Жизнь ни за что
Книга первая
Алексей Сухих

© Алексей Сухих, 2016

Фотограия на обложке авторская Алексей Сухих

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Алексей Сухих

Моим друзьям, всем трудовым поколениям создавшим богатство, могущество и славу советского союза посвящается

От автора

Первое. Устав видеть и слышать гадости, совершаемые людьми современными и жившими в прошлых тысячелетиях, и отражённых в истории, автор обратился к Богу:

«Скажи, ВСЕДЕРЖИТЕЛЬ, почему ты не ограничиваешь человека в низких чертах его характера – пьянстве, разврате, преступлениях всякого рода, в том числе развязывание войн между народами и государстами?»

Бог ответил мгновенно:

«Если я лишу человека права на самоограничение, я лишу его права быть личностью».

Ответ убрал сомнения у автора, но опечалил. Необузданность страстей и желаний проявились уже в первой семье прародителей Адама и Евы, в которой брат убил брата. А вся дальнейшая история жизни человеческой только подтверждала о неподготовленности людей для перехода к жизни по законам царства божия. И было грустно и печально понимать, что к идеям самоограничения человечество может прийти только через величайшие страдания планетарного масштаба.

Второе. Роман не является биографией автора. В главном герое Леониде Сугробине переплелись судьбы друзей, товарищей и знакомых из поколения тридцатых, сороковых, пятидесятых годов двадцатого столетия живших и работавших в суровые и гордые годы сражений, побед и свершений. Однако автор не отрицает того, что некоторые события в судьбе Л. Сугробина соответствует жизненному пути автора,

Третье. Все исторические события и характеристики личностей, вошедших в историю текущего момента, отражены в романе от взгляда снизу, от народа. И эта оценка не во многом соответствует официальной оценке событий и личностей, также как и изложению событий в текущих школьных учебниках, регулярно переписываемых под ежеминутную политическую направленность правящих политических сил.

Четвёртое. Предлагаемое произведение создано в память «потерянных» поколений, родившихся в 30-х, 40-хи частично 50-х годах ХХ века и уже ушедших из жизни. И в поддержку ещё живущих трудными старческими днями, униженных в окончании жизненного пути за то, что они строили новое общество. Они не прожили «жизнь ни за что». Своей жизнью, и своим трудом они создали могучую державу, в которой жили без страха за своё будущее и показали миру, на что способен освобождённый народ. А для нынешних поколений книга объективно показывает, что социализм как общественная система был ни страшным, ни злодейским, каким его малюют борцы за народовластие и демократию последние тридцать лет. И что борьба за реальную свободу ещё впереди.

Алексей Сухих

Введение в действительную историю

Действительная история ХХ века будет написана в будущем объективными потомками. Но та история будет взглядом из далека. Современника, чрезвычайно запутанного и переполненного действительно судьбоносными событиями прошедшего века, напичкали противоречивой информацией, в которой непросто разобраться, если этот современник событий не прочувствовал их на себе и не пропустил их через своё сердце. Автор.

«Абсолютное ничто – это сверхразум со сверхвозможностями и он способен из себя создавать первоначальные планы. С физической точки зрения всё в этом мире исчезает, но этот уровень остаётся всегда. С него всё начинается и им же всё кончается… Мир высшей реальности – мир планов, законов, отношений между элементами материи и они более устойчивы, чем сама материя. В развитии теории появился некий уровень реальности, синонимом которого в религии является БОГ. Эта реальность обладает всеми признаками божества. Я не знаю, как это божество устроено, но оно реально существует».

Г.И.ШИПОВ, директор центра физики вакуума,

Академик РАЕН.

На рубеже веков отделяющих второе тысячелетие от третьего по принятому христианскими народами и странами новому летоисчислению и принявшему за точку отсчёта день и год рождения Христа, наука этих же христианских государств признала существование БОГА, как творца всего существующего. И для бесчисленных образованных и думающих людей сразу стало жить проще и реальнее. У них отпал извечный вопрос: «Зачем я существую?» И стало понятным и объяснимым создание материального мира ранее непонятное и необъяснимое. Понятным стало появление на земле Гермеса Трисмегиста, Будды, Христа, Магомета.

Когда из земной жизни уходят простые люди, пусть даже лауреаты Нобелевских премий, обычные короли, президенты и премьер-министры, в мире ничего не происходит, кроме нескольких минут светской хроники, сочувствий семье и прочее самое обыкновенное, даже если это принцесса Диана. Но когда из жизни уходят вершители мира, мир содрогается и живёт в предчувствии новых потрясений и изменений судеб и жизней… Так оно и происходит. Коммунистический материализм и полный атеизм не объяснял многих явлений. Не объяснял он и появление «вершителей». С признанием наличия вселенского разума как творца, появление вершителей мира объясняется просто. Они не просто люди, рождённые земной женщиной. Они посланцы.

Таким вершителем был Иосиф Сталин. Не этому времени его судить, не нашим поколениям, которые были в одно время с ним, были соратниками, противниками, попутчиками, слушали и выполняли его указания или боролись против него. Одни боролись вместе с ним и побеждали, другие боролись против него, терпели поражение и погибали… И не тем судить, кто кладёт сейчас на Иосифа Сталина кучи дерьма. Не тем, которые всегда продавали Россию. Не тем, которые предавали и продавали кто за серебряники, кто по велению своей гнилой души, взращённой в России, но никогда ей не принадлежавшей. Кого вели тайные силы на власть, и кто пришёл в России к власти в 1917-ом? Одни масоны одной национальности: Ленин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Дзержинский и прочие «Мартовы» (По переписи 1887 года в Российской империи проживало 5200000 евреев; по переписи 1970 года в Советском Союзе проживало 2151000 евреев. По переписи 2002 года евреев было 230000человек. По переписи 2010 года всего 157000. Куда, сермяги, подевались? Спрятались за отсутствие графы о национальности в постсоветском паспорте. Графы, которой все национальности гордились.)

