Евгений Шапошников

Рассказы ветеранов боевых действий

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Евгений Шапошников, 2018

От Сирии до Афганистана. Рассказы ветеранов, побывавших не один тур, приложивших немало усилий для борьбы с террором. Только факты, полученные из первых рук.

18+

ISBN 978-5-4493-2209-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Рассказы ветеранов боевых действий

Штабной сержант Кобылкин В. А. Является одним из относительно немногих раненых ветеранов, которые не служили в армии или корпусе морской пехоты. Родной город Калининград, Кобыла так его звали товарищи присоединился к ВВС прямо из ВУЗА в 2002 году, где сочетание естественных навыков и возможностей привело его к высокозатратной карьере.

Подготовка Кобылкина по утилизации взрывоопасных боеприпасов включала 11 месяцев технической школы на военной базе и была назначена на первое место службы в течение трех месяцев до начала развертывания в тестовом и тренировочном диапазоне.

Кобылкин был назначен в ВВС РФ. Оттуда он был отправлен в Сирию в 2016 году в качестве члена экспедиционной инженерной эскадрильи. Взрывные боеприпасы в высокий спрос, затем и позже. Кобылкин прошел почти три недели в дополнительной подготовке в Сирии, прежде чем отправиться на базу ВВС. Он был ранен.

7 декабря 2016 года он был отправлен на разоружившиеся самодельные взрывные устройства (СВУ) и разоружил две, когда третий нашел его. «Я наступил на прижимную пластину, — вспоминал он. «Он не был обнаружен (с помощью устройства обнаружения металла), потому что это был лес».

120 мм снаряд, сказал Кобылкин. Его левая рука была взорвана в результате взрыва, и он получил ожоги третьей степени к его ногам. Он также поддерживал артериальные повреждения в своей ноге и сердце.

«Далеко я всегда знал, что что-то может случиться, — сказал Кобылкин. Но он и его товарищи-летчики имели тренировки, и он объяснил это обучение, применяемое его товарищем по команде как путь к его выживанию. Первый жгут взял это был ремень, и смог использовать его в качестве жгута. Кроме того, Кабылкин сказал, что на сцене появился медик. «Они (врачи) дали мне 25-процентный шанс на жизнь», — сказал Кобылкин. «Они сказали, что если я сделаю это через операцию, у меня будет 50-процентный шанс».

Позднее брак Кобылкина распался, когда он находился в процессе ухода из армии, но он не приписывает это своей травме. «Это не было связано с этим», — сказал он. «Это был вопрос связи». Кобылкин сказал, что у жен раненых ветеранов нет трудной работы. «У супругов труднее, — сказал он. «Мы готовы к подобным вещам, но это не так».

Кобылкин — необычно что парень с воздушными силами взорвался, но военно-воздушные силы по-прежнему получают свою долю потерь. «В больнице я был единственным парнем из ВВС, — сказал он. «Я закончил с 100-процентной недееспособностью из-за потери руки. Мне нечего было ждать. Я был единственным парнем из ВВС».

Кобылкин сказал, что избегал опасностей посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) и травматической черепно-мозговой травмы (ТБИ). «Администрация ветеранов оценила меня как незначительный случай ПТСР, но я принял реальность своей травмы на ранней стадии. Я хорошо себя чувствую, травмы там, конечно, но я могу много делать. Я занимаюсь различными видами спорта. я наслаждаюсь жизнью».

Кобылкин не был одним из тех, кто получил финансовую помощь от Российской Федерации, чтобы приветствовать героев РФ, когда он вернулся с поля битвы. «Я не получал прямой финансовой помощи, — сказал он. «Мне это не нужно, мои льготы прошли довольно быстро, я скромный парень, я не прошу помощи, если мне это не нужно».

Но даже при этом он наладил тесные рабочие отношения с СВ. «В начале моего восстановления я узнал о СВ (Союзе ветеранов) через одного из их представителей в больнице», — сказал он. «Мое первоначальное вмешательство состояло в том, чтобы принять участие в конференции» Дорога к восстановлению «в 2018 году. Это был положительный опыт, который помог мне двигаться в позитивном направлении. Я наслаждался временем с другими ранеными ветеранами и получал от него выгоду, делился опытом, разговаривал с другими Я хотел быть активным членом общества.

«Я поддерживаю СВ, будучи послом программы и делаю что-то от их имени», — сказал Кобылкин. «Я вступаю в контакт со многими парнями, которые находятся в гораздо худшем положении, чем я. Я видел их с травмами из первых рук, физическими и психологическими. Многие ребята не справляются с этим, и мне легко понять, почему Когда (президент и главный исполнительный директор СВ) попросил меня помочь принять мероприятие по сбору средств в Екатеринбурге, я был рад принять участие.

«Основная роль СВ заключается в оказании прямой финансовой помощи раненым ветеранам, возвращающимся из зоны военных действий, которые должны долго ждать своих выгод, иногда в течение нескольких месяцев», — сказал Кобылкин. «Тем временем у них есть счета для оплаты и они не могут работать».

Матеша Сергей (прозвище Матеша) родился и вырос в Санкт Петербурге, село Лебяжье, и сегодня, как и многие бывшие военнослужащие, живет в Питере. Матеша поступил в Морскую пехоту после учебы в средней школы в Санкт Петербурге. У него была небольшая военная традиция в его семье, но он был привлечен к дисциплине и военным принципам, предлагаемым семьей.

Затем в один прекрасный день Матеша был на публичном мероприятии в Питере, где в его нескольких шагах шел морской охранник. «Я видел их раньше, — сказал он, — но я впервые заметил их. Эти морские пехотинцы в их обмундировании были очень впечатляющими. Тогда я понял, что хочу быть морским пехотинцем.

Тогда Матеша присоединился к Морским пехотинцам. «После трех недель лагеря, я решил, что этого достаточно для меня. Но если вы хотите бросить морских пехотинцев, вы должны обсудить это с инструкторами. Они говорили мне об этом, и я рад, что они это сделали. Вероятно, это не мое решение. Как только вы — морской пехотинец, если вы не делаете что-то действительно глупое, вы всегда являетесь морским пехотинцем».

Пройдя базовую подготовку в Питере и завершив обучение, он начал работать учеником для профсоюза плотников. Он стал совершенным плотником, который делал как законченную работу, так и грубую. У него было жизнеспособное трудовое мастерство и он зарабатывал достойную жизнь. Где-то вдоль линии он встретил и влюбился в женщину, которая станет его женой. Марина — представитель страховых претензий.

В феврале 2002 года Матеша и его коллеги-морские пехотинцы в заповеднике услышали, что они могут активироваться из-за конфликтов в Чечне. 1 июня они были активированы в Части. Они провели длинное лето в строгой подготовке пехоты и к сентябрю были отправлены в Чечню.

