Тамара Злобина

Помолись за меня

Две мини-повести

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Благодарности:

Александр Маршал

© Тамара Злобина, 2018

1. «Помолись за меня» — мини-повесть.

У Сани умирает бабушка, вырастившая её.

Чтобы справиться с бедой, девушка уезжает в Чечню в качестве медсестры.

Друг её детства Ромка Литвинов после гибели родителей и развала Союза встаёт на сторону врага.

Саня спасает его, но заявляет, что будет ждать прежнего Ромку.

2. «Алька» — мини-повесть.

Две подруги попадают в необычный жизненный переплёт.

В результате Алька оказывается в плену женщины с больной психикой, а Марии приходится спасать её.

18+

ISBN 978-5-4493-5635-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Помолись за меня
2. 1. «Помолись за меня» — мини-повесть
   1. Глава 1. Помолись за меня…
   2. Глава 2. Смерть бабушки
   3. Глава 3. Стрелок
   4. Глава 4. Помолись обо мне, мой милый
3. 2. «Алька» — мини-повесть
   1. Глава 1.Полное взаимопонимание
   2. Глава 2. Не родись красивой
   3. Глава 3. И снова Алька
   4. Глава 4. Развитие событий
   5. Глава 5. Похищение Альки
   6. Глава 6. Красота требует

1. «Помолись за меня» — мини-повесть

Глава 1. Помолись за меня…

— Смотри, смотри, Шурка! — задрав голову в верх, восхищался Ромка. — Каравелла плывёт под парусами!

— Да ну тебя, фантазёр, — отмахнулась Саня. — И ни какая это не каравелла, а просто скопление кучевых облаков. Наверное, скоро дождь начнётся…

— Глупая ты, Шурка, — разочарованно выдал Ромка. — Такая же, как наша училка Галина Николаевна. Даже тон её копируешь… Глупая. И скучная.

— Чья бы корова мычала?! — начала сердиться девочка. -Умник тоже выискался?! Или это я вчера по географии пару схватила?

— Это я из принципа, — усмехнулся в ответ подросток. — Не желаю учителям в рот смотреть… Как некоторые.

— Ах, как некоторые?! — возмутилась Санька и, с подняв с дорожки сломанную ветку, кинулась к мальчишке с намерением отхлестать его за эти слова.

— Вот я тебя сейчас! — успела только выкрикнуть она, а лёгкий, спортивный мальчишка уже понёсся прочь по тропинке, через негустой лесок, поросший шиповником.

Девочка кинулась за ним следом, отставая совсем на чуть-чуть. Остановилась она лишь тогда, когда по лицу её больно хлестнула ветка, отлетевшая от мальчишки, как праща. От резкой боли у неё выступили слёзы и Саня схватилась за щёку. На ладони была кровь: острый сучок поранил щёку.

— Хорошо в глаз не попал! — подумала она, доставая из кармашка сарафанчика чистый носовой платок, который чуть ли не со скандалом ещё утром уложила бабушка.

Рома, заслышав, что за ним никто не гонится, остановился и обернулся через плечо. Поодаль стаяла Санька и прижимала к щеке платочек. Переведя дух, он иронически поинтересовался:

— Что, сдаёшься?… Эх, Шурка ты, Шурка!

— Не Шурка — Александра! — запротестовала девочка, вспомнив наставление бабушки не откликаться на мальчишечье имя.

— А я говорю: Шурка! — настаивал подросток.

— Дурак ты, — беззлобно ответила девочка и торопливо пошла на просвет леса.

Мальчишка постоял минуту, глядя ей во след, потом догнал девчонку и, перегородив дорогу, миролюбиво попросил:

— Покажи?

— Вот ещё? — ответила Саня. — Иди себе, куда шёл! И не приставай.

— Подумаешь?! — обижено возмутился Ромка. — Нужно мне приставать?! Цаца… Фу ты — ну ты, лапти гнуты!

— А у тебя — мозги гнуты! — засмеялась в ответ девчонка. — Если они вообще у тебя есть…

— Как дам сейчас! — взвился подросток. — Мало не покажется!

— Только попробуй? — приняла задиристую стойку Саня. — Или забыл, как в прошлый раз по носу получил?

— Ага, — шмыгнул носом Ромка, — знаешь, что у меня нос слабое место — вот и бьёшь?!

