Оглавление

Глава 1

Скромность

«Жақсы әке жаман балаға қырық жыл азық, ал жаман әке жақсы балаға қырық жыл к..тіне қаққан қазық

скромность украшает, когда ничего уже не украшает.

если скромность украшение, то зачем оно мужчине

Когда люди подобной культуры говорят, нас должно быть 25 — 50 миллионов, не надо им возражать и говорить, что количество это не всегда лучше, но эти люди по культуре верят в количество, потому что физическое количество — это по их понятиям сила. Никто не будет слушать голодранца, особенно люди, имеющие богатства. машины, особняки и счета, потому что это также материально. И люди бегут в сторону толстых и ярких маяков и мешать не надо ораторам провокаторам их собрать. Толпа с понятием о физической силе и влиянии должна сильно поредеть, но только после трагических событий, когда ее количество будет раздражать тех, кто знает о качестве, качестве товара в первую голову. Все эти махинации ВОЗ с гриппами от кур, птиц, свиней, СПИД — это все их творения и они быстро наведут то количество, которое их устраивает.

Сегодня мы очарованы русским миром, как альтернативой ВОЗ и прочих гадостей, которые внушают населению анальный и оральный секс через порнографию. Это мягкая сила, которая равна мягкой русской силе. Однако толпа все равно будет бежать туда, где вещают провокаторы, потому что это толпа хочет сразу быть цивилизованной и важной. И национализмы этой толпы вполне объяснимы. Это желание, это позы.

Глава 2

Не умнее, а не больше

У предков казахов, — тюрков уже был великий Туран, Великая тюркская империя, причем дважды — при голубых тюрках — тюркитах, затем так называемые «монголы» (мэнгэ ель) это делали. Но тюркиты и монголы проиграли, исчезли и растворились. Никакое мужество и численность их не спасли. Скорее мужество, железная монгольская дисциплина прежде всего. Но прошлые тюрки проиграли интеллектуально западной европейской цивилизации. Империя денег, на которые сейчас молятся все барыги — бизнесмены одержала верх благодаря логике и ума, а не эмоций и численности дикарей. Дикари современные, даже переодетые в брендовые вещи все равно дикари, ибо закомплексованные пресмыкаются перед вещами и деньгами. Советская власть тоже внесла в это лепту, хотя дала всем бывшим кочевникам знания, тем что подняла руководящие кадры снизу, со дна так сказать. Чем ниже, тем хуже для народа в целом, ибо руководство будет уважать деньги и золото — привычка всех нищих. Сегодня это доделывает так называемая демократия. Казахи думают, чем они будут лично богаче, именно лично, чем казахов будет больше в числе, тем они восстанут из монгольского пепла. Нет же. Вы снова будете уповать на численность и дисциплину, потому что впереди тоталитарный строй другого типа, иначе казахскому государству не быть.
Чтобы создавать что то большее, нужно прежде всего быть умнее, а не больше. Первобытные племена уже были. Вы же идете по пути возрождения племен. Но из-за денег и жажды денег этого не знаете.

Как Афинская демократия себя похоронила у меня указано вскользь. Сама себя. Как общество лишается сначала мудрецов, затем честных чиновников, пассионарных стратегов, затем просто порядочных людей. Люди не хотят учиться на чужих ошибках по причине диктатуры посредственного большинства. Большинство — это потребители, они думают, что рынок и его ценности строятся под них. На самом деле на эмоции, на страсти, на жадности и престиже. В целом миллиард людей заняты одним из порывов в этот момент, даже в соц сетях. Складывается картина диктатуры совокупности этой страсти. Получается, большинство рулит. Нет, кто вызывает у них эмоции и требует страсти. Мудрецы, стратеги, принципиальные чиновники как правило плохие покупатели. Потому они меньшинство и обязаны исчезнуть. Кто же будет править от имени большинства? Кто покупает со страстью или продает от жадности? Кто стоит над рынком

Если так называемые независимые государства и народы спасает большая империя от геноцида мировых правителей, надо поддерживать эту империю. Этим отличается новый национализм от национализма старого. В старом национализме находят путь карьеры все жадные закомплексованные провинциалы. Они не думают о народе, они хотят хайповать и подняться над народом

Глава 3

Я демократ. Звать никак

Послушай, человеческий детёныш, — сказал медведь Балу, — я учил тебя Закону Джунглей, но у бандерлогов нет Закона. Бандерлоги — отверженные. У них нет собственного наречия, они пользуются украденными словами. У них не наши обычаи. У них нет памяти. Они уверяют, что они великий народ, но падает орех, и они всё забывают об этом!