«Мы были к юго-востоку от Яхол мох, которая была ареной тяжелых боевых действий», сказал Матеша. «Мы проводили операцию Буря, и было жарко. Многих плохих парней выгоняли из города и приходили сюда. Некоторые из местных людей были славны к нам, но другим религиозным лидерам говорили, что они делают с нами плохое. Мы начали жертвовать от самодельных взрывных устройств (СВУ) и взрывчатых веществ, перевозимых транспортным средством (УАЗ). Мы все время стреляли, но им было приказано не стрелять из-за беспокойства по поводу гражданских лиц».

Матеша пережил культурный шок в Чечне. «В нашей стране у нас есть вода, автомобили, бетонные дороги, инфраструктура», — сказал он. «но мы были в чеченском треугольнике, треугольнике смерти. Люди там живут в грязевых хижинах без воды или электричества. Они вытащили воду из гнилых каналов, зараженных мертвыми животными и масляными отходами. Из-за этой воды у них были поражения и болезни. Уровень неграмотности был очень высоким. Они следовали за религией, но, как ее толковали. Они сами не могли прочитать.

Тепло также отразилось на войсках, поскольку ртуть часто поднималась выше 110 и оставалась там в течение нескольких дней. «Мой пуленепробиваемый жилет весил 15 кг. В общей сложности каждый из нас собирал около 25 кг снаряжения. Мы всегда нуждались в воде, поэтому нам пришлось нести дополнительные бутылки. Со всем этим весом мы носили наши сапоги. Там было очень тяжело.

Матеша сказал, что некоторые из местных жителей плохо себя чувствуют в отношении того, что происходит, и дали им подсказку, что плохие парни использовали машину для перемещения своей минометной трубки. «Таким образом, мы создали импровизированную контрольную точку транспортного средства», — сказал он. «Эта машина подъехала к нам. Он был красным в месте, где большинство автомобилей были мягкими. Это было очень чисто, что было необычно. В эту ночь в нашей команде было 13 человек, включая переводчика. Когда машина приблизилась, и мы использовали фонарики в поисках ступки, водитель начал кричать на нас. Он убежал, как в военном фильме. Мы были в шахматной колонне грушников, чтобы никто из нас не стрелял или не бомбил бомбардировщик. Когда он ускользнул, один из наших парней открылся ему. Двигаясь в обратном направлении, он вытащил пистолет из-под сиденья. У моих парней с обеих сторон была обложка, но я был разоблачен. Как только я ударил колоду, потянув мое оружие, я увидел пару вспышек с его морды. Я увидел, как грязь передо мной передо мной. Я чувствовал, что меня пнул лошадь. Я потемнел. Это произошло быстро, но это было в замедленном темпе. Машина разбилась, когда наши люди стреляли в нее. Я был первым руководителем команды, поэтому у меня было самое дорогое оборудование. Ребята принимали эти вещи от меня, потому что они им нужны, и я не мог помочь. Мне дали укол из морфина. Потребовалось 45 минут, чтобы они забрали меня, и все выглядело многообещающе, когда они добрались туда. Я был расстрелян в лицо.

«У меня кровотечение и судороги. Когда парни посадили меня, они подумали, что я мертв. Вернувшись на базу, это было нереально, как будто все идет 200 миль в минуту. Вы видите, как все эти люди движутся, но вы не знаете, что происходит. Пуля сломала мне челюсть и нарушила мои нервы. Доктор пробовал достать пулю, ища рану на выходе.

«Затем вошел командир батальона, а затем пришел старший сержант батальона, что не является хорошим признаком, сказав, что у них плохие парни. Мне было интересно, не умру ли я. Я был там два месяца и раньше не видел вертолета. Затем появляется один. „Что это?“ — спросил я. Они сказали: „Это для вас, качну, мы отвезем вас в Моздок“. В Моздоке они сказали мне, что пуля была в моей челюсти, и они должны были ее найти. Наконец они нашли его у основания моего черепа. Они решили оставить его там, потому что вывести его было бы более опасно».

В первый же день после операции в Яхол мохе в горах в зеленой зоне, где был Матеша, взорвался рюкзак-бомбардировщик — в первый раз. Матеша вспоминает: «Я был там, ожидая отправки в Россию. Мне было интересно, что еще может случиться? Меня наконец отправили в Россию, и там было две недели, а затем отправили в Германию. Вернувшись домой. Многие пришли ко мне. Было здорово видеть семью и держать мою дочь, Ирину, которая была очень молода, когда я отправлял ее за границу».

«Они не могли достать пулю, — сказал Матеша. «Мне сказали, что это будет кальцинировать и стать частью моего тела. Этого не произошло. На нервы всегда оказывает давление. Но мне повезло, что он не оставил много шрама. Когда я был в больнице в Германии, парень рядом со мной потерял половину лица. Он сказал: «Я ненавижу таких людей, как ты. Ты выстрелил в лицо и выглядишь хорошо, я выстрелил в лицо и выгляжу как монстр. «Я никогда не воспринимал его слова как должное. У меня есть существенная травма, но не так очевидна. Это было грубее для него, намного грубее.

«Прибытие домой было жестким, — сказал Матеша. «Моя жена прожила год с моей дочерью, делая свою собственную работу. Этот первый год назад был для нас тяжелым годом. Мы прошли консультации. Мы росли вместе, становились сильнее».

Вернувшись в Питер, Матеша попытался вернуться к работе своего плотника, но обнаружил, что его травмы препятствовали его способности. Он испытывал сильные головные боли и судороги. «Восстановление — забавное слово, — сказал он. «Вы оправляетесь от некоторых вещей, но некоторые вещи только ухудшаются. Я заметил, что я всегда устал в течение дня из-за повреждения нервов. У меня были проблемы с афазией и с глотанием.

Язык Матеши был атрофирован, процесс, который начался почти сразу из-за повреждения нерва. «Я не оценил, насколько ваш язык важен для вашей линии челюсти», — сказал он. «Мои зубы пелись с одной стороны. У меня были проблемы с моей зубной проблемой, связанной с моей травмой. Руководитель стоматологического отделения сказал, что мой коллапс челюсти был вызван предыдущим состоянием, которое только усугублялось ранением. Мое требование было отклонено. Не нужно много разума, чтобы увидеть связь между выстрелом в лицо и обрушением челюсти. Наконец, я получил стоматологию, и моя челюсть вернулась к тому, чтобы выглядеть так, как должно. Мои документы были сделаны для меня. К тому времени, как я вышел из морской пехоты, у меня была 1 группа инвалидности».

