Оглавление

Пояснения

Титулы (от высшего к низшему):

Король — владеет королевством (государством).

Граф (графиня) — владеет графством (областью, регионом).

Барон (баронесса) — владеет имением (городом). Может иметь слуг.

Лорд (леди) — обеспеченный человек (семья) с титулом. Не имеет слуг, но может нанимать их за плату.

Рабочие — люди без титулов и владений.

***

Парни из всех классов обучаются в кадетском корпусе вместе.

После обучения юноши из титулованных семей имеют право стать командующими, парни из рабочего класса становятся солдатами и не могут быть командующими.

Пролог

Орандис и Оссидора, два королевства, поровну делящие между собой единственный в мире материк, на протяжении сотен лет устраивали набеги на территории друг друга. Пограничные деревни никогда не видели мира, и на этих землях, где за несколько веков войны почва насквозь пропиталась кровью солдат, не осталось жителей.

Многолетняя война стёрла линию границы в этих землях, но ни одно королевство не хотело проявлять слабость и уступать их противнику. Поэтому территория переходила то к одному государству, то к другому. Такие маленькие победы стоили гор из трупов солдат, но, сколько бы ни продолжалась война, ни одна армия не могла одержать абсолютную победу. Земли вдоль границы между Орандисом и Оссидорой стали территорией нескончаемых битв.

Одни солдаты отдавали свои жизни на поле боя, и на их место приходили другие, более молодые солдаты, выпускники кадетского корпуса, где они на протяжении двух лет обучались держать в руках меч, сражаться, а главное — не умирать от меча врага.

По достижению шестнадцати лет юноши поступали в кадетский корпус. Для этого все они сдавали экзамены, в котором наставники оценивали их и выносили свой вердикт: годятся они для того, чтобы зваться почтительными словами «солдат» и «командующий» или же слишком слабы. Успешная сдача экзамена означала, что юноша силён, а значит, его род и его семья тоже сильны.

Уже сотни лет юноши становились кадетами, а затем солдатами, чтобы принести почёт своей семье. Однако появился тот, кто стремился попасть в кадетский корпус из других соображений. Ему не нужен был почёт, он просто хотел сбежать из своего персонального ада, в котором жил последние шестнадцать лет.

Глава 1

Джон Арин в семье Ролленов

Джон Арин проснулся ни свет, ни заря в тесном чердаке под протекающей крышей, но покинуть постель не спешил. Он ненавидел вставать по утрам, ведь это означало необходимость начать новый день — такой же ужасный, как предыдущий (а может и того хуже).

Если не встанет прямо сейчас, ужасный день ему точно обеспечат. Роллены не терпят, когда их воспитанник спит дольше, чем солнце во весь круг выглянет из горизонта.

Джон встал, надел старую, заштопанную в трёх местах рубашку и побрел по лестнице вниз. Надежды мало, но вдруг хотя бы этот день будет для него радостным?

— Джонни, ты проснулся! — Радушно воскликнула хозяйка дома, когда он спустился на первый этаж трёхэтажного дома, где Эшли Роллен пила свой утренний чай. — Как хорошо, что ты проснулся, Джонни. — Она улыбнулась так широко, будто никому другому в этот самый момент не была бы так рада, как своему воспитаннику, Джону Арину.

Джон от её радостного всклика мгновенно помрачнел в лице. Было время, когда он любил эту улыбку, но теперь усвоил, что чем шире леди Роллен улыбается, тем длиннее окажется список дел на день, который она ему зачитает.

***

Джон, родившийся без месяца шестнадцать лет назад в самом конце небольшого городка, в двухмесячном возрасте попал в дом Ролленов. Тогда в доме не было детей, а уже сейчас их семейство состояло из четырёх человек — Рона и Эшли Ролленов и двоих их детей — пятнадцатилетней Деми и четырнадцатилетнего Дина.

Собственные родители Джона были людьми бедными. Мать его умерла при родах, а отца, рабочего на железодобывающих шахтах, завалило под землёй, когда мальчику было два месяца отроду.

Весть о том, что двухмесячный ребёнок остался совершенно один и некому его взять к себе, разлетелась по маленькому городку со скоростью света. Это то и стало темой разговора на ужине, который устраивала Эшли Роллен для своих подруг, благородных дам, гордо носящих звание «леди».

— Двухмесячный ребёнок, и совершенно некому его растить! — Сокрушались дамы с видом, будто у них сердце от печали разрывается.

— Наверное, умрёт. — С сожалением вздохнула одна из присутствующих и, схватив двумя пальчиками ручку фарфоровой чашки, отпила крепкий чай.

— И ведь нет в городе таких милосердных людей, которые взяли бы бедное дитя под своё крыло! — Со злобой и укором сказала другая, но тут же добавила. — Я бы сама с радостью, вот только у меня уже трое детей. За ними бы уследить.

— А у меня четверо! — Послышалось оправдание с другого конца стола. Взяв на себя слово, дама не устояла перед возможностью похвалиться. — Старший сын через три года пойдёт в кадетскую школу. Учитель по бою на мечах говорит, он очень крепок и силён! У него все шансы стать следующим главнокомандующим!

Эшли Роллен понаблюдала за этой картиной и сама не заметила, как ляпнула случайно:

— Я возьму ребёнка.

Все присутствующие женщины уставились на Эшли, и со всех уст начало разносится:

— Какая ты благородная, Эшли!

— Всем бы равняться на тебя!

И хотя Эшли Роллен в душе уже пожалела, что не удержала язык за зубами и поддалась секундному желанию прослыть благородной дамой с большим сердцем, снаружи она сияла и наслаждалась моментом, когда ею все восторгались.