— Не нос у тебя слабое место, а мозги, — совсем по-взрослому усмехнулась девчонка и спокойно отправилась домой.

— Ну и чёрт с тобой! — всердцах выдал подросток и повернул в другую сторону.

Он шёл независимой походкой, держа руки в карманах и насвистывая незамысловатый мотивчик, делая вид, что ему совсем нет дела до этой вредной девчонки. Даже не оглянулся ни разу.

— Ну и ладно! — решила Саня. — Очень нужно?! Троечник несчастный…

Конечно, сейчас она слегка покривила душой: её одноклассник и заклятый сосед Ромка Литвинов троечником вовсе не был: твёрдый хорошист.

— Если бы у меня была мать завучем в школе — запротестовала девчонка, — то я отличницей была бы!… Жаль, что у меня только бабушка — Александра Даниловна… И больше никого нет.

И снова Саня слукавила: была у неё и мать — дочь бабушки Саши. Но её словно и не было.

Вновь припомнились Сане горькие слова бабушки:

— Ветрогонка твоя мать, Саня… Гоняется по просторам России, как геолог за золотыми россыпями. Никак себе места не найдёт: по году ни слуха — ни духа… Жива ли, нет ли — не известно.

— Ба, ба! — тормошила Саня бабушку за фартук, — Не переживай ты так. Нам с тобой никого и не нужно… Ведь правда? Главное: я у тебя есть!

Бабушка гладила девочку по голове, приглаживая её пушистые волосы цвета спелой пшеницы:

— Да, внученька, главное — ты у меня есть.

— А ты — у меня! — ликовала в ответ Саня.

В начальных классах Сашенька всем любопытным объясняла, что мать у неё геолог. И что бродит она по земле — золото ищет, чтобы всем жилось лучше. Отдельные личности пытались вывести девчонку на чистую воду, но каждый из таких пытливых в результате улепётывал от неё с разбитым носом. И вскоре любопытствующих больше не осталось.

Сейчас она заканчивает шестой класс. Последний раз Саня видела свою мать год назад. Появилась та во время летних каникул: такая шумная смешливая, с целым чемоданом самых дорогих шоколадных конфет. Не-то Снегурочка, не-то Дед Мороз — хоть и не по времени.

— Лучше бы ты, Надежда, Сане платье новое для школы привезла, — беззлобно отреагировала тогда баба Саня.

— Я хотела, — не задумываясь ответила Надежда, — но побоялась размер не угадать: вон Санечка как вымахала. Почти девушка!

— Следующий раз заявишься, когда внучку замуж буду выдавать?

— Да ладно, мама, не ворчи! Не идёт тебе это…

Побыла Надежда с родными две недели и заскучала: её душа простора требовала, воли, движения. И заявила она:

— Пора мне, мама: засиделась я что-то на одном месте.

— Надежда, побудь хоть недельку ещё? — попросила мать. — Съездите с Сашенькой в область, обновки ей купите: выросла она из всего. Платье для школы новое нужно. Да и пальтецо зимнее не помешало бы…

— А вот завтра и отправимся! — решила Надежда. — заодно и билет себе куплю на поезд.

В ответ Александра Даниловна только вздохнула, понимая, что ничем не сможет удержать свою непутёвую дочь.

После окончания 8-го класса Роман исполнил свою детскую мечту и поступил в Ленинградское Нахимовское училище. Радости его не было предела.

— Понимаешь, Шурка, — с искрящимися радостью глазами говорил он, — я буду ходить по морям, океанам! Как всегда мечтал…

— На каравелле? — усмехнулась Саня, не понимая радости друга.

— А что? — не принимая Саниной иронии, отреагировал Роман, — Курсанты и на парусниках ходят, в кругосветку. Так что, вполне вероятно и под парусом похожу! По крайней мере буду очень стараться, чтобы попасть на это судно…

Сане очень хотелось спросить: — «А как же я?», но из гордости она не сделала это, а только сказала довольно холодно:

— Что же: поздравляю тебя. Рада, что хоть у кого-то мечты сбываются.

В тот день они чуть не рассорились навсегда: окончательно и бесповоротно. Ромка посмотрел на хмурое лицо девушки и сказал:

— Шурка, ты что сегодня не с той ноги встала, или не выспалась?

— Зато ты, как я вижу, с той встал! — запальчиво ответила девушка и убежала, не попрощавшись.

