Если промолчать нельзя, а сказать нечего, люди говорят «всё наладится». Но слова эти — враньё. Они как «с уважением» в конце письма, как «будьте здоровы», когда рядом чихнули, как «спасибо за покупку». Пластиковый заменитель настоящего участия. Но и когда это искренние слова, им нельзя верить. Потому что их повторяли миллионы раз на всех языках, но лучше от них не становилось.
мимолётные сладкие духи, клубничная жвачка, воробьиный гомон, быстрые взгляды, клочки чужих разговоров, отзвуки детского смеха, пронзительный звук светофора, оранжевые герберы в витрине цветочного магазина, узкий бордюр под подошвами, взмах руками, случайное прикосновение… И ты забываешь обо всём. Ты просто живая. Ты просто есть, и это по-настоящему прекрасно.
Это же часто бывает, когда слова вроде мыльных пузырей — нет в них ничего, кроме хорошего настроения. Лёгкая болтовня, в которую незаметно вплетаются лица прохожих, улыбки продавцов, солнечные искры на стёклах машин, брызги от поливалок на газонах, шелест листьев под ногами, гитарное треньканье из крошечного сквера, где несколько парней и девчонок
если придут чужие, они вас не найдут. Дом вас спрячет. Он умеет скрывать или наоборот — раскрываться. Те постоянные, кто его сохраняют, тоже разное могут. Они присматривают за домом, за какой-то его комнатой, а дом присматривает за ними
будто стояла на вращающейся платформе карусели, только не было вокруг гипсовых слонов и лошадок, но было кружение… головокружение… парение в нежно-голубом небе над городом, присыпанным оранжевой солнечной пылью. Глотала ветер, не чувствуя холода. Заворожённо смотрела на блестящие ленты каналов, дуги мостов, на бурые башенки купеческих особняков, на кипенно-белую колокольню Кремля, на почерневший от времени и недосмотра деревянный цилиндр пожарной каланчи, на ослепительные луковицы церквей, на монастырские купола и сияющие стеклом высотки.