автордың кітабын онлайн тегін оқу Школа дорог и мостов. Семь прях
Тамара Михеева
Художник Юлия Биленко
Школа дорог и мостов
Может быть, за напечатанной историей скрывается другая, намного более обширная, которая изменяется подобно тому, как изменяется наш мир? И буквы разглашают нам об этом ровно столько, сколько можно увидеть в замочную скважину.
Работая над этой книгой, я начала постепенно осознавать, что героини обычно выполняют социальную миссию: пытаются кого-то спасти, что-то восстановить или исправить при помощи своего единственного оружия — слов.
Я открываю глаза и тут же снова закрываю. Считаю до десяти, выравнивая дыхание, сдерживая крик и мысленно опуская его из горла в живот, будто мячик, — как и учила нас Урсула. Чуть-чуть разлепляю ресницы — нет, он все еще здесь.
Круглые желтые глаза не мигая смотрят на меня, ровно на мою переносицу. Интересно, если он ударит меня клювом, я выживу?
Белоголовый орлан, сидящий в изголовье кровати, не сводит с моей переносицы глаз. Белоголовый орлан, угу, а ведь Кир меня предупреждал… Да и Алехин тоже — вспоминаю я общее собрание школы. Но кто бы еще слушал, что говорят на этих собраниях!
— Кыш, — шепчу я орлану.
Он поворачивает голову чуть набок, будто примериваясь, как бы поточнее ударить. В этот самый миг дверь комнаты распахивается, взвизгнув идеально смазанными петлями, стукается о стену, захлопывается опять, и по всей комнате пробегает дрожь, как от землетрясения.
«Мия», — почему-то думаю я, хотя Мия далеко отсюда и, конечно же, в безопасности, ибо за ней приглядывает бабушка Алехина, а я не знаю никого, кто лучше Тхоки умеет создавать вокруг себя безопасное пространство.
Белоголовый орлан расправляет крылья, по-вороньи каркает и вылетает в окно, которое вообще-то закрыто. На руке пищит браслет. Сообщение от Алехина: «Срочно ко мне». В этих словах чудится какая-то истеричность, и я поспешно вскакиваю.
Альтида, 8354 год старого летоисчисления, месяц саари
Заливистый смех Анилу летел по дворцу, как стайка разноцветных птичек ньюке. Отец с мамой переглянулись, не в силах сдержать улыбки. Гиор их понимал: трудно не ответить на этот радостный, полный беззаботного счастья смех. Он и сам не мог, да и никто во дворце, пожалуй.
— Не отвлекайся, — строго сказал отец Гиору.
Тот вздрогнул и снова углубился в задачу: «Корабль вышел из порта Лумиса в шесть часов утра и шел со скоростью…». Гиор не любил математику. Ему нравилось наблюдать за людьми и животными, подмечать тонкости отношений и перемены в них. Но он — старший сын, ему править Альтидой, а значит, он не может играть сейчас в догонялки с сестрой и младшими братьями, он должен решать скучные задачи, а потом — учить лавнийский и суэкский, землеописание и страноведение…
В комнату ворвались Пафидес и Румисор, хохоча, нырнули под массивный стол, затаились. Хныкая, приковылял малыш Катлон, а за ним вбежала солнечная Анилу. Она запыхалась, русые с рыжиной волосы растрепались, щеки горели румянцем.
— Ага! — она сразу заметила спрятавшихся братьев. — Я вас нашла!
Катлон захныкал, полез к маме на колени. Отец рявкнул, впрочем наполовину притворно:
— Что вы здесь устроили? Идите играть в сад, Гиор учится!
Анилу подбежала, глянула на задачу и сказала:
— Через восемь дней.
— Что?
— Корабль придет в альтийский порт через восемь дней. Все, ты выучился, пойдем играть с нами!
Гиор увидел, как родители переглянулись и теперь уже нахмурились оба. Он не знал, что их огорчало больше — его тупость или ум Анилу.
— Я бы сам решил ее, — проворчал Гиор обиженно. — Просто не успел.
— Тогда реши следующую, — ласково сказала мама и позвонила в колокольчик, вызывая няню Катлона.
Отец взглядом отослал младших детей. Гиор с тоской смотрел им вслед.
Когда они снова остались втроем, отец сказал со вздохом:
— Она слишком умна для девочки.
— Значит, лавнийскому царю повезло, — отозвалась мама. — Умная жена — лучший советник.
Гиор делал вид, что погружен в задачу и не слышит разговор родителей, но сердце его оборвалось. Анилу ведь только двенадцать лет, а ей уже нашли мужа — и какого! Лавнийского царя!
Прошлым летом они с отцом были в Лавнии. Страна поразила его. Воздух там казался плотным от жары и запахов. Роскошь богатых кварталов соседствовала с нищетой, и не верилось, что такая разница возможна в одном городе. Попрошайки тянули худые грязные руки вслед их паланкину. «Если бы я был здешним царем, я бы поделился с ними своими богатствами, зачем мне одному столько?» — думал Гиор, глядя на золотой дворец, который так блестел на ярком солнце, что царевич поневоле жмурился. Отец учил Гиора никогда не выказывать удивления на официальных приемах, но, когда их усадили на мягкие разноцветные подушки перед низким столиком, уставленным яствами, а из потайной двери выбежали в полупрозрачных одеждах молодые девушки и начали танцевать, юному царевичу трудно было держать лицо. Он, конечно, видел уже танец марик у них в Золотом городе, но не так близко, к тому же лавнийский царь явно дал понять, что все эти девушки принадлежат ему. Он был уже немолод, но еще красив и полон сил, лукавые масленые глаза его смеялись, даже когда он говорил о серьезных вещах, и от него пряно пахло духами…
И вот такому человеку отец хочет отдать их Анилу! Но зачем? Ведь у них так не принято. На Альтиде все, даже цари, женились по любви, и никто не мог заставить тебя выйти замуж просто потому, что «нам это необходимо». Гиор знал, что так делают в других, диких, странах архипелага Ветров и даже в Суэке, но не у них! Боги дают любящим супругам красивых, умных, отмеченных счастливой судьбой детей, кто же будет рисковать и жениться по расчету? Анилу никогда не сможет полюбить лавнийского царя, уж это-то Гиор хорошо понимал, хоть и не был настолько умен, чтобы легко решать задачки.
— Он ведь старик, — сказал Гиор и вскинул на отца глаза.
— Что?
Родители говорили уже о чем-то другом и удивились его словам. Гиор смутился, но все-таки попытался объяснить.
— Царь Лавнии… он же совсем… ну, почти старый. И у него много этих девушек, которые танцуют. Там, во дворце. Зачем ему Анилу?
— Те девушки — наложницы. А Анилу будет его законной женой, что усилит наше влияние в южных землях. Это необходимо.
— Анилу совсем маленькая!
— Никто не отдает ее замуж прямо сейчас, — быстро вставила мама. — Конечно, ей надо подрасти…
«А за это время старый царь может и умереть», — подумал Гиор и впервые пожелал кому-то смерти.
Анилу сидела, вытянувшись в струнку. Юная, тоненькая, она казалась совсем маленькой рядом с раздобревшим и постаревшим лавнийским царем. Гиора передергивало всякий раз, когда тот похохатывал, рассказывая несмешные истории, облизывал пальцы после правглы, будто не замечая кружевных салфеток, пил и пил неразбавленное вино и то и дело бросал масленые взгляды на свою невесту.
Которая не проронила ни слова.
Не съела ни кусочка.
