Стороны света
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

кітабын онлайн тегін оқу  Стороны света

Стороны света

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»


Редактор Ирина Машинская

Редактор Катя Капович




18+

Оглавление

  1. Стороны света
  2. Поэзия-I
    1. Евгений Никитин
    2. Настя Запоева
    3. Данила Давыдов
    4. Геннадий Каневский
    5. Игорь Божко
    6. Андрей Синявин
    7. Алексей Баклан
  3. Искусство перевода
    1. Владимир Гандельсман
      1. Уистен Хью Оден: Эссе и переводы
    2. Алёша Прокопьев
      1. Георг Тракль: Переводы и комментарии
  4. Проза
    1. Виктор Коваль
      1. Не тот Валерий
    2. Игорь Божко
      1. Расположение духа
    3. Владимир Рафеенко
      1. Кошка Клары
    4. Полина Барскова
      1. Младшая
    5. Елена Борисова
      1. Баю-бай, баю-бай, ты, собачка, не лай
    6. Евгений Никитин
      1. Столица
    7. Александр Гальпер
      1. Будни Собеса
    8. Алексей Синицын
      1. Идальго бессмертен!
  5. Поэзия-II
    1. Вадим Седов
    2. Владимир Глазов
    3. Михаэль Шерб
    4. Алексей Кубрик
    5. Наталья Раевич
    6. Инга Кузнецова
    7. Андрей Недавний
    8. Дмитрий Рябоконь
    9. Игорь Куницын
    10. Александр Левинский
    11. Аркадий Сигал
    12. Тариэл Цхварадзе
    13. Константин Иванов
    14. Арон Липовецкий
    15. Александр Павлов
    16. Вадим Гройсман
    17. Андрей Торопов
    18. Илья Иослович
  6. Статьи и эссе
    1. Ирина Сурат
      1. Мужайтесь, мужи!
    2. Лилия Газизова
      1. Дом и корабль
    3. Андрей Дмитриев
      1. Моё веретено
  7. О книгах
  8. Об авторах

                                   «СТОРОНЫ СВЕТА»

                                ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ

                                               №17


                    ОСНОВАТЕЛЬ И ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР

                              Олег Вулф (1954 — 2011)


                                          РЕДАКТОР

                                    Ирина Машинская


                           СОСТАВИТЕЛЬ 17-ГО ВЫПУСКА

                                       Катя Капович


                          РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ

                                         Лиля Панн

                                      Слава Полищук

                                      Валерий Хазин

                                      Роберт Чандлер


                            ОФОРМЛЕНИЕ И ОБЛОЖКА

                          Сергей Самсонов (1954 — 2015)


                                      КОРРЕКТОР

                                  Наталья Сломова


                          ТЕХНИЧЕСКАЯ ПОДДЕРЖКА

                                     Хона Гордон


                 PUBLISHED BY STOSVET PRESS, NEW YORK

                                  cp@StoSvet.net

                             http://www.StoSvet.net

                           ©2018, All Rights Reserved

                        Все права принадлежат авторам

Поэзия-I

«ДОМ СНЕСЛИ, А МЫ ЕЩЕ СТОИМ…»

Евгений Никитин

Сначала я три раза постучал

и подождал, но не было ответа.

Курил себе бессовестно, скучал.

Фонарь потух, и я сидел без света.


Еще немного и пора, пора.

Приду еще, когда я постарею.

Надеюсь, эти фраера

откроют старому еврею.


Я в смерти был не первый человек,

не первый, и не скажешь, что последний,

но видел я лишь оброненный чек

и стул без ножки, что стоял в передней.


                   ***

Свечное пламя мается, дрожит.

Сгорая, мотылек его целует.

Мой друг не пишет — он, как тень, танцует

и на ловца, как зверь, бежит.


Сдвигается зима, ее слепые створки.

Домашний газ свой синий язычок

выпрастывает из конфорки.

Дом позабыл, как умер мотылек.


Забывчивостью — что хотел он показать?

Зачем он книги старые расставил

так нарочито, словно неких правил

он вел — разъятую по комнатам — тетрадь?


Прошли года, а он все делал вид,

что — черствому — не до жильцов покойных.

Но я-то видел, как он был укрыт

огромной пленкой крыльев треугольных.


                    ***

В твоих чертах уже проявился

чужой человек. Ты носишь его на себе —

еле заметный контур поверх твоего лица.

В уголках глаз, где было (ты помнишь?) моё место,

обосновался он — вот след его поцелуя.

Только я вижу разницу.

Иногда он просыпается, начинает ворочаться,

смотрит по сторонам и тогда — выпадает

из тебя, как из колоды джокер. Становится рядом.

Идёшь, о двух головах.

А я никогда не мог

стать тобою хотя бы наполовину.

Во мне сохранился голод неразделённого существа.

Я касался тебя, ничего не понимая.