На следующее утро Джон Арин попал в дом Ролленов, но частью их семьи он так и не стал. Он стал чем-то вроде бесплатной рабочей силы. Вся работа по дому была на нём, что помогало Рону и Эшли немало сэкономить на прислуге. И хотя Эшли никогда в открытую не называла его прислугой в доме, а на людях звала своим воспитанником, желая подчеркнуть свой благородный поступок, она каждое утро встречала его на первом этаже со своей улыбкой до ушей и радостным «Как хорошо, что ты проснулся, Джонни!», а потом зачитывала ему список дел на день.

Так случилось и сегодня.

— Какие задания на сегодня, госпожа Эшли? — Спросил Джон, склонив голову и готовясь повиноваться приказам, замаскированным под просьбы.

— Как хорошо, что ты спросил, Джонни. — Улыбнулась Эшли Роллен. –Сегодня нужно нарубить дрова, расширить навес над дровницей и заполнить водой бочки, что находятся в ванных комнатах Деми и Дина. Хорошо? — Улыбнулась Эшли Роллен.

Джона невыносимо раздражало её лицемерие.

«Лучше бы она не улыбалась так натянуто и не пыталась делать вид, будто ей есть до меня дела, а просто отдавала приказы!», — думал он.

Из-за Эшли Роллен, которая разговаривала с ним вежливее, чем с лордами и леди, но обращалась хуже, чем с собакой, у него развилось недоверие ко всем, кто ему улыбается и просит об одолжении. Отказаться или возразить он всё равно не мог, поэтому излишний вопрос «Хорошо?» его раздражил ещё сильнее.

— Хорошо, леди Эшли. — Оставалось лишь ответить.

— Ах, да! — Воскликнула Эшли Роллен с видом, будто только что вспомнила важную деталь. — Не забудь, ванну для Деми нужно заполнить родниковой водой. Это крайне важно, Джон! Ты ведь знаешь, моя дочь — леди в двенадцатом поколении, и у неё очень нежная, по-настоящему аристократическая кожа, ей не подойдёт вода из колодца!

Джона совсем не обрадовала надобность вёдрами таскать воду из родника, находящегося в расстоянии двух километров от города. Было бы ещё, что надо принести только одно ведро, но Деми так расходовала воду, что ему приходилось наполнять целую бочку каждый раз, когда она решит принять ванну. Порой Джону казалось, что Деми специально придумывает всякие бредовые прихоти вроде того, чтобы мыться в родниковой воде, лишь бы у него появилось больше работы. Но разве он может этому противостоять?

— Да знаю, госпожа Эшли. — Ответил Джон, хоть и не верил, что кожа Деми плохо переносит воду из колодца. — Всё сделаю. — Сказал он и зашагал в сторону входной двери, во двор.

Голос женщины остановил его на полпути:

— Джонни, не шуми сильно, Деми и Дин ещё спят.

— Хорошо, леди Эшли. — Ответил Джон в очередной раз. Иногда ему казалось, что он за день не произносит других слов кроме «Да, леди Эшли!» и «Будет сделано, госпожа Эшли!».

И как можно без шума колоть дрова? — Недоумевал Джон про себя.

Деми и Дин каждый день спали до обеда, и каждое утро их мать наставляла своего воспитанника делать свою работу без шума, чтобы не разбудить её любимых детей.

Настало время обеда, и семья Ролленов в составе четырёх человек уселась в столовой. Джон же всё ещё был во дворе и рубил дрова. Садиться за стол ему разрешалось только когда хозяева дома закончат свою трапезу.

Посередине стола стояла огромная индейка, приготовленная на обед, семья Ролленов была одета как для праздника — женщины в пышных платьях, мужчины во фраках. Впрочем, из-за своего желания походить на богатых бездельников, которые могут позволить себе менять наряды к каждой трапезе, целыми днями устраивать чаепития и расхаживать по гостям, они одевались так по каждому уместному и неуместному случаю.

На самом деле с их положением в обществе всё обстояло несколько иначе.

Роллены имели титул лордов и леди и своём небольшом городке, расположенном в сотнях километрах от столицы, и вправду считались довольно состоятельными людьми. И всё же, они не были богаты настолько, чтобы позволить себе новые наряды к каждому небольшому пиршеству. Поэтому сегодня Эшли Роллен была очень расстроена тем, что надевает одно и то же фиолетовое платье вот уже седьмой раз.

— Это невыносимо, Рон! — Громко пожаловалась она мужу за обеденным столом. — В моей раздевальной не осталось ни одного платья, которого бы ещё никто не видел. Нам с Деми необходимо заказать у портнихи несколько новых нарядов!

— Да, папа. Это совершенно необходимо! — Подтвердила Деми важным голосом.

— Не понимаю, как некоторые люди могут носить свои платья месяцами. — Продолжала сокрушаться старшая из Ролленов.

— Это уж у Джона надо спросить. — Вставила Деми, одним из любимых занятий которой было измываться над парнем, над которым она имела явное преимущество по праву рождения.

Все взоры через огромное окно устремились на Джона Арина, который в это самое время пыхтел во дворе с топором в руках.

Деми встала и подошла к окну, открыла его нараспашку и крикнула:

— Эй, Джон, мы тут хотели узнать, какого это, носить одну и ту же одежду много месяцев подряд?

Джон всего на секунду взглянул на Деми, которая характером и надменностью вырастала не просто похлеще своей матери, а превосходила её во много раз, потом продолжил своё дело.

Деми гордо рассмеялась, словно считала, что сказала что-то умное, её смех подхватили сначала родители, а потом, будто лишь чтобы не отставать от остальных членов семьи, засмеялся и Дин.