И ни разу не подняла глаз.
У Гиора разрывалось сердце.
Как может отец смеяться глупым шуткам гостя? Говорить ему комплименты? Дарить подарки? Как может он отдать этому позолоченному дураку Анилу? Мама хотя бы расстроена, пусть и скрывает это…
«Зачем нам какое-то влияние на юге? Альтида сильна и богата и без Лавнии! Если уж так хочется выгодно пристроить единственную дочь, выдал бы ее за суэкского принца! Он хотя бы молод и воспитан». Гиор снова посмотрел на сестру. Он боялся. Что она вот-вот расплачется, упадет в обморок или закричит. Но та сидела прямо. Сжав губы — и только по раздувавшимся ноздрям и красным ушам можно было понять, в каком она бешенстве, с каким трудом сдерживается. «Как бы чего не вышло», — в смятении подумал Гиор. Он хорошо знал свою сестру — гневалась она так же яростно, как заразительно смеялась.
Анилу сжимала кулаки. Ногти впивались ей в ладони, оставляя следы. Он продал ее. Продал, будто она рабыня! Выгодная сделка, папочка? «Царь Лавнии богат и добр, ты не узнаешь ни нужды, ни горя, весь мир будет у твоих ног, моя девочка» — так ты говорил. Только забыл сказать, что у моего жениха огромный живот, волосатые руки и запах изо рта такой, что меня вот-вот стошнит!
Она терпела два дня. Покорно сидела за столом, позволяла этому чудовищу брать себя за руку, от отвращения чуть не теряя сознания, молчала. Она копила в себе гнев, как копят силы, чтобы броситься в бой. Но вот сегодня их гость уехал в свою Лавнию, и Анилу пришла в кабинет отца, хотя ее никто не звал. Пришла, чтобы задать один-единственный вопрос.
— Почему?
Отец не понял ее. Даже мама, кажется, не поняла, хотя всегда защищала ее от всех невзгод.
— Я умная, я умнее Гиора. Я прилежная, я хорошо учусь. Спроси что хочешь, я отвечу. Мне даются все науки, даже те, которым меня не учат. Я умею ездить верхом, биться на мечах, стрелять из лука. Я хорошо плаваю и управляю парусной лодкой, я…
— «Я, я, я, я…» — улыбнулся отец. — В тебе нет главной добродетели — скромности.
— И поэтому ты решил меня продать? — еле сдержала слезы Анилу.
— Милая! — укоризненно вскрикнула мама.
Она перебирала стебли ральфит, чтобы поставить их в вазу. Она любила, чтобы в каждой комнате дворца стояли живые цветы, и всегда занималась этим сама.
— Скажешь, нет? — развернулась к ней Анилу. — Я хуже любой рабыни!
Отец ударил ее по лицу.
— Думай, что говоришь! Ты — царская дочь!
— И всего лишь стою дороже! Сколько бочек вина тебе за меня дадут?
Вторая пощечина. Анилу ждала ее, но не отклонилась. И хорошенько запомнила, как горят щеки, ломит скулы, как пересохли глаза. Каким гневом пылает лицо отца, как не шелохнулась, не защитила ее мама.
— Надеюсь, хоть муж сможет тебя воспитать. У нас с мамой, я вижу, не получилось.
Отец ждал, что после этих слов она расплачется и убежит, но Анилу продолжала стоять и смотреть на него. В голове у нее вызревал план.
Отравить всех братьев, и тогда отец вынужден будет сделать ее наследницей престола. Да, от мужа это не избавит, но это уже будет не лавнийский царь, да и жить она останется здесь, в своем доме, в своем городе, в своей стране.
Отец не выдержал первым — грохнул кулаком по столу и вышел размашистым шагом. Мама бросила свои цветы, побежала следом, шепнув на ходу лишь:
— Ступай к себе!
Но Анилу не послушалась. Она подошла к столу отца, потрогала чернильницу, перья. Взвесила в руке белый камень, которым отец придерживал свитки, чтобы они не сворачивались и не разлетались. Камень был тяжелый. Начать, пожалуй, проще всего с Катлона: он вечно все тянет в рот, а потом мучается животом. Никто даже не заподозрит злой умысел. А вот с остальными будет сложнее…
Вечером мама пришла к ней в спальню, кивком отослала рабыню, присела на кровать. Анилу уже распустила волосы, сидела, укутавшись в них, как в платок. Мама погладила ее по щеке.
— Ты такая красивая, доченька.
Анилу не шелохнулась, не подняла глаз. Не могла она сейчас смотреть маме в лицо.
— Поверь, отец желает тебе только добра. Да, это странно — выходить за незнакомого мужчину, да еще и вдвое старше…
— Я не люблю его, — еле слышно прошептала Анилу.
— Я знаю, знаю!
Мама взяла ее за руку, попыталась заглянуть в глаза, а когда не получилось, заговорила проникновенно и ласково. Анилу не помнила, чтобы родители с ней так говорили.
— Но все изменится, поверь. Мне было немногим больше, чем тебе сейчас, когда твой отец увидел меня в доме владельца порта. Тот давал ежегодный пир в честь Айрус, и царская семья традиционно в нем участвовала. И ты знаешь, твой отец… он поначалу совсем мне не понравился! Показался заносчивым, грубым, да и некрасивым… Но потом, с каждой новой встречей, я все больше привыкала к нему и наконец полюбила. Полюбила всей душой, Анилу! Он дарил мне такие подарки, ах, ты бы только видела! А сколько цветов! Ими можно было бы выстелить море отсюда до Суэка!
— Твои родители хотели, чтобы ты вышла за него?
— Да, хотели. Конечно. Он ведь царь.
Анилу сжала свободную руку в кулак.
— Боги не одобрят этот союз, — привела она свой последний аргумент. — Они велят нам создавать семьи только по любви. Они рассердятся, накажут меня бесплодием!
— Но меня же не наказали.
Мама приподняла ее лицо за подбородок.
— Детка, послушай. Да, твой жених немолод, но он полон сил и очень щедр. Помощь Лавнии нужна нам: с севера надвигается беда. Земли Илонасты уже пали, а скоро армия Вандербута доберется и до Суэка. У нас есть всего несколько лет в запасе. Но без женитьбы на тебе лавнийский царь не станет заключать с нами военный союз. Ты спасешь нас всех, милая, спасешь свою страну, свою семью. Ах, разве это не утешительно?
Анилу прикрыла глаза, сцепила зубы. Ярость мешала ей дышать, но она сумела выдавить:
— Да, мама.
Лишь бы она ушла, лишь бы оставила в покое.
— Вот и умница. Я всегда знала, что умом и здравым смыслом ты пошла в меня.
Мама поцеловала ее в лоб и встала. У Анилу не было сил посмотреть ей вслед.
Дворец бурлил, как огромный котел, — сундуки с приданым доставались и перебирались с таким тщанием, будто это было то единственное, что отдавали за царскую дочь ее жениху. В голову царевны усиленно впихивали лавнийский язык, который она и так учила уже шесть лет, а еще — лавнийские традиции. Совсем недавно Анилу пришла бы в ужас, узнав, как живут женщины Лавнии, а сейчас лишь кривила губы в недоброй усмешке. Видя это, мама отводила взгляд.
Предсвадебная суета была прервана страшным событием: самый младший царевич, малыш Катлон, бежал по дорожке в саду, споткнулся, упал и ударился головой. Его долго рвало, а потом он впал в забытье, из которого так и не вышел. Врачеватель, что служил во дворце, сказал, что удар был слишком сильный и что Катлон уже никогда не очнется.
