Радмила Ёлкина

Возмездие

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Радмила Ёлкина, 2017

Мечты людей Спасительного материка остаются мечтами. Восстание не привело к миру, чего ожидала Таня и её сообщники. Всё пошло не по плану, друзья потеряли друг друга, войны ожесточились, а Тане пришлось начинать всё сначала. Потеряв память, она не может понять, что происходит, и не подозревает, что находится под одной крышей с врагом. Со временем происходят проблески в памяти. Но это не самое главное. Возмездие. Вот что должно случиться с теми, из-за кого она потеряла прошлое и близких людей.

18+

ISBN 978-5-4490-1731-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Возмездие
2. Пролог
3. 1
4. 2
5. 3
6. 4
7. 5
8. 6
9. 7
10. 8
11. 9
12. 10
13. 11
14. 12
15. 13
16. 14
17. 15
18. 16
19. 17
20. 18
21. 19
22. 20
23. 21
24. 22
25. 23
26. 24
27. 25
28. 26
29. 27
30. 28

Пролог

Я проснулся довольно поздно. Я понял это, когда встал с кровати и увидел, что почти все койки уже пусты. Вчера был слишком тяжелый день, поэтому я так быстро и вырубился. Но я уснул в хорошем расположении духа. У Тани слипались глаза, она хотела спать, я видел это, когда мы сидели в грузовике. Я довел ее до кровати, укрыл одеялом и уже хотел пойти к своей койке, но она потянула меня за руку. Я посмотрел на нее с неким умилением. Она казалось такой маленькой и хрупкой! Она впивалась в меня своими серо-зелеными глазами, сжимая мою руку все сильнее. Потом она улыбнулась мне и пожелала спокойной ночи. Но мне хотелось просидеть так с ней всю ночь. Я продолжал сидеть, а она не прогоняла меня. Мы молча смотрели друг другу в глаза. И вдруг она обхватила мою шею руками и поцеловала. Я удивлялся ее порывами того дня. Но потом я нашел им объяснение.

Я как всегда прошел так, чтобы пройти мимо койки Тани. Она уже встала. Это значило, что она либо была на кухне, либо в ванной комнате, либо опять сидела с Игорем в кабинете и перепиралась с ним. Для начала я пошел в ванную. Мне повезло — она была свободная. Я быстро умылся и пошел на кухню, где большинство людей сидели и пили чай. Глазами я искал Таню. Ее не было. А мне хотелось просто увидеть ее. Я быстро налил себе кружку горячего чая и вышел с ней из кухни. Я зашел в кабинет, он был пуст, там никого не было. Оставалась оружейная зона. Я должен был хотя бы встретить там Варю. Но ни Тани, ни Вари там не было. У меня начиналась паника. Я думал, что она не могла просто взять и сбежать из бункера. Но она все-таки сбежала. Причем не только она одна. Варя, разумеется, поехала с ней, а еще Вика, Аня, Таяна и Слава. Она собрала всех своих друзей и ушла, как и хотела. Я в глубине души понимал, что она все равно сделает по-своему. Так оно и вышло. Она уговаривала меня, а я не соглашался. Таня хотела быть борцом за свободу, хотела изменить мир. Вот поэтому она и ушла, не сказав мне ни слова.

Я предупредил только Игоря, что еду за ребятами. Он не хотел меня пускать. Но потом он понял, что если из нас двоих никто не поедет за Таней, мы оба ее потеряем. Тяжело вздохнув, он отпустил меня, помог собрать с собой все самое необходимое. Я видел, он хотел ехать тоже, но он был нужен здесь, в бункере. И я поехал на всех порах, думая, что обязательно догоню сбежавших друзей.

Меня вообще не заботило то, что я был в розыске. Да еще к тому же меня считали предателем правительства. Вообще так и было на самом деле. Я мог быть кем угодно, но только не Дежурным, не человеком правительского народа. Я хотел, возможно, как и Таня, свободы. Я хотел, чтобы люди могли сами выбирать, кем им быть. Я был повстанцем, но не таким страстным как Таня. Как она жаждала свободы и справедливости!

Я был уверен в том, что догоню ее, но, видимо, она ехала очень быстро. Я даже боялся представить, сколько понадобиться дней, чтобы преодолеть более ста городов.

На дороге меня встретили Патрульные. Будь их меньше, я бы, возможно, справился с ними, но их было приличное количество. Я был вынужден выйти из машины. Они внимательно вглядывались в мое лицо, я протягивал руку к их прибору, чтобы они проверили мои отпечатки пальцев. Я не знал, что они сделают со мной. Я понял из их разговора, что они получат вознаграждения, если отдадут меня в руки Марии, которая в последнее время безжалостно расправлялась с предателями. Было решено, что они отвезут меня в ближайший город, откуда меня потом заберут люди Марии.

В другой ситуации мне бы польстило, что за мной одним прилетел целый вертолет. Меня никто не тронул рукой из всех тех людей, что были в этом вертолете, ведь они знали, кем я являлся. До 1-ого города я долетел без происшествий. Но потом начался полный кошмар.

В городе все изменилось. Улицы перестали быть оживленными, здания разваливались из-за бомбежек. Беженцы были в городе, но они еще ждали остальных, чтобы начать восстание. Пока с ними вели войну солдаты правительской армии. 1-ый город был уже не таким ярким и прекрасным, каким я его помнил. Я разглядывал его, пока меня вели к моему дому. Боже, как я здесь давно не был! Только здесь ничего и не менялось. Та же старая, но изысканная мебель, те же картины, которые стоили целое состояние. И те же лестницы, по которым я поднимался. Те же ощущения. Меня ведь вели в кабинет матери. К Марии.

Она сидела на своем крутящемся стуле за столом и курила, стряхивая пепел в пепельницу. В ней так же, как и в доме, ничего не изменилось. Белокурые волосы ее были идеально уложены, голубые глаза не блекли, горели тем же пламенем. На лице не было ни одной морщинки, хотя постоянное хмурое выражение должно было этому способствовать. Весь ее вид как и всегда говорил о том, что она жестока и безжалостна. Она ухмыльнулась, когда я вошел в ее кабинет, она ждала меня. Она потушила сигарету и велела охране, которая довела меня до кабинета, убраться вон. Дверь закрылась. Мы довольно давно не виделись. Обычно она навещала 104-ый город два раза в год. Перед ее последним приездом туда, я как раз сбежал. Поэтому она так долго меня рассматривала.

