смешила одноклассников частичкой «да», по бакинской привычке щедро прибавляемой к глаголам: «дай, да, отойди, да, пошли, да».
«Блокада» – очень чётко, побуквенно выговаривал директор школы, без конца отменяя давно обещанную автобусную экскурсию на озеро Севан. «Блокада» – с горечью выдыхали спитакские и ленинаканские одноклассники, обсуждая дефицит материалов на едва начавшихся стройках. «Блокада» – торжественно чеканил телевизионный диктор, называя её необъявленной войной Азербайджана против Армении.
Лупила, орала слова, предназначенные для «автобусных ишаков», без разбора выкрикивала все известные армянские, азербайджанские, русские ругательства. Угрожала завтра же привести в школу своего взрослого двоюродного брата, который всех их разом проткнёт своей шпагой…
Эр-мян-лар, рад ол-сун![16]
Что кушаешь? Пяндир – сыр, эт – мясо, помидор – помидоры, бадымджан – баклажан? Хлеб кушаешь? Да? А это не армянский, не русский, а азербайджанский хлеб, чоряк. Чтобы им не давиться, надо его народ уважать, знать азербайджанский язык.
Удар бабушке нанесла моя мама. По крайней мере, об этом, печально качая головами, шептали все наши армянские родственники. И кировабадские, и бакинские, и ереванские, и московские. На каждом дне рождения, свадьбе, поминках обсуждалась история несчастливой бабушкиной судьбы. Бегство из Карса во время турецко-армянской резни весной 1915 года[3]. Ночное нападение турок, пристреливших трех старших бабушкиных братьев. Самый острый кухонный нож, который бабушка каждую ночь прятала под свою подушку. Привычка называть азербайджанцев «турками». И, главное, мамино замужество, отъезд в Кедабек.
сохранить чувство собственного достоинства невозможно, не защищая достоинство других.
Говорить о трудных проблемах трудно. Кажется: нет слов, а те, что находишь, похожи на картонные лозунги и не доходят до сердца. Тогда опускаются руки и хочется думать: как-нибудь обойдётся. Не обходится.