Свадьбу отложили на год.
Анилу вышивала. Нитки были яркие — синие и золотые, цвета царского дома, — под стать ее настроению. Все получилось даже лучше, чем она задумала: Катлон споткнулся сам, без ее вмешательства, и теперь уже никогда не сможет править Каменным городом — тем, что прячется в глухих далеких лесах и что ему предназначен по праву рождения. Мама не отходит от него, плачет и плачет. Заставила всю комнату цветами, дышать нечем. И даже не порадовалась, что ненавистная свадьба не грозит ее дочери еще целый год!
Отец ходит мрачнее тучи, и больше всех попадает от него старшим сыновьям — Гиору и Румисору. Анилу же он не замечает вовсе, смотрит сквозь нее, будто, стоило сорваться выгодной сделке, дочь перестала его интересовать, как просроченный товар.
Зато Гиор стал больше времени проводить с сестрой. Почему-то он считал, что она очень переживает за Катлона. Анилу старательно играла роль скорбящей по младшему братику сестры. Но однажды она себя выдала.
Они сидели с Гиором за уроками в учебной комнате. Из окон открывался чудесный вид на город, весь в цвету. И Гиор вдруг сказал:
— Ужасно, что малыш Катлон теперь вот так… но ведь он поправится, да? Зато твою свадьбу отложили.
Анилу фыркнула:
— И что изменится? Пройдет год, и меня все равно отправят к этому вонючему толстяку, чтобы я рожала ему детей без продыху и укрепляла «влияние Альтиды в южных землях»!
Гиор смутился, пробормотал чуть слышно:
— Ну, ты станешь старше…
— И что? Как мне это поможет?
Анилу бросила перо. Несмотря на блестящий, продуманный план, который она выстроила и хранила у себя в голове, ее вдруг охватила паника: а если ничего не выйдет? Падение Катлона ей на руку, да, но это — случайность! И сколько еще таких случайностей может произойти! И любая способна помешать!
Гиор, конечно, понял ее по-своему. Протянул руку, сжал ее пальцы. Добрый, мягкосердечный Гиор! Ну какой из тебя правитель?
— Хотела бы я родиться мужчиной, как все вы, — сказала Анилу горько.
— Да, — вздохнул Гиор. — Ты умная и могла бы править вместо Катлона Каменным городом.
— Глупенький, — улыбнулась Анилу. — Если бы я родилась мужчиной, мне бы достался Золотой, ведь я на две минуты тебя старше.
Анилу заметила, как на коротенькое мгновение изменилось лицо брата, потом он рассмеялся:
— Что ж… мне хватило бы и Серебряного, лишь бы ты была счастлива, Анилу.
И он тут же убрал руку, взялся за перо.
«Мой брат не так-то прост, — в удивлении смотрела на него Анилу. — Надо держать ухо востро. Да, мы выросли в одной колыбели, но мы больше не дети, и он — главная помеха на моем пути».
Часть первая. Лабиринты и двери
Впрочем, все вышло так, как вышло, и нужно или принимать условия игры, или не играть вовсе.
Кажется, толкнешь такую дверь — и немедленно пойдет изменяться реальность, головокружительно скользнет в иные времена и пространства, и не успеешь оглянуться, как провалишься во всю ту ерунду,
которая постоянно теснится в твоей голове.
Другая школа
Алехин нашел ее на турнире по прохождению лабиринтов пять лет назад. Это в ее прошлой школе придумали такую внеклассную деятельность: соревнования в каждой параллели, кто быстрее прогонит шарик по лабиринту. Лабиринты программировались учителями информатики и учениками, которые ходили на их элективы, а участвовать должны были все учащиеся их огромной школы. В своей параллели (двенадцать классов) Саше равных не было. На переменах она обыгрывала даже десятиклассников, но правила есть правила, и если тебе всего одиннадцать, то как ты можешь играть наравне с шестнадцатилетними? Иди в свою песочницу, девочка. В песочнице было скучно, но не участвовать тоже нельзя — распоряжение министерства образования и науки. Министерству так понравилась идея этих соревнований, что их включили в Систему Образовательных Стандартов, и теперь шарик по лабиринтам вынуждены были гонять школьники всей страны.
Вот Саша и гоняла. Никакой радости от победы, никто за нее не болеет, и вообще все ровесники сражаются за второе место, потому что на первом все равно будет «вы-понимаете-кто». Поначалу одноклассники еще пытались узнать ее секрет, и Саша бы с радостью поделилась, жалко ей, что ли? Но проблема в том, что не было никакого секрета — она просто любила лабиринты. Сколько себя помнит, везде и всюду их рисовала: на обоях, во всех альбомах, на уроках изо, — и не важно, что учитель задал рисовать портрет лучшего друга. Мама смирилась и на семилетие подарила ей стеклянный шар с лабиринтом внутри. Шар был очень красивый, тяжелый, а лабиринт — сложный, многоуровневый. А главное, он был настоящий, не компьютерный. Саша ощущала его приятную тяжесть и прохладу стекла, которое постепенно теплело от ее рук. И где только мама такой нашла? Саша облазила все маркетплейсы и нигде не увидела ничего даже примерно похожего. Мама на все вопросы только тихонько посмеивалась и отвечала: «Секрет!» Из чего Саша сделала вывод, что однажды ей подарят другой, посложнее. Чтобы пройти этот, ей понадобилось восемь вечеров. Но и потом она любила вертеть его в руках, прикасаться к нему, гнать железный шарик по узеньким разноцветным коридорам. Она даже имя ему дала — Шар. Ну да, незамысловато, но зато сразу все понятно. Уходя в школу, она оставляла его на своей подушке и всегда гладила, когда возвращалась.
К школьным турнирам Саша никогда не относилась всерьез. Вот если бы ей разрешили участвовать со старшеклассниками, тогда может быть, а так… Какой в них смысл?
И вдруг этот Алехин. Это он сам так представился:
— Моя фамилия Алехин.
— А имя? — спросила Саша, которая не любила недоговоренностей.
— Сергей Иванович. Скажи мне, Саша, а можешь ты вот такой лабиринт пройти?
И положил перед ней нарисованный от руки лабиринт. Саша сначала подумала, что сама его нарисовала, только забыла когда. А еще она уважала людей, которые даже и не думали сразу же звать ее «Сашенькой» (увы, таких было немного, очень уж хорошенькой была глазастая, светловолосая и улыбчивая Саша). Поэтому она взяла ручку и лабиринт Алехина прошла. За двадцать семь секунд. Он довольно крякнул и сказал:
— А если вот так? — и накрыл первый лабиринт листом прозрачной бумаги, на котором был нарисован другой лабиринт.
Два лабиринта наложились друг на друга, как бы слились, задача усложнилась, но не сильно. На сорок три секунды.
— Отлично! — обрадовался Алехин и положил сверху еще один лист. — Ну а так?
Саше вдруг почудилось, что лист стал трехмерным и будто не кончик ручки, а она сама заскользила внутри линий, которые выросли стенами, она даже будто бы ощутила их шершавую поверхности, проведя рукой…
После четвертого лабиринта у Саши разболелась голова, но когда Алехин спросил:
— Саша, а хочешь учиться в моей школе? — она ответила:
— Ага. Только у мамы разрешения спрошу.
Не то чтобы Саше было плохо в этой школе, может быть, только чуточку скучно, но она была очень любопытной. Например, ей было любопытно, что скажет мама.