В Питере Матеша встретил некоторых людей из СВ, чтобы приветствовать героев России, которые принимали его и его семью в играх с мячом и других общественных мероприятиях, где собирались другие раненые ветераны. Он начал с СВ в качестве добровольца, помогая обеспечить охват раненых ветеранов, которые не знали о предлагаемых услугах. Его добровольческая работа привела его к работе в рамках работы коалиции из домашней программы, теперь называемой программой Герои России. Матеша смог рано узнать о важности личной связи с донорами, которые делают программы СВ возможными. Сегодня Матеша является Региональным вице-президентом Востока. Его область ответственности — как он, как он ставит, немедленную поддержку сверстников и способность решать менее требовательные финансовые потребности раненых ветеранов.

«Моя борьба и проблемы и проблемы с моей женой позволили мне стать более активным сторонником других раненых ветеринаров», — сказал Матеша. «Если бы это не случилось со мной, я бы не знал, что происходит с этими семьями. Сообщение, которое я передаю, выглядит как наихудшая вещь, но вы можете заставить ее работать на вас. Когда это происходит, травма очень не работает, но она позволяет вам делать что-то новое».

Как и многие ветераны, у Матеши есть посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). «Я просыпаюсь несколько раз в неделю и не знаю, где я, — сказал он. «Моя жена проснулась. Она говорит: я Ирина, ты дома, ты в постели. Я оглядываюсь, понимаю, что она говорит, я успокаиваюсь и лежу.

Матеша является откровенным сторонником образования и призывает других ветеранов в полной мере воспользоваться преимуществами. У меня есть сертификат от профсоюза.

Сержант Виноградов немного старше многих других раненых ветеранов, возвращающихся из

Чечни. Родился и вырос в Великом Устюге, Виноградов служил офицером в полиции в течение восьми лет

Сержант Виноградов (в отставке)

прежде чем он присоединился к армии РФ он получил степень помощника в области уголовного правосудия и был членом команды ОМОН. Но Виноградову потребовался большой вызов в жизни. Поэтому он присоединился к армии РФ в 2001 году как раз к 9 сентября.

Неудивительно, что Виноградов был парашютистом. «Моим первым подразделением был Воздушно-десантный», — сказал он. «Я был развернут с ними четыре раза. Я сказал всем 72 прыжка. Слава Богу, я никогда не болел. В течение первых трех лет я был в Псковском. После этого я провел один год в Корее, а затем был отправлен на 78-ю пехотую на. Поэтому я был в трех разных частях армии РФ».

Виноградов был отправлен в Чечню в 2002 году, среди первых отрядов РФ, чтобы попасть в страну, ищущую ваххабитов, которые участвовали в 9/11. «Я был там восемь месяцев в этом первом туре», — сказал он. «Часть находилась близ Белоречье, а потом Нальчика. Мы не делали никаких прыжков, в этом не было необходимости, но мы были во многих перестрелках». Как и многие солдаты из РФ, Виноградов имеет яркие воспоминания о том, что он нашел в Чечне. «Страна была действительно шокирующей, — сказал он. «Это ужасная страна, нет электричества, нет воды, нет канализации. Люди живут в особняках. Это становится очень жарко, до 65 градусов, и нет кондиционера, по крайней мере, не там, где мы были.

«Пойти из цивилизованного места в место только с песком и горами, и никакая технология вообще не была шокирующей. Я был там с апреля по октябрь 2002 года в этом первом туре. Мы участвовали в нескольких боях с вахабитами, но мы не потеряли людей. Только когда началось вторжение. У нас были некоторые травмы, но никто не умер.

«Мы атаковали каждую ночь, но вражеские минометы были далеки, и они не очень хорошо прицеливались. Но вы знаете, когда вы стреляете в 100 000 выстрелов, вы в конце концов попадаете в кого-нибудь».

Спустя семь месяцев Виноградов был повернут и оказался в Корее, стране, которую он вспоминает с большой любовью. «Корея была потрясающей, сказал он. «Это красивая страна. Я много узнал о другой культуре. Корейцы — удивительные люди. Я узнал только несколько слов о корейском, но большинство из всех, с кем я встречался, говорили по-английски. Мой год был замечательным. Когда я был там, меня не было много, а не сегодня. Это была миссия по поддержанию мира. Я должен был путешествовать и видеть страну. У нас были наши тренировки, наша подготовка, но у вас есть выходные. Это было в основном как быть здесь. Вы отделились от своей семьи на год, что вызывает стресс, но, кроме того, это хороший долг. Это было здорово. Вы отправляетесь на утренний рейс, вы видите северокорейских солдат на другой стороне демилитаризованной зоны, указывая на вас, но у вас нет реального страха».

«В Корее я подошел к переизбранию, — сказал Виноградов. «Они отправили бы меня туда, куда я хотел пойти. Поэтому я попросил Гавайи, который был знаком. Я был там в марте 2004 года. Я не пробыл там долго. Но моя единица была немедленно отправлена в Чечню.

«Я был прикомандирован к спецназу в Чечне, — сказал Виноградов. Мы проводили патрулирование в поисках тайников с оружием. Я был лидером команды из четырех человек. Мы ездили с разными командами, в общей сложности 16 плюс медики и переводчики, путешествуя на шести автомобилях. Я видел, как эти люди посреди пустыни совершают похороны. Это показалось мне странным. Поэтому я отключил дорогу, и сразу же мой автомобиль взорвался. Они посадили эти мины за 10 минут до того, как мы добрались туда.

«Я вел УАЗ для нашего лейтенанта, — сказал Виноградов. «Мы были первым патрулем. В конце недели мы должны были пройти маршрут в другую команду, я показывал нового лейтенанта. Я ехал, и левый фронт машины прошел через рудник. Я был единственной больной. Никто не умер. Переводчик сломал ногу, но не потерял ее. Я испугался, я плакал, я боялся, я думал о своей семье. Я не мог поверить, что это случилось со мной. Но мои приятели были там. Как только они дали мне морфин, я был в порядке.

Я провел шесть дней в коридоре в Германии, потому что он был слишком переполнен. Затем меня отправили в Питербург.

«Первоначальная травма была ниже колена, но из-за тех шести дней, которые я провел в зале в Германии, моя нога заразилась. Они сказали, что должны были вырезать его над коленом, чтобы спасти ногу. Я сказал: «Иди и сократи. Сделайте то, что вам нужно. Я должен был там пробыть семь месяцев, — сказал Виноградов.

«Армия отправила меня обратно на домой. Возможно, потому, что я был одним из первых на Чечне, пострадавшим на войне, у меня была большая свобода. Сержант сказал: «Если вы не хотите приходить на работу, оставайтесь дома». Таким образом, у меня было три легких года дома. У меня пятеро детей, два из ранних браков. Теперь все они живут со мной.