— Идиоты! — Проговорил Джон себе под нос и стал колотить дрова так яростно, что всего после одного удара они с треском ломались пополам и отлетали в стороны. — Я свалю из этого дома! Найду способ свалить от сюда! — Причитал он еле слышно.

— Не волнуйся, Джон, тебе одеваться красиво ни к чему. — Крикнула Деми в окно и засмеялась громче прежнего. — Красиво одеваются только люди из высшего света, а такому оборванцу, как ты, туда никогда не попасть.

— А я туда и не стремлюсь. — Снова проговорил Джон себе под нос. Сказать это громче было нельзя, Роллены терпеть не могли, когда кто-то, кого они считали ниже себя, перечил им.

Деми тем временем вошла во вкус и продолжала глагольствовать:

— Я вот выйду замуж за графа, Дин станет кадетом, а потом командующим. Но тебя даже в солдаты не возьмут, ты ведь и меч то в руках никогда не держал. Самое большее, что тебе светит — это стать шахтёром, как твой отец.

— Всё, хватит, Деми, люди на улице могут услышать. — Шепнула Эшли Роллен дочери, и той пришлось закрыть окно и вернуться за стол.

Эшли нисколько не было жаль Джона, которому часто язвила её дочь, она лишь испугалась, что соседи услышат едкие выражения Деми и сочтут её недостойной, чтобы выйти замуж за графа и стать благородной леди. Упасите боги, чтобы по городу расползлись слухи о том, что юная леди Роллен растёт язвительной неприятной особой! Такая репутация легко может помешать Деми подыскать партию среди высокопоставленных лиц. Эшли взяла на заметку, что надо будет объяснить дочери о правилах поведения и общения. Ей ещё столькому предстоит научить дочь…

Когда семья Ролленов расправилась с индейкой, пришло время Джона сесть за стол. К счастью, сегодня ему достались довольно приличные куски, но спокойно поесть ему всё равно не дали.

— Джони, когда уберёшь со стола, приведи себя в человеческий вид. Сегодня вечером к нам на ужин придут приличные семьи. — Сказала Эшли.

Джон такие ужины на дух не переносил, но его заставляли на них присутствовать как доказательство благородства Ролленов. Эшли и Рон выставляли своего воспитанника перед гостями и обязательно рассказывали историю о том, как двухмесячный мальчик очутился в их доме — мол, вот, смотрите, мы подобрали этого сироту с улицы и вырастили в своём доме на свои средства. По такому особому случаю Джону даже выдавали красивый фрак.

Что касается Эшли, она никогда не устраивала ужины лишь из доброты душевной. Её гостеприимство всегда преследовало какую-нибудь цель. Сегодня цель была по-настоящему грандиозной, и, чтобы произвести впечатление, леди Роллен отдала приказ своей кухарке приготовить такие блюда, которых в городе ещё никто не пробовал.

Дело тут было в том, что к её соседям приехал с визитом дальний родственник, граф и главнокомандующий кадетского корпуса Стэнли Рид. Эшли была наслышана о том, что граф, заваленный обязанностями главнокомандующего, к своим тридцати годам так и не женился, и надеялась, что ему приглянется её дочь Деми.

— Веди себя скромно, постарайся показаться доброжелательной! У нас в гостях будет очень высокопоставленный человек. Граф! Главнокомандующий! Неженатый! — Наставляла она дочь, натирая её волосы отваром крапивы, пока та сидела в горячей ванной с родниковой водой. — И Деми! — Сказала строго. — Постарайся сдержаться от того, чтобы при Стэнли Риде говорить с Джоном Арином. А если всё же по какой бы то ни было причине тебе придётся с ним говорить, не смей грубить и язвить!

Вырвав свои волосы из рук матери, Деми вскочила и встала в ванной во весь рост — так, что в воде были только ноги по колено, а сама она гордо возвышалась, вскинув наверх даже подбородок.

— Но, мама! Я леди в двенадцатом поколении! С чего мне быть вежливой с Джоном?!

Эшли Роллен снова усадила дочь в ванную.

— Деми, этого требуют правила приличия! Ты благородная дама, а благородные дамы должны вести себя великодушно.

Стэнли Рид оказался высоким, грозным на вид мужчиной. Вслед за своими родственниками он гордо шагнул в дом Ролленов и оглянул пространство. Одет он был, как и подобает, во фрак, но суровое выражение лица плохо сочеталось с придворным одеянием. Говорил Рид суровым голосом и крайне редко, но даже в молчании его было что-то очень грозное.

За столом ему якобы по случайности досталось почётное место рядом с младшей Роллен, однако к большому разочарованию Эшли, на её дочь он не обращал ни малейшего внимания, зато изредка, но с любопытством поглядывал на Джона, занявшего место в самом краю стола.

Его внимание привлекло крепкое телосложение мальчика, закалённое многими годами физической работы, его молчаливость и более всего, единственное сказанное им за весь вечер предложение. Все остальные болтали без умолку — кто о блюдах на столе, кто о том, что их сыновья тренируются день и ночь, чтобы стать кадетами. И вот, когда Рон Роллен с гордостью, будто это его личная заслуга, стал подолгу ораторствовать по поводу недавних новостей о том, что солдаты отбили целых два километра территории на поле боя, Джон выпалил:

— Но это заслуга солдат, господин Рон, не ваша.

Воцарилась тишина. Такое хамство в светском обществе поразило всех присутствующих. И у всех, кроме Стэнли Рида, были напуганные лица.

