«Нет, мама, не надо ни легинсов, ни короткой юбки, ни брюк в обтяжку, лучше железный комбинезон с застежками-задвижками, чтобы Монджо больше не смог их открыть. Нет, мама, не надо маленького топика, а то Монджо опять заведет свою шарманку: Анна-Анна-Анна. Нет, мама, не надо мягкого пуловера с вырезом, не надо колготок для вечеринок, не надо бюстгальтера вместо моих спортивных топов. Нет, мама, давай не пойдем по магазинам, пойдем в полицию, пошли со мной, мама, ты поймешь».
Когда маме пришлось оперировать колено, она попросила бабушку посидеть со мной, но, видите ли, предупредила ее слишком поздно: надо было сломать колено раньше, ведь бабушка у нас любит все планировать заранее, и поэтому со мной остается Монджо.
Меня никто не спросил, хочу ли я с ним ехать.
Если я закрываю глаза, чтобы дать отдохнуть суставам ресниц, просыпаются суставы сердца, как плохо подогнанные двустворчатые клапаны. Они колются при каждом вдохе.
Ты никогда не будешь мне противна, ты ни в чем не виновата, это он чудовище, он не имеет права. Ты была маленькая и не понимала, ты просто поверила его сказкам.
Ребенок, переживший насилие, всегда берет ответственность на себя за случившееся. Ощущение стигмы, страха, смешанное чувство отвращения, боли и вины за получение в том числе и удовольствия при растлении заставляет детей молчать и продолжать оставаться в этом аду. Дети очень уязвимы и легко поддаются манипуляциям и запугиванию.
На прошлой неделе он рассказал мне о своем трудном детстве, раньше он никогда о своем детстве не рассказывал. Его наставником был дядя.
Он сожрал нас, ее и меня, когда мы были маленькими, и теперь нам не выбраться. Мы застряли в своих толстых стенах, которые сжимаются, как шагреневая кожа.
снаружи — улыбка, внутри — злость. Ласки и грубость.
В коллеже нам рассказывали о потенциальных насильниках. О людях, под чье влияние можно попасть. А потом они делают разные вещи. Часто это знакомые. Двоюродные братья, дяди, друзья семьи. Близкие родственники.