Редьярд Киплинг

Нет на этой земле места, где была бы свобода — все места заняты. Везде где поселились люди были вожди, старейшины, отцы, просто старшие по возрасту соплеменники. Чтобы отменить вечный диктат территории, территория должна быть не заселена или полна слабыми дикарями.
Из мировой ситуации видно, что мигранты живут одной идеей, той самой идеей, которой болеют все беглецы. Бежавших от диктата своего народа назвали бы изгоями, ворами, бандитами. Но времена поменялись. Сегодня изгои, воры и бандиты называют себя демократами. Все беглецы из прошлого могли бы называться также — демократами, но в те времена деньги не имели того веса, какое они имеют сейчас. Поэтому к демократическому определению добавился либеральный эпитет, «либеро» в переводе есть свободный.
Демократы, либералы, социалисты, националисты — это все разные категории бегства. Либералы — это самые дальние бегуны от своего народа. Эти люди не помнят, можно сказать ничего из прошлого. Они убежали так далеко, что даже придумали себе новое название
Демократы — это средние мангурты, эту маску одевают свежие беглецы, которым сильно хочет, просто не терпится показать новый статус. Возможно, они были никто и звали их никак, но ситуация поменялась, у них появились деньги или хотя бы нарядная одежа.
Националисты. Не знаю, какими были националисты сто лет назад, наверное, настоящие, но современные националисты — это малые бизнесмены. Национализм — это бизнес. Очень большая толпа провинциалов качает свои права именно национализмом, правда перемешивая свои комплексы с демократией либерализмом. Этой смесью национализма с демократией националисты хотят убежать сразу за океан, но не могут. Потому не уверены в себе. Они знают, что не смогут убежать от своего народа сразу. Что их помнят. Не забыли. Что они были нищими. Поэтому националистам приходится орать громче всех. Потому что даже имена у них всех специфические аборигенские. И либералы, и демократы, националисты хотят убежать от народа, оторваться от памяти прошлого. Но во имя чего?
Во имя нового статуса. Эти люди отметают старую иерархию. Называют старую схему тоталитаризмом, авторитаризмом, диктатурой. Даже с малой суммой в кармане, используя технические средства, главным образом наставляя на себя свои смартфоны, они уверены в политическом успехе. Все эти либералы, демократы, националисты уверены, что успешно убежали, преодолели барьер узнаваемости. Теперь могут разбогатеть, превратится в новую элиту. Как миллионы глупых девушек, наставляющих на свои фигуры камеры — чтобы подцепить себе такого же недалекого самца. Либералы, демократы, националисты хотят убежать как будто за океан, где их не помнят. Но их понят. Поэтому они так смешны в роли американцев или европейцев. Мещане не могут быть ни американцами, ни европейцами. В какие богатые наряды они бы не переодевались, какие бы слова о свободе не говорили. У них на уме только одно — деньги. Потому что все демократии на земле строились именно на денежной шкале.
Когда какой-либо туземец или туземка говорит о демократии, о либерализме, это значит, он — она говорят о деньгах. Хотят иметь деньги. Националисты хотят того же самого. Они не о народе думают. Они хотят подняться над народом. Сначала обмануть народ. Потом взобраться на его шею. Этим объясняются все рецидивы нового воровского режима после каждой так называемой революции — майдана. Либералы, демократы, националисты говорят одно и тоже, почти в одной тональности, но все эти категории болтунов хотят одного, — денег

Глава 4

Не провинция, а традиция

Главной доминантой психической жизни провинциала вследствие этого выступает знаменитый комплекс неполноценности, формирующийся, по мнению А. Адлера, на основе нереализованного стремления к превосходству. Думается, что выстраивание отношений центра с провинцией должно осуществляться с учетом этого фундаментального обстоятельства и представлять своего рода терапию комплекса неполноценности, присущего провинциальному сознанию

Александров В. Б. — доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии и русского языка Северо-западной академии государственной службы

