Николай Савухин

Александр Исаевич Солженицын. Столетие со дня рождения

Взгляд из современности

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Николай Савухин, 2019

В книге Николая Савухина отражены историко-культурные аспекты развития общественных отношений на рубеже первой четверти XXI века в контексте развития общества и человека сегодняшнего с позиций изменений в политике и идеологии в диалоге с контекстными идеями и идеологическими концепциями Александра Солженицына.

12+

ISBN 978-5-4496-1207-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Александр Исаевич Солженицын. Столетие со дня рождения
2. Александр Исаевич Солженицын. Столетие со дня рождения
   1. Речь А. И. Солженицына на 4 съезде в мае 1968 г. в Москве
   2. Биография Солженицына
   3. Вторая мировая война
   4. Заключение и ссылка
   5. Конфликты с властями
   6. Жизнь за границей. Последние годы
   7. Хронологическая таблица
   8. Интересные факты
   9. Александр Исаевич Солженицын
   10. В уяснениие
3. Часть вторая: в советское время
   1. Глава 13 — В Февральскую революцию
   2. Глава 14 — В ходе 1917
   3. В разъяснение абзацев истории из «200 лет вместе» Солженицына
   4. Для уяснения тенденции развития событий в России и в мире вспомним: что было в ноябре 2016 года
   5. О «20 — ке», разрыве отношений РФ с Украиной, событиях и погодах: продолжение впредь 29 ноября 2018

Александр Исаевич Солженицын. Столетие со дня рождения

Речь А. И. Солженицына на 4 съезде в мае 1968 г. в Москве

За нашими писателями не предполагается, не признается права высказывать опережающие суждения о нравственной жизни человека и общества, по-своему изъяснять социальные проблемы или исторический опыт, так глубоко выстраданный в нашей стране. Произведения, которые могли бы выразить назревшую народную мысль, своевременно и сильно повлиять в области духовной или на развитие общественного сознания — запрещаются либо уродуются цензурой по соображениям мелочным, эгоистическим, а для народной жизни недальновидным.

…Литература, которая не есть воздух современного ей общества, которая не смеет передать обществу свою боль и тревогу, вовремя предупредить о грозящих нравственных и социальных опасностях, не заслуживает даже названия литературы, а всего лишь — косметика…

…Многие авторы при жизни подвергались в печати и с трибуны оскорблениям и клевете, ответить на которые не получали физической возможности, более того — личным стеснениям и преследованиям (Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Зощенко, Андрей Платонов, Александр Грин, Василий Гроссман). Союз же писателей не только не предоставил им для ответа и оправдания страниц своих печатных изданий, не только не выступил сам в их защиту, — но руководство Союза неизменно проявляло себя первым среди гонителей. Имена, которые составят украшение нашей поэзии XX века, оказались в списке исключенных из Союза либо даже не принятых в него!..

…Уже три года ведется против меня, всю войну провоевавшего командиром батареи, награжденного боевыми орденами, безответственная клевета: что я отбывал срок как уголовник или сдался в плен (я никогда там не был), «изменил Родине», «служил у немцев». Так истолковывается 11 лет моих лагерей и ссылки, куда я попал за критику Сталина.

Биография Солженицына

Александр Исаевич Солженицын (1918 — 2008) — известный советский писатель, историк, общественный и политический деятель, член Российской АН, диссидент. Нобелевский лауреат, автор известной рукописи «Архипелаг ГУЛАГ».

Детские годы и образование

Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в городе Кисловодск в семье крестьянина и казачки. Бедствующая семья Александра в 1924 году переехала в Ростов-на-Дону. С 1926 года будущий писатель обучался в местной школе. В это время он создает свои первые эссе и стихотворения.

В 1936 году Солженицын поступил в Ростовский университет на физико-математический факультет, продолжая при этом заниматься литературной деятельностью. В 1941 году писатель окончил Ростовский университет с отличием. В 1939 году, Солженицын поступил на заочное отделение факультета литературы в Московский Институт философии, литературы и истории, однако из-за начала войны не смог его окончить.

Вторая мировая война

Несмотря на слабое здоровье, Солженицын стремился на фронт. С 1941 года писатель служил в 74-ом транспортно-гужевом батальоне. В 1942 году Александра Исаевича направили в Костромское военное училище, по окончанию которого он получил звание лейтенанта. С 1943 года Солженицын служит командиром батареи звуковой разведки. За военные заслуги Александр Исаевич был награжден двумя орденами, получил звание старшего лейтенанта, а затем капитана. В этот период Солженицын не прекращал писать, вел дневник.

Заключение и ссылка

Александр Исаевич критически относился к политике Сталина, в своих письмах к другу Виткевичу осуждал искаженное толкование ленинизма. В 1945 году писатель был арестован и осужден на 8 лет пребывания в лагерях и вечную ссылку (по 58-й статье). Зимой 1952 года у Александра Солженицына, биография которого и так была достаточно непростой, обнаружили рак.

В 1953 году писателя отправляют в ссылку в Казахскую ССР. Там он преподавал в школе, лечился в «раковом корпусе» в Ташкенте. В 1956 году, когда ссылка по 58-й статье была распущена, писатель вернулся в Россию.

Годы заключения нашли отражение в литературном творчестве Солженицына: в произведениях «Люби революцию», «В круге первом», «Один день Ивана Денисовича», «Знают истину танки» и др.