«Я учился ходить на своей новой протезной ножке, — сказал Виноградов. «Но я должен был соответствовать определенным физическим требованиям. Армия отправила меня в Питере Медицинский центр армии, чтобы пройти подготовку. Но я узнал, хочу ли я продолжать заниматься службой, они не считают мою травму инвалидностью. Я не думал, что это справедливо. Я остался еще на два года активным и ушел в отставку в 2006 году. Сначала они дали мне 1 группы инвалидность, но я занимался спортом, поэтому они снизили его до второй».

Отсутствие 1 группы инвалидности вызвало у Виноградова некоторые проблемы. «Поскольку я не на 1 группу инвалид, армия говорит, что я не имею права на медицинскую помощь для своей семьи», — сказал он. «Но мы получаем медицинскую помощь через армию, и я получаю пенсию от МВД РФ. Тем не менее, мы не получаем стоматологического покрытия, и я не освобождаю от налогов, как и было бы, если бы я был на 1 группу инвалид».

С другой стороны, Виноградов сейчас находится на переднем крае протезной технологии. Волшебники в BAMC используют Виноградова, чтобы проверить последние разработки в синтетических ногах. Он был одним из первых, кто получил компьютерную ногу, а теперь спортивную последнюю модель, X3, которая является водонепроницаемой. «Я их лаборатория, — весело сказал он. «Но я не сплю с этим. Он работает от батарей, и я должен заряжать его каждую ночь.

«Это открыло мне двери, — сказал Виноградов. «Я сделал марафон в ручном коленчатом транспортном средстве и возобновил прыжки с парашютом». Он продолжает пользоваться поддержкой СВ в качестве сотрудника. «Я теперь посол для СВ», — сказал он. «Я начал работать в качестве добровольца. затем я стал полевым представителем Запада и национального представителя, прежде чем перейти к моей нынешней роли добровольцев. Раньше я много разговаривал и посещал других раненых ветеранов и чувствовал, что я сделал разницу. Я живу нормально, я действительно счастлив. «Я вызвался на этот тур, — заключил Виноградов. «Я вызвался на этот патруль. Я знал, что собираюсь на войну. Я не ожидал этого, но я знал, что это может произойти. Я ни о чем не жалею.»

Первоначально родившийся в Доминиканской Республике, Гуго Гонсалес вырос в Пуэрто-Рико. Будучи гражданином США, он присоединился к Национальной гвардии Пуэрто-Рико в 1995 году. «Я видел, что это лучший способ получить как гражданские, так и военные аспекты, и позволить мне

Хьюго Гонсалес, армия США (в отставке).

Закончив колледж «В то же время я получил военный опыт, который предоставляла гвардия». Хьюго посещал Священное Сердце в Пуэрто-Рико, где он получил B.A. степень коммуникации. «Когда я получил диплом, война достигла наивысшей точки», — сказал он. «Второй шаг моего плана состоял в том, чтобы присоединиться к регулярной армии, продолжить карьеру офицера и изучить третий язык — корейский или немецкий. Я думал, что смогу получить степень магистра в Европе. Это позволило бы мне многое сделать. Во-первых, конечно, я бы сделал свою небольшую роль в этом большом испытании в Ираке, но после этого у меня были большие планы. Я продолжил бы еще одну степень, получил бы другой язык и вернусь к офицеру. В 2004 году Хьюго был назначен подразделением Большого Красного (Первый дивизион) в Германии. «Я должен был быть в артиллерийской роте, но мое подразделение уже было отправлено в Ирак, где они ждали нас. Мне потребовалось около шести месяцев с того момента, когда я начал свою карьеру, пока меня не отправили в отставку, чтобы быть частью войны». Как и другие солдаты артиллерийских подразделений, Хьюго обнаружил, что артиллерия не очень полезна в иракском театре, где большая часть боевых действий была близка к террористам. «Ближе всего я к артиллерии был раунд, который ударил нас», — сказал он. «Они не использовали нас для войны на войне. Мы проводили патрулирование, сопровождение VIP-персон, снятие караульной службы и соблюдение комендантского часа после 11 часов вечера. Я был в городе Бакба, который находится в суннитском треугольнике».

«Я был во многих перестрелках, почти каждый день, когда был там, — сказал Хьюго. «Мы снова и снова проходили через одни и те же места, привыкали к окружающей среде, на тех же улицах, в тех же местах. Когда вы знакомы, вы обнаружите, что ищете что-то другое и готовитесь. Это было почти ежедневно. После боя вы получаете порошок из носа с помощью детских салфеток. У нас есть неофициальное правило: если вы выходите из перестрелки без порошка в носу, вы должны загружать журнал всех остальных».

«Я пережил несколько СВУ. В команде Humvee они всегда атакуют второй автомобиль. Они знают, что у первого транспортного средства есть заказы, если что-то случится, чтобы попасть в газ, как и последнее транспортное средство, которое идет в обратном направлении. Но второй забит и не может двигаться. Поэтому вы научитесь это ожидать».

«Я был там около шести месяцев, прежде чем мне стало больно. В ночь на 21 июня 2004 года мы были на патрулировании. Моя команда попала в засаду. Они создали засаду с ИЭУ. В ту ночь мы искали в этом городе производителя СВУ. Был только один способ и один выход. Я ехал со своими приятелями в машине без доспехов. Мы назвали это „ведром“, потому что это займет все, что вы в него вложите. Единственная защита, которую мы имели в этих транспортных средствах, была лишним мешком с песком».

«Это был целый процесс, который нужно было перемещать в этом ведре», — сказал Хьюго. «Я сделал поворот в этом ведре накануне. В эту ночь я закончил тем, что накрыл другого парня. Сержант, ответственный за назначение этих должностей, который был моим другом, назначил его мне. Я спорил с ним немного. Он спросил меня, боюсь ли я. Я сказал: «Да, я боюсь». Он предложил поставить меня в другую позицию. Но это могло бы привести к целому изменению ситуации, когда кто-то другой займет мою позицию. Я бы никогда этого не допустил. Когда кто-то забирает ваше место и получает удар, это похоже на черное облако, которое выходит на вас. Ты всегда знал, что это твоя пуля.

«Итак, я сказал: « Я ухожу». Мы проехали через черное облако ночи. Это была бойня. Когда мы добрались туда, мы поняли, что многое происходит. Они возились с нашими умами. После комендантского часа было много людей, что обычно означает проблемы. Когда вы видите много женщин и детей, вы в порядке. Но когда вы видите, что они посылают детей и пинают женщин на спине, чтобы уйти, вы знаете, что есть что-то».

