоже скоро закроют: здание требует ремонта, а денег нет. Часть пахотной земли пришлось продать под сады горожанам: обрабатывать некому. Вот такая невеселая жизнь у нас теперь. Так что, ты подумай парень, стоит ли сюда возвращаться.

Андрей, не вдаваясь в подробности, рассказал, как сложилась его жизнь после переезда в город, выразил желание поселиться в своем родном доме — благо он пустует, заняться врачебной практикой и вложить деньги в благоустройство и развитие села.

Федор Степанович удивленно, с некоторым подозрением посмотрел на Андрея: уж больно необычна была его история и предложение безвозмездной помощи селу… Он никак не мог понять мотивы поведения Андрея. Тревожная мысль: «А нет ли за ним криминала?» — отчетливо читалась на его лице.

Андрей рассмеялся.

— Да не волнуйтесь, Федор Степанович. У меня нет проблем с законом. Ну, считайте это чудачеством неудачливого бизнесмена.

Успокоившись, Федор Степанович разлил оставшийся коньяк.

— Буду очень рад, Андрей Петрович, если вы это серьезно… про деньги и про развитие… (он снова перешел на почтительное «вы»).

Андрей пообещал, что вернется, как только закончит свои дела в столице.

— Да, Федор Степанович, — сказал Андрей на прощанье, — про деньги пока не говорите никому, сплетни пойдут разные… не любят у нас богатых.

Закончив дела по продаже бизнеса, Андрей переехал в деревню и поселился в старом родительском доме, предварительно сделав ремонт. Он не стал превращать его в современный коттедж, а просто обновил обветшавшие конструкции. Ему хотелось, чтобы в этом доме поселилось его детство.

Жизнь в селе на первых порах складывалась непросто. Деревня встретила Андрея неприветливо, насторожено. Тон задавал невзлюбивший его местный лекарь Кузьма.

Этот рыжий хитроватый мужичок когда-то работал фельдшером в сельской больнице, которой руководил отец Андрея. В то время у Кузьмы умерла от рака жена, и он остался с малолетней дочерью Машей на руках. Заботу о девочке взяла на себя его сестра, а Кузьма крепко запил. Петр Семенович относился к его беде с сочувствием и ограничивался замечаниями, когда заставал на работе нетрезвым. Но запои Кузьмы затянулись, увещевания и выговоры — не действовали, Петр Семенович вынужден был его уволить.

Как ни странно, увольнение подействовало на Кузьму отрезвляюще — он перестал пить, но обиду в душе сохранил. Как-то встретив на улице Петра Семеновича, он высказал затаенное: «Мы еще посмотрим, Семеныч, к кому люди лечиться пойдут». Медицину Кузьма любил, он был прирожденным лекарем.

Это было время медицинской вольницы, по всей стране расплодились знахари и целители всех мастей.

Кузьма, имеющий среднее медицинское образование, воспользовался моментом, зарегистрировался как частный предприниматель, и на законном основании занялся лечением односельчан.

Новый главврач, назначенный после Петра Семеновича, неоднократно предлагал Кузьме вернуться в больницу: персонала не хватало, но Кузьма, почувствовавший волю и неплохой заработок, возвращаться отказался.

После развала колхоза больница постепенно пришла в упадок и вскоре была ликвидирована. Кузьма, оставшийся единственным лекарем в округе, стал незаменимым, уважаемым человеком. Появление же в селе Андрея грозило нарушением его социального статуса и благополучия. Кроме того, в нем проснулась застарелая обида на Петра Семеновича, которая теперь проецировалась на сына.

Кузьма узнал, на какие средства восстанавливается деревня (Федор Степанович, конечно, проболтался жене…) и стал распространять слухи, что Андрей не просто так вкладывает деньги в село, а хочет организовать здесь вредное фармпроизводство — и природу загадит, и людей отравит.

Несмотря на недоверчивое отношение местного населения, Андрей начал реализовывать свой план по восстановлению деревни. На деньги, перечисленные им на счет поселковой администрации, Федор Степанович организовал строительство дороги, восстановление плотины, приобрел сельхозтехнику для агрофирмы. Была отремонтирована и оснащена компьютерами школа. Словом, деревня ожила.

Самые большие проблемы возникли у Андрея, когда он хотел восстановить закрытую больницу, ему так и не удалось получить разрешение Минздрава. Он попытался воспользоваться прежними связями в правительстве, но связи больше не работали. Да это и понятно, уйдя из «стаи», он стал для них чужим и ненужным.

Так и не добившись результата, Андрей прекратил бессмысленную борьбу и занялся частной практикой. Он сделал пристройку к своему дому, организовал в ней медицинский кабинет, закупил необходимое оборудование и начал прием больных.