Конфликты с властями

Поселившись в Рязани, писатель работает учителем в местной школе, продолжает писать. В 1965 году КГБ захватывает архив Солженицына, ему запрещают публиковать свои произведения. В 1967 году Александр Исаевич пишет открытое письмо Съезду советских писателей, после которого власти начинают воспринимать его как серьезного противника.

В 1968 году Солженицын заканчивает работу над произведением «Архипелаг ГУЛАГ» за границей выходят «В круге первом» и «Раковый корпус». В 1969 году Александр Исаевич был исключен из Союза писателей. После публикации за границей в 1974 году первого тома «Архипелага ГУЛАГ», Солженицын был арестован и выслан в ФРГ.

Жизнь за границей. Последние годы

В 1975 — 1994 годах писатель посетил Германию, Швейцарию, США, Канаду, Францию, Великобританию, Испанию. В 1989 году «Архипелаг ГУЛАГ» был впервые опубликован в России в журнале «Новый мир», вскоре в журнале публикуется и рассказ «Матренин двор».

В 1994 году Александр Исаевич возвращается в Россию. Писатель продолжает активно заниматься литературной деятельностью. В 2006 — 2007 годах выходят первые книги 30-томного собрания сочинений Солженицына.

Датой, когда оборвалась трудная судьба великого писателя, стало 3 августа 2008 года. Солженицын умер в своем доме в Троице-Лыкове от сердечной недостаточности. Похоронили писателя в некрополе Донского монастыря.

Хронологическая таблица

1918 год, 11 декабря — Родился А. И. Солженицын в г. Кисловодске.

1924 — Переезд в г. Ростов-на- Дону.

1936—1941 — Учеба в Ростовском университете на физико-математическом факультете.

1939 — Не оставляя университет, поступил на заочное отделение Московского института философии, литературы и искусства (МИФЛИ).

1941 — Мобилизован; учится в офицерской школе.

1942, конец — Фронт.

1943—1945 — Командование артиллерийской батареей в чине капитана; награжден орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды.

1945, 9 февраля — Арестован за резкие антисталинские высказывания в письмах к другу детства Н. Виткевичу; содержался в Лубянской и Бутырской тюрьмах (Москва).

1945, 27 июля — Осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей «за антисоветскую агитацию и попытку создания антисоветской организации» (по статье 58, п. 10 и 11).

1947, июнь — Перевод в Марфинскую «шарашку», описанную в романе «В круге первом».

1950 — Перевод в экибазстузский лагерь (опыт «общих работ» воссоздан в рассказе «Один день Ивана Денисовича»); здесь он заболевает раком.

1953, февраль — На «вечном ссыльнопоселении» в ауле Кок-Терек (Джамбульская область, Казахстан); дважды лечится в Ташкенте от рака.

1956, февраль — Реабилитирован решением Верховного Суда СССР.

1957 — Переезд в Рязань; преподавательская работа в деревенской школе, живя у героини будущего рассказа «Матренин двор».

1962 — Принят в Союз писателей СССР.

1964 — Ушел из школы, полностью посвятив себя литературному труду.

1965, сентябрь — Изъятие КГБ архива Солженицына.

1967, май — Открытое письмо делегатам Четвертого съезда писателей по поводу отмены цензуры; начало преследований.

1968 — Публикация за границей «Ракового корпуса» и «В круге первом».

1969, ноябрь — Исключение из Союза писателей СССР.

1970 — Удостоен Нобелевской премии по литературе

1973 — Изъятие КГБ из тайника рукописи Архипелага ГУЛАГа; публикация 1-го тома во Франции.

1974, февраль — В связи с выходом первого тома «Архипелага ГУЛАГ» на Западе писатель был арестован, обвинен в измене Родине, лишен гражданства и выслан в ФРГ. Сначала жил с семьей в Цюрихе; основал «Русский общественный фонд», передав в него все гонорары за «Архипелаг ГУЛАГ».

В 1994 году вернулся в России. после 20 лет жизни в Вермонте (США).

3 августа 2008 года умер

Интересные факты

Отцом писателя был русский крестьянин Исаакий Солженицын. Он погиб на охоте всего за полгода до рождения сына. Когда будущий Нобелевский лауреат получал свой паспорт, то его отчество записали как «Исаевич» вместо Исаакиевича. Под этим «ошибочным» отчеством он так и вошел в мир литературы В садике и школе над ним смеялись за то, что мальчик ходит в церковь и носит крестик

В конце тридцатых годов русский писатель с отличием окончил физмат Ростовского университета. Поступил в самый знаменитый московский ИФЛИ — это институт, который создан на базе факультета истории и литературы МГУ

В феврале 1945 года был арестован на фронте за то, что в своем письме к другу Александр назвал Сталина «Паханом» и призвал всех к восстановлению «ленинских норм» и правил

В 1953 году у Солженицына обнаружили семиному — это злокачественная опухоль половых желёз. Это онкологическое заболевание считалось одним из самых тяжелых. Случай Александра Солженицына был достаточно запущенным, но случилось чудо — после очередной лучевой терапии тот полностью выздоровел.

А в начале 1970-х годов у писателя даже родилось трое сыновей В 1964 году состоялся его публичный дебют — произведение под названием «Один день Ивана Денисовича» выдвинули на почетную Ленинскую премию. Но после жарких споров, высказываний на счет того, что такая премия за одно лишь произведение не выдается, Солженицына провалили 13 февраля 1974 года писатель лишился гражданства, так как был обвинен в измене Родине.

