Что, дочка, говорил я тебе!
Даша (бросаясь к Петру). Голубчик, Петр Ильич!
Батюшка, матушка, поживите у нас!.. Помогите мне, добрые люди, замолить этот грех!..
Уж не забыть мне этой ночи, кажется, до самого гроба!
Жизнь-то моя прошлая, распутная-то, вся вот как на ладонке передо мной!
Я все шел, шел… вдруг где-то в колокол… Я только что поднял руку, гляжу — я на самом-то юру Москвы-реки стою над прорубем.
Вот до чего гульба-то доводит: я ведь хотел жену убить… безвинно убить хотел.
Я ведь грешник, злой грешник!..
Не сто́ю я, окаянный, того, чтобы глядеть-то на вас! Да и не глядел бы, кабы не чужие молитвы.
Где это ты видала, чтоб мужья с женами порознь жили?
Вы точно как не люди! Вот ты и терпи, и терпи!