— Что-то в тебе изменилось, Максим, — задумчиво произнесла она. Я молча смотрел на нее. — Помниться, последний раз ты тут так стоял, когда тебе было десять, кажется. Ты стоял здесь и ныл, как тряпка, — с отвращением говорила Мария. — А теперь ты, кажется, возмужал. Хоть это радует! — я молча слушал ее, сжав кулаки. — Макс, разве ты не рад меня видеть?

— К чему такое отступление? Может, скажешь уже, что я предатель и тыры-пыры, а потом придумаешь мне какую-то пытку? Это ведь твоя обычная работа, — съязвил я. Мария сложила руки на груди и откинулась на спинку своего удобного стула. Она рассмеялась. Меня передернуло от ее смеха.

— Нет, это было бы слишком гуманно, учитывая, что ты мой сын…

— Я тебе не сын, — тут же перебил ее я. — А ты мне не мать. Я всегда это говорил.

— Раз разговор зашел про это…

— Что? — спросил ее я с вызовом. Она снова улыбалась, меня это начинало раздражать.

— Твоего отца недавно убили эти людишки, за которых ты заступаешься, — беззаботно ответила она. Единственное, что нас объединяло в эту минуту так это полное безразличие к той новости, что мой отец убит. Оба мы ничего не испытывали к нему, он был для нас чужим. Так же мы с Марией были чужды друг другу. — Господи, Максим! Тебе совсем не жаль его?

— Что-то мне подсказывает, что ты подстроила его смерть, — рассуждал я вслух.

— Естественно, он только мешался! Разве ты не помнишь, что пользы от него никакой?

— Каким образом ты убила его? — не унимался я.

— Он нажрался как скотина в тот день, — рассказывала Мария, которую я внимательно слушал. — Я посадила его в машину, сказала шоферу куда ехать. А я знала, куда отправляла их. Там была очередная бомбежка. От твоего папаши остался один фарш, — она снова улыбнулась.

— Чем же это он тебе так не угодил?

— Мне просто надоело видеть, как из моего дома выходят какие-то шлюхи, которых он вызывал. Да еще он не давал мне покоя своим пьянством. Разве не заслуживал он смерти?

— М-да, — протянул я. — Ну а как на счет меня?

— Не торопись ты так! Я еще не закончила наш разговор, — она достала сигарету и закурила ее. — Скажу тебе только, что я не собираюсь тебя убивать. Ты просто будешь мучиться, пока не раскаешься. Будешь жить здесь, не уедешь больше отсюда. В общем, как жил ты здесь до двенадцати лет. А это для тебя уже пытка, я знаю. Каждый день будешь беседовать со мной, пока я не отстану от тебя. Я буду пытать тебя, пока не добьюсь своего. Я промою тебе мозги, — лицо ее вдруг исказилось от злобы. Она подошла и влепила мне пощечину. — Ты понимаешь, как опозорил меня перед всеми?! — кричала она мне в лицо. — Каково думаешь мне слушать о том, что сын мой предатель?

Я молча смотрел на нее. От этого она начала еще больше злиться, она отошла от меня, взяла со стола очередную сигарету. Она успокаивалась. Я вышел, когда Мария сказала мне, чтобы я убрался вон с ее кабинета. Я послушно пошел в свою комнату. К моему приезду ее подготовили. Тут уже не было детских игрушек. Это была теперь обычная спальная комната. Я плюхнулся на свою кровать и тут же уснул, стараясь забыть о своей матери, с которой я был теперь под одной крышей.

Я проснулся от каких-то выстрелов. Похоже, перестрелки и бомбежки в 1-ом городе были не первой новостью. Это считали теперь делом обычным. Лишь немногие остались тут. Только самые важные, значительные люди. Мария занималась военными делами. На этой войне она бы обогатилась, выдвигая какие-то планы, чем она как раз и занималась.

На часах было шесть часов вечера. Я встал с кровати. На стуле в комнате висела одежда. Снова эта деловая одежда! Я сходил в душ перед тем, как надеть белую рубашку и черные брюки. На столе моем была записка. Через полчаса меня ждали в столовой. Я причесался и вышел из своей комнаты. По пути я внимательно разглядывал коридоры, по которым шел в столовую. В этом доме все умерло, здесь ничего не происходило, не менялось. Даже люди здесь оставались прежними. Все они кивали мне головой в знак приветствия, а я по привычке, как это делал раньше, улыбался им в ответ. Но стоило мне войти в эту шикарную столовую с огромным столом и огромной богатой люстрой над ним, как улыбка сползала с моего лица. Я с большей радостью заходил на кухню в бункере. Все потому что там была Таня. А здесь Мария, которая сидела уже за столом и ждала меня. Я холодно поздоровался с ней и сел. Как всегда изысканная кухня. После еды в бункере она казалась просто божественной, но я и виду не подавал, что скучал по такой еде. Я даже для вида не доел. Мария все это время молча наблюдала за мной, допивая свой бокал красного вина.

— Почему ты так поступил? — спросила она меня после долгого молчания. — Почему ты предал свой народ?

— Потому что я другой, я не такой как ты, — четко произнес я. — Ты не знаешь, что такое любовь, не чувствуешь жалости. Ты кровожадная и беспощадная. А я… я не такой…

— Да, куда лучше быть подобным этим жалким рабочим! — прыснула она.

— Так и есть, — грубо ответил я. — Они хоть что-то чувствуют, в отличие от всего правительского общества. Тебя вообще не волнует, что проливается много крови из-за таких людей как ты? Мы здесь сидим и едим еду, которую вырастили они, а сами они голодают, Мария! — меня потряхивало от злобы к ней.

— Что за привычка сейчас у детей называть родителей по имени! — только и ответила она на мою пламенную речь.

— Я наелся, спасибо, — грубо произнес я и вышел из-за стола, бросив скомканную салфетку. — Доброй ночи, — я вышел прочь из столовой и пошел снова в свою комнату. Я тут же пошел к окну. Город освещался пожарами, были слышны страшные выстрелы и крики. Казалось, так будет вечно.