Его выслали из Советского Союза Сидя в кресле самолета, Александр Солженицын думал, что его отправили в очередное заключение. Семья писателя несколько лет подряд проживала в Цюрихе, а после переехала в США, штат Вермонт

В 1994 году писатель смог вернутся в Россию. Он проживал на даче в Троице-Лыкове Удивительный факт — в 1997 году он умудрился стать академиком РАН. При том, что Солженицын не имел абсолютно никаких ученых степеней, званий и даже не написал ни одну научную работу. Солженицын — это, пожалуй, единственный из русских классиков, кто умер практически в 90 лет.

Александр Исаевич Солженицын

3 августа 2008 г. перед полночью умер Александр Солженицын. Человек завершил свой жизненный путь почти в 90 летнем возрасте, (родился 11.12.1918 г.) прожив кроме своей личной жизни ещё более полувека жизнью и судьбой своей страны Советского Союза, а после возвращения из США, новой страны Российской Федерации. Смерть А. И. Солженицына событие мирового масштаба, слова памяти и соболезнования произносят в эти дни лидеры мировых держав, нынешние Президенты и бывшие, писатели, общественные и религиозные деятели. Известие о смерти этого Человека передали все мировые СМИ, как и в начале 20 века в 1910 году известие об уходе из жизни другого великого российского писателя и страдальца графа Льва Толстого.

Трудолюбие, Совесть и Бог три основы, три взаимосвязанные составляющие жизни, творчества и любви А. И. Солженицына. Обострённая совесть и любовь к России, к населению этих просторов подвигали писателя на многолетний работоспособный подвиг философского, публицистического осмысления того, что происходило и продолжает происходить в нашей многострадальной стране в сталинские времена, в слякотную оттепель при Хрущёве, в предтечу нынешних ельцинско-путинских времён при номенклатурном брежневском застое. Его творческое наследие громадно и, несомненно, будут созданы и фонд и институты им. Солженицына. К нему, ставшему духовным символом России, ставшим современным Толстым самое разное отношение от глубокого почитания у немногих до ненависти и осуждения у некоторых, до полного незнания у многих. А была ли и есть ли ответная любовь у народа к своему современному пророку. Да, выражение народной любви было явлено при возвращении Солженицына из эмиграции из американского Вермонта. Поезд из Владивостока в Москву, на котором ехал знаменитый писатель с женой, встречали на всех российских вокзалах сотни, тысячи жителей Сибири, Урала, Поволжья, самой столицы с любовью и большой надеждой.

Оправдал ли эти надежды и чаяния людей Александр Исаевич в послевозвратный период своей жизни в России. По моему мнению, оправдал с лихвой. Статьи в журналах и газетах, регулярные получасовые выступления на телевидении, во всех разных темах Солженицын заботился и делился своими размышлениями, своей болью о главном «Как нам обустроить Россию». Две книги «Двести лет вместе» о совместной истории и жизни еврейского народа с русскими и другими большими и малыми народностями, населяющими просторы России, вышли в 2001 году, в начале 21 века. А работе над двухсотлетней еврейской эпопеей в государстве российском, затем советском предшествовали и «Один день Ивана Денисыча» и «Архипелаг Гулаг» и «Красное колесо» с «Раковым корпусом», предшествовали все испытания и заключения автора, вся его жизнь. На переходе двух столетий явлен цивилизованному миру труд, многое объясняющий и раскрывающий, как лучом лазера воссоздающий картины жизни и деятельности евреев в Российской империи, затем в СССР до периода 1991 года.

Этой работой выполнена миссия Солженицына — основная задача в его послевозвратной жизни в России, и выполнена объёмно, масштабно. Именно после публикации «200 лет вместе» началась для Александра Исаевича своеобразная вторая эмиграция, безотъездная, внутренняя. Документальные «200 лет вместе» опровергнуть нельзя, но их можно замолчать, можно исказить для не читавших и мнение о книге, заодно и об авторе. Этими волнами умолчания и искажения были захлёстываемы народная любовь к Солженицыну, уважение и народные надежды на слова истины, слова правды последние семь лет его жизни на Родине. Не находилось теперь, за редким исключением для него времени на каналах ТВ, на страницах газет и журналов, а объяснялось просто Рейтинг не тот, не востребован народом, как Жириновский, как «Кривое зеркало», как Верка Сердючка. Умолчание, искажение, прямая клевета на писателя аналогичны произошедшему 1 августа солнечному затмению, когда диск Луны, где полностью, где частично закрывал Солнце. Пострадало ли от этого затмения само Солнце. Нет, а вот обитатели Земли, лишённые даже на очень короткий период солнечного света и тепла почувствовали, что есть наше Солнце для жизни всего живого на нашей планете. Перекрытие, затмение российских духовных источников для человеческих душ подобно затмению солнечному для человеческих тел.

Приверженцы сильной руки, тоталитарного государства обвиняют мыслителя в участии в развале СССР. Солженицын, правда, разваливал своими книгами, своим ежесуточным трудом, но не государство социализма, общественной собственности и коллективного труда. Он боролся против господства и рабства, которое таилось и возрастало в недрах этого государства, против тайного служения Мамоне, процветавшем в СССР блатом, коррупцией, против внешней и внутренней агрессии, всё возраставшей в этом государстве, в послеленинский период возжелавшем диктовать свою волю всему остальному миру. Труд миллионов людей в стране, сами их жизни, природные ресурсы громадного государства были целенаправленно и организованно бросаемы в топки мировых войн, в гонку вооружений «холодной» войны, в авантюры Афгана и Чечни. Спрашивается, ради каких целей, ради каких побед, ради чьего благоденствия? В «200 лет вместе» не описано участие восточных евреев в событиях 1991 года и последующих годов, но прочитавшему эти книги станут ясными истинные участники и причины развала СССР, и дальнейшее развитие событий, вплоть до сегодняшних кризисных явлений во всех сферах жизни России.

