Все будет в порядке, — сказал отец Филипп Гамашу. — Все будет хорошо, и все, что ни будет, будет хорошо
— Отвратительно, Тошнотворно, Лейкозно, Истерично, Чахоточно, Нудно, Омерзительно?
— К сожалению, это было необходимо, — ответил Гамаш.
Он представился сам и представил своих спутников.
— Прошу вас следовать за мной, — сказал отец Филипп.
Гамаш повернулся, чтобы поблагодарить молодого монаха-проводника, но тот уже исчез.
— Как зовут брата, который нас встретил? — спросил Гамаш.
— Брат Люк, — ответил настоятель.
— Он молод, — заметил Гамаш, следуя за настоятелем по небольшой комнате.
— Да.
Отец Филипп вовсе не был неучтивым. Когда человек принимает обет молчания, даже одно слово из его уст — великое благодеяние. На самом деле отец Филипп проявлял к приехавшим огромную щедрость.
Радуги и веселый свет, изобилующие в коридоре, сюда не проникали. Но комната отнюдь не казалась мрачной, ей удавалось оставаться уютной, домашней даже при низких потолках и окнах, похожих на бойницы в стене. Через ромбовидные средники окон Гамаш увидел лес. Эта спокойная атмосфера являла собой приятный контраст буйному свету в коридоре.
Вдоль стен выстроились книжные шкафы, в одной из стен был устроен большой камин. По обе стороны от камина лицом к огню стояли два кресла со скамеечкой для ног между ними. Добавляла света и лампа.
Значит, тут есть электричество, отметил Гамаш. Прежде он в этом сомневался.
Из небольшой комнаты они перешли в еще меньшую.
— То был мой кабинет, — кивнул настоятель в сторону комнаты, которую они только что покинули. — А это моя келья.
— Келья? — переспросил Бовуар, поправляя почти невыносимо тяжелые сумки на своих натруженных плечах.
— Спальня, — пояснил отец настоятель.
Трое полицейских осмотрелись. Комната имела в ширину около шести футов и в длину около десяти.
— В медицинских школах нет такого предмета, но в жизни я отмечал, что люди умирают по частям. Серией маленьких смертей, petites morts. Теряют зрение, теряют слух, независимость. Это физические смерти. Но есть и другие. Менее очевидные, но более роковые. Люди теряют сердце. Теряют надежду. Теряют интерес к жизни. И в конечном счете теряют себя.
— А чего боятся все? По большей части все страхи в голове. Не имеют никакого отношения к реальности.
Он улыбнулся этой мысли. Неужели покой и тишина стали такой редкостью, что когда ты их наконец находишь, то принимаешь за нечто невероятное и неестественное? Похоже, так оно и есть.
Правда, в каждой избушке свои погремушки.
Один из старейшин племени рассказал, что в бытность его мальчишкой к нему пришел его дед и сказал, что в нем борются два волка. Один серый, а другой черный. Серый хочет, чтобы его дед стал смелым, терпеливым и добрым. Другой, черный, хочет, чтобы он стал грозным и жестоким. Мальчик расстроился, он думал о рассказе деда несколько дней, потом пришел к старику и спросил: «Дедушка, а который из волков победит?»
Настоятель едва заметно улыбнулся и посмотрел на старшего инспектора:
— И знаете, что ответил дед?
Гамаш отрицательно покачал головой. На его лице застыло печальное выражение, и у настоятеля сжалось сердце.
— «Тот, которого я кормлю»,
Неужели покой и тишина стали такой редкостью, что когда ты их наконец находишь, то принимаешь за нечто невероятное и неестественное? Похоже, так оно и есть
Гамаш понял, что в словах молодого монаха нет ни гордыни, ни хвастовства. А только простая констатация факта. Монахи, наверное, научаются признавать не только свои неудачи, но и таланты. И не притворяются из ложной скромности, будто у них этих талантов нет