Два последующих дня прошли так же. С утра я шел к Марии, отвечал на ее вопросы, пару раз она выходила из себя и давала мне снова пощечину. Она отправляла меня в комнату, но я шел к ее подданным, которые были перегружены работой. Я помогал им. Я чистил посуду вместе с женщинами, которые были добродушны и приветливы. Они грели сердце своими добрыми улыбками. Потом я помогал убираться во всем доме. Два дня я пропадал в библиотеке. Я убирал пыль с книг и тут же начинал их читать. Я хоть как-то отвлекался от мыслей того, что мать находилась со мной рядом. Как-то раз она меня так и поймала. Я стоял, опиравшись на книжный шкаф, и листал интересную книгу, в руках у меня была тряпка, чтобы вытирать пыль, рукава моей домашней рубашки были закатаны. Это привело ее в бешенство. И мы снова отправились в ее кабинет. Я чувствовал себя заключенным.

— Ты помогаешь прислуге! — выкрикнула она. — Ты унижаешь и себя и меня перед ними! Ты должен обращаться с ними как положено, а не помогать им делать уборку.

— Я обращаюсь с ними, как человек, а не как чудовище. А сама ты разве не унижаешься?

— Что ты имеешь в виду?

— Президент. Ты ведь льстишь ему, подстраиваешься под него, лижешь ему задницу, лишь бы он заметил тебя, ты хочешь попасть в круг его общения, а он просто пользуется твоими военными услугами. Хочешь сказать, что это не так?

— Хм, — она присела на стул. — Честно сказать, я задумывалась об этом, после того, как повстречала одну девушку в городе, где ты работал, — я не слышал ее, мне хотелось открыть ей глаза, но потом одно имя заставило меня слушать ее внимательно. — Ее зовут Таней, ее поручили тебе. Знаешь, что она сказала? Она сказала мне, что у нас у всех один враг. Она имела в виду то, что для президента даже я являюсь рабом. А потом она оказалась в розыске вместе со своей сестрой, я не удивилась этому. И я хочу знать одно. Вы были в одной команде, верно? Вы и еще кучка подростков нашли бункер? Я ведь права?

— Да, — честно ответил я.

— Эта девчонка, вероятно, промыла тебе мозги, — рассуждала Мария. — И я так понимаю, что ты к ней не ровно дышишь, Макс, — она пристально на меня посмотрела. Я молчал. — Я заметила, как ты напрягся, когда я произнесла ее имя. Но как возможно полюбить такую простую рабочую, у которой даже имя деревенское!

— Ты ничего не знаешь о любви, — почти прошептал я. — И о ней ты тоже ничего не знаешь.

— Зато я знаю, как использовать ее против тебя. Она здесь, в 1-ом городе. Мне сообщили только то, что много рабочих прибыло сегодня в город на восстание. Я дала всем распоряжения. Если в течение получаса эти рабы не уберутся с главной площади перед домом правительства, с неба на них начнут сбрасывать бомбы. Пожалуй, я слишком много тебе сказала, — вдруг в дверь ее кабинета постучали. Это был ее подчиненный. — Что?

— Президент вас вызывает в правительский дом!

— Отлично.

— Откуда ты знаешь, что она здесь? — спросил я ее, перед тем как она собиралась уходить.

— Ты прекрасно знаешь, что у меня повсюду глаза, повсюду есть люди. Она укрывалась в одном из зданий, когда наши люди начали взрывать грузовики, на которых приехали рабочие. Камеры засекли ее и ее друзей. Дальше думай сам, что делать. Мне пора ехать, — и она вышла, закрыв за собой дверь. Я тут же сел за ее стол и включил ее компьютер. Она наблюдала за всем. Повсюду были одни записи. Я отыскал запись с Таней. Ее лицо было хмурым, сосредоточенным. Там была Аня, Вика и остальные. И еще ее друг, Вова. Но меня он волновал не так сильно, как его подруга. Я окончил смотреть запись, когда они вышли из здания.

Тут же я вспомнил слова Марии о том, что с неба начнут сбрасывать бомбы на рабочих. Я тут же вскочил, взял из ящика стола пистолет и вышел из кабинета. Я побежал на первый этаж дома в кабинет нашего семейного доктора. Эдгар был моим приятелем. Я взял его с собой. Мы уже собирались выйти из дома, как меня остановила охрана. Мне дали понять, что я не могу выйти из дома. Во мне все кипело, я приставил к виску охранника пистолет и клялся в том, что прикончу его. Он нервно сглотнул и выпустил меня вместе с Эдгаром из дома. Мы взяли машину из гаража и поехали на площадь. Она была довольно далеко от нашего дома, поэтому я выжимал полную скорость. Я боялся того, что могу не успеть.

Двадцать минут мы добирались до площади у дома правительства. Тут уже была бойня. Шум стрельбы не давал мне сосредоточиться. Эдгару я сказал, чтобы он оставался в машине. Я отчаянно выкрикивал имя Тани, но разве могла она услышать, увидеть меня? Солдаты жестоко расправлялись с людьми. Белая каменная плитка площади была в лужах крови. Я вошел в толпу бушующих рабочих, разыскивая Таню. Я сам, пока искал ее глазами, прикончил пару солдат. Потом я все-таки нашел ее, но она не видела меня. Нас разделяла куча людей. Она перевязывала Ане ногу. Потом она решительно подалась вперед. Я ломанулся за ней, но потом услышал звук вертолета. Собирались сбрасывать бомбы. Я позвал Таню как можно громче, и она услышала меня. Я кричал ей, чтобы она бежала куда-нибудь. Она отыскала меня глазами, от удивления она обронила оружие, она нагнулась, чтобы поднять его.

И бомба. Я не мог поверить в то, что мог вот так потерять ее. Я, расталкивая всех, побежал к ней. Люди кричали от боли, истекали кровью, но Таня могла умереть. В то, что она уже была мертва, я не мог поверить. Я знал, что она не может не жить. Я кое-как отыскал ее среди других трупов, лицо ее было все в крови. Несмотря на перестрелки, на бомбы, которые продолжали падать с неба, я взял ее на руки и побежал к машине, где сидел Эдгар. Он сел за руль, я на заднем сиденье укладывал Таню, которая казалась мертвой. Она была слишком близко, ее с огромной силой отбросило в сторону. Я сел, положив ее голову себе на колени. Только тогда я заметил, что на лице ее застыла легкая улыбка. Я гладил ее по волосам, хотя она не чувствовала этого. Я целовал ее окровавленное лицо в надежде, что она обязательно очнется. Но этого не происходило.