Мама ждала Сашу у крыльца — по давней традиции в дни турниров она всегда заходила за Сашей и они шли домой вместе. А сегодня этот чудак Алехин спустился следом. Сразу вычислил, какая из всех мам — Сашина. Протянул руку и тут же вывалил:
— Моя фамилия Алехин. — Он покосился на Сашу. — Сергей Иванович. Я возглавляю Школу дорог и мостов. Не слышали? Хочу пригласить Сашу в ней учиться.
Мама слегка опешила. Посмотрела на Сашу. А Саша на Алехина — укоризненно. Нельзя же так, без подготовки совсем. Маму вообще-то и эта школа всем устраивала: от дома недалеко, учителя в основном адекватные, опять же — турниры эти. Но Алехин, видимо, был тот еще психолог, дотянулся до маминой слабой точки быстро.
— Саша у вас очень одаренная. Я посмотрел, как она эти лабиринты щелкает! Ей скоро тут скучно станет. А значит, мотивация тут же пропадет.
— Лабиринты же не главное в школе, — робко возразила мама. Слово «мотивация» ее настораживало.
— Смотря в какой.
И тут Саша представила, что где-то есть школа, вся-вся заваленная настоящими стеклянными шарами с лабиринтами внутри, а может, не только шарами, но и кубиками, пирамидами, и проходить их надо вживую, а не на экране, может быть, даже своими собственными ногами! У Саши дух захватило от приоткрывшихся перспектив.
— Как, вы сказали, школа называется? — расспрашивала тем временем мама, доставая телефон.
— Школа дорог и мостов.
— Хм-г… романтичное какое название. Я поищу отзывы.
— Да мы не очень известные, — развел руками Алехин. — Все некогда пиаром заниматься. Но вот, кстати, моя визитка. Тут сайт указан. Вы подумайте. Очень редкий талант у вашей дочери. И давайте завтра встретимся, обсудим?
Мама выразительно приподняла бровь, а Алехин шпарил без пауз:
— Вы Сашу каждый день встречаете? Я могу в это же время подойти…
Ошарашенная его напором, мама кивнула. И всю дорогу до дома молчала. Зато Саша трещала без умолку. Надо же хоть кому-то. Мама перебила ее на полуслове:
— Сашка, а тебе и правда хочется в эту школу?
— Ага. Лабиринты же!
— А как же твои Маша и Даша?
Саша пожала плечами. Маша и Даша, конечно, лучшие подружки, но больше дружат между собой, а Саша с ними будто просто по созвучности имен и потому что живет рядом.
Мама вздохнула:
— Она, поди, на другом конце города…
Но все оказалось еще хуже. Мама залезла в Сеть и закричала:
— Сашка! Это школа-интернат для одаренных! Ну уж нет!
— М?
— Ну… там же жить надо. Все время. А домой — только на каникулах.
— Как в Хогвартсе? — распахнула Саша глаза.
В марте Саше исполнилось одиннадцать. Она очень ждала сову. «Это просто книжка, — говорила мама. — Ты что, всерьез веришь, что Хогвартс существует?»
Да, Саша всерьез верила. Ну нельзя так подробно все выдумать, так… качественно! Проплакав первую неделю сентября, Саша решила, что вообще-то на Хогвартс рассчитывать глупо, все-таки он в Англии. Но такие школы должны быть в каждой стране! Не могут не быть! Школа дорог и мостов — может, это и есть наша школа чародейства и волшебства?
Мама вздохнула:
— Вряд ли там будут волшебные палочки.
Но Саша мысленно уже бежала на платформу 9 и 3/4.
На следующий день Алехин ждал их в школьном холле, и мама набросилась на него, не поздоровавшись.
— Вы почему сразу не сказали, что это школа-интернат?!
— Саша, можно я поговорю с твоей мамой один на один?
Саша отошла. Даже не обиделась. Она вела пальцем по решетке раздевалки (тот еще лабиринт) и смотрела, как мама, размахивая руками и то и дело убирая со лба отросшую челку, что-то доказывает Алехину. Потом он ей. Потом снова она, но уже спокойнее. Саша смотрела на них и сама не могла понять, хочется ли ей в эту школу. Жить где-то там, не дома, не с мамой. Но все-таки неприятно, когда тебя не пускают. И она болела за Алехина. Правда, от этого было чуточку стыдно, но только самую чуточку, потому что дело его безнадежное — мама ее ни за что не отпустит. Наконец они перестали спорить и подошли к ней.
— Саша, мы решили, что ты попробуешь, — сказал Алехин.
— Если будет очень сложно или заскучаешь, сразу вернешься домой, — сказала мама.
— Он применил к тебе заклятие «империус»? — спросила напрямик Саша.
Алехин непонимающе мотнул головой, мама фыркнула.
Саша повесила школьную форму на вешалку, злорадно улыбнулась. Какой бы ни была форма там, она не может быть хуже этой — кусачей, жаркой и тесной. Про форму в новой школе спросила у Алехина, конечно, мама. Он немножко смутился, потом сказал:
— Да, форма… конечно, форма нужна. Дисциплинирует, организует, уравнивает и… что там еще… Я думаю, у Саши не будет с этим проблем.
Увидев недоуменный мамин взгляд, как-то весь собрался и сказал очень серьезно:
— Форму Саше выдадут. У нас хорошее финансирование, вы не переживайте.
Разглядывая сейчас свою старую форму, Саша вздохнула. Сегодня еще надо пережить папу. Ну, в смысле его приход. Сегодня второе воскресенье месяца, папин день, и обычно она ждет его с нетерпением, но про новую школу мама приняла решение, не посоветовавшись с ним, а значит, будет непросто.
Саша до сих пор не понимает, почему родители не живут вместе, ведь они любят одни и те же вещи: кормить уток, фисташковое мороженое, классическую музыку, сыр маасдам и ее — Сашу. Сначала Саша думала, что у папы другая семья, но оказалось, что нет. Может быть, они просто слишком похожи и им тесно друг с другом? Но зато они никогда не ссорятся, часто вместе ходят в кино и на школьные праздники, и вообще со стороны трудно догадаться, что они уже четыре года живут порознь.
Саша нервничала, боялась, что папа начнет копать и накопает такое про школу Алехина, что ее поступление туда сорвется, и тогда она никогда-никогда-никогда не узнает, что же за школа такая, которую можно было назвать Школа дорог и мостов? Но папа вдруг позвонил и отменил встречу. Очень извинялся, говорил про какой-то важный проект, который на него свалился как снег на голову.
— Скажи папе про школу! — крикнула из кухни мама, поняв, с кем Саша разговаривает.
Но Саша не сказала.
Через неделю вечером они сидели с мамой обнявшись на диване. Чемодан был собран, стоял в коридоре. Документы о переводе оформили на удивление быстро.
— Оказывается, ваша директриса знает этого Алехина и школу его знает. Говорит, он инноватор, часто выступает на учительских конференциях, но министерство его не любит… впрочем, не важно. В общем, она сказала, что гордится тобой и что всегда в тебя верила.
— Ма-а-ам, в нашей школе две тысячи учеников, вряд ли она знает о моем существовании.
— Ну, теперь точно знает, — улыбнулась мама. — А все-таки странно, что год у них так начинается… ну, не с первого сентября.
«Это не имеет значения», — сказал Алехин, и Саша тогда впервые подумала, что Система Образовательных Стандартов не для него. В новую школу захотелось еще больше.
— Сашка, я тебя все-таки провожу.
