Маша. Года за два он был то разносчиком, то нанимался в камердинеры и назывался Дюпре, — а теперь разбогател и пожаловал себя в мусье Трише. Лестов. Дюпре, — ах! да этот бездельник был у меня камердинером, обокрал меня кругом и бежал.
Антроп. Виноват, сударь, давишний приятель изволил пожаловать нам с Сенькой на водку, да указал кабак, так, знаешь, как будто совестно было не выпить.
Лестов. Машенька, я обещаю тебе... Маша. Ох! не обещайте, сударь! Я слышала от деловых людей, что это очень дурная примета для тех, кому обещают.
Маша. Никак, сударыня! она кушает чай, и я не смею ей доложить... Сумбурова. Уж и доложить, жизнь моя? ведь это только у знатных! Маша. И, сударыня! тот уж знатен, до кого многим нужда!
Маша. Ах, сударь, вы не поверите, какой мне праздник, коли сюда кто-нибудь завернет из такой дали, а особливо щеголек или щеголиха; я уж в эту неделю слона смотреть не хожу.
Лестов. Нет, я в самом деле влюблен, и влюблен страстно, отчаянно! Маша. Вы влюблены? страстно, отчаянно? а во многих ли, смею спросить?
Маша. А страстишка к игре? Лестов. Фи! Маша. В самом деле не играете? Лестов. Ни во что, кроме карт, да в биллиард, между делья.
К этим дикарям, как будто к татарам, не скоро применишься.
Ничего, ничего, пошарьте хорошенько в карманах; деньгами и не таких слуг закупают.