Когда мы прибыли, я быстро взял ее на руки и понес в кабинет Эдгара. Мы уложили ее на кушетку. Грудь ее ели поднималась, сердцебиение было слабым. Эдгар подключал ее к каким-то приборам, тут же делал уколы. Мне он сказал вытащить пулю из ее предплечья. Господи, сколько было крови! Вытащив пулю, я тут же перевязывал ей руку выше раны, чтобы кровь остановилась. Больше я ничем не мог помочь Тане. Я полностью положился на Эдгара. Я знал, он был профессионалом своего дела. Мария знала, кого брала на работу. Эдгару было где-то сорок пять лет. Он носил очки. Волосы его начинали сидеть вместе с усами. Весь вид его говорил о том, что он врач. И вот он сказал мне, чтобы я вышел, но я не хотел оставлять Таню. Он прикрикнул на меня, и я вышел. Я пошел по коридору, нервно сжимая и разжимая кулаки. Меня всего потряхивало. Что же Таня сделала с собой! Она не заслуживала такого. Вдруг раздались чьи-то шаги. Это был охранник.

— Там вас просят, — я побежал к входной двери. Меня ждал какой-то врач.

— Эдгар Ильич попросил меня помочь ему с пациентом. Там все серьезно, он говорит, — быстро проговорил доктор. Я хотел открыть ему дверь, но меня снова остановил охранник.

— Я тебя точно прикончу, идиот, — процедил я сквозь зубы и впустил друга Эдгара. Я отвел его в кабинет. Но меня в него не пустили.

Прошло два часа, и наконец, доктора вышли из кабинета. Они не обращали на меня внимания, прощались друг с другом. Только тогда, когда друг семейного врача вышел из дома, он посмотрел на меня. Он тяжело вздохнул.

— Ну что? — встревоженно спросил я.

— Давай-ка присядем, — мы пошли в гостиную, сели на диван, который находился напротив камина. — Могу сказать только, что она до ужаса живучая, — пытался пошутить доктор. В другой ситуации я бы посмеялся, но не сейчас, нет. — Максим, она жива, вот и все, что тебе следует знать.

— Этого не достаточно.

— Ты хочешь правды? — тихо спросил он меня. Я кивнул ему головой. — Она без сознания. Единственное, чего я не знаю, так это того, сколько она пробудет в таком состоянии. Но когда она очнется, не удивляйся, что она может тебя не вспомнить…

— Что? — удивился я.

— Все ее органы повреждены, особенно голова. Ужасная гематома. Любой другой при таком взрыве сразу бы умер от одного только удара, который получила она. Обычно при таких ударах люди лишаются памяти.

— Нет так это и важно. Сколько времени ей понадобиться для восстановления?

— Трудно судить.

Эдгар в этот вечер уехал в больницу, где нужна была помощь солдатам. Марии до сих пор не было дома. Я сидел рядом с койкой Тани. На ее теле не было живого места, все было в ссадинах и ушибах. Голова выше глаз была перебинтована. Но даже через бинт проступала кровь. Я позвал медсестру, которая поменяла ей повязку. Когда она ушла, я взял тонкую руку Тани в свои ладони.

— Только живи, Таня, — тихо разговаривал я с ней, хотя она меня не могла слышать. — Пустяк, если ты меня не вспомнишь. Что плохого в том, чтобы начать все сначала? Вот увидишь, твоя новая жизнь станет лучше. Я позабочусь об этом. Только живи.

Так продолжалось четыре дня. Я сидел и день, и ночь рядом с Таней и разговаривал с ней, Эдгар говорил, что все будет отлично. Он использовал новейшие лекарства, которые быстро действовали. Так, например, на Тане многие синяки прошли, а рана на голове перестала кровоточить. Мария ничего не говорила на этот счет, она заходила иногда, чтобы посмотреть на меня. Я знал, что Таню оставит она здесь, пока не добьется от меня того, что ей нужно.

И вот на пятый день после комы Таня очнулась.

1

Я открыла глаза. Меня ослепил яркий свет лампы. Я поморгала пару раз, а потом ощутила боль по всему телу. Мне мешала на лице какая-то маска. Я попыталась убрать ее руками, которые ужасно ныли при каждом моем движении. К рукам были проведены какие-то трубочки. Это напугало меня. Я пыталась снять с себя все эти штуковины. Мне хотелось сесть, но только мне стоило чуть приподняться, как голова моя начинала сильно болеть. Еще запищали какие-то приборы. Вдруг белая комната с яркой лампой наполнилась шагами и голосами.

— Эдгар, она очнулась! — громко кто-то говорил. Для меня это было так громко, что голова моя начала болеть еще сильнее. Вдруг надо мной появились люди. Один был мужчина лет сорока с седыми волосами и в очках, а другой — парень лет восемнадцати-двадцати с голубыми глазами. Мужчина в очках щелкал пальцами у меня перед лицом, будто у меня было что-то не так со слухом или зрением. Лучше бы он как-нибудь проверил мою голову. Я хотела ему сказать об этом, но не могла даже открыть рта. Я поймала его руку и приложила к своей голове. — У нее болит голова, — сказал парень. Я посмотрела на него и слегка кивнула, чтобы было не так больно. — Сделай же что-нибудь!

— Максим. Еще хоть слово и я выставлю тебя за дверь, понятно? — только и ответил мужчина в очках. Два имени. Максим и Эдгар. Я попыталась вспомнить что-то. Но в голове моей ничего не было, я не знала их. Более того, я не знала, кто я.

— Дай ей обезболивающее.

— Слушай, врач тут я, а не ты, — плюс новая информация. Эдгар был врачом. — Обезболивающее ей ни к чему.

«Конечно, — думала я, — зачем мне обезболивающее! Подумаешь, что у меня было что-то не так с головой, а тело все было в ушибах! Я всего лишь могла умереть от боли».