Жил то там, то сям. Ютился

между костяшками пальцев, спал

в уголках глаз. Не оставлял следов.


                    ***

Скоро женщины, которых я любил,

станут старенькими.

Маленькими сморщенными корнеплодами.

Будут расти в земле, пожирать ее соки.

Оттуда говорить, невнятно и глухо:

«Никитин, принеси сигареты.»

Я пойду за куревом,

красивый молодой мужчина без души.


                    ***

Говоришь, бывает, с другим

про зеленый сад,

про закатный дым.

Между тем ты сам виноват.


Между тем ты сам виноват,

что туда тебя не зовут.

И забвения виноград

на уста тебе не кладут.


Даже звать тебя «Виноват».

И зима прядет

много лет подряд

тонкий, как паутина, лед.


                   ***

Дом снесли, а мы еще стоим.

Я смотрю спокойно на отца

и не знаю, что мне делать с ним.

Всё проговорили до конца.


Боли нет, досада — может быть.

Точку бы поставить и уйти.

Выпить разве — я умею пить.

Вот недавний пост — его прочти.


Нет веранды этой, кухни нет,

но отец все думает, не спит,

видит на веранде силуэт,

слышит, как на кухне пол скрипит.

                     ***

С тех пор, как стал я нелитературный,

обычный человек,

с меня сошел налет культурный,

как жидкий снег.


И если скажут: «Вот у Аронзона…»

Я более не помню Аронзона.

«Есть у Айги…» Я позабыл Айги.


Вокруг меня теперь сплошная Зона.

И здесь никто не парит мне мозги.


Хотя, бывает, встретишь человека,

и молвит благородный муж:

«О, как людей ломает ипотека!»

Но это чушь:


На мне облез, как старые обои,

весь этот слой —

без разочарования, без боли,

само собой.

Настя Запоева

…На мраморах богов мы слезы примечали.

Дмитрий Веневитинов

а произносится: твари — твари

Михаил Айзенберг

свет запутался за шторой

хлорка пахнет нашей школой

люди

то есть мы

несносны

за окном то степь то сосны


запах манки — не остыла

это слёзы? — просто сыро

это страшно? — просто поздно

это больно? — это больно


эта рифма не подходит

свет за шторой кто-то ходит

нет ещё такого слова

просыпаемся и снова


повторенье очищает

голубой вагон качает

сын ошибок но не опыт

переходит не на шёпот


произносит твари-твари

это мы не проходили

просто слёзы примечали

и на мрамор нисходили


выходили на последней

просыпались то в передней

то от качки засыпали

это кончится? — едва ли


              ***

не наступил понедельник

но затянулась весна

брюхом всплывают пельмени

и закрывают глаза


пятница не наступает

как дотянуть до зимы

если пельмень не всплывает

значит слова не нужны


если глаза закрываешь

сразу темнеет внутри

к этому не привыкаешь

не получилось живи


только бы не умирали

эти пельмени со дна

только б глаза закрывали

не навсегда навсегда


…дорожа временем, потому что дни лукавы.

Послание к Ефесянам 5:16

дни лукавы прочен снег

и разъять его не пробуй

лампа бабочкам ночлег

то есть смерть тепло которой


согревает наскоряк

белой ниткой по живому

режет шьёт ли чёрный как

свет к раненью ножевому


этой жизни этой тьмы

как бы санки у сарая

прислонился до зимы

нет ни ада здесь ни рая


только снега слабый свет

только лампочки обманка

ничего здесь больше нет

а последнего не жалко


видишь санки у стены

слышишь тиканье ночное

ты не дёргайся поспи

нет ни счастья ни покоя


крови глупая возня

да какая к чёрту воля

дни лукавы жизнь одна

освещeние ночное


               ***

мне тётя Люда по площадке

напоминала рок-звезду

когда у матери десятку

просила мы почти в аду


конфорочным огнём согрелись

кто герычем кто киселём

мы как-то временно живём

а умирать не научились


она пропала навсегда

наверное вернулась к мужу

о жизнь на улице Труда

где Окуджава пел про стужу


               ***

негромкий голос Аронзона

мне тихо-тихо нашептал

что и промзона и вокзал

отбились в детстве от вагона


а прицепились к виду вниз

из моего окна на кухне

и в общем это парадиз

затерянный среди обувки


сандаликов за два рубля

с копейками малы соседу

и тихо крутится земля

и время движется к обеду


но нас Апостол научил

что хлеб жевать нам рановато

и продаётся в парке вата

из сахара для новичков

Данила Давыдов

я тут перечитал кассирера

и вижу что-то тут не так

опять метафизически пытаются

понять предметный знак


вот айзенберг поспорив с бродским

сказал примерно это же

но пренебрегши чувством плотским

он некий смысл разворошил


                ***

мизантропу доказательства

лишние не нужны

но они начнут как вваливаться

прям с нежданной стороны


замечательно что мнение

есть практически у всех

у меня вот нету мнения

понимаю, грех


нежный, умный, понимающий

друг из ленты новостей

так такой всезнающий

мир без тебя куда пустей


                 ***

когда придут к нам механизмы

вот так чтоб просто предъявить

мы будем радоваться жизни

мы будем рады просто быть

я вот чего не понимаю

зачем стремиться к пустоте

но лучше это, я не знаю

но и не знают все вот те


                  ***

Даше Серенко

знаешь от чего это происходит?