Три заключения, три ссылки теперь можно выделить в жизни А,И.Солженицына; первая «сталинская», о которой постоянно трубят нынешние властители СМИ, вторая «брежневская», и третья «путинская», о которой пока молчат.. Два первых периода описаны Солженицыным в перечисленных выше книгах, и доведены до читателя, хоть и в малых тиражах, о третьей внутренней ссылке надеемся, узнаем из его трудов, завершённых им в последние годы жизни.

А.И.Солженицын ещё при жизни, повторяя судьбу Л. Н. Толстого, стал живым классиком, живой совестью России, и также подвергся гонениям, замалчиванию, искажению и запрету. Он, как и Лев Толстой, в своих книгах нам явлен зеркалом советской и российской жизни, правдиво и наглядно показавшим все жизненные явления в их трагизме и в их жертвах, происходивших в Российской новейшей истории 20-го и начала 21 века. А. И. Солженицын снова призывает в своих книгах к преодолению господства и рабства через нравственность, через возрастание духовности, с помощью Божьей любви к себе и к людям. Так сохраним память о нём в актах сопротивления лжи, клевете и растлению.. Будем читать и перечитывать Солженицына и учиться по примеру российского духовного учителя «Жить не во лжи».

5 августа 2008 г. Казань Николай Савухин

Для знакомства с мало известной широкому читателю содержания двухтомника «Двести лет вместе», завершающего труда писателя над которым он работал 40 лет своей жизни, две главы из второй части книги.

Аннотация: Книга описывает историю еврейского народа в Российском государстве. Часть 2 охватывает советский период.

Александр Исаевич Солженицын «Двести лет вместе». Часть вторая (1917—1995)

В уяснениие

Всякое рассмотрение значительной роли евреев в жизни стран и народов их рассеяния — как вот и наша книга — неизбежно останавливается перед вопросом: «кто есть еврей?», «кого считать евреем?». Пока евреи жили среди других народов обособленными анклавами — не было повода для такого вопроса. Но по мере ассимиляции или просто всё более широкого включения евреев в окружающую жизнь — вопрос стал возникать и интенсивно обсуждаться, и более всего — евреями же. Естественно, что и в послереволюционной России — вплоть до открытия еврейской эмиграции, да и позже, — ответы менялись и менялись, и уже поэтому попытка их обзора может быть небесполезна. И тут, как ни удивительно, мы от первого шага сталкиваемся с большим разноречием и спорами — и нельзя не поразиться пестроте и разнообразию взглядов.

Дореволюционная Еврейская энциклопедия в статье «Еврей» не даёт никакого определения. Она лишь указывает, что «термин еврей для обозначения израильтянина в противоположность египтянину встречается уже в древнейших частях Пятикнижия», и приводит конкурирующие гипотезы об этимологии этого слова [1]. Современная же Еврейская энциклопедия обходится таким определением: «Лицо, принадлежащее к еврейскому народу» [2].

Но, как видно, не многие удовольствовались этим определением. «Кого считать евреем? кто — еврей?», и ещё так: «что такое еврейскость?» — это для самих евреев сегодня не простой вопрос. Вот русско-еврейские авторы пишут о понятии «еврейский»: «Ни в Израиле, ни за границей среди самих евреев нет никакого согласия относительно содержания этого понятия. Чем ближе к нему приближается новичок, тем расплывчатее становится для него этот неуловимый образ» [3]; «через 74 года после российской революции и 43 года после возрождения государства Израиль попытка определения еврея — почти головоломная задача» [4].

Однако она никогда не была сложна для евреев религиозных. Определение ортодоксальных раввинов: «Еврей — это тот, кто рождён от матери-еврейки или обращён в еврейство согласно Галахе» [5]. (Галаха — религиозная регламентация жизни евреев: «совокупность законов, содержащихся в Торе, Талмуде и в более поздней раввинистической литературе» [6].)

«Что нам давало и сейчас даёт силу жить и в чём значение этой жизни? И то и другое лежит в области религии» [7]. — Артур Кестлер писал: «Отличительной чертой еврея… является не его принадлежность к той или иной расе, культуре или языку, а религия» [8]. — Да и сегодня в израильском журнале: «Еврейская национальная полнота возможна только в религиозном образе жизни» [9].

Но уже и в античном мире можно было наблюдать не столько религиозный, сколько национальный импульс к общности. С. Я. Лурье приводит пример «эссенян». То была «еврейская секта, видевшая спасение не в национальном, а в индивидуальном самоусовершенствовании. Эссеняне были «слугами мира», и местные властители, уважая их взгляды, не привлекали их к военной службе. «Тем не менее, когда опасность стала угрожать главному центру мирового еврейства, они, несмотря на то что относились скептически к святости храма и жертв, несмотря на свой резкий принципиальный антимилитаризм, идут добровольцами в ряды сражающихся евреев… Национально-патриотическая закваска была в них так сильна, что оказалась сильнее убеждений, составлявших дело их жизни» [10].

