«Все доброе, ценное и возвышенное, чего достигла его великая душа, он посвятил мухаммеданству, украсив учение Корана такими познаниями и благочестием, что в такой форме, как я думаю, его могут принять и христиане. Он осторожно приспособил к мухаммеданской теологии все лучшее в философии Аристотеля или в суфийском мистицизме. В каждой школе он искал то, что могло бы пролить свет на тайны религии и увеличить ее славу, а его искренняя набожность и высокая добросовестность придали всем его произведениям торжественную величественность».