— Ладно, я надеюсь на тебя, — сдался парень по имени Максим.

И он отошел в сторону, чтобы не мешаться под ногами у Эдгара, который делал мне болезненные уколы и мазал мне ушибы какой-то мазью, которая противно пахла. Потом мне меняли повязку на голове. Один этот процесс я перенесла тяжелее всего остального. Я кусала губы, чтобы не закричать от боли. Все это время я изредка издавала стоны. Потом меня приподняли и под спину положили подушку. Я полусидела на кровати с белой простынею. Уже от этого движения у меня кружилась голова. Далее мне дали попить воды, а потом принесли что-то такое, что очень вкусно пахло. У меня заурчало в животе. Это была небольшая тарелка бульона. Парень уже собирался кормить меня сам. Я посмотрела на него так, что он весь изменился в лице. Ему было некомфортно от моего взгляда. Я протянула руки, и он отдал мне тарелку в руки. Конечно, при каждом движении, они болели, но есть я могла сама. И я поела. А потом я пожалела об этом. Хорошо, что мне успели поднести таз. Меня рвало от вкусного бульона. А потом, пока два незнакомца переговаривались, я не заметила, как уснула.

На следующий день Эдгара не было. Я проснулась и увидела над собой лица девушек в белых халатах. Это были медсестры. Они проверяли какие-то приборы, потом уходили, снова приходили и что-то меняли. Все было как в тумане. Но я понимала, что не должна лежать просто так, мне нужно было уже встать. Я пошевелила сначала ногами. Они двигались, это радовало. Но проблема у меня была одна. Моя голова невыносимо ныла, когда я пыталась поднять ее. И все-таки я попыталась встать, а приборы какие-то около меня противно запищали. Я подняла свое туловище, уже сидела на койке и отцепляла от себя разные медицинские трубочки. И в этот момент зашел голубоглазый Максим, который замер в дверном проходе. Я посмотрела на него и поняла, что сейчас я снова буду лежать. Так и вышло. Он тут же позвал медсестер. Весь следующий день он сидел со мной и просто молчал.

Спустя несколько дней мое состояние улучшилось, я чувствовала это. Я уже спокойно сидела на койке, но вставать мне так и не разрешали. Пару раз я поела нормально. Тело мое уже не так сильно болело, но с головы до сих пор не снимали повязку. Голова моя была не в самом лучшем состоянии. А потом ко мне пришла женщина. Белокурая, голубоглазая женщина. Она пришла не одна, с мужчиной в черном костюме. Женщину звали Марией. Максим, который сидел возле меня все время, посмотрел на нее как на врага. И это насторожило меня.

— Не надо сейчас лезть к ней со своими расспросами, — устало проговорил он, обращаясь к белокурой женщине. Они были очень похожи между собой. — Не сейчас, Мария.

— Я привела психолога. Он только поможет ей.

— Сейчас ей нужна помощь Эдгара. Дай ей время поправится, а потом приводи своего психолога.

— Как раз психолог ей и нужен. Она лежит тут неделю, не понимает, что происходит и молчит. Считаешь это нормальным?

— Да, — отвечал Максим. — Придет время и она сама решит, когда ей заговорить. Ей просто нужно время.

— Хорошо. Мы еще с вами поговорим, — обратилась она то ли к Максу, то ли ко мне, то ли сразу к обоим и ушла, хлопнув дверью так, что у меня затрещала голова. Я поморщилась.

— Голова? — спросил меня Максим. Я кивнула ему. Он подозвал медсестру, которая в очередной раз осмотрела мою голову и мило улыбнулась, сказав, что я быстро поправляюсь. Она ушла, и я стала внимательно смотреть на Максима, который думал о чем-то своем и потому не замечал, как я пялилась на него. Но вдруг он посмотрел на меня. И я решила, что пора уже сказать ему хоть что-нибудь.

— Я хочу встать, — довольно тихо проговорила я. Это было первое, что я сказала с того момента, как очнулась. Максим долго смотрел на меня очень внимательно, а потом улыбнулся. — Мне надоело лежать.

— Да, я понимаю, но Эдгар запретил тебе вставать, — ответил он и тут же задумался. — Я сейчас, — сказал он и куда-то скрылся. Он вернулся с коляской. Потом мы вместе начали отцеплять от меня медицинские трубочки, а далее он помог мне сесть в коляску. Для меня уже это событие стало приключением. — Сегодня тепло на улице. Пожалуй, двинемся на задний двор.

Через минуту я вдыхала аромат деревьев, травы и цветов. Солнце приятно грело тело. Небольшой фонтан тихо журчал, а я спокойно сидела и осматривала сад на заднем дворе красивого дома. Я, казалось, видела это все впервые. Это все было таким чуждым, незнакомым, что я невольно нахмурилась. Мой проводник это сразу заметил и тут же спросил, в чем дело.

— Я ничего не помню, — почти прошептала я. — Я стараюсь что-то вспомнить, но… ничего из этого не получается. Я не знаю, была я раньше здесь или не была. Я не знаю тебя. Но больше всего меня волнует то, что я не помню, кто я такая. И что было до того, как я очнулась, я тоже не помню.

— Что, если твое прошлое разочарует тебя? Почему бы не наслаждаться тем, что происходит именно сейчас?

— И все-таки…

— Абсолютно согласна с тобой, Максим, — перебил меня женский голос. Это была Мария, которая села напротив моего собеседника на скамейку. Я сидела между ними, и я видела, как они смотрели друг на друга. Они испытывали ненависть, злость, отвращение. — Очень рада, Таня, что ты идешь на поправку! — обратилась ко мне женщина. — Может, сегодня поужинаешь с нами? — я вопросительно на нее посмотрела. — Не откажешься же ты поужинать с тетей и двоюродным братом?

— Ах, вот оно что, — рассеяно произнесла я, пытаясь что-то вспомнить о своих родственниках, но в моей голове была одна тьма. — Я только с радостью! — ответила я уже Марии, которая была моей тетей. Она улыбнулась мне, а потом повернула свою голову в сторону Максима. Его лицо выглядело напряженным, неестественным. Он сводил челюсти от необъяснимой для меня злобы и молчал. — Но, если… если есть какие-то проблемы, я могу поесть в палате, — поправилась я, не сводя взгляда с Максима.