— До вокзала — конечно!
— Нет, до школы.
— Мам, четыре часа на электричке, четыре обратно, а завтра на работу.
— Ну и что? Зато спокойна буду. А то отдаю тебя в руки незнакомому человеку, возникшему из ниоткуда.
— Чего это из ниоткуда? Вот директриса его знает…
— Саша!
— Мама!
— Уверена: все поедут с родителями.
— Уверена, что нет.
— Саша…
— Мам, давай на вокзал приедем, и если вот прямо все поедут с родителями, то и ты…
— Договорились! — обрадовалась мама.
Саша вздохнула: ну не сможет мама пройти на платформу 9 и 3/4, или как это у нас называется… расстроится…
— Ты хоть папе-то позвонила? — спросила мама.
— Ой… я в дороге позвоню, ладно?
Папа Сашу, конечно, поймет. Он вообще понимающий и заботливый. Гулять с ним интересно и разговаривать. И подарки он всегда делает правильные: деньги на карту или подписку на подкаст, который показался ему интересным. Но он так давно не вмешивался в их с мамой жизнь, что было бы странно извещать его о переменах сейчас. Ну другая школа, подумаешь. Не другая планета ведь.
— Я ведь не на Марс, — буркнула Саша.
Мама вздохнула:
— И на том спасибо.
— Зато сможешь завести кошку, — сказала Саша. — Ты же хотела.
У Саши на кошек была аллергия.
— Дурочка ты, — заплакала мама.
Саша обняла ее, впервые в жизни не зная, что сказать.
Электричка
Перрон был самый обычный. Алехин сразу их увидел, улыбнулся, перехватил у мамы Сашин чемодан. Мама огляделась: неподалеку высокая пара обнимала тощую девочку; мальчик, по виду Сашин ровесник, с красным походным рюкзаком за плечами, стоял один; какие-то еще взрослые садились в вагон, но детей с ними не было.
— Можно мне проводить Сашу до школы? — спросила мама Алехина.
— Да в принципе можно… но выбираться оттуда очень неудобно. Обратно электричка отправляется поздно вечером, до станции идти через лес, а на самой станции даже посидеть негде. Вы не переживайте, она же с телефоном, будет звонить вам хоть каждый час. Мы не крадем детей, правда.
— Надеюсь, — буркнула мама. Настроение у нее сильно испортилось.
Саша обняла ее крепко-крепко. Раз пять пообещала звонить, писать, присылать фото, хорошо учиться, хорошо питаться, не влезать ни в какие истории, не забывать писать папе и бабушке…
— Нам пора, — сказал Алехин.
И Саше вдруг стало грустно и страшно и захотелось все отмотать назад, ходить в свою школу, и зачем ей вообще эти лабиринты? Но Алехин тихонько сжал ее плечо, и она, шмыгнув носом, поднялась в тамбур.
Мама смотрела ей вслед.
— Через три месяца уже большие каникулы, — сказал Алехин маме. — Они быстро пролетят. Для Саши, конечно, быстрее, но у нас устойчивый интернет, можно созваниваться хоть каждый день.
Мама кивнула. Она в отличие от Саши слез сдержать не смогла.
Электричка была обычная. Не Хогвартс-экспресс, но вполне уютная. Мягкие удобные кресла нежно-салатового цвета, столик между ними, огромные чистые окна, бешеная скорость, не позволяющая рассмотреть ничего по ту сторону стекла. Алехин с Сашей сели напротив друг друга. И Саша не удержалась, спросила:
— А как вы уговорили маму?
— Я сказал ей правду. Это чаще всего срабатывает.
Саша продолжала смотреть на него вопросительно, и Алехин вздохнул:
— Я сказал ей, что у тебя исключительные способности, но без должного развития они, скорее всего, угаснут, и будет очень обидно, потому что люди с такими задатками, как у тебя, встречаются редко, и что сама ты, потеряв это (а так и случится, если не развивать и если не найти им должного применения), будешь все время ощущать пустоту, такую, знаешь, тоску, даже если в остальном твоя жизнь сложится прекрасно. Но так уж это работает: если нам дан какой-то дар, мы обязаны им воспользоваться, а нет — получи́те в награду тоску-печаль и сожаление на всю оставшуюся жизнь. Мне показалось, что это и стало главным аргументом для твоей мамы, мне даже почудилось, что она точно знает, о чем я говорю…
— А вы так уверены, что у меня есть… ну, эти… способности?
— Да, подозреваю, что ты… — Он оборвал себя на полуслове. — Не будем торопиться, все узнаешь в школе.
— Распределяющая шляпа? — понимающе кивнула Саша.
Алехин сделал вид, что не услышал. А Саша подумала: стоит ли вообще связываться с человеком, не читавшим «Гарри Поттера»?
Народу в вагоне было немного, и все — страшно увлечены своими делами: сном, игрой в смартфоне, перекусом, просмотром фильма на общевагонном экране. Никто почему-то не разговаривал. Один мальчишка смотрел в окно. На полке над его креслом лежал красный походный рюкзак. Он показался Саше смутно знакомым. Рюкзак, а не мальчик. Увидев, что она разглядывает, Алехин спросил:
— Тебя что-то беспокоит?
— Рюкзак.
— Да, этот юноша шел перед нами на вокзале. Рад, что ты заметила.
— Что в этом такого?
— Хорошо, когда у человека цепкая память, еще лучше, когда он умеет подмечать детали. Какого цвета у меня глаза? — и Алехин резко закрыл их.
— Карие. Темно-карие. Но это легко. Я же все время смотрю вам в глаза, — хмыкнула Саша.
— Ты удивишься, сколько людей, которые видят тебя каждый день, не смогут ответить на этот вопрос, — очень серьезно сказал Алехин, открывая глаза.
Саша все еще смотрела на мальчишку с рюкзаком. Что он пытался увидеть там, за окном? Скорость же бешеная, сплошные пятна.
— Думаешь о том, почему он не смотрит кино или не играет в телефоне? — проявил чудеса проницательности Алехин.
— Ага.
— Ну… возможно, он устал от экранов, такое иногда случается. Возможно, он потерял телефон по дороге, а фильм, который показывают, видел сто раз.
— А может, он скучает по дому… ну, как бы не хочет отвлекаться, хочет скучать.
— Хм-г! Отличная версия! А возможно, он художник и в этих пятнах за окном видит что-то особенное.
— А может, у него такое уникальное зрение, что для него это вовсе и не пятна, может, он и правда видит.
Электричка ехала из пункта А (родной дом, знакомая школа, Маша и Даша, мама, папа) в пункт Б (неизвестность, все новое и чужое, волнение) без остановок. Саша внимательно всматривалась в каждое из лиц сидящих в вагоне пассажиров. Потом до нее стало доходить.
— Вы сказали, что школа стоит на отшибе. Как бы вне населенных пунктов и сама по себе населенный пункт?
— Да, — протянул Алехин с явным удовольствием.
— Значит, все эти люди едут туда же?
— Да.
— Значит, все они работают или учатся в школе?
Алехин смотрел на нее очень ласково. Ну, примерно как дрессировщик смотрит на дикого зверя, которого он смог обучить классному фокусу. Так Саше показалось.
— Ты большая молодец! Может быть, ты и не проводник даже, а смотритель.
— Кто?
— В школе узнаешь, а сейчас я хочу тебя кое с кем познакомить. Кирилл! — позвал он, и мальчик оторвался от окна. Улыбнулся. Хорошей такой улыбкой. И подошел к ним.