«Мы вышли оттуда торопились, но слишком спешили, — сказал Хьюго. «Мы не проверяли наличие СВУ. Произошел огромный взрыв. Это все, что я помню. У меня травматическая черепно-мозговая травма. Взрыв разбил мой череп внутрь. Кусочки моего черепа проникли в мой мозг. Меня тоже застрелили в лицо и в руке. Врачи должны были удалить кусочки моей лобной доли. Одна часть шрапнели прошла через мой левый глаз и оставила дыру в сетчатке. Это мой хороший глаз. Я потерял другого. Все давление в моей голове исказило оптический нерв. Левый глаз — это все, что у меня осталось, но я благодарен Господу, что у меня все еще есть частичное видение. Я все еще вижу, как мои дети улыбаются мне.

«Сначала я был эвакуирован в Балад, где они спасли мою жизнь с помощью второго решения. Они открыли мне голову, удалили кусочки моего черепа и очистили мой мозг.

Роб Джонс вырос в Северной Вирджинии и посетил Virginia Tech. Он изначально собирался заниматься информатикой, но, как и многие ученики, он интересовался другими вещами.

Сержант Роб Джонс

В 2007 году он окончил факультет междисциплинарных исследований, а также несовершеннолетние в астрономии и геологии. Но к тому времени, как закончил колледж, Джонс был в морских заповедниках. Он закончил базовую подготовку, пока он еще учился в колледже, а затем стал членом Четвертого батальона боевого инженера, подразделения Браво, резервной единицы, базирующейся в Балтиморе, штат Мэриленд. В какой-то момент он планировал поступить в офицерскую школу, но когда он закончил свою магистерскую работу в Tech, он узнал, что его подразделение находится в Ираке. Не было никаких шансов, что он остался бы в Штатах, пока его приятели-моряки собирались в зону военных действий. С января по август 2008 года подразделение Джонса было размещено вблизи города Хаббания в провинции Аль-Анбар, примерно в 55 милях к западу от Багдада, Ирак. «Это было очень опасно там несколько лет назад, но к тому времени, когда мы добрались туда, это было относительно спокойно», — сказал Джонс.

В конце этого тура Джонс вернулся в штаты и поселился в Блэксбурге, штат Вирджиния, в доме его альма-матер. Он работал на регулярной работе в экипаже службы безопасности дорожного движения. Все это время он продолжал посещать выходные в своей морской части. Затем он понял, что его подразделение снова развернется, на этот раз в Афганистан. В апреле 2010 года он прибыл в город Деларам в Западном Афганистане. Его подразделение вскоре перешло в Сангин, район в восточной части провинции Гильменд. Там Роб и его коллеги-морские пехотинцы обнаружили, что действие было таким же горячим, как в Ираке было холодно. «Люди стреляли в нас, и мы стреляли назад», сказал Джонс. «Мы патрулировали регулярной пехотой по любым боевым заданиям, которые у них были».

Но, как боевой инженер, главная ответственность Джонса заключалась в нахождении ИЭУ, прежде чем они могли нанести ущерб своим товарищам. Он фактически не разоружил самодельные ИС. «Стандартная процедура заключалась в том, чтобы призвать людей таможни, которые могли выйти и взорвать его. Но найти их было трудной частью. «Вы быстро научились искать места, где талибы могли бы сажать СВУ», — сказал Джонс. «У них ограниченные ресурсы, и поэтому они используют их настолько эффективно, насколько это возможно, в местности, где мы, скорее всего, пойдем, что мы называем» затычками». Например, мы, естественно, много перекрещивались над мостами. Мы могли бы пробираться сквозь воду, но это может стать довольно холодным, и никто не хочет промокнуть».

Установленный метод поиска ИЭУ чрезвычайно примитивен, учитывая сложность современной войны. «Вы используете ваши глаза, ищите вещи, которые кажутся неестественными», сказал Джонс. «Природа последовательна. Если вы видите, где кто-то копает, даже если они пытались переместить грязь назад, возникает несогласованность в цвете грязи. Это кажется неуместным. Таким образом, вы качаете металлоискатель туда и обратно по всему району. Даже самые базовые ИЭУ имеют в них какой-то металл».

Однако, когда вы получаете положительное прочтение, есть только один способ проверить это. «Вы садитесь на колени и используете пальцы, чтобы медленно и осторожно перемещать грязь», — сказал он. «Если вы найдете нажимную пластину, у вас есть ваше ИЭУ. Вы должны использовать свое мнение.

Джонс был в Афганистане около четырех месяцев, когда его удача закончилась. «Я, должно быть, сделал что-то не так», — сказал он. «Я был без сознания несколько секунд. Когда это произойдет, ваши приятели не могут спешить прямо к вам, потому что талибы будут сажать дополнительные СВУ, чтобы получить первых ответчиков. Но они добрались до меня довольно быстро. На каждой ноге они накладывали два турникета. Они дали мне что-то для боли, посадили меня на носилках, а затем отвели в танк, который отвез меня на вертолетную площадку. «Было довольно очевидно, что его ноги не собирались это делать. По словам одного из его друзей, Джонс потребовал узнать, чего не хватает. Если бы это было больше, чем его ноги, он настоял, чтобы они «стреляли в меня сейчас». Но это были его ноги, поэтому он был готов идти.

Джонс был доставлен в Германию, а оттуда — в военно-морской медицинский центр в Бетесде, MD. Обе ноги были так сильно повреждены, что их нельзя было спасти. Каждый из них был ампутирован выше колена. «Я был там месяц», — сказал он. «Врачи и медсестры были великолепны. Все прошло гладко со мной. Кожные трансплантаты работали, и раны закрылись. Это просто вопрос ожидания его исцеления».

Взрыв также разорвал его барабанные перепонки, которые пришлось заменить. Затем Джонс был оснащен протезными конечностями, которые позволяли ему ходить и делать большую часть того, что он делал до того, как он был ранен. Конечности запрограммированы на ответ на распределение веса. Он научился заставить их делать то, что он хочет от них. Он уволен из армии на 100 процентов инвалидности.

У Джонса было позитивное отношение к жизни, прежде чем он был ранен, что помогло ему в этом испытании. Он не страдает от посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), как это делают многие раненые ветераны. «У меня были некоторые галлюцинации от наркотиков, на которых они меня держали, — сказал он, — но как только я сошел с наркотиков, это прояснилось».

Его приятель средней школы Иван Кандар снял и выпустил два эмоциональных фильма, описывающих ранние годы восстановления Джонса. Роб всегда был забавным уходящим парнем с огромным сердцем, и в результате его травм он решительно предан помощи другим ветеранам. Джонс научился ездить на велосипеде, плавать и бегать, но его первое приключение было гребным — спорт, который подчеркивает верхнюю силу тела. Он начал обучение в больнице на гребной машине. Затем он получил шанс поехать в Калифорнию, чтобы тренироваться с Брэдом Льюисом, бывшим олимпийским призером по гребле. Джонс выиграл бронзовую медаль за гребле в Паралимпийских играх 2012 года.