Известно многим и давно, что к власти над миром рвётся «избранная» нация. Но Творец за предательство и мученическую смерть сына своего лишил эту нацию своего покровительства и рассеял по миру, лишив их земли обетованной1, и права руководства миром, на которое они претендовали. И руководят этой нацией теперь враги рода человеческого. Они борются с Творцом, через вождей, скрывшихся от своего народа под завесы сверх тайного образования, никому и никогда не открывающего их имена и местонахождения… Им всегда были известны тайны древнейших манускриптов и они знают, что не победят, но поколения за поколением борются и даже одерживают временные победы на отдельных направлениях. Особый фронт борьбы представляла Русь с момента возникновения, и её светлая православная религия. И под видом борьбы за светлое будущее, ими сначала миру был открыт второй великий, после Иисуса Христа, еврей Карл Маркс, создавший правдоподобную утопию всемирного равенства, братства и благоденствия. И кинули идеи Маркса на благодатную российскую почву, где к тому времени почему-то родился гениальнейший Ленин и другие, весьма способные господа, которые были введены в тайные организации тайных вождей и прошли соответствующую подготовку. Объединившись в сообществе масонов, они создали в Российской империи партию коммунистов. И вскоре, выполняя планы им предначертанные, эти господа захватили власть и ввергли Российское государство в уничтожающую нацию гражданскую войну и привлекли для уничтожения весь остальной мир. И нынешние «борцы – антисталинисты», вовсе не осуждают их, а изыскивают всевозможные способы, чтобы вычернить Сталина, победившего их всех вместе взятых и по сути отнявшего у них их «законную» победу. Вычеркнуть его из истории и высветить себя как потерпевших от деспота ратовавших за народное счастье чистых людей, а не создателей планов разрушения и ликвидации России как чего-нибудь стоящего государства… Ведь их цель была не создание рая на российской земле, не создание социального мира и всеобщего благоденствия, а уничтожения России как могущественного самостоятельного государства, которое шло своим путём и не очень-то благоволило к «избранным». А попросту стояла костью в горле на их пути к владению миром. Деятельность масонских лож и членство в масонских ложах российских подданных всеми государями императорами в России было запрещено и преследовалось царскими правительствами. Государи знали об их существовании в мире и хорошо понимали всю коварность и опасность распространения открытого масонства в своём государстве. И вот в октябре семнадцатого года ХХ века небольшая, в общем-то, группа активных, решительных и организованных людей, используя раздробленность общества, нерешительность временного правительства в проведении давно назревших реформ и доведшего массы рабочих, крестьян, солдат, матросов и прочие слои общества до полного отвращения к себе, а также огромного вливания германских масонских денег, организовала революционный дворцовый переворот. А правильнее сказать, подобрала брошенную и никем не поддерживаемую власть. Взяв в свои руки центральные учреждения по управлению страной, большевики сразу же решили все вопросы. Сформировав в два часа правительство, Ленин и Троцкий уже в ночь переворота объявили телеграфом по всей стране, что власть перешла в руки советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. А дальше пошли демагогические декреты о передаче заводов рабочим, земли крестьянам и… грабь, убивай, захватывай. Полиция была распущена, тюрьмы открыты, войска самораспускались. Страна была развалена в несколько дней. Наступил дикий хаос и неисчислимы беды честного законопослушного народа, который убивали, насиловали, грабили, выгоняли за рубеж. Разрушали православную церковь.2 Женщину объявили общественной собственностью и кинули псу под хвост всю православную мораль. Так под руководством талантливейших Ленина и Троцкого, опираясь на мощнейшую организационную и финансовую помощь сионистко – масонских всемирных организаций, была организована и проведена первая операция по уничтожению России.

Но русский народ не сдался и, оправившись от первых сокрушительных ударов, организовал «белое» движение на борьбу с навалившейся на страну заразой. Захватившие же власть, совсем не собирались уступать её белому движению, которое преследовало цели восстановления государства Российского как независимого и самобытного, не зависящего ни от кого-либо в своей внутренней и внешней политике. Много наломали дров обе стороны за годы уничтожающей нацию гражданской войны. Но наша гражданская война – урок всем режимам. Царизм своим пренебрежением к народным массам, нежеланием решать земельный вопрос и демократизировать общественные взаимоотношения и труд пролетариата, был побеждён простыми незатейливыми обещаниями о создании всеобщего равенства и братства в светлом будущем. Белое движение ничего для будущего, кроме возвращения царя-батюшки, не предложило. К тому же руководители белого движения приняли «бескорыстную» помощь стран Антанты их прямой интервенцией, которая по замыслу «тайных» должна была вызвать неудержимую ненависть русского народа к белым, готовых продать Русь за свою победу. И белое движение, честное в среде от корнетов до полковников, было разгромлено. А на территории Российской империи укрепилось безбожное образование из двухсот наций и народностей, контролировавшее внутреннее положение железной рукой ВЧК.

Масоны торжествовали. Старой России нет, новая в их руках. Новая Россия отлучена от бога, раздроблена на национальные образования, лишена национальной идеи. Ещё немного додавить, и она станет оплотом всей веками вынашиваемой мечты о господстве «избранных».

Но главный в этой «заварушке» В.И.Ленин, проявлял двойственность: с одной стороны он железной рукой и гениальной мыслью продвигал и осуществлял намеченные планы; с другой стороны четвёртая часть его крови была русской и заставляла любить самобытную Россию, вырастившую его, и он любил Россию. И ему казалось, что раз власть взята, остальное всё легко и просто. И можно пренебречь взятыми обязательствами. И он провёл на У1 конгрессе Коминтерна, состоявшемся с 5 ноября по 5 декабря 1922 года, резолюцию о несовместимости масонства и членства в Российской коммунистической партии. Колебания Ленина были замечены ещё ранее. И после гениального переворота в 17-м году он уже был не очень и нужен господам Троцким, Каменевым, Зиновьевым, Свердловым… и их тайным покровителям. В 18-м году его было почти порешили простым выстрелом из пистолета. Тогда он выжил и провёл победоносную гражданскую войну, гениально ввёл НЭП и сохранил государство. Но, выполняя генеральную линию на разрушение Российской империи, он создал самостоятельные советские республики, объединив их в СССР, справедливо полагая, что национализм и без него сделает своё разрушительное дело. Перед этим он отпустил Финляндию с территорией до окраин Петрограда. А затем отпустил и Прибалтику без всяких причин, похерив двадцатилетние ратные труды Петра 1. (А Россия заплатила за выход на берега Балтики и проведение петровских реформ четвертью своего населения, которого-то и было в России к двадцатилетию Петра всего-то двенадцать-тринадцать миллионов. Суров был царь к своему «азиатскому» народу.) И при этом Ленин продолжал быть вождём масонской революции. Но резолюция Коминтерна – это было уже слишком для верных масонов. И к 23-му году Ленин был доведён искусным врачеванием до состояния полного маразматика, а в январе 24-го благополучно отошёл под рыдания ничего не понимающего пролетариата.3