— Знакомьтесь. Саша, это Кирилл, Кирилл, это Саша. Вы два наших первоклассника, если можно так выразиться.
Саша и Кирилл неловко друг другу улыбнулись.
— Кстати, Саша угадала про твое уникальное зрение, — сказал Алехин и жестом предложил Кириллу сесть.
Тот тут же плюхнулся в кресло рядом с Сашей, а она мучительно думала: «два наших первоклассника» — это значит «два наших первоклассника, которые едут в этой электричке», или «два наших первоклассника, которые переходят в новую школу в начале года», или… а что значит «первоклассника»?!
— Я учусь в пятом! Ну, в своей школе.
— У нас тебе придется начать все сначала, — мягко сказал Алехин. — К тому же у нас всего четыре класса.
— Как четыре? А что потом? — спросила Саша и покосилась на Кирилла.
Но тот или уже знал, или ему было все равно, только он и ухом не повел, услышав эту дикость.
— Потом можно пойти в колледж, можно вернуться в обычную школу, ну или остаться в братстве.
— Где?
Алехин улыбнулся, но не ответил. Саша решила ничего уже не спрашивать. На месте разберется. Но тут же спросила:
— Ну а остальные люди? Кто они?
Алехин хмыкнул. Саша чувствовала, что нравится ему все больше.
— Вон та очень красивая молодая женщина, ее зовут Янина, она ваш будущий преподаватель и мой старый друг.
Саша посмотрела на преподавателя и старого друга. Женщина и правда была очень красивой: нежный овал лица, тонкий нос, черные брови, глаза с длинными ресницами, яркие губы. Темные гладкие волосы собраны в тяжелый узел. Она показалась Саше строгой, но вдруг подняла глаза от смартфона и улыбнулась. Чуть-чуть, но на щеках появились ямочки, отчего все лицо смягчилось, стало еще нежнее и красивее.
— А что она преподает? Какой предмет?
— М-м-м-м… даже не знаю, как объяснить. — И Алехин повернулся к Кириллу, как будто тот мог ему помочь. Кирилл пожал плечами. Конечно, откуда он-то мог знать, он же — первоклассник!
— А могу я пойти сразу в пятый класс? — выпалила Саша. Ну правда, в одиннадцать лет быть первоклашкой как-то унизительно.
— Нет, боюсь, что нет. Но ты не переживай, пожалуйста, у нас совсем другая система.
Саша вздохнула. Слишком много у них всего… другого.
Наступить в лужу
Электричка плавно затормозила у платформы. Но рюкзак Кирилла все равно качнулся и начал падать. Прямо на голову невысокой рыжеволосой девушке, а она, даже не отрываясь от смартфона, перехватила его за лямку четким, привычным движением. И так же не глядя протянула Кириллу. Вздохнула:
— Опять.
— Гранмерси.
— Балабол.
Саше все это… немного не понравилось. То есть восхитило, конечно, как девушка поймала рюкзак, любого нормального человека восхитило бы, и закралась надежда, что и ее так научат, но вместе с тем стало очевидно, что Кирилл здесь не новичок. А сказали, что тоже первоклассник!
Она посмотрела на Алехина, но тот помогал снять багаж пожилой даме в шляпе (какой-то допотопный саквояж, стопку книг, перевязанную веревкой, и длинную узкую коробку) и Сашин взгляд проигнорировал. Ладно.
Она вышла из вагона, ожидая увидеть все что угодно: средневековую крепость, забор с колючей проволокой, старинную усадьбу в английском стиле… Но увидела обычную железнодорожную платформу с зеленым павильоном, кофейный автомат, витрину с наушниками, пауэрбанками, зарядниками и прочими необходимыми каждому путешественнику штуками. Все пассажиры электрички потянулись к лестнице, Саша, не дожидаясь Алехина, пошла следом. Если она все правильно поняла (а она ведь поняла все правильно), каждый пассажир приведет ее в школу. Школу дорог и мостов.
С перрона вела крутая лесенка, и Саша сердито потащила вниз свой большой и тяжелый чемодан. Уф! Ну почему же здесь не предусмотрено ни карет с фестралами, ни лодок? Что?! Серьезно? Да вы издеваетесь?! Впереди вилась через лес широкая тропинка. Вся в камнях, корнях и почти заросшая травой. Мелкие лужицы подернулись льдом. Все пассажиры электрички (и тут только Саша поняла, что ни у одного из них нет чемодана на колесиках!) обходили их, как великую драгоценность, ни один не наступил. Тропинка скрывалась где-то под соснами и была единственной около станции.
— Давай я помогу, — сказал Алехин, подхватил ее чемодан, будто тот ничего не весил, и бодро пошел по тропинке, обходя лужи. Своего багажа у него не было.
Саша двинулась следом. Настроение у нее испортилось, хотя она не очень понимала почему. Ну не предупредили про чемодан, но не бросили же одну, помогают вон. Может, она просто волнуется? Саша сама не заметила, как отстала от остальных, засмотрелась на лужу. Лужа как лужа. Лед на ней тоненький, узорчатый. Интересно, что будет, если наступить? В городе луж не бывает, да и льда тоже, но мама рассказывала, что раньше они с сестрой любили «ими хрустеть». Неужели и правда будет хруст? А какой? Как когда свежую капусту жуешь или когда случайно на рассыпанные чипсы наступишь? Саша глянула в удаляющиеся спины и наступила в лужу.
Ее вывернуло наизнанку где-то в районе солнечного сплетения, потом дернуло вверх и сразу резко вниз. Она устояла на ногах каким-то чудом, но тут же сложилась пополам от рези в животе. Разогнулась. Потемнело в глазах. Саша часто-часто задышала. Боль потихоньку уходила. Саша выдохнула и огляделась.
Она стояла на широких ступенях небольшого дома, не очень старого, но довольно запущенного. Такими бывают летние дачи, которые оставляют без присмотра на зиму. Выкрашенные в белый цвет стены, коричневые перила крыльца. Широкие ступени. Голова у Саши чуть-чуть плыла, и она пыталась ухватиться за что-нибудь взглядом, удержаться в пространстве.
От крыльца уходила в лес тропинка. Лес был вроде бы тот же самый, что и около станции, только… не такой осенний, что ли. Там, на станции, уже и листья облетели, только на дубах еще держались, и воздух был жесткий, хрупкий, и лужи замерзли. Лужи! Она наступила в лужу! Которые все обходили!
Саша разозлилась по-настоящему. Мало того что никто ни слова не сказал, что чемодан на колесиках лучше не брать (сами-то все кто с рюкзаками, кто с саквояжами), так еще и про лужи промолчали! Ведь знали же, знали, поэтому и не наступали! А она, как дура, полезла — и вот что теперь?
Саша зажмурилась. Села. Ступени были нагреты неярким осенним солнцем. Тихо. Так тихо, что слышно было, как прыгает по ветке ближайшего дерева какая-то птица. Саша наступила в лужу. Обычную с виду лужу. И перенеслась из точки А в точку Б. Это же портал. Настоящий портал! Магия существует!
Саша вскочила и закричала на всю тишину:
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
И тут же дверь дома распахнулась, оттуда выскочил Алехин, увидел Сашу и шумно выдохнул. Было видно, что он сильно запыхался, галстук сбился набок, пиджак распахнут, волосы взъерошены.
