А может быть, мое предназначение — быть не писателем, а каким-нибудь чиновником? И тоже ходить на службу? Никогда не приходило мне это в голову. Каким я тогда должен быть? Ветераном неслышных войн? Тихим патриотом неведомой миру державы? У меня должны быть усердие и фанатизм мыши. Проворный ум и лояльность. Я чиновник, а не человек действия или поступка. Какое из безумств сравнимо с моим педантизмом? С педантизмом оттачивания карандаша. Что за страсти бушуют в моем маленьком сердце?.. Какие помыслы разрывают черепную коробку?..
Страх господствует в нашей жизни. Задумайтесь на досуге. Только он заставляет нас жить. Совершать открытия, деяния, подвиги, суетиться. Все наши свершения в действительности имеют только одну истинную глубинную цель — заглушить этот рвущийся из нас ужас. Но только тот, кто имеет собственные мозги, способен ощутить это
— Страх господствует в нашей жизни. Задумайтесь на досуге. Только он заставляет нас жить. Совершать открытия, деяния, подвиги, суетиться. Все наши свершения в действительности имеют только одну истинную глубинную цель — заглушить этот рвущийся из нас ужас. Но только тот, кто имеет собственные мозги, способен ощутить это.
анархия — это смерть. Но анархия — это и единственная форма истинной жизни. Только родившись, мы уже попадаем в этот отвратительный парадокс. Страшно умереть, но не менее страшно и жить.
Всю жизнь мне казалось, что я писатель. Но книга исчезла из моей головы. Неужели я стал никем? И разве есть место на земле этому никому? Разве никто существует?.. Болезнь моя прогрессировала.
С немыслимой, сверхъестественной, почти маниакальной тщательностью на стенах комнаты были изображены стены, на потолке нарисован потолок, а на полу выписан со всеми подробностями, с мельчайшими трещинами и щелями пол комнаты. Даже на единственном кривом трехногом столе с удивительным мастерством и точностью был нарисован кривой трехногий стол. Даже мусорное ведро было разрисовано так, что ничем, ну буквально ничем не отличалось от своего первоначального вида.