Что касалось Рона Роллена, он с трудом сдерживал приступ гнева и был в шаге от того, чтобы на глазах у всех хлестнуть своего воспитанника по затылку. Задела его не только внезапная дерзость Джона, но и смысл сказанных им слов. Роллен считал, что победу целиком и полностью обеспечивает командование, в котором все до единого принадлежат к сыновьям богачей, а от простых солдат не зависит ровным счётом ничего, и так как он ассоциировал себя со всем высшим светом одновременно, то воспринял слова парня как личное оскорбление.

Усмирить в себе гнев он не смог, и, не желая показывать гостям свою уязвлённость, ответил громкой, горделивой ухмылкой, после чего добавил:

— Ха! Да без хорошего командования все эти солдаты при первой же вылазке передохли бы как мухи!

Гости притихли и туловищем приросли к стульям, внимательно наблюдая за надвигающимся конфликтом.

Ситуацию спасла Эшли своим оглушающим смехом и словами:

— Что тут сказать, господа, сын простых рабочих. Мы дали ему кров, образование, а он всё равно болтает ерунду и не умеет себя вести. Живое доказательство тому, что интеллект и воспитание передаются по крови.

Все присутствующие подхватили заразительный смех хозяйки дома. Все, кроме главнокомандующего кадетского корпуса. Он остался сидеть с тем же грозным выражением лица, но навсегда запомнил Джона, за целый вечер сказавшего всего одно предложение.

Когда все разошлись, Джона Арина ждало суровое наказание.

— Смени фрак на своё тряпьё и спускайся в подвал! Будешь знать, как меня позорить, отродье неблагодарное. — Разразился Рон Роллен. — Ты жив только благодаря мне, давно бы с голоду помер как собака, если бы мы тебя не подобрали!

Обычно он вёл себя так, будто Джона в их доме вообще не существовало, но, если мальчик ненароком попадал ему под руки — это была настоящая беда. Джону везло только если хозяин дома был слишком уставшим, чтобы влепить ему пару подзатыльников, от которых в ушах звенело как в колокольне.

Что касается подвала, то он был в этом доме подобием темницы. Там было мрачно, грязно, сыро, а иногда там заводились крысы. Вместо кровати наказанному был постелен сток грязного колючего сена.

Джона не раз запирали на ночь в темнице поместья Ролленов в наказание за те или иные проступки, а на следующий день оставляли без завтрака и давали вдвое больше работы.

— Такой невоспитанный юноша, как ты, Джон Арин, навсегда останется подвальным жителем. — Крикнул Рон Роллен, с хлопком закрывая деревянный люк, служащий дверью в подвал, с такой силой, что опилка и пыль посыпались на голову Джона. Выпрямившись, лорд Роллен, усмехаясь с довольным лицом, ещё несколько раз повторил «Хе! Подвальный житель!». Ему казалось верхом интеллекта придумывание на ходу такой метафоры, и он был очень горд за себя.

— Свалю из этого дома! — Повторил Джон, в темноте на ощупь добравшись до стога сена и укладываясь на него.

«Лишь бы на этот раз тут не оказалось крыс», — подумал он.

Через месяц ему должно было исполнится шестнадцать, и тогда он по возрасту начнёт подходить для поступления в кадетский корпус. Честь и почёт, которые доставались кадетам и солдатам, его не интересовали. Становление кадетом было для Джона всего на всего единственным способом выбраться из своего персонального ада, в который превратился дом Ролленов, приютивших его.

И всё же, в глубине души Джон мечтал успешно сдать экзамены в кадетский корпус. Это бы означало, что он силён, он вовсе не так ничтожен, каким его считали Роллены.

Глава 2

Ночная тренировка

— Кадетом? Ты — кадетом? Может, ты ещё и командующим мечтаешь стать? — С нотками усмешки в голосе спросила Эшли Роллен, вскинув брови до середины лба и округлив свои небольшие глаза.

Случилось это после того, как Джон подошёл к Эшли, наблюдавшей за тем, как её сын учится биться на мечах, и попросил разрешения и ему немного потренироваться. От неожиданности просьбы леди Роллен на мгновение потеряла самообладание и открыто рассмеялась над Джоном, от чего всегда раньше себя сдерживала.

Вслед за своей матерью засмеялся и Дин. Он во всём копировал поведение родителей и потому сейчас, хоть и не видел ничего смешного ни в сложившейся ситуации, ни в словах своей матери, посчитал своим долгом повторить за ней смех.

Джон начал робеть, но попытался сохранить невозмутимость.

— Да. Через месяц мне исполняется шестнадцать. Тогда я поступлю в кадетский корпус и уйду из вашего дома. — Сказал он, сам дивясь, откуда у него столько смелости, чтобы поделиться своими планами.

«Остальные тренируются с детства, а ты никогда даже меч в руках не держал! Разве это возможно, чтобы парня, не умеющего биться, взяли в кадеты?», — Ругал он себя, пытаясь выбить из головы дурацкую идею стать кадетом. Но потом понимал, что это его единственный шанс выбраться из дома Ролленов. И единственный способ проверить, способен ли он на что-то или Роллены правы, усмехаясь над ним.

До этого дня о своём желании Джон умалчивал, чтобы избежать насмешек со стороны ненавистной ему семейки. А уйти он хотел тайно, под покровом ночи, пока Роллены спят.

И сейчас, когда под звонкий смех Эшли Роллен минутная смелость растворилась как сахар в чае, он стоял перед ней, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, и думал, какой же он болван, что высказал всё вслух.