— Да, пусть Таня поест в палате, пока окончательно не поправится, — говорил двоюродный брат.

— И с каких это пор ты решаешь все за свою кузину, Макс? — с вызовом отвечала ему Мария. Воздух стал напряженным. Мне хотелось уйти отсюда. И это все заметили. — Ты устала, милая, — мягким голосом произнесла тетя. — Максим прав. Не нужно пока тебя утруждать. Макс, помоги сестре добраться до палаты.

— Я хочу еще немного посидеть здесь.

— Как солнце сядет, я отведу ее в палату, — вздохнул Максим, обращаясь к своей матери. Она в свою очередь кивнула нам головой и скрылась в доме.

— Почему именно, когда солнце сядет? — спросила я брата после долгого молчания.

— Ты любишь смотреть на закат, — ответил он и слегка улыбнулся мне. — По крайней мере, любила.

Я стала смотреть на небо, которое постепенно стало становиться розово-оранжевого цвета. Солнце из желтого превращалось в красное. И это было завораживающе. Я впервые улыбнулась со дня, когда очнулась. И я вспомнила, как на самом деле люблю смотреть на закат. И я улыбнулась еще ярче.

2

Еще неделя прошла точно так же как и предыдущая. Повязку до сих пор не снимали, но я уже ходила. И вскоре я уже была в своей комнате, которая была идеально убрана. Она была в два раза больше, чем палата, в которой я лежала до этого. Довольно просторный коридор, огромная спальня с туалетным столиком и широкой кроватью, громадная гардеробная с различными нарядами и ванная комната, куда я первым делом и направилась. Я лежала в теплой воде и попыталась расслабиться, но в дверь постучали. Я тут же вскочила, обернулась в полотенце и открыла дверь. Это был двоюродный брат с каким-то конвертом в руках. Я пропустила его в свою комнату. Пока он с какой-то целью рылся у меня в гардеробе, я быстро вытерлась, надела халат и вышла к нему. Он внимательно посмотрел на меня.

— А повязка где твоя? — спросил он.

— Я сняла ее. Как-то же я должна была помыть голову, — устало проговорила я. — Кстати, не поможешь мне наложить новую повязку?

— Да, конечно, — я достала бинт и аптечку. Я бы смогла сделать все сама, но я почему-то больше доверяла Максиму, чем себе. Он делал все очень аккуратно и через каждые две секунды спрашивал, не больно ли мне. Наконец, он закончил. — Я принес тебе письмо от Марии, — он протянул мне конверт.

— Почему ты называешь ее по имени? — спросила я. В ответ он всего лишь пожал плечами. Я открыла конверт и достала письмо. — Угу. Ужин. И ради этого тетя тратила бумагу?

— Я и сам считаю это странным, — улыбнулся мне брат. — Ужин в шесть. А сейчас уже половина. Ты уже знаешь, в чем пойдешь?

— Пожалуй, в этом, — говорила я про свой домашний костюм, который безобразно лежал на моей кровати. — Что? Не пойдет? Что такого особенного в приеме пищи?

— Закон нашего дома, — тяжело вздохнул Макс. — В общем, я положил вещи, которые тебе, я думаю, подойдут, на кресло. Думаю, за полчаса ты управишься. Если что, то моя комната напротив твоей, — сказал он и направился к двери. Как только дверь за ним закрылась, я начала одеваться. Синяя блуза мне очень понравилась, узкая черная юбка облегала мои бедра, но это еще ничего. Меня немного смущала обувь. Я не могла ходить в таких туфлях. Каблук был слишком высоким. Я покопалась в гардеробной и отыскала обувь, в которой мне было удобно. Это были кеды. Думаю, никто и не заметит, что я надела их вместо туфель. И так, я была готова. Я оглядела себя в зеркало. Волосы я уже не могла расчесать из-за повязки. А остальное меня устраивало. Разве что на ногах были ужасные синяки, которые я никак не могла скрыть. Потом я села на кресло и стала смотреть на часы. Еще двадцать минут! Я решительно встала и направилась в комнату напротив. Я постучалась, в ответ мне крикнули, чтобы я заходила. Я прошла по коридору и увидела Максима, который с важным видом застегивал верхние пуговицы своей рубашки, и с такой же солидностью он принялся за манжеты. Весь его вид рассмешил меня, и я невольно улыбнулась. Потом он накинул на себя пиджак и, отвернувшись, наконец, от зеркала, повернулся ко мне. Он оглядел меня с ног до головы. Посмотрев на мою обувь, он закатил глаза.

— Другого я и не мог от тебя ожидать! — сказал он про мои кеды. — Ладно. Думаю, никто не заметит. У нас еще пятнадцать минут, да? — я кивнула головой. — Нужно нагулять аппетит, — сказал он, и мы двинулись в сад на заднем дворе. Было уже прохладно и темновато, поэтому сад становился каким-то таинственным. Мы гуляли меж деревьев и молчали. — Ты, действительно, ничего не помнишь? — вдруг спросил меня брат, я остановилась и постаралась вглядеться в его лицо, но было уже темно.

— Я стараюсь вспомнить хоть что-нибудь, правда! Но у меня ничего не получается. И от этого ужасно обидно! Вот ты закрой глаза, — Максим послушно закрыл глаза. — Вспомни то, что ты хочешь вспомнить сейчас. Вспомнил? А я не могу! Будто не было ничего до этого. Но я чувствую, что в прошлом было что-то значительное, важное. Все из-за этой дурацкой шишки на голове! — я пнула какой-то камушек. — Что произошло такого, что я две недели лежала в палате? Откуда все эти шрамы на руках и ногах, что это за синяки? Как, в конце концов, я получила удар по голове? Знал бы ты, как сложно ответить на эти вопросы, когда у тебя в голове ни черта нет. Если бы знал, ты бы не задавал таких глупых вопросов, — я пошатывалась от какой-то странной обиды, или даже злости. — Наверное, пора уже идти, — и мы пошли в столовую.

