Пронёс «беломорину» мимо рта, Чуть не захлебнулся щами.
В сердце колотится хуета, Спать не даёт ночами.
У доктора на пол средь бела дня
Вылил стакан «шила», Нет, не хуйня, совсем не хуйня, Чую, меня накрыла!
И тут проскочила искра в мозгу, Ёбнуло, как при взрыве:
Я, блядь, физически не могу
От Родины быть в отрыве!
Бандиты её на куски рвут, И президент-отморозок, А мне и психически жопа тут
Вдали от родных берёзок, А я, блядь, подводник-специалист, Лучший во всём флоте!
Я взял карандаш и бумаги лист, Чистый на обороте, И написал на нём этот стих
Про родину и про «шило»,
Про то, что без них я – слабак и псих.
И вроде как отпустило.
И по хуй, что сижу без рубля, А вместо жены – работа, Зато я, бля, офицер корабля
Российского, бля, флота, Готовый уйти в боевой поход, Российский подводный витязь, Патологический патриот!
И всё. Пиздец. Отъебитесь.
Крайний раз, когда…
– Что вы сказали, простите? – уточнил Лидер.
– Э… когда?
– Ну вот последняя ваша фраза.
– А. Крайний раз…
– Так, пошёл вон отсюда! Назначьте нормального кого-нибудь, что тут у нас за лингвистический кретинизм на станции!
После небольшой суеты совещание продолжилось.
Если доктор не пьёт, то следует задуматься, а доктор ли он вообще!
– В алкоголизме, ребята, главное не пить больше своего доктора, вот что я вам скажу.
Страшнее чёрного дембеля чудища нет, – отрезал разговоры изрядно захмелевший Вова.
– А что за зверь такой? Негр, что ли, какой? Откудова им в наших краях взяться?
– Да сами вы негры, эх, темнота!
Славка, Славка… Как же так, дружище, а? Как ты столько места занимал, что ушёл и всё – столько пустоты вокруг стало, что кто бы мог подумать, что так ценен в моей жизни, что и поговорить теперь не с кем… Ну как, есть с кем, но не хочется: тот глупый, тот жадный, этот умничает всё время и высокомерен, как индюк, этот не понимает тебя, а только делает вид, хотя всё равно видно, что ни черта не понимает, у того и проблем нет никаких, но что ни скажи, то всё у него уже было, только много хуже… А мы с тобой столько лет, да, Славка, и не ругались ведь ни разу, ни разу ничего не делили, а только спорили, кто из нас кому должен уступить. Ну и что теперь мне делать, Славка? А с Машей ты не подумай, я серьёзно всё, я, не как раньше, я первый раз чувствую, что если не выйдет, то страдать буду, а не дальше побегу. Ты прости меня, ладно? Я, вроде как, всё равно чувствую себя виноватым перед тобой за то, что так думаю, но я попробую, Славка, хорошо?
Миша шёл медленно и разговаривал сам с собой долго, и разговор этот не удовлетворял его никак, но проговорить это нужно было всё равно хоть с кем, так почему бы не с Невским проспектом? Он так же, как и большинство людей, равнодушен к твоим душевным терзаниям, но хотя бы слушать умеет и не перебивает, а молча стелется под ноги, мигает фарами
Славка, Славка… Как же так, дружище, а? Как ты столько места занимал, что ушёл и всё – столько пустоты вокруг стало, что кто бы мог подумать, что так ценен в моей жизни, что и поговорить теперь не с кем… Ну как, есть с кем, но не хочется: тот глупый, тот жадный, этот умничает всё время и высокомерен, как индюк, этот не понимает тебя, а только делает вид, хотя всё равно видно, что ни черта не понимает, у того и проблем нет никаких, но что ни скажи, то всё у него уже было, только много хуже… А мы с тобой столько лет, да, Славка, и не ругались ведь ни разу, ни разу ничего не делили, а только спорили, кто из нас кому должен уступить. Ну и что теперь мне делать, Славка? А с Машей ты не подумай, я серьёзно всё, я, не как раньше, я первый раз чувствую, что если не выйдет, то страдать буду, а не дальше побегу. Ты прости меня, ладно? Я, вроде как, всё равно чувствую себя виноватым перед тобой за то, что так думаю, но я попробую, Славка, хорошо?
Миша шёл медленно и разговаривал сам с собой долго, и разговор этот не удовлетворял его никак, но проговорить это нужно было всё равно хоть с кем, так почему бы не с Невским проспектом? Он так же, как и большинство людей, равнодушен к твоим душевным терзаниям, но хотя бы слушать умеет и не перебивает, а молча стелется под ноги, мигает фарами
По лестнице шли гуськом: впереди топал Егорка («Я сам покажу, где мы живём!»), потом шла Маша и смущалась, не видит ли Слава стоптанные каблуки на её сапогах, а Слава замыкал и смотрел совсем не на сапоги
А народищу-то стояло и ходило вдоль него – мама дорогая! Где они бывают, эти люди, в обычные, будние дни, куда прячутся? Егорка был слишком маленьким, чтоб понимать, любит он этот город или нет, – дети в его возрасте умеют только любить, а понимать учатся много позднее.
Как Аллах по душе босиком походил! Какие тут вопросы