1924 год. Итог. Главный масон В. И. Ленин убран соратниками, понявшими его раздвоенность между борьбой за мировое господство и любовью к России. Но смерть Ленина уже ничего не значила. К 24—му году страна победила на всех фронтах гражданской войны. Белое движение потерпело полное поражение. Перед российским масонским руководством открывались невиданные перспективы. Они продолжили уничтожение православия. Перед этим церковь была разграблена, священнослужители наполовину перебиты. На новом этапе началось уничтожение оставшихся храмов, обителей и физическое уничтожение не добитых священников. Власть на местах передавалась в руки самых ничтожных прослоек народа, т.е. абсолютным люмпенам – неграмотным, не самодеятельным, тем, которые не могли самостоятельно делать ничего, кроме пакостей. Но они быстро усвоили ту же демагогию, что и вожди, потому что умели подчиняться не задумываясь. Падали и разбивались колокола, в монастырях устраивали колонии для заключённых. Женщина, как общественная собственность, перестала быть женой и матерью4 Моральные устои страны успешно разрушались. Шахты и рудники передавались иностранному капиталу на условиях кабальных концессий. Ну, как не повод для торжеств.

Но господа «масоны» ошиблись в своём высокомерии в оценке событий, когда посчитали И.В.Сталина, гениальнейшего из всей руководящей камарильи, малоспособным. И не приняли, единственного в руководстве страны не масона и не еврея, за фигуру. А он был посланником сил, противоборствующих врагу человеческому. Он не должен был позволить взять власть в государстве, наследующем Российскую империю, посланникам его тайных и неизвестных миру руководителей. И И.В.Сталин, разобравшись к концу жизни Ленина в целях мирового сионизма, решил все вопросы спокойно, как если бы эти же вопросы решались вождями сионизма со своими противниками. (Сионисты никому ничего не прощают) К тридцатым годам господство сионистов-масонов в центральных органах компартии и правительства России было подорвано. На ХУ11 съезде партии Сталин добился принятия резолюции, подтверждающей решение Коминтерна о несовместимости членства в партии и членства в масонских организациях. И добил оставшихся товарищей – масонов. Враги называют эту борьбу Сталина репрессиями тридцатых. А на самом деле Сталин не отдал Россию врагу. (Трагическая смерть Троцкого совершенно не трогает православных людей в России. Ведь именно Троцкий развязал компанию по уничтожению основ православия и физического истребления православных священников. А.С.) И создал империю ещё более могущественную. Россия была спасена, и Сталину можно было уходить. Но те, кто мысли и дела знают наперед, знали, что уже подготовлен Гитлер и России предстоит новая жесточайшая схватка с врагами. И Сталин остался и стал строить социализм по Марксу – Ленину в одной отдельно взятой стране, так как теоретические программы этих великих личностей были верны.

Годы с 1928 по 1941 это время строительства материальной базы социализма. Об них самый гениальный не скажет короткими строчками. Их никто ещё не пытался осознать объективно. И если будущие историки, возможно конца ХХ1 века, возьмутся за работу по истории этих лет, то работа не будет посильна единицам. Потребуется немалая группа, объединённых одной целью или прямое поручение будущего президента академии наук или первого лица государства. Нищая разрушенная страна с разгромленной церковью, потерявшая национальную и государственную идею за какие-то двенадцать лет станет индустриальной и обретёт для растущих поколений национальную идею – построение свободного справедливого социального общества. Что двигало народами этой страны. Думается, что не только кнут и пряник. А что-то более возвышенное двигало сотнями миллионов самых простых людей, как любят унижать своих сограждан буржуазные политики этим словом «простой». Весь этот период невообразим по своему величию подвигов и трагедий. И приближалась жестокая война. Сталин предвидел войну. Он понимал, что его схватка с авантюристами, захватившими в 17-м власть в России, не является окончательной победой. Тайные вожди «избранной» нации выдвинули новую фигуру на борьбу против России полуеврея Шилькгрубера – Гитлера. Им было всё равно, что Гитлер фанатично ненавидит евреев и за время его господства в Европе погибнут миллионы невинных граждан от корня Израиля. Главное для них было разрушение государства с ненавистным именем Россия. Сталин предвидел войну и, проводившая индустриализацию Россия, призвала народ к всеобщему образованию и выдвинула из его рядов десятки тысяч талантливых учёных, изобретателей, инженеров и обеспечила свою армию сотнями тысяч танков, самолётов, орудий, «Катюш» и прочим вооружением, приведшим страну к победе.

И. В. Сталин безгранично верил в идеи о построении свободного, социально справедливого общества, во многом совпадающего по идеям с христианскими заповедями. И вопреки истинным намерениям захватчиков России, в том числе и Ленина, начал строить социализм как общество всеобщего благоденствия. Он начал строить социализм из полной пустоты с создания планов его построения, как «Абсолютное ничто», по теориям современных учёных, создаёт материальные галактики из абсолютного вакуума. Но как две тысячи лет назад, так и сейчас человеческое сообщество не готово принять постулаты христианства и коммунизма. Жизнь человеческая, определённая творцом в сотни лет, сократилась до нескольких десятков и человеческий разум не может охватить и оценить величие соблюдения заповедей и самоограничения в радостях земных. Сталин верил, что может, и внедрял социализм в разум соотечественников всеми способами.

Идеи социализма и коммунизма не являются противными существу человеческому. И нашли понимание у миллионов и миллионов, которые искренне поверили и продолжают верить в возможность построения такого общества. И общество, ещё не социализм, но похожее по внешним признакам, добилось невиданных успехов по вопросам, которые капитализм не то что решать, а ставить никогда не собирался: нет голодных, нет неграмотных, нет брошенных детей. Бесплатное образование всех уровней и стипендии студентам и аспирантам. Для всех доступная бесплатная медицина: зуб заболел, тебе его дёрнут за милую душу и совершенно бесплатно.