На огромный стол еще накрывали, а Мария уже сидела здесь и листала какую-то книгу. Увидев нас, она тут же встала со стула и направилась в нашу сторону. С улыбкой она поцеловала меня в щеку и похлопала Максима по плечу. Мы сели за стол. Он был таким длинным! Мария и Максим вновь сели напротив друг друга. Их разделяло множество тарелок с едой. Я села снова между ними. На моей тарелке была странная еда. Но еще более странно выглядело количество столовых приборов. Я не знала, какой именно выбрать. Это смутило меня.

— Таня, — обратилась ко мне тетя. — Что-то не так?

— Я не знаю, чем есть, — тихо и робко проговорила я.

— Ты просто не помнишь этого. Завтра с тобой позанимаются, а пока ешь тем, чем тебе удобно, — вежливо ответила Мария и улыбнулась мне.

— В каком смысле позанимаются? — спросил за меня Максим, который вновь смерил свою мать ненавистным взглядом.

— В прямом смысле. Завтра у Тани французский язык. Ну, еще попрошу учителя рассказать ей про сервировку стола.

— Скажи, пожалуйста, зачем ей твой французский язык? — сквозь зубы спросил двоюродный брат. — Хочешь сделать из племянницы благородную девицу?

— Да.

— Я ничего плохого не вижу в этом, — решила я как-то помешать их враждебному разговору. — Будет очень хорошо, если я буду знать французский.

— Пожалуйста! — с довольным видом произнесла Мария, которая, видимо, окончательно хотела насолить сыну.

— Не удивлюсь, если ты наймешь еще и учителя по танцам! — с сарказмом произнес он и в один глоток осушил бокал вина. — Я вообще не понимаю, зачем все это образование!

— Для развития. На мой взгляд, существование человека состоит именно в саморазвитии, — ровным тоном отвечала ему Мария, но я заметила, как тряслись ее руки. Она достала из кармана своего пиджака пачку сигарет и закурила. — И давай не будем это отрицать. В итоге я всегда оказываюсь права!

— Да? Думаешь, в саморазвитии состоит существование? Тогда почему правительство не дает такую возможность всем людям, а? Я считаю это просто несправедливым. Говорите все тут, что развитие человечества — это главное! Но как оно будет развиваться, если большая часть людей не принадлежит к той социальной лестнице, на которую вы себя поставили? Если уж и говорить об этом, то стоит начать разговор с равноправия. Пока не будет его, не будет на всем материке развития, образования! — Максим весь пылал, горел. Каждое свое слово он четко выговаривал, чтобы его услышали. — К черту ваше образование! Лучше пахать на полях, чем жить среди всей этой аристократии!

— Вот как ты заговорил! — мать его не выдержала, потушила сигарету и встала из-за стола. Она решительно направилась к сыну. Она стояла перед ним, потом посмотрела на меня. — Спасибо за приятный вечер, Макс! — бросила она и вышла из столовой. После всей этой сцены я так и не притронулась к еде.

Максим как пьяный добрался до своей комнаты, открывая свою дверь, пожелал мне спокойной ночи и оставил меня одну в этом длинном коридоре. Я хотела уже было войти в свою комнату и рухнуть на кровать, но потом я решила пойти к Эдгару, который занимал второе место в списке людей, которым я доверяла. И все-таки он очень многое сделал для меня, я не могла ему не верить. Я сначала постучала в дверь, а потом он крикнул, чтобы я заходила. Он пил чай и читал какую-то книгу. Я села напротив него.

— Ну-с, Татьяна, что скажите? — с доброй улыбкой обратился он ко мне. Я улыбнулась ему в ответ. — Хочешь чай? Не откажешься же ты составить старику компанию!

— Вовсе ты не старик, Эдгар, — возразила ему я. — Но от чая я не откажусь. Я не поужинала сегодня, — я устало откинулась на спинку кресла.

— Снова тошнило? — спросил Эдгар после того, как вежливо попросил одну из медсестер принести мне кружку чая. — Если проблема в этом, я могу дать тебе лекарство…

— Нет, дело совсем не в этом. Скажи, Максим и Мария всегда так ведут себя? Уж ты-то точно знаешь, а я нет. Моя голова ужасно подводит меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Они ненавидят друг друга. Это довольно странно, учитывая, что они мать и сын. Сегодня они спорили за ужином. Толковали друг другу об образовании, равноправии, развитии общества. Они ни в чем не могут найти компромисс. Они не могут находиться вместе.

— Это с недавних пор у них так отношения слаживаются, — тяжело вздохнул врач. — До двенадцати лет Максим во всем соглашался с родителями, слушался, молча сносил всякую обиду. Потом он уехал учиться в гимназию. К шестнадцати он стал Дежурным. Его отправили работать в город. Я не видел его два года, и вот он, наконец, снова приехал домой. Он стал более мужественным за эти года, стал сильнее, увереннее в себе. Может, поэтому он так стал общаться с матерью? Кто знает!

— А почему он вернулся домой? — задала я вопрос в свою очередь после того, как сделала глоток чая. — И кто такие эти Дежурные?

— Дежурные? — повторил Эдгар, я кивнула ему головой. — Это люди, которые следят за порядком в городах.

— А-а, понятно, — протянула задумчиво я. — А зачем все-таки Максим вернулся?

— Долгая история, — быстро произнес врач, подливая мне еще чаю. — Завтра у тебя первый прием у психолога, ты в курсе? — сменил он тут же тему. Это настораживало меня. Я начала подозревать, что что-то было не так. Но пока никак этого не выражала. Я решила продолжить разговор.

— Нет, я не знала. Зачем мне психолог?

— Он постарается помочь тебе вернуть память. Так что, думаю, все вопросы о прошлом стоит оставить на потом. Верно? — спросил Эдгар, глядя на меня поверх своих очков. Я кивала молча головой. — Вот и славно. Давай я поменяю тебе повязку.

— Максим менял мне перед ужином. Можешь проверить, конечно, качественно он сделал или нет, но…

— Я уверен в том, что он все прекрасно сделал. Он хороший парень, с детства делает все на совесть. Господи, ему уже целых восемнадцать! Еще недавно он играл у камина с игрушками. Эх…

— А как ты оказался в этом доме, Эдгар? — спросила я у него. И кто бы мог подумать, что его повествование будет длиться целый вечер!