Порой улыбки леди Роллен и её вежливый тон заставляли Джона поверить, что она действительно желает ему добра. Он даже переставал злиться на неё за то, что она заваливала его тяжёлой работой, и сам же оправдывал свою воспитательницу мыслями в духе «Ведь не может леди Роллен обращаться со мной так же, как со своими детьми. Дин и Деми — юные лорд и леди, а я… Леди Эшли не желает мне зла, просто она по-другому не может поступать.».

Подобные мысли рассеялись под смех Эшли Роллен. Как рассеялись и мечты о том, что он достаточно силён для того, чтобы быть кадетом.

«Идиот! В себя поверил. — Поругал Джон себя в мыслях. — Леди Эшли права — смешно даже подумать о том, что меня возьмут в корпус!».

А ведь всего несколько минут назад он смотрел на то, как хлюпкого по телосложению Дина Роллена, который неуверенно держал меч обеими руками о самый конец рукояти и при каждом ложном нападении учителя трусливо визжал, тренируют, чтобы сделать кадетом, и на секунду подумал, что сам справился бы куда лучше.

Эшли Роллен наконец вернула самообладания и перевела свой смех не в издевательство, а в веселье будто со смешной шутки.

— Джон, — заботливым голосом обратилась она к воспитаннику, — милый Джон, в твоём возрасте нормально мечтать. Но в кадеты ты не годишься. Ты ведь даже не умеешь держать меч, ты не сможешь пройти отбор.

— Госпожа Эшли, я внимательно слушал наставления учителя, когда Дин тренировался. И я прошу всего о нескольких минутах тренировки, чтобы учитель показал самое необходимое, остальному я научусь сам. — Ответил Джон, поубавив пыл.

— Научится сам. Какой ты смешной, Джонни! Никто не может сам научится быть кадетом. — Теперь Эшли улыбнулась снисходительно: так, будто видела перед собой наивного ребёнка, вообразившего себе, будто умеет летать.

В улыбке Эшли Роллен, однако, был страх. Она знала наверняка, что Джон покрепче её сына и покажет себя лучше, и не могла допустить, чтобы какой-то сын шахтёра обошёл Дина.

— Возвращайся к своей работе, Джон. — Сказала она с нежностью, будто действительно заботилась о нём и хотела дать полезный совет. — Каждый в этом мире должен заниматься своим делом. Быть кадетом — это ведь не для тебя. У тебя, Джонни никаких способностей к этому.

Ответить Джону было нечего.

— Да, госпожа Эшли, — сказал он, заглушив в себе недовольство, и пошёл к забору, чтобы выполнить своё сегодняшнее задание — заменить ржавые гвозди на новые и приколотить новые доски вместо сломанных. Сначала ему предстояло спилить доски нужной формы и размера, потом покрасить их и приколотить вместо старых.

— Но, Джон, — сказала Эшли, чем остановила его на полпути, — ты не расстраивайся так, из тебя выйдет хороший шахтёр, как твой отец. Добывать сталь, из которого сделают мечи для солдат — это ведь тоже хорошая работа.

— Да, госпожа Эшли. — Снова согласился Джон отчаянным шёпотом и ушёл делать свою работу.

Ему оставалось только краем глаза наблюдать за уроком, пытаясь запомнить издали доносившиеся обрывки слов учителя, запоминать услышанное, а ещё удивляться, как Дину удаётся быть настолько неряшливым.

— Вот же ж шут! — Шепнул он себе под нос, когда меч Дина в очередной раз отлетел в сторону, стоило учителю легонько задеть его в бою, а сам ученик плюхнулся на пятую точку даже без толчка, просто потеряв равновесие на ровном месте.

От своих мыслей Джону самому тут же стало стыдно.

«Не заслуживает Дин таких насмешек», — подумал он.

Из всей семьи Ролленов лишь на Дина Джон не держал обиду — он был единственным, кто не отпускал колких шуток в его адрес. Когда родители или сестра ехидничали, младший Роллен смеялся вместе с остальными, но сам никогда не говорил кривого слова, а в отсутствие других членов своей семьи разговаривал с воспитанником родителей на равных. Джону иногда даже казалось, что не наставляй его родители «не быть приятелем тому, кто его ниже», он бы даже стал с ним дружить.

И всё же, он не мог не заметить, что Дин смотрится по-настоящему смешно в роли кадета. Телосложение хилое, глаза трусливые, будь перед ним сейчас настоящий противник, он бы сдался, не раздумывая. По лицу его было видно, что никакого энтузиазма учиться у него нет, а становиться кадетом он не хочет. Джону показалось несправедливым, что Дина, у которого нет ни способностей, ни желания освоить битву на мечах, тренируют лучшие учителя города, а ему самому не разрешают даже прикасаться к мечу и заставляют заниматься чёрной работой.

— Держи меч крепко. — Наставлял Дина измученный бесполезностью своей работы учитель, но тот будто его не слышал, хоть и отвечал послушным кивком на каждое замечание.

«Даже я запомнил», — подумал Джон, наблюдая за тем, как Дин снова берёт меч за рукоять так боязливо, словно боится уколоться.

Несмотря на злость из-за ощущения несправедливости, ему в этот момент стало жаль Дина. По натуре он был мягким, как рыхлый снег, не хотел ни в какой кадетский корпус, но должен был повиноваться родителям, стремящимся сделать его командующим. Джону подумалось, что несмотря на всю разность и пропасть между ними, у них одинаковая проблема — оба не вольны сами выбирать свою судьбу.

После обеда, когда Джон сел за стол, к нему присоединилось всё семейство Ролленов. Но не для того, чтобы поесть, они уже отобедали.

— Слышал, ты собрался поступить в кадетский корпус. — Сказал старший Роллен, посмотрев на Джона как голодная собака на кусок мяса.