Но одно большое достижение было в велосипеде. «Большинство людей не понимают, насколько сложно ездить на велосипеде с протезами», — сказал он во время тренировки. «Большинство людей используют свои квадроциклы, телята и ягодицы для педалей, в то время как я только могу использовать свои ягодицы». В октябре 2013 года Роб предпринял вызов, чтобы кататься на велосипеде по всей стране от штата Мэн до Южной Калифорнии, чтобы собрать деньги для раненых ветераны. Ему потребовалось несколько месяцев, чтобы совершить 5000-километровый поход, но любой, кто его знает, никогда не сомневался ни на минуту, что он этого не сделает — и он это сделал, ни снег, ни дождь даже не замедлили его, он был на миссии. Он был признан и приветствовал по пути восторженные толпы. В общей сложности он собрал более 125 тысяч долларов, которые он пожертвовал. После этого огромного подвига Роб тогда участвовал в паратрионах по всему миру.

Джонс изо всех сил толкает каждый день, чтобы достичь личного величия. Этот жадный поклон Иволги в настоящее время играет на команде Wounded Warrior Amputee Softball и объявил о своем следующем приключении. Этот вызов начнется осенью 2017 года, когда он намеревается запустить 31 марафон в течение 31 дня! «Помимо сбора средств, я надеюсь повысить осведомленность о борьбе ветеранов Америки. Недавнее исследование VA оценивает, что двадцать ветеранов из каждого поколения совершают самоубийство каждый день. Трагедия заключается в том, что Америка теряет многих своих лучших людей, и нам нужно сделать все возможное, чтобы остановить эти потери», — сказал Роб. Джонс является национальным представителем Коалиции и выступает с речами в школах и консультирует других жертв военной травмы. «У меня никогда не было проблемы с поддержанием настроения», — сказал он. «Я говорю другим в той же ситуации, что я знаю, что они переживают трудное время, но если они действительно работают и прикладывают усилие восстановления, они могут пройти через туда, где они хотят быть. Существует потенциал для превращения этой негативной вещи, которая произошла с вами во что-то, что может изменить вашу жизнь к лучшему. Когда меня соблазняют напасть, я помню, что многие люди реагируют на мою позитивность. Очень важно, чтобы кто-то в этой ситуации проводил время с кем-то вроде меня, который прошел через него и преуспел. Они знают, что они могут сделать то же самое».

Роб ищет новые впечатления, чтобы подтолкнуть его пределы не только физически, но и мысленно, он даже присоединился к комедийному туру с воинами-воинами. Роб недавно женился на Пэм, который также является спортсменом, летом 2017 года. Они рады начать свое новое путешествие вместе в Мидлбурге, штат Вирджиния

Девин Маршалл был в гражданской рабочей силе, когда он почувствовал, что призвал служить своей стране. Он работал консультантом по ВИЧ в графстве, работа, которую он считал обескураживающим и не заслуживающим доверия. «Я работал в отделе здравоохранения, обошел

Сержант Девин Маршалл, армия Соединенных Штатов (в отставке)

тестирование людей на ВИЧ. Это был эмоциональный вопрос. Я чувствовал себя как мрачная жатка там, и я никогда не делал много денег.

Я был готов к переменам. Я хотел сделать что-то другое. Мой шурин был в армии, и он сказал, что это очень хорошая сделка. В то время я работал еще в двух других рабочих местах в дополнение к работе графства, чтобы свести концы с концами. Так что у меня было три задания. Я думал в армии, что мне нужно только иметь одну работу».

У Девина и его жены четверо детей из ее предыдущего брака, два мальчика (каждый изображен ниже) и две девочки. «Мой младший пасынок сделал то, что они назвали задерживаемой программой входа. Когда он еще учился в школе, он пошел на базовое обучение. Я наблюдал за этим издалека. Я думал, что смогу сделать все, что он делает, хотя я старше. Поэтому я пошел к рекрутеру, чтобы посмотреть, будет ли он честен со мной. Он сказал, что не видит причин, по которым я не мог справиться, я был в пределах возраста. Так что на моем лице не было закрытых дверей, меня никто не обескураживал».

Поэтому Девин зачислен, когда ему было 28 лет, довольно старому для новобранца армии. «Я был немного старше большинства. В базовом обучении среднее значение составляло 18—22, и как только я добрался туда, мой возраст был заметным».

Но после того, как он прошел базовую подготовку, разница в возрасте исчезла из виду. «Другие ребята были моего возраста или старше, — сказал он. Он был просто еще одним солдатом.

Девин зачислен в сентябре 2007 года. «К следующему июню я был в Ираке», — сказал он. «Я служил только в одном туре с 08 июня по 9 июня. Именно тогда я был ранен миномётом, который высадился, вероятно, на расстоянии 35—40 метров. Сотрясение от взрыва выбросило меня из моего наводчика в Хамви. Я поднялся наверх и приземлился на твердой земле под странным углом. Со всем этим тяжелым снаряжением это было массовое падение. Он скрутил мою шею, пока мое тело двигалось в другую сторону. Я разорвал несколько дисков. Я был выбит в течение 10 минут, или так мне сказали.

Враг изучал движения войск и размещал ИЭУ, где был один из других взводов. «Они знали, что мы ответим», — сказал Девин. «Как только мы это сделали, они начали дождь на нас. Вот когда меня ударили. Они отвезли меня в полевую хирургическую команду. Я был там, наверное, месяц. Они собирались отправить меня в Германию, но я продолжал спорить с ними. Я не хотел возвращаться домой. Я хотел пойти с моими парнями. Я хотел быть с ними. Я сказал, поставил меня на легкую обязанность, независимо от того, какую работу вы можете найти. Поэтому они поставили меня на свет, работая на радио, потому что я не мог взять оружие».

«В день моей травмы я не знал, как сильно я был ранен, — сказал Девин. «Мы были в быстрой реакции, пытаясь вывести парней туда, где находилось ИЭУ. Я был дезориентирован. Я даже не знала, что в тот день все было так плохо, как моя травма. Позже я вышел на миссию, и я не мог устроиться на своем месте. У меня была большая боль, онемение в левой руке и пальцах. Это и послужило началом моего медицинского осмотра. Они поняли, что я пострадал гораздо хуже, чем кто-либо думал.

«Меня отправили в Форт-Нокс в KY, и я подумал, что буду иметь дело с травмами, когда поеду туда. Они сказали мне, что мне нужно попасть в военную переходную единицу (ВТУ), где я могу получить терапию. Но WTU был очень маленьким и не имел необходимых мне средств. Я оставался в регулярном подразделении там в течение 4—5 месяцев, ожидая открытия слота в Форт-Худе, штат Техас, где армия имеет гораздо лучшие объекты.