И Сталин построил новое общество таким, каким его видел Ленин, применяя кнут и пряник. Строил, искренне надеясь, что оно будет самым справедливым. Много оставил он врагов для самого себя и построенного им общества.

Но неподсуден он суду человеческому, потому что он не обычный человек. Тем более не бог и не демон. Он был посланником сил, противоборствующих врагу человеческому. Земная жизнь его проста на раннем этапе и величественна в конце. Если бы он был просто человек, то как бы он мог без образования и воспитания создать в себе тот могучий дух и разум, который победил высокообразованную и подготовленную когорту бойцов, специально созданных и посланных на захват России. Как бы он мог предвидеть и победить во всех посланных на страну испытаниях и быть первым среди ключевых держав, управляемых фактически такими же марионетками, которые захватили в 17-м и Россию. И руководители этих держав склонились перед ним, невзирая на свою ненависть к нему. Нет! Сталин не был только человеком. И он был послан теми силами, которые хотели проверить готовность человеческого общества к жизни в подобии царства божия, и был выведен ими как вершитель судеб сотен миллионов существ человеческих? И если сейчас оголтелые особи продолжают лаять на Сталина, то делают это совершенно без понятия его сущности и лай их раздаётся как лай Моськи на Слона. И не понимают того, что чем больше они хотят унизить Сталина, тем больше возвышают его.Создатель вселенной вершит глобально и, возможно, для него планета Земля, а тем более отдельный человек, не более как маловидимая точка среди мириадов подобных. И творец, создав планету Земля и людей, должно быть, передал их на попечение в какой-то вселенский департамент, который и посылает время от времени Будду, Христа, просвещает Гермеса Трисмегиста, Мухаммеда. Сейчас на территории Индии проживает посланник Аватор (Сатья Сан Баба), род. 1926г. Аватор творит чудеса и занимается в широких масштабах просветительством и воспитанием людей в духе божьем. Но ни в коем случае за просто так не сделает жизнь людей как в раю. «Люди не готовы жить по божьим заветам. Их надо воспитывать поколение за поколением, чтобы в сознании генном появилась потребность жить по божьим заветам», – главная идея в деятельности Аватора. Сталину эта мысль не была внушена. У него была задача на проведение эксперимента. Получилось пятьдесят на пятьдесят. Но судить его людям не дано. И «героические» вопли, что Сталин дерьмо, ни кому не слышны, кроме самих вопящих.

И та положительная половина действий по созданию социализма сделала своё дело. По результатам фактического опроса населения через телевизионное ток-шоу телекомпании «ВИД» в 2008 году И. В. Сталин занял третье место как человек России за всё время её существования. И даже очень возможно, что результаты подтасовали, убрав его с первого места. И совершенно справедливо замечает историк А.М.Иванов в своей книге «Логика кошмара», что «Россия с вычеркнутым из неё Сталиным, это Россия вычеркнутая из истории».

И мы, российский народ: русские, татары, евреи, мордва и чуваши, башкиры и казахи, чеченцы и осетины, киргизы и узбеки и все остальные народы, жившие в Российской империи, а потом в Советском Союзе и исповедывавшие все религии мира, разве мы не стали единым советским народом. Среди наших народов христиане всех направлений, мусульмане, иудеи, буддисты, сектанты. И все чувствовали себя единой нацией и единым народом, по-братски относящимся друг к другу. И все любили свою страну и гордились своей страной, любили свои города, деревни, аулы, хутора. Любили своих жён и мужей, не обращая внимания на графу паспорта с обозначением национальности, а, наоборот, гордясь ей. Была бы любовь! Любили же вы друг друга мои дорогие соотечественники?! Любили!

Когда Сталин умер, социализм был сделан в СССР только наполовину. К тому же те, кто создал и послал Гитлера, отняли руками нацизма большую половину творческих созидательных сил страны. Те, кто послал Сталина, дали ему человеческий срок жизни и этим дали понять, что отказываются от продолжения эксперимента. Но народ СССР уже перенёсший войны, голод, разруху и принёсший неисчислимые жертвы во имя справедливого общества, не понял этого и содрогнулся. И мир содрогнулся от его смерти. Половина мира радовалась, другая половина искренне скорбила. Ушёл действительный кормчий с великого корабля социализма, идеи которого охватили землю глобально. Коммунисты победили в великом Китае. Восточную Европу кормчий под власть врагов не отпустил: слишком уж многими жизнями заплатил Советский Союз за её освобождение от фашизма, чтобы эти территории ушли во вражеский лагерь. Сражалась за свободу юго восточная Азия, крупнейшие страны которой Вьетнам и Индонезия следовали в фарватере событий в Китае, твёрдо веря в справедливое общество, построенное в СССР. Бурлила Африка от Гибралтара и Суэца до мыса Доброй Надежды. Негры гнали разжиревших европейских колонизаторов и гордились народами Советского Союза, сбросивших со своих плеч эксплуататоров. Бурлила центральная Америка всеми своими банановыми республиками, а Куба освободилась совсем. Идеи социализма нашли благодатную почву в Чили. Советскому Союзу выпадала роль направляющей, руководящей и, помогающей теоретически и практически, силой. Но кормчий умер. Восторгам врагов не было предела. Они уже разобрались в причинах своего поражения и приняли его как веление свыше. Смерть же Сталина в расцвете сил и мудрости была также сигналом свыше к новому наступлению на Россию (Советский Союз). Враги понимали, что простым смертным Сталина не заменить и было нужно немного терпения и тактического умения.