Да и в XIX веке высказывалось мнение, что «евреи предшествуют иудаизму», «мы должны постоянно расширять наше понимание «еврейскости», «вырваться из ограничений галахического иудаизма в более широкий мир» [11].

А уж в секулярный XX век религиозное понимание не могло не пошатнуться и не расплыться дальше. В размышлении (послереволюционном) Г. Слиозберга религиозный мотив оттеснён: «В чём критерий еврейской национальности? Именно в еврействе и заключалась национальная сущность в течение тысячелетий. Она — в непрерывной цепи особой еврейской культуры, в единой духовной сущности всех евреев во всех странах» [12].

Уже в середине XX века предупреждала Ханна Арендт: «Иудаизм выродился в еврейство, мировоззрение — в набор психологических черт» [13]. Почти то же отмечает израильский писатель Амос Оз: «Сработала трагическая склонность к подмене иудаизма неким душевным состоянием, которое во всём мире называется „идишкайт“… — это всего лишь один из отростков иудаизма, одна веточка, один побег» [14].

Во второй половине XX века один из авторитетнейших евреев-интеллектуалов говорил: «Я уважаю религиозные убеждения… но… настаиваю, что еврейство не обязательно связано с религией, что, говоря об еврействе, мы имеем в виду нечто иное. Какое именно „иное“, крайне трудно определить. Некие общие ценности? Несомненно. Общая история? Несомненно. Общие признаки личности? Несомненно» [15].

А в 1958 «Высший суд справедливости Израиля», разбирая одно конкретное дело, вынес решение — со ссылкой на раввинистическую литературу: «в глазах Галахи, еврей, перешедший в другую веру, тем не менее остаётся евреем… Еврей не перестаёт быть евреем, даже нарушая еврейский Закон» [16]. — Для еврея «переход… в иную веру в сущности невозможен» [17].

Не раз упоминающийся в этой книге видный меньшевик Соломон Шварц заявляет о себе (1966), что он «светский, не-религиозный еврей», но: «я глубоко ощущаю своё еврейство, и никому не дано отлучить меня от него. И что гораздо важнее: таких светских, не-религиозных евреев сотни тысяч, может быть, миллионы… Их много и среди так называемых Американцев еврейской религии, для значительной части которых принадлежность к еврейской религии сводится к простому ритуализму» [18].

Тем увереннее секулярные суждения произносятся сегодня: «Нельзя… однозначно и прямолинейно связывать роль и намерения современного еврейства, разобщённого и не имеющего ни универсального… подхода к вере, ни единой светской культуры, ни общей идеологии, с преданием о завоевании праотцами Земли Обетованной, с их моралью трёхтысячелетней давности» [19].

И правда — ушли далеко. Сегодня «ортодоксальные евреи составляют лишь небольшую часть мирового еврейства» [20].

Ныне говорится как о само собой понятном: «Решение еврейской проблемы, то есть проблемы сохранения евреев как этнической общности» [21] (курсив мой. — А.С.).

Однако понятие этнической общности имеет тенденцию огрубляться в общность по крови. В «книге о русском еврействе» так уже и пишется запросто: «Николай Метнер (в жилах которого текла еврейская кровь)» [22]. — Краткая Еврейская энциклопедия при отборе своего именного состава уверенно включает и тех евреев, кто перешёл в христианство; или, как Илья Мечников, сын гвардейского офицера, помещика, «о еврейском происхождении матери узнал сравнительно поздно» [23] — но уже достаточно оснований для включения его в Энциклопедию. Отбираются даже те, кто всю жизнь был далёк от еврейского сознания, — так, значит, определение еврейства ведётся уже по крови? — а не по духу?

Ю. Карабчиевский справедливо возмущался, что: «в зарубежных списках всяких там почётных и знаменитых евреев встречал имя Бориса Пастернака. Ну какой он еврей?.. Он сам евреем себя не чувствовал и даже не раз активно отталкивался от явно его раздражавшей еврейской общности» [24]. — И действительно так. А глубинная подлинность его евангельских стихов — не оставляет вопросов о прибежище его духа.

С 1994 стала выходить и в России — «Российская Еврейская Энциклопедия». Началась она как раз с биографических томов, то есть отбора лиц. И сразу же, во вступлении, объяснено: «Евреями считаются люди, родители или один из родителей которых был еврейского происхождения, независимо от его вероисповедания» [25].

Вот и в международной спортивной израильской «маккабиаде» — «участвовать могут только евреи» [26], — надо понять, что и тут — по крови?

Тогда зачем же так страстно и грозно укорять всех вокруг в «счёте по крови»? Надо же отнестись зряче и к национализму собственному.

Например, Луис Брандейс, лидер сионизма в Америке и член Верховного Суда Соединённых Штатов с 1916, говорил: когда по какой-либо причине «страдают люди еврейской крови, наше к ним сочувствие и помощь идут инстинктивно, в какой бы стране они ни жили, и не спрашивая об оттенках их веры или неверия» [27]. Амос Оз ещё добавляет: «Быть евреем означает чувствовать: где бы ни преследовали и мучили еврея, — это преследуют и мучают тебя» [28]. (И вот это чувство и вызволяет евреев из скольких бед! Эх, и нам бы так!..) Этой внутренней связи еврейства, взаимной выручке и спаянности евреев немало, нередко удивлялись многие авторы и во многих странах и в самые разные века. В том числе, конечно, и русские. С. Булгаков: у евреев «особая органическая сплочённость, которая не свойственна в такой мере никакому другому народу», «национальный дух и сплочённость еврейства остаются неразложимы и неодолимы никакими силами национального соперничества и антагонизма других народов» [29].