Глобализации пришла в мир традиции, традиционных людей, воспитанных с детства в иерархии. Зерефы глубоко переживают аутсайдерство. Внезапный глобальный патриотизм людей малообразованных как отрицание своего реального места. Сегодня восстали все удаленные от западного центра уголки. Оттого нужно говорить глобально не провинция, а традиция. Глобально традиционные зерефы не выдерживают напора информации и рекламы — хотят победы, статуса, доминирования, как они привыкли, как это принято в традиционной культуре. Победители в холодной войне, Запад — получили миллионы, сотни миллионов внезапных союзников. Внутренне зажатые люди раскрепощаются именно в гипотетическом союзе с мировыми олигархами, мульти миллиардерами, хотят им подражать — хоть в чем, даже в мелочах, то есть быть родственниками ханов и визирей доллара и евро.

Глава 5

Слабость и сила персов

Почему арийские племена рассматриваются как источник мировой цивилизации.

Потому что арийские племена создавали очаги культуры. Очаги долговременной культуры, которые невозможно не извратить, ни забыть, не выжечь каленным железом.

Вытесненные из Восточной Сибири они создали долговременные империи в Средней Азии и на Иранском нагорье. Ахеменидская империя в этом смысле составляет рекорд не только размерами, но и по времени. Самый значимый и непобедимый соперник Древнего Рима — парфяне, в этом смысле больше пересели на коней (как тюрки и монголы, хотя монголы это тоже тюрки, именно тюрки и протомонголы вытеснили арийцев из Восточной Сибири), от этого они продержались поменьше. Рассматривать Сасанидский Иран как империю воинов — всадников тоже можно. От этой параллели с тюркской конницей Сасанидский Иран тоже «состарился» побыстрее, но все же корни оседлости все же сыграли свою роль. Чтобы не говорить загадками, что здесь имеется виду (а здесь сразу проходит мысль о превосходстве земледелий не только в культурном плане), хотя сразу упоминается возраст, срок годности разных культур в зависимости от основного занятия. Здесь можно сказать так: оседлые народы также занимаются агрессией, но это не только агрессия в чистом, что характерно для кочевников или для азиатского способа производства, но и культурный элемент. Короче, цивилизация, которую приносят условные земледельцы более живуча других цивилизаций. И в этом превосходстве предстоит разобраться более тщательно. Даже вместе с наследниками «великих предков» современности придется работать совместно. Иначе среди них собрались одни горлопаны и провинциальные выскочки, как будто обкуренные новой (долларовой) наживой.

Триггером азиатского способа (АС) является некий природный катаклизм, выводящие племена из экзистенциального равновесия. Думаете условные варвары ходят всегда воевать, для того с детства учат детей военному делу? Нет же. Военному делу учат больше там, где нет прибавочного продукта, неоткуда взять, как у соседей (когда соседи такие же обделенные товаром). Любой природный катаклизм создает «неурожай», «неулов», «бедную охоту (жут — по казахски). Тогда племена идут на соседей, иногда увлекаются этим делом из-за халявы, иногда чисто случайно получаются у них и империи. Эти новые расстояний, эти новые территории нужно удержать, чтобы снова не впасть в дикость и снова зависеть от милости природы. Тогда племена начинают занимать у покоренных неких людей, которые создают аппарат империи. Без таких людей ничего бы не получилось ни у кого, то есть азиатский способ всегда переходит в имперскую стадию чужими руками, точнее мозгами, навыками кропотливой работы и дисциплины. (у кочевников дисциплина не дальше семьи, патернальных отношения внутри клана, когда они покидают семью и клан они превращаются в анархистов, не признающих никакое государство. История любой мафии и анархизма вам в помощь в виде пособия. Мафия, коррупция и анархия — два мнимых антипода создают выходцы из сельской местности). Племена племенной культуры создают отряды воинов анархистов, пока не попадают под руководства харизматичного вождя, обделенного своей же родней, от этого он собственно и харизиматичен, то есть зол и прозорлив одновременно. И когда зерефы создают первые отряды, никто не может их остановить. Именно племена являются катализаторами всех других азиатских способов, в том числе и наших дней. Все зерефы подчиняются традиции. А традиция — это как бы общий отец для всех, даже если никакого отца и нет (а если нет, тогда зерефы все равно выберут «отца нации, чтобы успокоиться, тень заменить на конкретное лицо).