И чаяния врагов немедленно подтвердил Никита Хрущёв. Этого деятеля не покупать, не разлагать необходимости не было. Личный затаённый враг Сталина по семейным делам (Старший сын Хрущёва лётчик, был сбит над вражеской территорией, захвачен немцами в плен и согласился на сотрудничество с ними. Был выкран сотрудниками СМЕРШа и расстрелян как предатель, несмотря на то, что Никита ползал на коленях перед Берией и Сталиным. Перед этим Сталин простил этому отпрыску партийного босса убийство офицера в элитном санатории для выздоравливающих офицеров в Самаре при «гусарских» играх. И тот был просто отправлен в часть вместо штрафбата или расстрела за убийство) Невеликого, но хитрого ума, Хрущёв, пробившийся вверх больше послушанием и льстивостью, чем практическими полезными делами, сначала уговорил президиум ЦК расстрелять Берию (бывший председателем Совмина Г. М. Маленков просто предполагал поначалу сделать Берию второстепенным министром). Потом ему удалось сместить с поста и самого Маленкова, считавшегося и в Союзе и за рубежом наследником Сталина.5

А далее, ставший первым, новый вождь ударил социализм и коммунизм под дых, выплеснув в мир так называемый «культ личности» и с ним невероятные неоправданные преследования6, которым подверглись народы страны за время становления социалистических устоев, во имя которых были принесены неисчислимые жертвы. (Девяностые годы ХХ-го века показали, что очень многих настоящих врагов преследования не коснулись). Итог: коммунистические партии Европы, доминирующие во многих странах, выпали в осадок; в Венгрии вспыхнуло антисоветское восстание, почти уже социалистическая Индонезия была затоплена кровью сотен тысяч коммунистов и навсегда изъята из стран, сочувствующих социализму. Проиграна схватка с США и убраны ракеты с Кубы7, что показало всему миру слабость Советского Союза. И, наконец, полный разрыв с лучшим другом и могучим союзником Китаем, а также с Албанией и Югославией. Без Китая Советский Союз на фоне полного единения Западной Европы и США оказался не великой державой, а ободранной курицей. Во внутренних делах всё хозяйство Хрущёв переделал под себя – хорошо ли, плохо ли, лишь бы не по-сталински. Для начала в 1954 году передал Крым в состав Украины и положил мину замедленного действия под содружество наций, которая взорвалась в 90-х годах прошлого века. Затем освоил целину и посадил страну на продовольственные карточки, а зерно с его времени страна стала покупать в США, поднимая капиталистическую экономику. Начал решать жилищную проблему и совместил в квартирах туалеты с ваннами и едва не совместил потолки с полом. И промышленным строительством панельных пятиэтажек, так называемых «хрущёб» (как их обозвал народ) и, так называемой «народной стройкой», строя руками бесквартирных пролетариев, массу двухэтажных курятников, изуродовал города Союза от Тирасполя в Молдавии до Уэллена на Чукотке на столетия. Обворовал всё население, не возвратив займы по облигациям внутреннего займа. Девальвировал рубль в два с половиной раза при проведении денежной реформы8. А также оскорбил всех героев Советского Союза посмертно награждённых и живых, и вместе с героями весь народ, присвоив это звание Гамаль Абдель Насеру, Ахмеду бен Белле, Фиделю Кастро.9 Затем пообещал Японии передать ей Курильские острова. И в конце концов, в порыве великого восторга самим собой, объявил, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». То-то всем было весело.

Переделывая всё во всех областях, Хрущёв разрушил боевую авиацию, похерив строительство лучших в мире бомбардировщиков Мясищева, и многие другие по глупому решив, что авиация при наличии баллистических ракет не нужна. И вообще до разрушения страны без внешнего воздействия оставалось совсем немного. И ладно, что нашлось ядро, которое подумало если не о стране, то о своём неустойчивом благополучии при непутёвом вожде и убрало Никиту Хрущёва на пенсию под нескрываемое одобрение народа.10 По делу бы надо Хрущёва судить по всей строгости за подрыв системы мирового социализма.

Леонид Ильич Брежнев был удобен для всех вверху. Любил охоту, ордена, нефтедоллары вогнал в строительство БАМа. А в качестве лепты на подрыв социализма за рубежом, ввел войска в Чехословакию, а затем в Афганистан, ничему не научившись на опыте США во Вьетнаме. А также перевёл идеологическое внедрение идей социализма на товарно-денежные поддержки режимов, провозглашавших на словах строительство социализма. При прекращении денежных вливаний и поставок бесплатного оружия, социалисты эти начинали строить общество по тому сценарию, за который им платили. Запад и США торжествовали – денег у них для этих целей было значительно больше. А внутри страны при Брежневе махровыми цветами расцвёл торгово-милицейский комплекс, когда торговля и правоохранительное ведомство напрямую переплелось с криминальным сообществом и начало совместно править экономикой. Всем известно, что у этой мрази чем больше власти, тем меньше человеческого, если толика человеческого была у них при рождении. А с расцветом этого неформального комплекса, получился полный кризис в общем образовании и насмешливое отношение в образованном обществе к попыткам проведения в жизнь лозунгов о том, что человек человеку друг, товарищ и брат. Социализм загнивал, так и не повысив процент своих сторонников после Сталина. И не было вверху тех, кто бы взял на себя ответственность и повёл страну дальше. А от толковых снизу верхи отгородились, не пропуская их во власть и не выслушивая дельных предложений,

После Брежнева, так и не победившего в Афганистане непослушный народ, немного вступился за социализм Юрий Андропов. Попрятались по щелям торговые жулики, отказывались от дворцовых дач директора предприятий, построившие их на «с экономленные» материалы и труде привлечённых с их предприятий рабочих. Застрелился бывший министр МВД Щёлоков, притихла воровская партийная верхушка. (Ох, как ненавидят Андропова до сих пор все тогдашние, разжиревшие на скромной жизни миллионов обманываемых, эти сволочи, в скором времени ставшие прямыми предателями) Но уж очень система была поражена вирусом бюрократии, лицемерием, вседозволенностью власти и силовых органов. Да и на правление страной, Андропову было отпущено очень мало времени. Сторонники социализма было вздохнули облегчённо, но злой недуг сломал Андропова, а высшие силы отказали, должно быть, в поддержке его жизни, посчитав, что Советский Союз не способен строить жизнь по- божески и вскоре власть перешла в руки окончательного разрушителя – предателя.