Однако не были бы евреи евреями, если бы их понятия и объяснения сводились к такой однозначной простоте. Нет, соображения тут — многоветвисты.

Вот — опять Амос Оз: «Что это значит — быть евреем в современном — последняя треть 20-го века — секуляризованном обществе?» Если это — не «синагога»… то что же это? А если это не только «синагога», то что же это тогда?“ [30] — „в моём словаре еврей — это тот, кто считает себя евреем или обречён быть евреем. Еврей — это тот, кто соглашается быть евреем. Если он соглашается на это открыто, он еврей по выбору. Если он признаётся в этом только себе, он еврей по принуждению или под давлением обстоятельств. Если он не признаёт никакой связи между собой и еврейством, он… не еврей, хотя бы даже религиозные правила определяли его как такового… Быть евреем означает участвовать в еврейском настоящем… в деяниях и достижениях евреев как евреев; и разделять ответственность за несправедливость, содеянную евреями как евреями (ответственность — не вину!)» [31].

Вот такой подход мне кажется наиболее верным: принадлежность к народу определяется по духу и сознанию. Считаю так и я.

А вот И. Бикерман вообще отказывался дать определение еврейскости: «Ни один народ, тем более ни один культурный народ не может быть исчерпан одной формулой» [32].

Сходного мнения и Н. Бердяев: «Поистине нация не поддаётся никаким рациональным определениям… Бытие нации не определяется и не исчерпывается ни расой, ни языком, ни религией, ни территорией, ни государственным суверенитетом, хотя все эти признаки более или менее существенны для национального бытия. Наиболее правы те, которые определяют нацию как единство исторической судьбы… Но единство исторической судьбы и есть иррациональная тайна… Еврейский народ глубоко чувствует это таинственное единство исторической судьбы» [33]. — Это поражает и М. Гершензона: «Последовательность еврейской истории изумительна. Кажется, будто какая-то личная воля осуществляет здесь дальновидный план, цель которого нам неизвестна» [34].

Однако это — расплывчато. Практическое определение искать приходится, и его ищут. — «В диаспоре, где евреи рассеяны, подвижны и изменчивы… единственный способ» — считать евреями тех, «которые сами считают себя евреями» [35]. — «Нам представляется наиболее верным считать евреями только тех, кто был евреем не только по происхождению, но и считался таковым в его собственном окружении» [36]. — «Еврей — это тот человек, которого другие люди считают евреем, — вот простая истина, из которой надо исходить» [37]. — Но не так проста эта истина. Ведь массовое восприятие евреев «туземными» народами сколь часто окрашено было ещё и отчуждением. И кто это восприятие улавливает — выводит не без горечи: « Еврей — это не национальность, а социальная роль. Роль Чужака. Не такого, как все» [38].

Но жить среди чужих народов — ещё значит и жить в чужих государствах. — « В этом сущность еврейского вопроса», — выделял Бикерман жирным шрифтом: «как мы можем перестать быть чужими в государствах, где мы живём и жить будем в будущем? Не чтобы окружающие не видели в нас чужих, а по существу ими не быть… Этот «еврейский вопрос» не к другим предъявляет требования, а к нам самим» [39]. — Григорий Ландау: «пусть мы зависим от окружающих нас народов», но «в некоторой степени мы сами создаём свою судьбу, и своими деяниями и состоянием предопределяем отношение к нам окружающих… Неслагаемая с себя задача — познать себя, свои силы и слабости, свои ошибки и грехи, свои беды и болезни. В этом… обязанность перед нашим народом и перед его будущим» [40].

Прямо напротив тому полагал их современник, выдающийся и многими чтимый публицист Жаботинский: «Для людей моего лагеря суть дела совершенно не в том, как относятся к евреям остальные народности. Если бы нас любили, обожали, звали в объятья, мы бы так же непреклонно требовали «размежевания». И ещё он же: «Мы такие, как есть, для себя хороши, иными не будем и быть не хотим» [41].

И Бен-Гурион, вспоминают, однажды как бы «всему свету указал: «Важно, что делают евреи, а не что говорят об этом гои» [42].

Бердяев давал этому чувству евреев такое объяснение: «Потеря нацией своего государства, своей самостоятельности и суверенности есть великое несчастье, тяжёлая болезнь, калечащая душу нации. То, что еврейский народ… совсем лишился государства и жил скитальцем в мире, изломало и искалечило душу еврейского народа. У него накопилось недоброе чувство против всех народов, живущих в собственных государствах», и склонность его к интернационализму «есть лишь обратная сторона его болезненного национализма» [43].

Владимир Соловьёв писал: «Доведенный до крайнего напряжения, национализм губит впавший в него народ, делая его врагом человечества, которое всегда окажется сильнее отдельного народа». Это высказано им в предупреждение националистам русским, но, хотя и глубоко расположенный к евреям, он в этой связи признаёт: «Утверждение своей исключительной миссии, обоготворение своей народности есть точка зрения древне-иудейская» [44].