На следующий день собрались все однокласснике, кто ещё оставался в совхозе. Сначала пошли на вечерний сеанс, ведь теперь им это дозволялось: выпускники восьмилетней школы имели на это полное право. После кинофильма бродили по памятным местам. Вспоминали, шутили, смеялись.

Вот на этом дереве после седьмого класса мальчишки вырезали свои имена и имена тех девчонок, которые им нравились. Ромка залез высоко-высоко и там, чтобы никто не узнал его тайны вырезал два имени: своё и Санькино.

Побывали в совхозном саду, где частенько воровали яблоки. На этот раз дед Семёныч сам угощал их, припоминая сколько неприятностей «безобразники» доставили ему в своё время.

Потом провожали девчонок. Как взрослые. До самого дома. Прощались за ручку — желали успехов, счастливого пути. Из совхоза уезжали почти все: кто в райцентр в девятый класс, кто в город, в училища, Ромка в Нахимовское, Саня — в медучилище.

Так они с бабушкой решили, что Саня пойдёт по её стопам и станет медиком.

— Будешь и меня лечить, Саня. Здоровье у твоей старой бабки что-то пошатнулось. Кому лечить, как не тебе?

У самой Санькиной калитки Роман сказал, слегка волнуясь:

— Ты это… Не приходи утром меня провожать…

Саня одарила друга недоумевающим взглядом. А он продолжил, улыбаясь своей фирменной улыбкой:

— А то разревёшься ещё там… Стыда не оберёшься.

Глаза девушки стали круглыми, а щёки начали покрываться алой краской, и она уже была готова дать дёру, но Ромка поймал её за руку и неожиданно, слегка смущаясь, назвал взрослым именем:

— Александра! Смотри сдуру без меня замуж не выскочи.

Санька дёрнула худеньким плечиком:

— Вот ещё?! Я вообще замуж не выйду!

— За меня выйдешь! — улыбнулся Ромка, неожиданно чмокнул Саню в щёку, и быстрым шагом пошёл к своему дому.

Девушка глупо хихикнула и вприпрыжку помчалась домой.

Утром она всё же пришла на остановку автобуса, но наблюдала за происходящим со стороны. Она видела, как Ромка искал её взглядом и радостно улыбалась из своего потаённого уголка. Видела, как погасла его улыбка и решила беззлобно:

— Так тебе и надо! Не нужно было вчера говорить, чтобы я не приходила провожать!

Но, когда автобус тронулся, она не выдержала и выбежала ему во след. Ромка увидал Саню и радостно замахал рукой. Она бежала рядом и жестами показывала, чтобы он писал ей письма. Но автобус прибавил скорость и девушка отстала. Она ещё долго стояла у края дороги, даже когда автобус скрылся из глаз, и пыль, поднятая им, улеглась.

А ещё через день с той же самой остановки Саню провожала бабушка.

— Ну, вот, — говорила она, скрывая слёзы, — и полетели наши птенчики из гнезда во взрослую жизнь… Как -то сложится всё у вас?

Александра молча гладила бабушкины натруженные руки с распухшими суставами, её душили слёзы.

— Будь умницей, девочка моя… Ты всё же не в свою маму пошла.

— Я в тебя, бабушка, — ответила Саня.

Бабушка поцеловала Александру в щёку и перекрестила на дорожку. А Саня тихо попросила:

— Помолись за меня, бабушка…

Глава 2. Смерть бабушки

День был тихий, безветренный, туманный. Туман словно просачивался из самой земли и поднимался ввысь, меняясь, редея и растворяясь в пространстве. Внезапно из тумана размытыми очертаниями начала возникать бледная картинка. Лёгкими мазками талантливого художника проявилась группа людей, двигающихся тёмной, молчаливой процессией, словно переходя из какого-то странного сна или замысловатой фантазии в реальность. Молчаливая процессия ступила на извилистую, поросшую травой-муравой, дорожку, ведущую куда-то вдаль, пропадающую в этой дали, и медленно двинулась дальше.