— Я… я думал об этом, господин Рон. Вернее, я бы хотел попробовать. — Промямлил парень, растеряв скудные остатки и без того не существующей у него уверенности в голосе.

— Он бы хотел попробовать. И откуда у бездарей столько желаний? — Фыркнул Роллен, повернувшись к своей семье. Он дождался, когда семейство, соглашаясь, поддакнет и добавит от себя пару эпитетов, и перевёл ядовитый взгляд на воспитанника. — Запомни, Джон Арин, ты не достоин становиться ни кадетом, ни солдатом!

— Я ему так и сказала. Он не сможет даже пройти отбор, так что нечего там позориться. — Вмешалась Эшли.

Оба старших Ролленов в глубине души понимали, что у Джона есть все шансы. Именно это их и раздражало. Их собственный сын тренировался с самыми лучшими и дорогими учителями города, но за всё время нисколько не продвинулся в мастерстве, а Джон, если отбросить его нерешительный и вечно сгорбленный вид перед ними, выученный из-за постоянных насмешек и наказаний, выглядел воинственно, обладал стойким характером, а телом был хоть и не крупным, но сложенным крепко.

— Можешь попробовать. — Сказал Рон Роллен, вставая из-за стола, потом возвысился над Джоном и, оскалившись, добавил. — Но если пойдёшь пробоваться, сюда тебе назад дороги нет. Если не возьмут, а тебя и не возьмут, у тебя одна дорога — шахта.

— Вот именно, шахта! — Ухмыльнулась Деми, поддерживая отца. — Я уже говорила тебе, Джон, высший свет не для тебя.

Все Роллены вставили свои слова, только Дин молчал и извинительно смотрел. Ситуация была ему неприятна, но ничего в поддержку Джона он не мог сделать кроме того, чтобы промолчать и ещё сильнее его не обидеть.

Когда наступила ночь, Джон пробрался в его комнату.

— Дин. Спишь? — Шепнул он.

— Ещё нет. — Послышался шёпот из темноты.

— Одолжи, пожалуйста, свой меч. Хочу потренироваться.

— Он там, в углу.

Джон взял меч и пошёл было к выходу.

— Джон, подожди. — Остановил его Дин. В это время он встал из постели и уже натягивал на себя уличную одежду. — Я с тобой.

— Вот ещё. — Фыркнул Джон. — Твои родители узнают — я опять буду в подвале ночевать.

— Не узнают. Они давно спят. И к тому же, ты не сможешь тренироваться один, тебе нужен противник. А у меня два меча.

Парни на цыпочках, не создавая шум, пробрались на улицу и ушли достаточно далеко от дома, чтобы не было слышно звона стали.

Противники встали напротив друг друга.

— Нападай. — Сказал Джон.

Дин сделал неуверенный рывок вперёд и неловко замахнулся в воздухе. Казалось, что не он управляет мечом, а меч им, тяня за собой, схватив за руку, и тряся его так же, как ветер трясёт готовые оторваться от ветки осенние листья. Джон отбил его атаку одним лёгким ударом, и меч Дина как всегда отлетел в сторону.

— Держи крепко за рукоять, — наставил Джон словами учителя, — ты держишь о самый край, поэтому хват получается слабым.

— Мхм, — кивнул Дин и последовал совету.

На этот раз получилось лучше, но за два часа тренировки Дину так и не удалось хотя бы приблизиться к тому, чтобы одолеть противника. Каждый раз, когда на него нападали, он не отражал удар, а прятал лицо или пятился назад, издавая девчачий визг. Сам он нападал настолько неуверенно и медленно, что у противника оставалось уйма времени, чтобы проследить за его движениями, понять направление удара и предугадать его дальнейшие действия.

— Из тебя явно получился бы кадет лучше, чем из меня. — Сказал Дин после очередного раза, когда Джон выбил меч из его рук.

— М? — Округлил глаза Джон, а внутри от таких внезапных и редких в его жизни слов словно пролилось тепло.

— Ты первый раз в жизни держишь в руках меч, но бьёшься лучше меня. — Склонил голову Дин, разочарованный в самом себе. — Мне никогда не стать таким же сильным, как ты.

Кто-то, кто имеет хотя бы косвенное отношение к боям, понаблюдав за тренировкой двух парней, сразу бы заметил, что движения Джона оставляют желать лучшего, и что он смотрится так же нелепо, как и его соперник, но Дину, уже который раз подряд проигравшему Джону, показалось, что он искусно владеет мечом.

— Ничего… Ты ведь тренируешься с лучшим учителем города. Научишься. — Подбодрил Джон, хоть и сам не верил в то, что произносит.

Дин полуулыбнулся со сжатыми в тонкую полоску губами и оставил его слова без ответа.

— Я боюсь, Джон, — признался он на обратном пути к дому.

— Чего боишься?

— Тренировок. — Ответил стыдливо.

— Как же ты собираешься поступать в кадетский корпус, если тебе страшно даже на тренировках?

— Мама говорит, что я должен попасть в список лучших кадетов и отправиться в столицу, охранять короля.

И Джону, и самому Дину уже сейчас было ясно, что это лишь фантазии Эшли Роллен, но никто из них вслух свои мысли не озвучил.