— Саша… слава богу. Я по всем входам тебя ищу… так-то ничего страшного, конечно, но мало ли куда могло с непривычки, и мы же еще не знаем всех твоих способностей, да и лужи только-только…
— Ничего страшного?! Вы предупредить не могли?!
Алехин развел руками:
— Прости, я даже не подумал… а зачем ты на нее наступила?
Саша смутилась. И правда: зачем? Видела же — все обходят.
— Случайно, да?
Он будто давал ей подсказку. Кивни — и дело с концом, чего же проще — случайно на лесной дорожке в лужу наступить, да еще и с непривычки, она такую дорожку первый раз в жизни, может, видит… Алехин смотрел очень внимательно, будто мысли читал, будто и так знал, почему наступила, а сейчас проверял, соврет Саша или нет. И она, насупившись, сказала сердито:
— Я хруст хотела послушать.
— Хруст? — опешил Алехин. Даже переспросил: — В смысле — хруст?
— Мама рассказывала, что, когда лужи покрываются льдом, они хрустят. Ну, если на них встать.
И тут Алехин улыбнулся. Так радостно, будто она ему подарок сделала.
— И ты захотела услышать этот хруст?
— Ну да. В городе же ни льда, ни луж. Всё чистят, выметают.
— Да… Ты удивительная, Саша. И прекрасная. Пойдем. Там тебя полшколы ищет по всем входам.
Он открыл дверь, и они вошли в Школу дорог и мостов.
Школа дорог и мостов
Начиналась школа с просторного коридора, в котором стояли вдоль стен пустые обувные полки. Алехин разулся и поставил свои ботинки на одну из них. Сказал:
— У нас в школе все ходят босиком.
Саша тоже разулась, вздохнула:
— У меня сменка в чемодане.
— Не нужно. Правда, все ходят просто в носках. Можно даже в дырявых. Или совсем босиком. Только ты вот напиши-ка… м-м-м-м-м… напиши: «Сидорова Александра, первый класс, в пункт назначения». Я пока еще не знаю, в какой комнате ты будешь жить.
Сам Алехин взял из стоящего тут же, на полке, бумажного стаканчика узкий листок бумаги и ручку, написал: «Алехин С. И., директорская». И опустил в один из своих ботинок.
— Мне так же сделать?
— Да.
— И что потом?
— Видишь ли, у школы много входов, они могут находиться… м-м-м-м-м-м-м-м… ну, на некотором расстоянии друг от друга, довольно приличном, и, если у тебя всего одна пара уличной обуви, придется бежать именно к тому входу, где ты вошла, а это может занять много времени.
Саша удивленно посмотрела на него.
— Я ведь могу просто взять свои ботинки и понести их в руках до комнаты.
— В принципе можешь, но до того, как ты попадешь в свою комнату, нам надо сделать несколько важных дел, ботинки будут тебе мешать. Не бойся, пожалуйста, они не пропадут и окажутся там, где ты в итоге поселишься.
— Ясно, — сказала Саша, а сама подумала, что и здесь домовые эльфы. Никуда без рабского труда.
Идти в носках, оказывается, приятно. Пол был выложен плитами песочного цвета, и Саша пошутила:
— Дорога из почти желтого кирпича.
Алехин улыбнулся, но ничего не сказал. «Может, они тут вообще книг не читают?» — заволновалась Саша и спросила, пока не поздно рвануть обратно, все отыграть, вернуться домой к маме и любимому книжному шкафу:
— А библиотека тут есть?
— О, огромная!
Саша успокоилась. Если есть книги, она не пропадет.
Коридор вывел их в светлый холл с ультрасовременным интерьером: стекло, обтекаемые формы мебели, минимализм, огромная плазма на стене. Странно, а ведь домик с улицы казался совсем маленьким. «Это, наверное, как с палатками на Чемпионате по квиддичу», — решила Саша. Сердце ее прыгало и пело: все-таки она почти в Хогвартсе! Как бы он здесь ни назывался! Она уже хотела спросить, когда ей выдадут волшебную палочку, котел для зельеварения и все остальное, но Алехин повел ее дальше, в другой холл, и они будто попали в прошлое. Тут тоже было светло, но горели не яркие светодиодные ленты, а обычные лампочки, еще и спрятанные под вязаными абажурами, поэтому свет был мягкий, желтый. На полу — домотканые полосатые коврики, на стене — доска с объявлениями, отпечатанными, видимо, на пишущей машинке. Саша будто попала даже не в мамино, а в бабушкино детство, как она себе его представляла. Она не решилась спросить об этой странности у Алехина, понаблюдает еще, может, и сама разберется.
Алехин подвел ее к огромное пробковой доске, увешанной объявлениями всех мыслимых размеров и цветов.
— Ну вот. Можешь выбрать свою мастерскую, — сказал Алехин.
— Мастерскую? В смысле?
— Ну… хм-г, хм-г… Так у нас называются факультеты.
— А, ну так бы и сказали! А то есть «самой выбрать»? Просто взять и выбрать?
— Ну да. Все самое важное в жизни лучше выбирать самому. А мастерская — это твоя специализация, вся учеба здесь будет строиться на твоем выборе.
— А… ясненько.
Саша пробежала глазами по списку, на который указывал Алехин.
На сиреневом листе бумаги было отпечатано:
«Ткачи — 345.
Смотрители — 28.
Следопыты — 091.
Проводники — 459.
Целители — 12».
— А что это за цифры?
— Пока не обращай на них внимания, смотри на слова.
— Ну, вы хоть расскажите мне про этих… м-м-м… ткачей и следопытов, я же ничегошеньки не знаю!
«И вообще мне только одиннадцать лет», — подумала она с обидой.
Алехин вздохнул. Саше вдруг показалось, что он сейчас скажет: «В этом и смысл — выбрать наугад, не зная». И ей заранее стало неуютно.
Но он сказал:
— Видишь ли, Саша… я могу, конечно, рассказать и даже показать, но дело в том, что я сам, внутри себя, отдаю предпочтение одной мастерской. Вроде бы, как директор школы, я не должен, но что тут поделаешь, я же человек, и то, что мне ближе, то и кажется интереснее, важнее. И, рассказывая, я буду неосознанно это транслировать, а значит — подталкивать тебя к определенному выбору. Поэтому… — он сделал приглашающий жест рукой: выбирай, мол, сама.
— То есть мне надо выбрать свой факультет на ближайшие сколько-то лет, просто глядя на слова?!
— Да, — спокойно ответил Алехин и улыбнулся. — Просто глядя на слова.
— Ну и ладно. — Саша тут же решила, что раз так, то не очень-то это и важно, на каком факультете учиться. — Тогда «Следопыты».
— Хорошо, — без всяких эмоций сказал Алехин. Даже обидно стало.
Саша не выдержала и выпалила:
— А какой ваш любимый факультет? Ну теперь-то уже скажите.
— Мастерская, Саша. У нас мастерские. Я учился в другой школе, но, если бы мне повезло попасть в твоем возрасте в ШДиМ, стал бы смотрителем.
Скучнее не придумаешь. Даже если бы Саша не знала значения слова, все равно никогда бы его не выбрала.
— Ладно, пойдем. Выдам тебе значок мастерской и провожу в комнату, где ты будешь жить.
— А форма?
— Что?
— Вы сказали моей маме, что форму мне выдадут.
— Ах да, форма… — Алехин потер лоб. — Ладно, давай попробуем. Иди за мной.
«Да я только это и делаю, — буркнула про себя Саша. — Хоть бы покормили».