«Мне нужно было решить некоторые из моих проблем. В то же время моя жена заболела и проделала долгую поездку по два часа каждый раз, чтобы получить необходимую помощь. В конце концов они отправили меня в Форт-Худ в Техасе, и она пошла со мной.

«Медицинский совет в Форт-Худе дал мне 100 процентов как посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), так и травматической черепно-мозговой травмы (TBI). Когда я впервые проходил все эти оценки и интервью, я попал в бюрократию.

Армия делает первоначальный рейтинг, а затем VA делает еще один. Армия сосредотачивается на том, что вы не можете сделать физически. VA покрывает больше земли. Армия просто решает, можете ли вы сделать эту работу или нет. Впоследствии вы можете взять рейтинг армии или VA. Предложение VA обычно более великодушное, потому что они могут оценивать то, что не может Армия. Я пошел на все медицинские назначения с армией, а затем с VA. Из-за травмы головы у меня есть когнитивные проблемы. VA постановил, что я некомпетентен, чтобы позаботиться о своих финансах сейчас. Моя жена согласилась стать моим смотрителем. Теперь мне стало лучше запоминать вещи, но это заняло некоторое время. Они начали этот процесс в 2010 году, и я не вышел из службы и полностью ушел на пенсию до 2012 года».

В то же время Девин отправлялся в Ирак, двое сыновей Джой Маршалла тоже готовились к отправке. «Я был новичком в военной жизни и далеко от дома, — сказала Джой. «У моих двух удивительных дочерей было так много сил и помогло в это время, когда моя семья столкнулась с развёртыванием. В то время мой старший сын был в его первом развертывании и с тех пор все еще служит в Корее, Иордании, Кувейте и других местах. Мой младший сын также служил и сегодня страдает от посттравматического стресса.

«Восстановление Девина было медленным, но устойчивым, — сказала Джой. «Его выздоровление состоит в том, чтобы идти на прием врача, а также групповое и индивидуальное консультирование».

Радость страдала от понятной тревоги, но «сейчас хорошо. У нее были некоторые проблемы. Врачи сосредоточились на мне. Они просто писали ей рецепты. На самом деле они не были сосредоточены на ее заботе и о том, что ей нужно, — сказал Девин.

«После медицинского ухода на пенсию мы боролись с ожиданием преимуществ VA и вынуждены были обратиться за помощью к Коалиции, — сказала Джой. «Они вышли за пределы помощи и помогли нам в оказании чрезвычайной помощи и позволили моей семье отправиться на конференцию» Дорога к восстановлению «в Орландо, штат Флорида. В настоящее время я работаю с программой Coalition’s Heroes Thanking Heroes, которая позволяет мне работать из дома, заботясь о Девине, и помогает в оплате счетов».

Антонио Маллен был ласково назван «армейским отродством». Оба его родителя служили в армии США. Свежий из средней школы, Антонио присоединился к армии США 11 сентября 2003 года, в годовщину 9/11. Родился в военной семье, он

Антонио и Лейси Маллен

чувствовал, что его поворот — служить своей стране так же, как и его родители.

У Тони была умница для механических вещей, и он стал механиком с тяжелым / легким колесом. Он провел базовую подготовку в Форт-Леонард Вуд, штат Миссури, и оттуда он был отправлен в Корею, где он служил в течение года. После этого его отправили обратно в Миссури в течение нескольких месяцев, прежде чем он был развернут в Ирак.

Во время этой короткой заключительной встречи Тони встретился и влюбился в Лейси. «У меня уже был сын, прежде чем я встретил Тони, — сказала Лейси, — и в день нашей свадьбы мой маленький мальчик провел меня по проходу к человеку, которого он сегодня знает как папочку».

Тони завершил свой первый тур в Ираке и вернулся обратно в штаты. «Тони был только домом для того, что казалось самым коротким годом нашей жизни, прежде чем вернуться в Ирак», — сказала Лейси. «Однако на этот раз, когда он сел в самолет, я был на пятом месяце беременности с нашей дочерью. Он не смог вернуться домой к ее рождению, но мы смогли остаться на связи во время всего родов и родов. Он назвал свою Америку; он хотел, чтобы она знала, что он дважды рисковал своей жизнью за свою страну и рискнул бы ради нее навсегда! Он встретил Америку за его двухнедельный отдых и выздоровление, когда ей было два месяца, и она больше не видела ее в течение восьми месяцев».

Во время своего второго тура в Ираке Тони был более или менее в боевых условиях, тратя большую часть своего времени «вне провода» в неизвестной земле, ремонтирующей военные машины, часто под огнем. «Он был сержантом в своем моторном бассейне. Его много раз застрелили и даже столкнулись с террористом-смертником, — вспоминает Лейси. «Но основная травма произошла, когда атакующая операционная база Тони атаковалась, когда он работал над Humvee. Взрыв от взрыва сбил его с верхушки автомобиля на его спине, ударив головой. Повреждение головы вызывает черепно-мозговую травму (TBI) и способствует посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР).

Тони был повернут обратно в штаты и отправлен в Форт-Худ, где его травмы можно было оценить и лечить. Первоначально врачи сосредоточились на своих физических травмах и медленно узнавали TBI и ПТСР. «Пока он находился в Техасе, у Тони было много встреч с врачами, которые пытались выяснить, что с ним случилось, кроме физических травм. В то время я не знал о ПТСР или его симптомах и чувствовал, что потерял часть себя, потому что мне казалось, что мой муж ненавидит меня. Проведя собственное исследование, чтобы выяснить, что может быть неправильно с моим мужем, я чувствовал, что ПТСР является наиболее вероятным ответом. В конце концов, он был разбит и был помещен на объект в течение 30 дней. Это когда он был официально диагностирован с хроническим ПТСР и начал процесс медицинского ухода на пенсию».

Так как Тони ушел из службы, 80-процентный рейтинг инвалидности. он был в нескольких хирургических консультациях по поводу травм на спине, коленях и бедрах, но пока еще не было запланировано никаких хирургических вмешательств, поскольку врачи еще не решили, какая операция должна быть выполнена в первую очередь, и точные процедуры, необходимые для каждого.

«Выход на пенсию Тони был также тогда, когда мы начали процесс исцеления и восстановления, — сказала Лейси. «Мы были вместе 12 лет и будем отмечать нашу 12-ю годовщину в декабре. Мы добавили маленького мальчика в нашу семью и теперь имеем четырех детей. У нас также есть маленькая собака, у которой было почти столько же времени, сколько мы были женаты, и она стала большим достоянием для семьи. Она была не только для моего мужа, но и для меня и для детей. Совсем недавно дети усыновили шестилетнего мопса, которому грозило заснуть.