Михаил Горбачёв, последний генеральный секретарь КПСС и первый президент СССР, и последний тоже. Родился на селе крестьянином со всем комплексом мелкобуржуазного восприятия мира и полным отсутствием фундаментального марксистского образования при своём партийном становлении. Юрфак марксистов не готовит. Но марксизм, похоже, Горбачёва и не интересовал. Мелкобуржуазная генная наследственность не позволила ему возвыситься над временем и властью. Все идеи марксизма – ленинизма ему заменяла образованная жена Раиса Максимовна, провинциалочка с запросами выше собственного понимания, которую он слушал и делал всё по её велению. Жена же не видела в идеях коммунизма ничего, кроме возможностей возвышения мужа и правила мужиком так, как будто он не был руководителем огромной и великой державы, а был хозяином небольшой мещанской общины, в которой у неё было тепло, уютно и спокойно. «Райка лапшу варит, а Мишка нам её на уши развешивает», – грустно шутили в народе, когда поняли, что «процесс пошёл…» Процесс пошёл, и страна осталась без водки, вина и продовольствия, без оборонительного оружия, при катастрофическом разрушении народного хозяйства и без какой-либо программы на восстановление страны и идей социализма.

Сначала Горбачёва для плюрализма идей и мнений враги Союза уговорили разрешить открытие в Союзе масонских лож, в которые записались все « европейски и свободно мыслящие болтуны и партийные боссы, думая, что это клубы для бильярда и выпивки» (А. Яковлев – клуб Магистериум, Е. Гайдар – ложа «Взаимодействие», Г. Якунин, А. Чубайс – ложа «Большая Европа», Шеварнадзе – клуб Магистериум. Всех не перечислишь). Горбачёв лично разрешил учредить в Москве, Вильнюсе, Риге, Петербурге, Киеве, Одессе, Нижнем Новгороде, Новосибирске отделения масонской ложи «БНАЙ БРИГ» (Сыны завета). В 1992 году был учрежден масонский русский клуб («Международный русский клуб»). Потом под видом борьбы за здоровье нации враги научили коммунистического вождя уничтожить вино-водочное производство и запретить населению выпивать. Он остановил заводы и вырубил виноградники. Страна осталась без денег в бюджете. Далее Горбачёва надоумили взять займы и под грабительские проценты предоставили эти займы. Затем одобрили спуск последних золотых запасов. Потом он подписал с Соединёнными Штатами договоры об уничтожении всего лучшего в нашем оборонном комплексе и приступил к уничтожению его. (ракеты среднего радиуса действия, комплекс «ОКА», титановые подводные лодки разрезал на стапелях… и не перечислить всего) Умного и ещё трезвого Б.Н.Ельцина выставил из политбюро и остался без оппонентов. После всего этого Горбачёва научили сказать стране, что всё в СССР плохо и нужно её перестроить. А как перестраивать!? Об этом никто и не собирался ему говорить, потому что окончательной целью всех советчиков было разрушение Советского Союза. И свои последние годы после ХХУ11 съезда КПСС, он только и повторял, что процесс пошёл… и видел себя в звании президента и главнокомандующего вооружёнными силами. О чём ещё мог мечтать крестьянский мальчик? Не об укреплении же социализма. Ведь все его настоящие способности были не выше руководителя бригады или отделения в совхозе. Но Раиса видела себя во сне и наяву первой леди от Союза рядом с жёнами президентов США и прочих королев и толкала податливого Мишу к бесславию и проклятию потомками.

Горбачёва взахлёб расхваливали11 на Западе и сказали, что коммунизм и социализм это плохо, нечеловечно. Посмотри из Кремля: страна голодает, вся в долгах, национальные республики бунтуют и требуют свободы. И господин президент огромной страны и мощнейшей по всем параметрам державы так и не понял, что был выдвинут на этот пост этими же силами как, неспособный удержать державу, государь. К тому же, отчаянный трус, каким он показал себя на даче в Крыму за время небольшой потасовки в Москве. А привезённый с крымской дачи в Москву, подписал в состоянии испуга за свою ничтожную жизнь не читая, все бумаги о своём отречении от КПСС и фактически от страны. А страна эта, пусть не особенно спрашивая у народа, всё же законным путём доверила ему власть в надежде на исправление ситуации, допущенной прежними вождями и на выход на новые рубежи благополучия и могущества. Отказался он и от коммунизма, перекрасив себя в ближайшем будущем в социал – демократа. Президент Горбачёв отказался от престола и покинул Кремль бесславно. И его ещё ждёт справедливый суд; если не нынешнего поколения, то его потомков за гибель державы и неисчислимые страдания людей при её гибели. И как полагается – осиновый кол на его могилу. (Выкопали же в своё время в Англии Кромвеля из могилы и повесили кости на виселицу) Бесславно в скором времени покинула этот мир первая и последняя леди Советского Союза.

Советский Союз под восторженные клики всех антироссийских сил разделился на все свои, обозначенные в конституции, национальные самостоятельные республики. Сама же образующая страна Россия была опрокинута навзничь. Ленинский план разрушения Российской империи осуществился.

Трагедия, постигшая народы бывшего Советского народа в девяносто втором году, сравнима разве что с гражданской войной, разразившейся в стране после октября семнадцатого года. Во всех республиках к власти пришли не просто проходимцы, а самые настоящие предатели своих народов и прямые жулики, целью которых было разграбление стран и нажитого народами национального богатства в целях личного и корпоративного обогащения. На всех постах встали перевёртыши, ранее состоявшие в КПСС и предавшие свои партийные клятвы. Поверить этим «правителям – клятвопреступникам» могут только самые наивные. Все отрасли хозяйства встали. Три сотни миллионов мирных трудящихся были выкинуты из жизни, обречены на непонятное существование, на голод, на нищету, на воровство и разбой. Бориса Ельцина, выдвинутого народом как борца за справедливость, споили и раскручивали так, как нужно было окружающим его. В массированном количестве страну завалили разрушающей мораль зротикой12 и дешёвым спиртом. И, не имея возможностей купить еду, народ пил этот разрушающий здоровье напиток, не закусывая. Страна гибла. «Демократические» парламенты во всех самостоятельных республиках принимали антинародные законы. Народу стало понятно, что самый худший из годов разрушенного социализма намного лучше самого лучшего периода победившего капитализма. Но время, когда с народом заигрывали, выводя его на демонстрации протеста, кончилось. Разрозненный, обманутый, обворованный и обездоленный народ под пропагандистскую трескотню правящей камарильи, в которую вошли и остатки компартии, начал вымирать, не дожидаясь суда божьего…

Часть первая. Истоки

«Онегин, добрый мой приятель,

Родился на брегах Невы…»

А. С. Пушкин. «Евгений Онегин».