Была в этой процессии какая-то безысходность, мистическая тоска и ирреальность. Словно картинка вне времени и вне сезона: ни прошлое, ни настоящее, ни весна, ни лето, не осень и не зима. Это странное ощущение ещё более усиливал туман, будто ластиком стирая тёмные фигуры, отделяя их от земли насыщенно-чёрной полосой. Процессия двигающаяся меж небом и землёй — тихо, скорбно, слегка театрально…

Хоронили Александру Даниловну. Народа собралось немало: почти вся совхозная больница, где она проработала без малого двадцать лет; подруги, соседи и просто добрые люди, знающие и уважающие её. Сашеньку поддерживали с двух сторон крепкие руки соседа Митрича и заведующего хирургического отделения — Михаила Михайловича, где Александра Даниловна до последнего работала санитаркой. Если бы не эти руки, Саня давно упала где-нибудь по дороге, и подниматься не захотела. Она была, словно во сне, или в состоянии слабого помешательства: ничего не слышала, никого не видела, ничего не ощущала.

Пять дней назад девушке исполнилось двадцать лет. Баба Саша была такая весёлая, хлопотливая. Саня радовалась, глядя на свою бабушку и была счастлива, что всё так хорошо складывается: уже год она работала в местной больнице операционной сестрой, бабушка всегда была рядом и поддерживала её и добрым советом и мудрым словом. И вот теперь… Все эти чужие люди, серые лица. Этот странный туман, что разделил вчера и сегодня полосой сплошной черноты и безысходности. Девушка словно не понимала куда ведут её сильные мужские руки. Зачем? Почему? Ей хотелось крикнуть, что было сил:

— Остановитесь! Я не хочу! Не хочу…

Но сил не было. Заплетающиеся ноги едва касались дорожки: её почти несли. Процессия, наконец, остановилась у свежевырытой могилы. Гроб, обитый чёрным и красным сатином поставили на две табуретки. Сухонькое лицо Александры Даниловны утопало в неярких полевых цветах, которых она так любила. При жизни.

Маленькая, худощавая старушка в белом ситцевом платочке не-то запела, не-то запричитала молитву, и Александра начала тихо сползать вниз. Её успели подхватить всё те же сильные руки. Послышались слова:

— Дайте девочке попрощаться с Александрой Даниловной…

Саню подвели к гробу и сказали:

— Попрощайся, Сашенька, с бабушкой.

Александра наклонилась к лицу бабы Саши и потеряла сознание. Очнулась от резкого, неприятного запаха и подумала:

— Нашатырный спирт… Зачем?… Я не могу этого видеть… Не хочу.

Кинулась на уже заколоченный гроб:

— Бабушка, — шептали губы, — бабушка, не уходи… Не оставляй меня одну…

— Поплачь, Сашенька, поплачь, — просила её подруга бабушки — Нина, — легче станет.

Саня посмотрела на неё сухими глазами, но ответить ничего не могла: слов не было. Не было и слёз. На уме вертелись слова «бабушкиной молитвы»:

— Царице моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице…

Больше ничего не шло на ум, и она снова и снова повторяла начальные слова молитвы, которая не раз спасала Александру Даниловну в самые страшные дни войны:

— Царие моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице…

Надежда приехала домой только через полтора месяца, но не застала никого: Александру Даниловну похоронили, а Саня к тому времени была уже в Чечне.

Не застав никого дома, она направилась к лучшей подруге матери и после её пояснений поинтересовалась с искренним недоумением, словно была удивлена до глубины души:

— Как умерла?! Почему меня не дождалась?

— А ты думала, что мать будет жить вечно?! — возмутилась Нина Ивановна. — Матери имеют такую тенденцию умирать не дождавшись своих дочерей, потому как те не спешат домой.

А уж, когда Надежда услышала, что Саня спустя сорок дней после смерти бабушки уехала в Чечню в качестве операционной сестры, возмущению её не было предела:

— Она что, с ума сошла?! Там же война идёт… Какой дурак надоумил её попереться туда?!

Нина Ивановна пожала плечами в ответ: выдавать Михаила Михайловича ей не хотелось. Всё это могло для него плохо закончится: она ещё не забыла воинственность Надежды и её способность наказывать «врагов».

Но всё-таки Надежда наведалась в больницу и имела трудный разговор с Кориным. Михаил Михайлович не стал оправдываться, а выслушав все обвинения женщины, строго сказал:

— А что вы хотели, Надежда Сергеевна, чтобы девочка зачахла совсем от горя? Ей была необходима смена обстановки — иначе можно было тронуться разумом.

— Но не такая же смена?! — возмутилась женщина. — Не в пекло же было толкать девочку? Куда смотрели вы, её наставник?!