А вот размышления современного иерусалимского раввина Адина Штейнзальца. Евреи постоянно находятся под воздействием двух движущих сил. Одна — «это наша поразительная способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на людей, среди которых мы живём… Способность… впитывать окружающую культуру… Наша адаптация — это внутреннее преображение. С языком чужого народа к нам приходит глубокое понимание его духа, его чаяний, его образа жизни и мыслей. Мы не просто обезьянничаем, а становимся частью этого народа», — и даже, перехлёстывает он: «мы оказываемся в состоянии понять этот народ лучше, чем он сам понимает себя». А оттого «у других народов складывается ощущение, что евреи не только берут их деньги, но изощрённо похищают у них душу и таким образом становятся их национальными поэтами, драматургами, художниками, а через некоторое время — устами и мозгом их народа» [45].

Да, евреи, удивительно сочетая в себе племенную верность и универсализм, талантливо перенимают культуру окружающих народов. Но в этой высокой адаптации, когда современные интеллигентные евреи отождествляют себя с мировой культурой как со своим духовным отечеством, — не следует упускать, что такая круговая адаптация почти никогда уже не имеет возможности погрузиться в самую глубину традиции и истории корневой народной жизни. Отменная талантливость евреев — вне сомнений. Но вот и такое важное соображение высказал Норман Подгорец, многолетний редактор американского еврейского консервативного журнала «Комментари» (в изложении М. Вартбурга): «Евреи в чужих культурах всегда „стояли на плечах“ коренных народов, освободив благодаря этому свой интеллект от экономических, военных, политических и прочих „обычных“ забот, которыми занята любая нормальная нация и которые отвлекают столь значительную часть её собственного коллективного гения» [46].

Штейнзальц продолжает рассуждение о двух движущих силах. Первая создаёт из евреев «людей, обладающих исключительной способностью к выживанию в самых разных условиях». Однако непрерывно действует и другая сила: «У нас в душе постоянно звучит властный зов», противоположный приспособлению, «в нас есть какое-то ядро» неизменимое — и именно поэтому евреи никогда не растворяются до конца в окружающих народах. Евреи — это народ, «который можно разорвать на куски, но эти куски останутся живыми и вырастут снова». И вот, евреи «гибче, податливее, чем что бы то ни было на свете. И в то же время мы твёрже, чем сталь». И «эти характерные черты так глубоко в нас заложены, что мы не можем просто взять и отбросить их по своей воле» [47].

Ведь даже и родился еврейский народ «в бездомном скитании, в Синайской пустыне. Он… тайно знал себя неоседлым… Бездомность ему врождена»; «через всю историю еврейского рассеяния проходит странная антиномия: чем более еврейство дробится физически, тем более оно внутренне сплачивается» [48].

В конце-то концов, евреи и выжили не в своей стране, а в диаспоре. В рассеяньи и «создали специфическую культурную, религиозную и общественную жизнь, которую мы называем еврейской цивилизацией» [49]. — «Многие общества гибли и гибнут при потере одной только государственности», — а «еврейство как общественная система явило собой яркий пример поразительной выживаемости и способности возрождаться после испепеляющих катастроф… Еврейство создало совершенно новую основу для общности… духовное единство» [50].

Да, несомненно — так.

А вот — оценка еврейской общности чисто интуитивная. Г. Слиозберг описывает впечатления профессора Германа Когена, основателя Марбургской философской школы, приехавшего в Петербург в 1914, от его встречи со здешними евреями: «Такого собрания, проникнутого истинно еврейским духом, нельзя было устроить нигде в мире, где находятся евреи, кроме как в России, и именно в С. Петербурге». Однако затем и в «литовском Иерусалиме» — «ему трудно было оторваться от этой чисто еврейской атмосферы, которая окружала его в Вильне» [51].

Это впечатление — убеждает полной верностью, его можно понять и почувствовать.

Но — что это именно? Вот Амос Оз, полвека спустя: «Достаточно лишь мимолётного взгляда, чтобы убедиться, что все эти люди — евреи. Не спрашивайте меня, что такое еврей. Сразу видно, что ты в окружении евреев… И это — волшебство. Это — вызов, это — великое чудо» [52].

Этот «вызов», это «чудо» ощущал и М. Гершензон, написавший ещё в годы российской революции: «Еврейский народ может без остатка распылиться в мире… но дух еврейства от этого только окрепнет». И: «Кто есть еврей? В ком действует народная воля еврейства. Как это узнать? Этого нельзя узнать… Еврейское царство — не от мира сего» [53].

Мистически видел проблему и Достоевский: «Не настали ещё все времена и сроки, несмотря на протекшие сорок веков, и окончательное слово человечества об этом великом племени ещё впереди» [54].

Не сказать, чтоб ото всего выслушанного здесь стало нам чётко-ясно, но какие определения нам дали — на тех и остановимся.

Однако как не отметить тут же: именно о евреях, которым посвящена эта книга, выносить обще национальные суждения наиболее затруднительно. Вероятно, нет на Земле нации более дифференцированной, более разбросной по характерам и типам. Редко какой народ являет собой такой богатый спектр типов, характеров и мнений, от светлейших умов человечества до тёмных дельцов. И какое бы правило вы ни составили о евреях, какую бы суммарную характеристику вы ни попытались бы им дать, — тотчас же вам справедливо представят самые яркие и убедительные исключения из того.

Идея богоизбранности еврейского народа столь всеизвестна из Ветхого Завета, что не нуждается ни в каком повторном изложении. Множество еврейских учёных ортодоксов и просто верующих — и посегодня ведомы этой идеей.

Да без религиозной основы разве возможно истолковать несравненную стойкость евреев в рассеяньи?

