Люди живут без имени, без памяти, проживают на земле свое время и улетают, не оставляя следов. Просто быть, вдыхать и выдыхать через открытое сердце – этого достаточно
Третье тысячелетие на дворе, пора понять наконец: не для того, чему нас учили, рожден человек! Он рожден быть свободным от земного тяготения, от условностей, логики, от законов мироздания, боли, страха, старости и смерти. Чтобы разгадывать тайны Бытия, пробуждать спящих, вселять надежду в отчаявшихся – вот это все, что мне взбрело на ум после эпохального удара каруселью!
водила меня в кружок хореографии – из чисто утилитарных соображений: заставить ребенка расправить плечи, а то ей казалось, что я живу с опущенными крыльями.
Ты прям как Иоганн Вольфганг Гёте, – я говорила, густо перемешивая зловоние анчоусов с терпким ароматом индийских благовоний – сандала, мирры и пачулей, – он мог сочинять стихи, только если пахло гнилыми яблоками!
Запомни, – сказал он, – центр эпоса – это огромный вздыбленный хер. Остальное вертится вокруг и на него нанизывается – кино, цветы, взгляды, всплески. У тебя же – наоборот: всё вокруг, а центра нету! Не доходит до сердцевины. Да в тебе и самой сплошь лирическое начало, ни черта эпического!
эту вещицу Флавий внес колоссальный вклад. Каждый вечер он звонил и спрашивал: – Роман-то пишешь? Ну, пиши-пиши… Это был могучий стимул для поступательного движения. Еще он говорил: – Не забывай: где есть лучшие куски, обязательно должны быть и худшие. Иначе как поймешь, что вот эти лучшие – без худших? Даже если худших нет – их надо специально написать!
Когда она вернулась, мы лежали на полу, беседовали о том, что главное в творчестве – страдания души или ликование духа, предавались воспоминаниям и плакали.