— И я тоже боюсь. — Признался Джон, чем удивил собеседника. Он всегда казался Дину бесстрашным. — Твоя мама говорит, что у каждого в этом мире своё место. Иногда я боюсь, что она права, и мне так и суждено остаться никем, всю жизнь посвятить грязной работе и умереть какой-нибудь невзрачной смертью под завалами камней. — Он немного помолчал и дальнейшими словами снова удивил собеседника. — Тебе повезло, Дин. Все в городе знают фамилию Роллен, а если ты станешь кадетом, твоё имя будет на слуху у каждого и тебе будет дозволено стать главнокомандующим. И даже если ты не станешь командующим, ты вернёшься, выберешь себе красивую жену и проживёшь с ней в большом доме. А может, построишь не просто большой, а огромный дом. Таким, как ты, дозволено мечтать. Всё, о чём могу мечтать я — выбраться из ада и перебраться в ад менее страшный.

— В ад? Ты о чём?

— Ты же не думаешь, что поле битвы похоже на рай? — Джон спросил риторически, но по взгляду Дина понял, что тот и не думал, что на поле боя настолько уж страшно. — Скорее всего, уже при первом или втором бою я стану удобрением на той земле.

— Но тогда почему ты туда хочешь?

— Там я по крайней мере буду чего-то стоить, буду не ниже остальных. Надеюсь, что буду. — Поправил он сам себя. — Тебе не понять, Дин, с тобой никогда не обращались как со скотом. Но хуже смерти только жизнь, при которой у тебя уже горб болит от постоянных поклонов. А знаешь, я наконец определил свою мечту. С моим происхождением я не могу метить хотя бы на роль командующего отрядом. Но если хотя бы несколько человек решат, что я чего-то да стою, и если хотя бы для пары человек я стану Джоном Арином, который был достоин зваться солдатом, этого достаточно.

Вернувшись домой, они осторожно и без шума открыли дверь. И всё же, пройти незамеченными им не удалось.

Сидя на кресле, их поджидал старший Роллен.

— И где вы были? — Спросил он грозно, после чего взглянул на мечи. — Ты отобрал его у моего сына?!

— Нет, господин Рон, я лишь попросил Дина одолжить мне меч. — Принялся оправдываться Джон.

— Так я тебе и поверил! Должно быть, ты даже силой поволок моего сына за собой.

— Нет. Я говорил ему остаться, он сам захотел пойти. Скажи, Дин, ведь так? — Посмотрел на Дина умоляющими глазами, но тот лишь стоял как столб и не мог произнести ни слова.

Он точно знал, что отец ничего ему не сделает, даже если он скажет правду и подтвердит слова Джона, но Дин никогда не отличался смелостью перечить родителям. Напротив, в присутствии старших Ролленов он преображался и даже поведением начинал походить на родителей. У Дина Роллена не было своего поведения, было только то, что он копировал у других, и для старших Ролленов он был как сырое тесто, из которого можно вылепить всё, что душе угодно.

— Так скажи, Дин, он говорит правду? — Вежливо обратился Рон Роллен к сыну. Только голос давал понять, что он ждёт отрицательный ответ.

Дин по-прежнему молчал.

— Трус! — Закричал ему Джон, не выдержав. — Трус, вот ты кто! А я ведь делился с тобой своими планами!

— Ты это моему сыну?! — Рон Роллен ударил Джона так сильно, что он отлетел в сторону.

В подвал на этот раз его практически бросили, а не просто приказали туда спуститься. Впервые в жизни Джон сделал шаг для того, чтобы приблизиться к цели — устроил тренировку — и вот чем это для него обернулось.

«Ад. Настоящий ад!», — подумал он, смотря, как над его головой закрывается деревянный люк, с которого сыплются опилки.

Глава 3

Безумный Кольт или благородный граф?

Вечер накануне шестнадцатилетия Джона.

После того, как Роллены легли спать, Джон собрал все свои скудные пожитки в тканевый узелок через плечо, на выходе из дома положил поверх вещей наполовину зачерствевший батон и направился к двери.

— Так и знал, что ты удерёшь сегодня, — услышал он голос Рона Роллена, когда одной ногой уже оказался на улице. — Знаешь, я ведь хотел на эту ночь отправить тебя туда, где тебе и место — в подвал. Но решил, что будет лучше, если ты покинешь мой дом. Ты всегда был лишним ртом в моём доме, а теперь на одного человека кормить надо будет меньше.

Джон повернулся всем телом и решил в первый и единственный раз проявить смелость перед человеком, перед которым шестнадцать лет молча склонял голову. Он мог бы высказать множество слов, которые у него на уме, но был вопрос, который не давал ему покоя много лет.

— Зачем вы так со мной? Что я вам такого сделал? — Голос звучал злобно. Так с хозяином дома он ещё никогда не говорил.

— Ты? Мне? Что-то сделал? — Разразился Рон Роллен высокомерным хохотом, сотрясающим стены. — Такое отребье, как ты, ничего не может мне сделать. Запомни, Джон Арин, — сказал он, когда парень снова развернулся и сделал шаг в сторону выхода, — таким, как ты, никогда не попасть в высший свет. Даже если тебя и возьмут в кадеты, ты умрёшь на поле и сгниёшь в земле, а твоё имя навсегда исчезнет из истории.

— Что ж, — ответил Джон, не разворачиваясь, — пусть так. Я не стремлюсь попасть в историю. Всё, что мне надо — это чтобы хотя бы несколько человек решили, что я чего-то да стою.

— Чего-то стоишь? Я тебе сам скажу, чего ты стоишь — шахты! — Усмехнулся Рон Роллен.

Джон его слова слушать не стал, однако краем уха всё же услышал. Он ушёл, оставив дом, в котором он всегда был чужим, город, в котором он был никем, и зная, что уже завтра Эшли Роллен будет лицемерно сокрушаться перед своими подругами, как она была ошарашена обнаружить с утра, что её неблагодарный воспитанник ушёл, даже не сказав «спасибо» за то, что Роллены спасли его от голодной и холодной смерти шестнадцать лет назад.