Правда, и тут мнения двоятся. Перец Смоленский, прародитель палестинофильского движения в России, считал: «не благодаря религии сохранилось еврейство — она сама является лишь продуктом национального стремления к самосохранению» [55]. — И современный израильский учёный спрашивает: как же понять эту избранность? «Кто кого создал: Тора евреев или евреи — Тору?»; «Тора сохранила евреев. Но другой народ не сохранил бы Торы — с её 613-ю заповедями, со сложнейшим ритуалом» [56].

А православный богослов, историк Церкви А. В. Карташев писал в 1937: «Еврейство есть великая мировая нация. Для этого утверждения богослову и историку достаточно одного факта дарования миру Библии и порождения трёх мировых монотеистических религий. Нация, играющая огромную, непропорциональную своему статистическому меньшинству роль в мировом хозяйстве, мировой политике и мировой культуре; нация, превзошедшая всех своим национальным самоутверждением вопреки тысячелетиям рассеяния… Это хотя и не территориальная, но своего рода великая держава. Не объект филантропического сострадания, а равноправный субъект в мировом состязании великих наций» [57].

Бердяев: «Еврейский вопрос… это ось, вокруг которой вращается религиозная история. Таинственна историческая судьба евреев… Ни один народ в мире не пережил бы столь долгого рассеяния и наверное потерял бы своё лицо и растворился бы среди других народов. Но по неисповедимым путям Божьим народ этот должен сохраниться до конца времён. Менее всего, конечно, можно было бы объяснить историческую судьбу еврейства с точки зрения материалистического понимания истории» [58].

«Нерастворимость евреев… для [С.] Булгакова — признак того, что избранничество Божие почиет на еврействе, даже не принявшем Христа» [59]; сам же Булгаков писал, что «с духовными судьбами Израиля таинственно и непреложно связаны и судьбы христианского мира» [60].

Что Бог избрал для своего человеческого воплощения и, во всяком случае, для исходной проповеди именно эту нацию и уже потому она избранная — этого не может отрицать христианин. «Распни, распни Его!» — то было всеобычное неизбежное ожесточение всякой тёмной фанатичной толпы против своего светлого пророка, — мы же всегда помним: Христос пришёл почему-то к евреям, хотя рядом были ясноумые эллины, а подальше и всевластные римляне.

Эту загадку религиозной избранности — как не признать.

Вот апостол Павел, в одном из порывов: «Я желал бы сам быть отлучённым от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян», — однако «не все те Израильтяне, которые от Израиля», «не плотские дети суть дети Божий; но дети обетования» (Рим. 9:3, 4, 6, 8).

Сознание особой предназначенности, исторической избранности помогло евреям сохранно пережить беспримерно долгое рассеяние. Но это же ощущение избранности и ссорило евреев с окружающими народами. Многовековое ожидание Мессии, а с ним и всеземного торжества, конечно же диктовало евреям гордость, но и отчуждённость от других народов. «Основную роль сыграло в этом чувство своего духовного первородства, которое испытывали евреи, где бы они ни жили и какие бы обычаи ни перенимали» [61].

А насколько бы смиреннее: все народы — дети одного Бога, и зачем-то каждый народ нужен.

Крупный израильский историк, специалист по иудейской мистике Гершон Шалом предупреждал: для евреев «светскость невозможна», «если евреи попытаются себя объяснить только из истории, они должны будут прийти к самоликвидации, к полному краху, ибо в этом случае исчезнет всякий импульс к их существованию как нации» [62].

Однако, как бывает в геологических процессах, когда одна порода вымывается и заменяется другою, но с большим подобием сохранения форм предыдущей (псевдоморфоз), — так в секулярные века и у самих евреев идея богоизбранности неизбежно должна была подмениться идеей — просто исторической и человеческой уникальности.

С которой тоже не поспоришь.

Уникальность еврейского народа несомненна, все её видят. Но сами евреи осмысливают и переживают её по-разному.

Ищется даже «психологическая защита от ужаса своей уникальности» [63]. — «Ни один другой народ не прошёл такую школу страдания… ни один другой народ не знал того напряжения души в беде, тот ужас при мысли о неизбежной гибели» [64]. — «Евреи составляют исключение только в одном смысле: они избраны миром для дискриминации» [65]. — «Часть [евреев] … не прочь избавиться от своей уникальности» [66].

В широком же объёме еврейского сознания уникальность своего народа воспринимается не как бедствие, а как гордость. «Быть евреем по-прежнему больше честь, чем проклятие» [67]. — «Люди не хотят отдавать это ощущение… выделенности, не хотят „обменивать“ его на что-либо иное… Отдать свою отмеченность — значит что-то серьёзное и ценное потерять» [68]. — «Наша аномалия как государства, как народа и как движения… поступиться ли величием и страданиями, связанными с этой аномалией, или, наоборот, зная ей цену, всячески укреплять её?»; «мы имеем дело с особого рода сущностью, которую не только никакой топор не вырубит, но не способна объяснить никакая историческая или философская теория» [69]. — «Хотим мы этого или не хотим, наши успехи и поражения, а также наши грехи и заслуги имеют всемирно-исторический характер и всемирно-историческое значение… Борьба за будущее евреев есть также и борьба за тот или иной образ всего остального мира» [70]. — «Особость, не имеющая себе аналога в мировой истории» — это то, что евреи смогли совместить в себе национальное и универсальное начала, это «народ — сугубо национ