Значок оказался очень красивый: на фоне дороги, вьющейся между гор, — роза ветров. Саша прицепила значок на свитер, вопросительно глянула на Алехина. Тот одобрительно кивнул.
Потом они опять шли коридорами, вокруг сновали, брели, кучковались, болтали, куда-то спешили, зависали у досок объявлений другие ученики ШДиМ. После своей школы Саше показалось, что их очень мало. Сашу что-то смущало в них, только она не могла понять что. Наконец Алехин открыл какую-то дверь и сказал:
— Ну, вот тут можно приодеться.
Комната была узкая и очень длинная, будто коридор. Вдоль стен на вешалках висела в два ряда (выше и ниже) самая разнообразная одежда. Саша увидела кафтан, как на картинках в русских народных сказках, и невесомое платье, подходящее королеве эльфов.
— А вы уверены, что это школьная форма? — спросила она.
— Э-э-э-э-э-э… нет? А на что это похоже?
— Ну… на костюмы в каком-нибудь театре.
— Что ж, пожалуй. Ну, если тебе ничего не подходит, можешь остаться в своей одежде, — подозрительно бодро сказал Алехин.
— То есть формы на самом деле нет? — уточнила на всякий случай Саша и поняла наконец, что ее смущало в учениках, встреченных по дороге.
— Нет, — сдался Алехин.
— То есть вы соврали моей маме?
Он развел руками.
— Мне показалось, что ей это важно. Ну, форма, дисциплина, все такое.
Саша вздохнула.
— Пожалуй, я возьму вот этот шарф, — она потянула из массивного, окованного медными пластинами сундука пестрый палантин. — Мама потребует фото, сами понимаете.
— Что ж… отличный шарфик. Кажется, из шерсти высокогорных хофоларских овец, но я не уверен, надо у Яны спросить, она у нас специалист по империи Вандербутов.
— Нет такой империи.
— Есть, есть, — засмеялся Алехин. — Всё есть, даже такая империя. Ты поймешь потом.
«Ладно», — подумала Саша, намотав себе на шею широкий и длиннющий шарф. Он лег уютными складками, и вдруг… в нем кто-то пошевелился!
— Ай!
— О! Маат, иди ко мне, не пугай первоклассников.
Алехин протянул руку, и из складки шарфа в районе Сашиного левого уха выскользнула ярко-синяя…
— Ящерица?!
— Ну, ну… всего лишь бородатая агама. Она красавица и умница. Зовут ее Маат, она очень любит всякие теплые тряпочки.
— Это не тряпочка, — приходя в себя, буркнула Саша. — Это шарф из… какой там шерсти?
— Высокогорных хофоларских овец. Кажется. Хотя может быть и из козьей шерсти острова Птичка. Или из ралинской? Не могу сказать наверняка. Ладно, с формой разобрались, пойдем, выберешь себе расписание.
— В смысле? Сама выберу?
— Ну… у нас тут что-то вроде самообслуживания, да.
Саша подумала, что вот этого маме точно знать не надо и что ШДиМ все меньше похожа на Хогвартс.
Минуты три Саша изучала расписание.
Геометрия, ботаника, иностранные языки (да, именно так. Во множественном числе)…
— А сколько у вас языков? У меня в школе был английский, а с пятого класса еще испанский. А у вас сколько?
— Все.
— Что все?
— Все языки.
— И английский, и испанский?
— Нет, все языки, какие существуют.
Саша хмыкнула:
— Прикалываетесь, да?
Но Алехин был серьезен.
— У нас другая программа. Ты поймешь потом.
— Ладно. А что такое СМиСИУ?
— Создание миров и способы их удержания.
— Э-э-э-э… это урок такой?
— Да.
— У вас тут типа литературные курсы? Книжки писать учите?
— И не только, — Алехин даже развернулся к ней всем корпусом и посмотрел так, будто она невесть что сказала.
— Вот стоило ради этого меня в такую даль тащить? — проворчала уставшая и голодная Саша. — У нас этих курсов по сто штук на каждом углу. Хочешь онлайн, хочешь офлайн, хочешь экстрим, хочешь…
— Экстрим — это как?
— А вам не попадались такие? Это когда вас запирают, например, на турбазе посреди острова без интернета, без других людей, без книг и телика, и от тоски ты по-любому начинаешь книжки писать или музыку. Или рисовать. Ну, или утопишься, такой тоже вариант есть.
Алехин засмеялся, потом спросил:
— А ты не пробовала на такие курсы ходить?
— Не. Я ж не писатель. Слушайте, а при чем тогда лабиринты?
— А тебе не кажется, что каждый писатель блуждает в лабиринте, когда пишет книгу?
— Понятия не имею! Я не писатель. С чего бы им блуждать?
— Ну, все-таки они пытаются описать чужие мысли и чувства, ведь не каждый герой — авторское альтер эго. А чужая душа — потемки, слышала такое выражение? Ну, или лабиринт.
Саша пожала плечами, увидела в расписании еще аббревиатуры и спросила:
— А что я сейчас выберу, то и буду изучать? Навсегда?
— Ну почему же навсегда… Вообще, конечно, у нас есть обязательный набор предметов…
— Ну вот!
— Да, — улыбнулся Алехин. — В первом классе — стандартный набор. Но! От одного из них ты сможешь отказаться, если через месяц точно поймешь, что неинтересно. Но только от одного. Плюс еще два предмета по выбору для углубленного изучения. Однако, раз ты следопыт, тебе не обойтись без навигации, СД и углубленного изучения языков, а в третьем классе обязательно надо взять УиВМ.
«Если я доучусь до третьего», — хмуро подумала Саша и решила, что не будет спрашивать, что такое УиВМ и СД. Узнает на уроках. Она чувствовала огромную усталость. Казалось, голова вот-вот лопнет, пытаясь вместить все, что на нее сегодня обрушилось. Алехин, наверное, по глазам это увидел, а может, мысли прочитал. Улыбнулся и сказал ласково, будто любимый дядюшка:
— Пойдем-ка спать, следопыт Саша.
Нулевой урок
«Итак, я следопыт. Я — следопыт. Почему следопыт? Ну, слово понравилось. А Алехину понравилось, что мне понравилось слово. Точнее, что я выбрала по понравившемуся слову… Как все запущено! Лужи, слова, синие ящерицы, какие-то империи… И что ты теперь будешь делать, следопыт Саша Сидорова?»
Саша сидела на своей новой кровати в своей новой комнате. Она слопала пачку печенья и выпила коробочку молока, которые ей вручил Алехин, когда проводил до комнаты, объяснив, что столовая уже закрыта. Через окно от нее стояла еще одна кровать, а у противоположной стены — еще. Первая была идеально заправлена, накрыта нежно-бирюзовым пледом. На столе и полках рядом с ней тоже был порядок: учебники, толстые книги, тетради в ряд, карандашница, стильная керамическая овечка в позе лотоса. «Похоже, в соседки мне досталась Гермиона Грейнджер», — подумала Саша.
Вторую кровать наспех застелили покрывалом, сшитым из джинсовых лоскутов, сверху валялись три мягкие игрушки (кит, лошадка и какой-то улыбчивый монстр), куртка, пестрая юбка, синий кед. На столе и вовсе был такой бардак, что Саша только хмыкнула: «И Рон Уизли». Разглядела среди прочего гладкий округлый камень, серый и довольно большой, морские стеклышки, рассыпанные по тетрадям, и надкушенный зеленый помидор. «Ну, или Полумна Лавгуд».
Саша открыла свой чемодан, достала Шар. Устроила е
...