I

Март 1953 года дышал над страной как зашкаленный астматик надрывно и тревожно. Радио по утрам не звучало бравурными маршами и транслировало минорные мелодии. И на душе мальчишки Лёньки Сугробина было тревожно. Он, торопясь и обжигаясь, глотал со сковородки картошку, жареную на шкварках – обычная его еда в обычные дни и утром, и вечером. Старшие сёстры и брат уже разъехались из родительского дома, и с постаревшими родителями оставался один последышек. В марте Лёньке исполнялось четырнадцать лет. Он вместе со всем классом готовился к вступлению в комсомол. Но тяжёлая болезнь Сталина, проявившаяся внезапно, нарушила взволнованное восторженное ожидание праздника становления комсомольцем и сердечко в груди мальчишки колыхалось то быстро и неровно, то затихало до едва прослушивающегося пульса. И в сознание врывалась мысль, что всё будет хорошо и тут же обрывалась на не определённость – а вдруг всё будет не так. Лёнька бездумно елозил ложкой по сковородке, ожидая, что музыку прервёт голос диктора с последними сообщениями. Но диктор молчал. Из динамика лилась негромкая мелодия без слов

– Лёнь, чай попей, – мать поставила перед ним чашку крепкого горячего чая и села напротив также как и каждодневно, провожая сына а школу. «Вот и поднимается последыш. А уж и не думалось. В какие годы рос», – думала она и тихая радость охватывала её.

Лёнька никогда не задумывался о том, что он последыш, что его малые годы прошли во время жесточайшей войны и последующего лихолетья. Не думал и о том, что когда он родился, матери было уже под сорок. И сейчас перед ним сидела и задумчиво смотрела на него совсем уже пожилая женщина, увядшая под грузом прожитых лет и ни с чем несравнимыми тяготами и переживаниями. Когда она в 1942 году проводила сына и мужа на фронт, а потом тянула и вытянула неизвестно как остальных четверых детей до возвращения мужа с фронта, который уцелел и хотя был списан по инвалидности, но сохранил и руки, и ноги и всё такое. А вот первенца своего не дождалась из жестоких боёв под Ленинградом. И уже, получив похоронку, долгие месяцы надеялась на чудо, которого не произошло. А теперь уже в 1953 году, когда хлеба и картошки было в достатке и каждую весну покупала она с мужем поросёнка (благо жили они в частном доме с сарайчиком и тремя сотками земли) и выращивала его до глубокой осени, чтобы до следующего лета кормить Лёньку картошкой со шкварками и не вспоминать те дни, когда вечером четверо голодных детишек окружали её и молча глядели, и даже маленький Лёнька не плакал. А она не в силах смотреть в их глаза, отворачивалась и, бесслёзно и беззвучно, плакала. А утром поднималась чуть свет и брела в полу оттаявшие поля ближнего колхоза и ковырялась вместе с другими бедолагами в грязи, в надежде найти не выкопанные осенью картошины, из которых, после отмывки гнили, делали кашу и пекли лепёшки, называемые «тошнотиками». И лишь однажды, в момент полнейшей безысходности, накричала на плачущих детей: «Уйдите от меня, а то вот лягу сейчас на стол, и ешьте меня, сколько хотите!» И перепугавшиеся детишки с воем разбежались по углам. А она и сейчас всё ещё стыдилась своей вспышки. И была счастлива, что теперь последышу и сытно, и вкусно.

А Лёнька… Он и думать не думал, какие мысли роятся в голове у матери. Он жил своей мальчишеской жизнью как все его друзья и одноклассники. У всех было это детство почти одинаковое. У машинистов паровозов, у которых были две улицы казённых домов и большие по тем временам заработки, кормились определённо намного лучше. Но все родители машинистами быть не могли. И пацаны, когда играли в футбол (а играли они всё лето) не думали, что и когда ставят им родители на стол. Для них огурец, зелёный лук, кусок ржаного хлеба и вода из родника были лучшей едой после полудневного сражения на лесной поляне, где во время сражений « улица на улицу» собиралась немалая толпа болельщиков.

Когда футбольные страсти ослабевали, мальчишки бродили по окрестным лесам в поисках ягод, грибов и приключений. Военных и послевоенных бандитов к тому времени всех выловили и чрезвычайных происшествий по этому поводу не происходило. Ещё Лёнька и его друзья любили рыбалить. Рыбная речка была не близко – часа полтора пешедралом. Но кого это могло остановить!? На речке ещё стояли несколько водяных мельниц, которые надёжно справляли свою работу, не требуя электричества, не дошедшего ещё до глубинок. Широкие пруды и глубокие мельничные омута, где по преданиям всегда водились черти, дополняли пейзаж вокруг полноводной речки, которая то скрывалась в лесных зарослях, то выплёскивалась на безлесную равнину широкими заводями и глубокими омутами на крутых поворотах. Рыбы в речке было предостаточно: окунь и щука, голавль и сорожка, и прочая бель; а на отмелях копошились многотысячные стаи рослых премудрых пескарей. И раки! Вода в речке чистая, прозрачная. И не пуганые раки дорастали до размера омаров. Опытные любители с хорошей снастью, да ещё державшие при себе спининг, добывали рыбы за пару дней, сколько хотели. А у пацанов что за снасти: пара лесок – самокруток из швейных ниток с деревянным самодельным поплавком, пара крючков в запасе и удилище, вырубленное по дороге в берёзовой роще. У каждого пацана через плечо брезенто—кирзовая сумка, называвшаяся почему-то «полевой», куда перед походом укладывалась неизменная горбушка хлеба и зелёный лук, варёная картошка, огурец и снасти. А на обратном пути в этой же сумке лежал улов. Упаси боже! Пусть пацан оставался голодным, но пойманную рыбу никогда не ел, а нёс домой. Помощник семье, добытчик. Война дала этой поросли жестокий урок.