Но традиция традиции рознь.

И традиция воинов бессильна перед традицией работяг. То есть она сильна и действенна только на первых пора создания некой империи. Племенные, затем и феодальные народы консервативного толка могут плодиться бесконечно и бесконтрольно, ибо традиция приветствует многодетие. Но наступает момент перехода от грабежа и присвоений чужого ресурса когда -нибудь к созданию своего продукта. Вот с этим у диких условно народов всегда проблемы. Они плодятся и плодятся и как бы не думают ни о чем более, как создавать семьи и плодиться. Они также подсознательно идут в новые походы и захватывают торговые места (раньше пути), но ведь кто то должен снова создавать прибавочный продукт. У арийцев, у индо-иранских племен был совершен первый переход от войны к миру, от этого их империи были долговременны.

В 9—11 веках, даже несмотря на диктатуру арабов, персы сохранили свою культуру (В Средней Азии фарси был языком элиты тысячу лет, даже несмотря на давление тюрок. Арийцы сохранились даже внешним обликом, хотя всегда правили тюрки, они же монголы). И даже образовали свои империи тахиридов и сафаридов. В средние века все империи кормились от Великого Шелкового пути, то есть без шелка все эти империи воинов распались бы еще быстрее. Иранское интермеццо 9—11 веков, когда правителями Центральной Азии были иранцы, было поддержано коробочкой хлопка. Именно хлопок создавал прибавочный продукт для персов, которые также создали Аббасидский халифат. Разделение исламской уммы — это также влияние иранской арийской культуры. Все сунниты — это в основном кочевники — анархисты, потому они все время говорят о какой то демократии (даже современные мещане, обкуренные долларовым духом), приветствую богатство. В основе подобной культуры снова традиция подчинения семье и клану, но не государству и империи. Персы много лет знали что такое империя, оттого им не надо было объяснять принцип иерархии: семейная иерархия должна переходить в новую форму во имя сохранения всех семей и народов. Бывшие кочевники наоборот, всегда и везде видят только близкие цели «азиатского» обогащения себя и семьи, хотя разглагольствуют на тему морали и патриотизма, изо рта слюни текут (невежды и лицемеры).

Глава 6

Военная демократия: вред и польза

Бывшие кочевники евразийцы — люди иерархии. Вопрос лишь в ее праведности

В 90 -е западная модель или по другому демократия была мейнстримов и других альтернатив просто не было. У победы много друзей, а проигравший всегда сирота. Вот потому этих самых друзей демократии было очень много, что официальный коммунизм проиграл. Только идейные аутсайдеры и пенсионеры могли остаться с сиротой, если конечно хотели остаться на дне буквально. Потому социалистов никто не слушал. Коммунистическая идея была предана самой коммунистической элитой перерожденцев, — вот это сальто духовное сальто вокруг себя в воздухе идей оказало самое решительное влияние на массу. Обыватели, если они еще и зерефы (приверженцы порядка и традиции), не могли ошибаться. Большинство, даже если похоже на стадо, реально не может ошибаться, потому что они смотрят наверх, на лидеров, просто для того чтобы был порядок на земле (на одном из участков земли точнее).

Дело в том, что Советы набирали свои кадру снизу, со дна, там где «обитают» именно трудящиеся, повинуясь своим догматам о пролетарской диктатуре. Та бюрократия так называемых коммунистов давно переродилась в формалистов, оттого поток со дна не прекратился даже после официальной отмены советской власти (и так называемые коммунисты, сделавшие сальто предательства, остались на месте при том). Людям со дна на самом деле нет никакого дела, какое знамя развивается на ветру: на самом деле им важно, что со «дна морского» они оказались на небе. Оттого самые великие формалисты и лицемеры одновременно это как раз люди со дна. Причем всегда и везде. В ревконе они получили название зеремиды (зерефы + ремиды = полуремиды, ни то ни се короче, но всегда послушные, исполнительные провинциалы). Ведь именно традиции они обязаны, что воспитывались в консервативных семьях, где несмотря на все перипетии на поверхности закон всегда один — выжить. А после выживания править массой таких же традиционных людей.

Нет ничего удивительного, что бывшие подобные коммунисты — комсомольцы стали адептами демократии первыми. (Дело не только во власти. Хотя власть — это самое гл