— А куда смотрели вы?! — слегка повысил голос Корин. — Её мать? Почему девочка вынуждена была один на один нести свою беду?

Надежда опешила даже от строгого тона доктора:

— Но она же не в пустыне жила: вокруг люди, друзья, соседи, наконец, вы — сослуживцы?!

— Чужие люди? — вглядываясь в глаза странной женщины, поинтересовался Корин. — Вы считаете — этого достаточно?… Ни одной родной души рядом…

— Она уже взрослая девочка! — запротестовала Надежда. — И должна уметь принимать удар судьбы!

— Ну-да, ну-да, — ответил Михаил Михайлович, решив, что это женщина так ничего и не поняла. — Принимать удар она пока не научилась — потому и отправилась в Чечню, чтобы пройти урок, что называется: год — за три.

— Вы жестокий человек! — возмутилась Надежда.

— Да, это так! — ответил Корин, — моя профессия требует этого — я хирург. До мозга костей. А вы, Надежда Сергеевна кто?

— Я — мать! — попыталась доказать свою правоту женщина, но Корин не дал ей сделать этого.

— Сомневаюсь! — словно отрезал он. — Это Александра Даниловна была для Сашеньки и матерью, и отцом, и бабушкой. А вы, как я вижу — совершенно посторонний, чужой ей человек.

И добавил, поднимаясь с места:

— Извините, мне нужно к больным.

Корин вышел из кабинета не прощаясь, а Надежда от возмущения ещё некоторое время открывала рот, не находя слов. Потом поднялась и вышла из кабинета врача, громко хлопнув дверью. Уехала из совхоза на другой же день, оставив дом и могилку матери на попечение Нины Ивановны. Она так и не рассказала никому о нелицеприятном разговоре с Кориным, да и тот не стал распространятся на эту тему: они прекрасно поняли друг друга, и расстались, если и не врагами, то уж точно не друзьями.

Саня к это время работала уже а полевом госпитале, располагающемся на окраине Грозного. Здание было полуразрушено — госпиталь располагался в подвале. Приспособлен наскоро, но операционная была оборудована всем самым необходимым. Рядом с операционной реанимационная палата, с лежащими в ней тяжелоранеными, которых нельзя было ещё транспортировать.

В Грозном шли тяжёлые бои и раненые поступали непрерывно. Работы было так много, что времени думать о чём-то постороннем кроме череды операций, следующих одна за другой, не было. И Александра выкинула из головы всё, что произошло с ней полмесяца назад.

Уже через неделю работы Александра ощущала себя в госпитале, как рыба в воде. Общая боль и беда сближает гораздо быстрее и прочнее, чем общая радость. А уж боли тут хватало с избытком. Раненых привозили прямо из боя. Иногда девушке казалось, что весь Грозный — это сплошное поле боя.

— Как когда-то в сорок третьем в Сталинграде, — думала Александра, невольно вспоминая рассказы бабушки Сани. — С одним исключением: медсестра на поле боя сейчас не сможет сделать и шагу. Главврач даже ночью не разрешает выходить на поверхность, опасаясь снайпера, который засел где-то неподалёку.

Одна хирургическая бригада сменяла другую. Спали по очереди в небольшом помещении с несколькими металлическими кроватями, письменным столом посередине, служившим и кабинетом, и столовой, шкафами вдоль стен, где хранились необходимые лекарства, перевязочные материалы, инструменты.

В операционную Саню пока ещё не допускали: хватало работы в послеоперационных палатах. Их всего две: маленькая на десять коек, где размещались самые тяжёлые, которых нельзя было вывозить из-за сложности ранения и нестабильности состояния, и большая — на двадцать коек, расположенных в два яруса. Здесь раненые долго не задерживались: раз в три дня прилетал вертолёт и забирал троих-четверых, для переправки на «большую землю».

У Сани была заветная мечта: встать к операционному столу, ведь один из двух хирургов был сам главврач: Вениамин Михайлович Воротников, который считался одним из лучших полевых хирургов. Поэтому она без устали повторяла и повторяла всё то, что должна знать операционная сестра. Закрыв глаза, Саня вспоминала все хирургические инструменты, представляя их мысленным взором..

Застав как-то девушку возле шкафа с инструментами, Вера Васильевна, ассистент Воротникова, поинтересовалась:

— Инструмент, девонька, учишь?

Саня в ответ кивнула головой.