Будучи еще ребенком, он знал, что станет врачом. С детства он увлекался книгами по химии, биологии и анатомии. Со своим отцом, который тоже был врачом, он с утра ходил на болото за лягушками, а потом они разрезали их вместе. Вообще они все всегда делали вместе. Единственное, что делал отец без него, это операции. Но это длилось недолго. В двенадцать лет Эдгар совершил свою первую операцию. Потом он поступил в престижный медицинский университет, где полностью погрузился в дело своей жизни. Он был одним из лучших учеников, ему доверяли спать людей, и он спасал их. После университета он начал свою карьеру врача. Казалось, идеальнее врача просто быть не может! Он делал невозможное, он вытаскивал людей с того света. И это он считал смыслом своей жизни. Он знал, что был создан для того, чтобы быть врачом. И ему больше ничего не надо было. Он был счастлив, когда видел, как его пациенты вставали со своих коек и уходили из больницы. Но потом это потеряло всякий смысл. Смерть родителей перечеркнула всю его жизнь. У его отца было больное сердце, которое нужно было менять. Долгое время доноров не было. Но потом все-таки ему нашли сердце, и он доверил эту пересадку сыну. Эдгар был уверен, что эта операция как и все его предыдущие операции закончится успешно. Он был спокоен, даже не волновался во время этой важной для него пересадки. И только тогда, когда новое сердце находилось в грудной клетке его отца и не билось, он запаниковал. Что он только не делал для того, чтобы заставить своего отца снова дышать. Он умер у него на столе. И это было потрясением и для него, и для его матери. Сам он ушел из медицины, сказав себе, что он не достоин быть врачом, а мать его скончалась через несколько месяцев после смерти его отца. Он не знал, что делать дальше. Он понимал, что он начинал стареть, а у него ничего не было, кроме имения родителей и медицинского диплома. У него не было жены и детей, у него было семьи. У него был только один друг, который учился вместе с ним, он тоже был выдающимся врачом, но не имел такого большого успеха как Эдгар, и не испытывал чувства зависти к нему. За это Эдгар и ценил его дружбу. Он старался вытащить его из дома. В течение пяти лет он сумел сводить его только один раз в театр и на ужин к себе домой. Ни у одного другого человека не хватило бы терпения столько времени вытаскивать Эдгара из такого болота. А друг его все-таки сделал это. Эдгар вновь стал работать в области медицины. Он начал писать учебники, которые пользовались успехом, но такая работа больше не приносила ему радости. Он не видел больше счастья, он считал себя бесполезным и жалким. Он не хотел, чтобы жизнь продолжалась вот так вот, бессмысленно, но и менять что-то в ней он тоже не хотел. Он оставался холостяком в своем большом доме, где каждый день на завтрак он ел овсянку, на обед какой-нибудь простой суп, а на ужин — запеченную рыбу и бокал красного вина. У него появилась огромная библиотека, так как он стал много читать, чтобы как-то убить свое свободное время, а его было очень много. А потом он встретил женщину с холодными голубыми глазами и властностью во всех ее чертах лица. Это была Мария. Они встретились на ужине у одного влиятельного человека. Она сразу понравилась ему. У нее был решительный и яркий характер. Пока другие женщины разговаривали о воспитание и еде, она вместе с мужчинами играла в покер и говорила о политике. К сожалению Эдгара, она была замужем за мужчиной, который злоупотреблял алкоголем. Но он видел, как она презирала его. И потому уверенно подсел к ней и начал болтать. В тот же вечер он проводил ее до дома, так как ее пьяница куда-то укатил с друзьями на машине. И в этот же вечер она открыто сказа ему, что не желает устраивать интрижку с жалким врачом. Тогда и понял Эдгар, почему глаза ее казались такими холодными. Мария была безжалостной и не знала о такой вещи, как сострадание. Их общение, казалось, так и должно было закончиться, даже не начавшись, но по иронии судьбы они очень часто встречались на вечерах, в театрах и на званых ужинах. Даже после таких колких слов Эдгар продолжал так же свободно болтать с Марией. Он пытался растолковать ей, что курение укорачивает ее жизнь, на что она, собственно говоря, хотела плевать. Так и должно было остаться, если бы не Максим, которому на тот момент было около восьми. Он упал с перил и сломал себе ногу. Мария сразу позвонила Эдгару, для которого перелом был делом житейским. А потом она сама предложила ему быть семейным врачом в их доме. Он остался. Но даже не из-за симпатии своей к Марии, а, скорее, из-за Максима. Он видел, что он отличался от других детей. Он знал, что этому мальчику нужны были союзники. Его родители были сами с детства приучены к жестокости, воспринимали ее как должное, а Максим был другим. Он даже знать не хотел о злости и ненависти. Поэтому Эдгар и остался в их семье. Он хотел помочь Максиму не сойти с этого правильного пути. Так в итоге оно и вышло.

— А сейчас ты чувствуешь что-то к Марии? — спросила я Эдгара зевая. Было уже десять часов вечера. Долго же я слушала его историю!

— Пожалуй, только отвращение, — спокойно произнес он. — Ну ладно. Довольно расспросов. Я вижу, ты хочешь спать, — он проводил меня до двери и пожелал спокойной ночи. Дверь за ним закрылась, и я задумчиво поднималась по лестницам в свою комнату. Как только я зашла в нее, я не переодеваясь, рухнула на кровать и тут же уснула.

3

Я проснулась очень рано. В такое время обычно все в доме еще спали, поэтому я решила прогуляться по саду. Я быстро умылась, поменяла самостоятельно повязку на голове, потом надела простое легкое платье бежевого цвета, кофту и вчерашние удобные кеды и вышла из комнаты, тихо закрыв дверь. Я шла осторожно, боясь кого-нибудь разбудить. Бесшумно я добралась до дверей на террасу и вышла на задний двор.

Какой был свежий воздух с утра! Он был бодрящим и прохладным. Солнце только начинало вставать, а вокруг было еще все в тумане. Но несмотря на него, я пошла гулять по саду. Что-то было в этом такое необычное и таинственное, что он просто заставлял меня походить по этим тропинкам между деревьями. Я ходила и пыталась вновь вспомнить хоть что-нибудь. Но все было безуспешно. У меня в голове была

...