все люди пленники: долга или семьи, совести или прошлых ошибок. Бывает судьба похуже тихой жизни на теплом острове вдали от смертоубийства. Она теперь ясно понимала, что хороший человек может выбрать уход от войны. Только вот беда, иногда война приходит сама, а когда она приходит, заправляют представлением далеко не лучшие.
Если человек — лишь клубок им пережитого, кем станет ничего не переживающий, скрывающийся от чувств, сбросивший с себя узы мира?
Она не только повзрослела, она стала... глубже. Жестче. Она не только выросла, она стала иной, как будто ее разбили и, склеивая черепки, вставили что-то чуждое ее природе
Только дурак ждет, что ценная вещь упадет ему на колени.
Странно, что люди так почитают правду. Каждый будто бы так и стремится к ней, словно к некоему абсолютному благу, к самоцвету чистой воды и идеальной огранки. Люди могут расходиться в определении правды, но жрецы и проститутки, матери и монахи — все почтительно, благоговейно выговаривают это слово. Как будто никто не ведает, какой низкой бывает правда, какой извращенной, какой отвратительной.
«Если народ глуп, значит его вожди не оправдали доверия».
В любом сражении приходится выбирать, с кем и когда драться. Выбирать, кого спасти, а кого оставить на смерть.
— Две минуты, — тихо ответил он, — за двадцать четыре года.
— Только эти минуты что-то и значат, Джак. Люди толкуют о жизни, но жизнь состоит из минут. Из наших решений — тех, что определяют, жить кому-то или умереть... — Она щелкнула пальцами. — Вот так, разом.
«Ты должен видеть действительность, а не страх»
Мир — вот единственная правда.
— Не всегда, — возразил Каден. — Не весь. Мир, в который я вернулся, полон лжи.
— Ложь — это тоже правда.