— Сын простых рабочих, что с него взять. — Будет говорить она. — Благородство, оно ведь передаётся по крови.

Джону оставалось лишь мысленно смириться с тем, что в этом городе его запомнят как живое доказательство тому, что воспитание нельзя получить, просто вырастя в богатом доме.

В этот момент весь высший свет казался ему прогнившим, и ему даже стало жаль будущего себя, солдата, которому придётся лить кровь, чтобы они могли по сто раз на дню устраивать чаепития, на каждое из которых надевают новые наряды, а потом с гордостью обсуждать победы с поля боя, рассказывая о них так, будто это их собственная заслуга.

«Может, ну его? — Подумал он на секунду. — Может, эти люди и не достойны того, чтобы их защищали?».

Соседний город, через который пролегал путь Джона, располагался в графстве Кольта. Джон совсем не хотел туда, ведь слышал от Ролленов много неприятного про графа Николаса Кольта, владевшего этими землями. Эшли и Рон нередко судачили о Николосе и чаще всего называли его безумцем.

Делать Джону было нечего, его дорога пролегала через графство Кольта, и ему необходимо было там пройти. Шёл он пешком и добрался только на рассвете. Он остановился у колодца, чтобы перевести силы, опёрся обеими руками о каменный круглый заборчик и осмотрел место, в котором оказался.

Город был богатый — все дома двух или трёхэтажные и каменные, даже на окраине, где обычно живут бедняки, не было затхлых полуразвалившихся лачуг вроде той, в которой родился он сам. В самом сердце города возвышался действительно огромный особняк, почти дворец.

«Столица? Это дворец короля?», — задался вопросом Джон, никогда в жизни не видевший домов больше, чем у Ролленов.

Но столица, на сколько он знал, в сотнях километрах, он не мог добраться туда пешком за одну ночь.

Уставший и обессиленный, он склонился к колодцу, зачерпнул воды и, сев прямо на траве, начал грызть чёрствый батон, который за ночь успел высохнуть до состояния камня.

— Эй, парень, ты что тут делаешь? — Услышал он и мигом встал смирно перед оторвавшим его от завтрака мужчиной лет около пятидесяти, а может и всех шестидесяти.

— Простите, господин, я не знал, что это ваш колодец и ваша вода. — Начал Джон тараторить виноватым голосом.

— Моя вода? Как может быть моим то, что вытекает из-под земли? — Мужчина начал смеяться так весело, что по крайней мере минуту не мог остановиться. Только на землю не упал со смеху. — А ты смешной, парень. Как тебя зовут?

— Джон, господин. Джон Арин.

— Арин, — задумчиво произнёс мужчина, почёсывая подбородок без бороды, — никогда не слышал об Аринах.

— Никто не слышал, господин. Мой отец был простым шахтёром.

— Господин-господин. Тоже мне, заладил. Хорошо же тебя выдрессировали. Так куда путь держишь, Джон Арин, отец которого был простым шахтёром?

— В кадетский корпус. — Сконфуженный и тихий голос еле донёсся даже до его собственных ушей.

Джону было нелегко признаться, куда он идёт, и казалось, он говорит слова, которых непременно нужно стыдиться. Он уже было съёжился, готовясь услышать громкий, оскорбительный хохот какой был у Эшли Роллен, когда он попросил о нескольких минутах тренировки с учителем Дина, но этого не произошло. Незнакомец не стал смеяться.

— В кадетский корпус? — Удивился мужчина. — Пешком и в таком тряпье? Чего же родители не раздобыли тебе приличную рубашку и коня?

Джон со стыдом глянул на свою рваную одежду, а незнакомец продолжил делать предположения:

— Должно быть, ты искусный боец, раз так уверен в своих силах.

— Нет, господин. Сказать по правде, я никогда не учился биться на мечах. — Признался Джон.

Возмущённое выражение лица незнакомца выдавало, что ему такой ответ не понравился, и он высказал возникшие мысли вслух:

— Значит, боец из тебя никудышный, но в кадеты хочешь. И что же тебе мешало немного поучиться прежде, чем отправляться в кадетский корпус? — Последнее было вовсе не вопросом, а упрёком, но Джон, подумав, что ему задают вопрос, ответил, чем удивил незнакомца.

— Мне не разрешали тренироваться с мечом.

— И кто же тебе мог запретить? — Хмыкнул мужчина.

— Семья, которая меня приютила после гибели родителей, господин.

— И почему же они тебе запрещали? — Любопытство незнакомца нарастало с каждым ответом, поэтому он один за другим задавал вопросы. По другому вытащить из Джона слова было невозможно, из-за своего стыда он молчал так, словно не хотел выдавать важную информацию врагу.

— Лорд и леди Роллены считали, что мне не стоит тратить времени на уроки по бою на мечах, ведь лучшее, на что я годен — это быть шахтёром. — Сказал Джон как есть.

— Во-о-от, значит, как. — Задумчиво протянул мужчина. — Ты ведь знаешь, Джон, что должен будешь сдать экзамены, чтобы стать кадетом?

— Знаю… — Опустил голову разочарованно.

Мужчина некоторое время подождал, когда Джон сам раскроет ему свой план, но, поняв, что тот не собирается отвечать развёрнуто, снова задал наводящий вопрос:

— Ну-у-у… И как ты собираешься сдать экзамен, не умея биться?

— Я внимательно следил за тренировками Дина, сына моих воспитателей, и попробую сделать всё так, как он говорил.

— Знаешь что, Джон Арин, сын шахтёра, пробуют неудачники, остальные делают. А получится или нет — это уже дело второстепенное. Так что, ты