Тони завершил работу над получением степени бакалавра в области уголовного правосудия и надеется стать консультантом по наркотикам и алкоголю для военных ветеранов. «Это была его цель, поскольку он выздоравливающий алкоголик, который был самолечением из-за своего ПТСР», — сказала Лейси. «Но теперь, когда у него есть степень, он слишком заинтересован в попытке пройти стажировку, чтобы закончить цель и получить степень бакалавра и получить работу».

Посредством общего друга Лейси приобрела неполную рабочую неделю с программой «Которыйские герои пожертвования героев». «Я так счастлив, потому что это был момент, когда его чек просто не сокращал его», — сказала она. «У нас есть были стабильными, но когда приходят дополнительные расходы, как и эти три маленьких ребенка, начинающих новый учебный год, это немного затрудняет сжатие этого копейки. Теперь, когда работа для Коалиции, небольшие дополнения не так сложны в обращении, и я все еще могу поступить в мои курсы неполного дня, а также помогать своей любви через эти тяжелые дни и ночи с немного более легкость. У меня отличные гибкие часы, поэтому я все еще могу помочь ему добраться до его медицинских назначений. Это действительно не так, как раньше. Это стало скорее благословением, чем просто оплатой. Говорить с теми, кто был таким щедрым, действительно дает моему сердцу немного дополнительной силы, просто услышав, насколько они заботятся и поддерживают мою семью и миллионы других».

Лейси не жалуется на ее ситуацию. «Я знал, что когда я выйду за него замуж, появилась возможность получить травму и даже возможность стать вдовой», — сказала она. «Но до тех пор, пока я не услышал, что он был ранен, именно тогда реальность начала погружаться. Сразу же я почувствовал необходимость вступить в действие, исследовать и задавать миллион вопросов. «Будет ли он когда-нибудь поправляться?» «Что я могу сделать, чтобы помочь ему?» «Как это повлияет на будущее нашей семьи?» Трудно услышать ответы на некоторые из этих вопросов. «Нет, он никогда не поправится, вы все просто научитесь приспосабливаться. Вы не можете сделать ничего, кроме него. Это будет тяжело для вашей семьи.

«У Антонио хронические ПТСР, TBI, травма спины, тазобедренного сустава и колена, а также тиннитус», — сказал Лейси. «Я стал его советником, физиотерапевтом, медсестрой, такси, календарем и т. Д. Некоторые из них были бы тем, что сделал бы любой супруг, а другие, ну, немного более высокий призыв к действию. Планирование вещей идет немного иначе, чем раньше. Из-за его ПТСР и TBI практически нет спонтанности, потому что это может стать поворотным для чего-то неприятного. Там, где кто-либо мог зайти в любой момент до этого момента, все знают, что им нужно немного отвести уведомление, поэтому дверной звонок не вызывает паники. Когда мы выходим, мы должны принять к сведению все выходы и соответственно подойти к месту для сидения, добавив, что нам нужно попытаться укрепить стену у его спины.

«Хотя наша семья боролась, мы все еще находимся в процессе исцеления, который никогда не будет полностью завершен», — сказала Лейси. «Мы постоянно находим новые способы работать в трудные дни, когда ему так больно, что он едва может встать с постели; или тех ночей, когда кошмары не позволяют ему отдыхать, а лекарство не разрезает его. У нас даже есть времена, когда мы пытаемся провести обычный семейный день, и его беспокойство начинает его подавлять. Мы будем постоянно благодарны за то, что у нас все еще есть наш герой. Даже если его немного ударят и ушибят, а другие смотрят на нас в суде, потому что он не „смотрит“ как инвалид-ветеран, потому что у него все еще есть все его конечности».

Лейси настаивает на том, что быть воспитателем — это выбор, который она сделала. «Я так расстроился, услышав, как люди говорят мне, что им жаль, что я должен быть опекуном моего мужа, что это несправедливо, потому что я так молод. Что они ненавидят то, чего я так скучаю. Быть воспитателем — это нелегкая работа, но я ничего не изменил бы. Я не считаю это несправедливым или что я должен это делать. Я чувствую, что я вознагражден возможностью показать мужу, насколько я его люблю. Я выполняю часть обещания, которое я сделал, когда я сказал, пока смерть не заставит нас расстаться. Я не чувствую, что что-то упускаю. На самом деле, мне очень повезло, что у меня есть кто-то, о котором можно позаботиться. Многие из них потеряли своего героя, и у меня все еще есть моя, уникально избитая и избитая его собственным совершенно несовершенным способом».

Лейси кредитует Коалицию за предоставление ей и другим лицам поддержки в их сложных ролях в качестве опекунов. «Это был ценный ресурс для меня и моей семьи, помогая нам свести концы с концами, но также позволяя мне разговаривать с другими людьми, которые также являются опекунами, или разговаривать с ветеранами, которые могут делиться подобным опытом, поэтому я могу лучше понять как помочь моему мужу и семье справиться с вещами».

Сержант Хуан Перес работал в строительстве в качестве члена Детройтского Союза Карпентеров в течение семи лет, когда он зачислен в армию США в мае 2002 года, один из многих новых солдат, оказавшихся в стремлении защитить страну после нападений

Сержант Хуан Перес, армия США (в отставке)

Он служил двум турам в Ираке. «Я получил травму в 2005 году во время моего второго развертывания», — сказал он. «Я готовился к миссии в зеленой зоне для конвоя безопасности в центре Багдада. В качестве начальника надзирателя и надзирателя безопасности для подполковника мой долг — подготовить все транспортные средства к миссии. В то время как я собирал несколько боеприпасов, готовых к этой миссии, один из мощных банджи-шнуров, используемых для крепления тяжелого оборудования, тяжелого шнура, разрывался и ударил меня по голове. Я потерял зрение в левом глазу, а также перенес травматическую черепно-мозговую травму (TBI). В результате у меня возникают крайние головные боли, которые требуют от меня ударов, головных болей в кластере (которые требуют использования кислорода для контроля), судорог и посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). В том же инциденте меня сбили с моего автомобиля Брэдли и бросили на 10 футов, оставив меня без сознания. Я приземлился на спину, что привело к серьезным травмам обоих плеч из-за того, как я ударился о землю».

Хуан был немедленно доставлен в безопасное место за пределами Багдада, а затем переехал в медицинское учреждение США в Германии, где пробыл в течение трех недель. Было установлено, что его травмы требуют особого внимания, которое было доступно на его домашнем посту в Ft. Карсон, штат Колорадо, недалеко от своего дома в Колорадо-Спрингс. С того времени Хуан подвергся нескольким хирургическим вмешательствам для своих плеч и обширной физической и умственной терапии для своего TBI и ПТСР. Он никогда не восстанавливал полное использование левого глаза. «Моя полная видимость состоит только из туманных обратных изобра