крупный мужчина, обхватив ладонью запрокинутый стриженый затылок, неспешно пил поцелуй с ее губ.
Как жизнь, Фима? — спрашивала Фрида Моисеевна, когда глотательные движения мужа переходили от «престо» к «модерато».
— Что ты называешь «жизнью»? — интересовался в ответ Ефим Абрамович. Масоны со стажем, они могли разговаривать вопросами до светлого конца.
...Прекрасна Россия, маленькая задумчивая страна. Гостеприимная тихая конфедерация с трилистником на знамени издревле манит иностранцев покоем и свободой.
Работал он, однако, без огонька, не зубоскалил, товарищей не подначивал, в рожу кулачищами не лез — словом, был сам не свой.
но государь проснулся сам и, посидев немного в размышлении, на работу пошел.
с малолетства, что без юшки на родине обеда не бывает, а если гульба без смертоубийства, то вроде и вспомнить нечего. А тут целая империя.
Иногда только от воя окрестных волков просыпался какой-нибудь особо чуткий гражданин, выходил на берег зловонной незамерзающей, подступившей уже к самым домам лужи, и, мочась в нее, бормотал, поеживаясь:
— А при коммунистах-то — поменьше была...
Кстати, насчет лужи новым руководством было сказано прямо: луже в обновленном Почесалове места нет! И открыли наконец общественности глаза: оказывается, это совсем не белые во всем виноваты, а красные! Это они в девятнадцатом в лужу нассали.
Народ в Почесалове отродясь толком не работал, а тут и на службу приходить перестали: по целым дням ходят вокруг лужи с плакатом «Хочим жить лучше!» — да коммунистов, если под руку попадутся, топят.
При новом государе вопрос о луже временно потерял актуальность: государь воевал, и ему было ни до чего. А самим почесаловцам — не то чтобы совсем не мешала, а так... привыкли.