я: от биологии, этологических

распределений функций

Лоренц писал, Докинз, читал ведь?


он: да, правда твоя, и только твоя.

ты хочешь, чтоб вся правда была твоя

вся, вся, без исключений?


я: нет, я не бог, не хочу


он: значит, не вся твоя правда

может быть, мы заставим себя

пренебречь наследием и уйти, уйти —

ты понимаешь? туда, где

нет категорий меж мыслящими существами


я: это ведь невозможно, брат


он: да, невозможно

значит, пойдём

                  ***

вот сопоставим мы берёзоньку

с к примеру там сказать уж тем

что получается так скользенько

но каждый соучастник нем

хотелось перечесть бы лессинга

его чудной лаокоон

но вот уж близко, близко лесенка

и песня, ждущая знамён


                    ***

поутру просыпаются дюссельдорф и малый сырт

просыпаются вышний волочок и бета кассиопеи

но ты снова пришел всё такой же хотела бы я понять

с кем провёл ты время это, всё это время


и заснут к вечеру и олимп и марсианский олимп

и даже гримпенская, запятнавшая свою репутацию трясина

но ты вновь поутру придёшь и опять без трусов

и я вновь пойду к магазину


                     ***

ах бы эту вот свистулечку

взять бы в руки да свистеть

ну а ты чувак в пизду пошёл

нечего вот тут пиздеть


— это я к тому что лирою

нежной трепетной живой

всех вас плавно аннулирую

странно, если кто живой

Геннадий Каневский

он был последним человеком в джазе.

ни голоса, ни ритма. но зато

он вставил батарейку энерджайзер

в своих фантазий злое шапито.


мы поняли его, когда в подвале,

среди руин, на тягостной войне

посмертные его публиковали

записки об обратной стороне.


радист хрипел «самара, я саратов».

гектограф тихо плавился в пыли.

разносчики г@шиша и снарядов

к нам третий день пробиться не могли.


а ничего. мы победим, конечно.

кромешный день сойдёт в привычный ад,

покуда неудачники неспешно

словами по бумаге говорят.

[козьма прутков revisited]

ты поэт и славный малый,

но по будням — скучный клерк.

разве это завещали

рубинштейн и айзенберг?


если водки не хватает —

наливай скорей портвейн!

вон на лавке разливают

айзенберг и рубинштейн!


дух везде, скотина, дышит.

даже в чистый, блин, четверг:

почитай, как славно пишут

рубинштейн и айзенберг!


если в ухо ветер дует,

если свет в глазу померк —

посмотри, как маршируют

айзенштейн и рубинберг!


                ***

для двух пальто крючки навесил.

для шляпы — в притолоку — гвоздь.

в кино показывают ветер,

мир, продуваемый насквозь.


а здесь, в квартире, вечный сумрак

меж магаданом и невой.

бушлатами воняет кубрик,

а камбуз — жареной плотвой.


в живом и в судовом журнале,

где примечанья и петит,

что мы запретное узнали?

чем сердце колет и щемит? —


что, отведя рукою ветку,

уже набухшую весной

мы лишь набрасываем сетку

координат на шар земной.

                  ***

рассыпанные кем-то по равнине,

засвеченные солнцем по краям,

живущие, как жизнь жива доныне

в одной из многих придорожных ям,

пьют, будто не в себя, бранят погоду,

считают сном отсроченную смерть

и запевают, как вступают в воду,

как не умея плавать, а не петь.

закрывая дверь, восстанавливать по кускам,

подключать планшет и камеру бетакам,

составлять мозаику, день прибирать к рукам.


                    ***

я не человек, а существо.

пьяненький пловец от ничего.


молочу руками неспроста:

сзади, чую — камень пустота


пущен по поверхности воды

пустотой — для ветра пустоты.


дуй нам в спину, смех воздушных масс.

утопи навек бездушных нас.


                    ***

все ложится в тонкий, видимый глазу слой,

во второй и третий, а у иных — в шестой,

потому — не злись, что тыкаюсь, как слепой.


там бельё взлетает и в небе висит, плеща.

пахнут тьмою складки бабкиного плаща.

к керосинной лавке очередь за квартал.

керогазы? — нет, коммунальное не застал.


протыкай иглою этот нелепый текст,

вспоминая буквы — что на каком листе,

представляя, что ты ослеп, и что ты — везде.


и что смерть — велосипедное колесо.

и что на ордынке свет оставляет след.

и что на фонтанке бог сохраняет всё.