Конечно, Кузьма не мог выдержать подобного соперничества и скоро остался без пациентов, это привело к еще большему обострению отношений с Андреем.

А Андрей тем временем старался укорениться в новой жизни. Талантливых, спортивно одарённых ребят в деревне было немало. Андрей организовал в школе секцию бокса и по вечерам начал проводить занятия. На первых порах это далось ему с большим трудом. Искалеченное в аварии тело не подчинялось его воле. Даже ничтожные по прошлым меркам нагрузки в спортзале вызывали обострение болей в позвоночнике, в стопе, в плече.

Как врач он понимал, что прошло слишком мало времени после операции и нельзя давать телу таких интенсивных нагрузок, но как тренер он не мог с этим смириться. Он должен сам показывать ребятам приемы боя, ставить правильные движения, научить их терпеть боль.

Он хотел стать для них не только тренером, но и примером для подражания, таким примером для него самого когда-то был Иваныч, которого он теперь часто вспоминал и старался подражать его тренерским приемам. Но чтобы вести полноценную тренировку, необходимо было справиться с немощами своего тела.

Андрей разработал восстановительную программу: режим дня, закаливание, лечебная физкультура, сеансы иглоукалывания и строго ее придерживался.

В любую погоду он вставал с восходом солнца и уходил в лес на любимую с детства полянку среди могучих вековых сосен. Эти исполинские сосны казались ему символами стойкости, мужества и преданности земле, их породившей и вырастившей. И хотя некоторые ветви были обломаны пронесшимися когда-то ураганами, но могучие корни, крепко вросшие в землю, служили надежной опорой и источником жизненной энергии. Прислонившись к их шершавой теплой коре, Андрей ощущал эту энергию, впитывал ее в себя вместе с ароматами и звуками просыпающегося леса. В такие минуты душа оживала, тело распрямлялось — он снова ощущал себя молодым и здоровым. Опираясь на эти целительные образы, Андрей тренировал непослушное тело. Часто, впадая в эйфорию, он перебирал с нагрузкой — боль усиливалась, приходилось отступать, начинать все сначала. По вечерам он лечил себя «иголками» — снимал боль, восстанавливал энергетику. Определять точки на спине приходилось на ощупь. Вот когда пригодились уроки доктора Чжана, заставлявшего Андрея ставить иглы с закрытыми глазами…

Первые результаты пришли к нему лишь через год, организм начал отзываться на физическую нагрузку не только тревожной болью — Андрей снова, как во времена своей спортивной юности, ощутил мышечную радость: благодарность тела, чувствующего заботу о себе.

Поначалу тоска по прежней столичной жизни с ее насыщенностью событиями, непредсказуемыми ситуациями, требующими принятия быстрого адекватного решения — жизни, гоняющей адреналин по жилам — нет-нет да и давала о себе знать. Но время притупляло и эту невесть откуда набегавшую тоску, и воспоминания, сделало их менее яркими, незначимыми.

Он уже не испытывал прежней грусти, оставаясь наедине с собой. А размышления над «вечными вопросами», неизменно сопутствующие уединенности, привели его к увлечению философией, которую… он презирал с институтских времен. Андрей с упоением читал Бердяева и Соловьева, Платона и Сенеку, перечитывал классиков: Толстого, Достоевского. И жизнь предстала перед ним совсем в ином ракурсе — как тайна, несущая в себе бесконечное количество смыслов. Именно тайна и попытка ее постигнуть, отыскать свой смысл, делает жизнь интересной, насыщенной. А вся эта суета большого города, в которую он был погружен последнее время, была направлена на то, чтобы выключить рефлексию, не задавать себе неудобных лишних вопросов, не осознавать неизбежную конечность жизни… В той прежней жизни не было никаких тайн и скрытых смыслов, все было предельно прагматично и ясно. Цели, задачи, приоритеты — все было направлено на то, чтобы обменять жизненную энергию, данную человеку для творчества, на деньги, за которые покупались удовольствия комфорт и праздность — порочный круг, ведущий в конце концов к депрессии и… смерти.

Временами Андрей спрашивал себя: «А была бы теперешняя жизнь возможна без тех денег, которые он получил, если быть честным с самим собой, — не совсем праведным путем? Смог бы он, преуспевающий московский врач, добровольно уехать в глухую уральскую деревню, и вложить в ее благоустройство почти все имеющиеся у него средства, не пройдя через болезненные уроки?» — и не находил однозначного ответа.

Но жизнь сложилась так, а не иначе, и теперь он был благодарен судьбе за испытания, выпавшие на его долю.

Как река, минуя горный участок, разливается и успокаивается, так и жизнь Андрея, миновав водовороты судьбы, приняла размеренный ритм и устремилась к постижению своего смысла.