На рыбалку ходили ватагой, обычно не менее четырёх ребят. Родители иначе не отпускали. Ходили с ночёвкой на одну ночь. На большее время также не отпускали. И не позднее одиннадцати утра ватага уже была за городом на ходовой тропе, чтобы послеполуденную часть текущего дня и утро следующего посвятить рыбалке, потом отдохнуть, покупаться, позагорать и к вечеру обязательно вернуться домой. А уж кто и что поймал – это уже как повезёт. Обычно от килограмма до двух – трёх, не более и, в основном, сорожек, окунишек. А если кто, не гонясь за престижной рыбой, переключался на пескарей, то нёс в сумке сотни полторы вкуснейших рыбёшек, которых в жареном хрустящем виде Лёнька, давно ставший Леонидом Ивановичем, все равно продолжал считать деликатеснейшей рыбкой. А вот пойманных раков добычей не считали и съедали на реке. Ночёвки обычно проходили без сна у костра над притихшей водой. Испечённый в раскалённой золе и отмытый в холодной речной воде крупный рак доставлял удачливому ловцу наслаждение во время еды и воспоминание о невозвратимом времени на долгие годы. Уже потом, через десятилетия Леонид Иванович пройдёт вдоль берегов этой речки километров двадцать. Индустриализация и химизация сельского хозяйства сделает своё жестокое дело. Вместо светлой прозрачной речки он увидит жалкий ручей с мутноватой водой без признаков водной жизни и даже без камышей.

Когда лето подходило к концу, Лёнька переключался с рыбной ловли на охоту Друзей охотников было значительно меньше, чем друзей рыбаков. Но двое – трое пацанов компанию всегда поддерживали, поскольку не то что беззаветно любили природу, а были просто детьми природы. На уток охотились в пойме той же рыбьей речки, а на боровую дичь соответственно в бору, который привольно раскинулся на юг и восток от самых окраин городка. Ружьишко у Лёньки было одноствольное двадцатого калибра, которое оставил ему «по наследству» старший брат, когда уехал на учёбу в Ленинград. Он уже заканчивал своё обучение и распределился в Горький. Ружьецо, как понимал Лёнька, не подходило для настоящего охотника и годилось только для мальчишки, каким и был его брат, когда это ружьё получил в подарок от отца. Но Лёнька был невероятно горд и когда шёл с ружьём по улицам, и вдвойне горд, когда удавалось возвращаться с пристёгнутой к поясу добычей. С боевыми припасами у мальчишек было плоховато. Дробь они делали сами, раскатывая на сковородках нарезанный кубиками свинец, а порох собирали по крупинкам у взрослых охотников, перетерпливая порой немалые унижения. И снаряжая патроны, отмеривая порох казённой меркой, пацаны всегда думали о бесценности патрона и о том, что мазать нельзя. Не уверен, не стреляй!

На охоту Лёньку всегда сопровождала его собака Джульба. Как и все дети, он очень хотел иметь собаку. Достатка не было в доме, и мечта казалась несбыточной. Но однажды осенью уже в морозные дни, когда ему шёл десятый год, отец принёс домой крохотный комочек живого собачьего существа, чистейших кровей дворняжку, махонькую самочку, собачью дочку. Но как Лёнька её полюбил, и как она полюбила Лёньку. Нет, она не спала с ним в одной постели. Она была дворняга и жизнь ей была определена во дворе, где она и жила до взрослости вместе с поросёнком и каталась на нём верхом. Когда собака подросла, Лёнька всегда брал её в лес. На рыбалку она ходить не любила. Там надо было сидеть тихо, ждать чего-то. А её натура требовала действия. В лесу было, так как надо. Подрос Лёнька, подросла и окрепла Джульба. Она была дворняга, но любила погоняться за зайцами, находила и пугала косачей в густой траве и ей не трудно было сплавать за подбитой уткой. И она никогда не терялась и, пропадая на час, другой, всегда возвращалась к хозяину и получала в награду лакомый кусочек сахара. Когда наступала зима, и выпадал глубокий снег, Лёнька ходил в лес на лыжах и собаку не брал. Джульба повизгивала, но слушалась и, проводив хозяина до перекрёстка, возвращалась домой. Зимой в лесу было таинственней, чем летом. На свежем снегу веером и тропками рассыпались во все стороны птичьи и зверьковые следы. А нахалы зайцы по ночам устраивали бесшабашные гулянки и уже на опушке леса вытаптывали такие тропы, что можно было снимать лыжи и идти по тропе, выглядывая по следам, куда сиганул последний пробежавший по тропе зайчишка. Тетерева в ясную погоду десятками усаживались на отдельно стоящую могучую берёзу подкормиться почками и чернели как вороньё. Но взять их было непросто. Обычно просчитав маршрут отлёта, один из охотников заходил с нужной стороны и спугивал стаю в сторону спрятавшихся в кустах остальных охотников. Стрелять приходилось влёт. И далеко не каждый молодой охотник добивался успеха. Но это были радостные дни. С середины февраля до мая охота запрещалась. И природа и люди ждали весны.

Когда не было ни рыбалки, ни охоты, Лёнька бродил по лесам и в одиночку. На лыжах он забирался по трассе для вывозки леса километров на десять – двенадцать и там отдыхал, дожидаясь санного поезда. Российский мужик с хитрецой в отсутствии нужного количества тяговой техники придумал санный поезд: через лес от железной дороги до вырубаемых массивов проложили трассу на десятки километров, выровняв её по горизонтали. Летом рубили лес и складировали на делянках. А с наступлением холодов выделывали по всей трассе две ледяные канавки под специальные, широкие тракторные сани, составляли санный поезд на несколько сот кубометров леса и одним мощным трактором тянули этот поезд без всяких помех. Лёнька цеплялся к задним саням и ехал на лыжах или совсем забирался на брёвна и так возвращался домой. Летом в местах, где для выравнивания трассы были прорезаны бугры широкими траншеями, склоны траншей покрывались буйными зарослями малинника, и гроздьями алела крупная малина. Пацаны обдирали её до последней ягодки. Очень уж сладка была ягода на бугорках под солнцепёком…

Так и бродили мысли у мальчишки, пока он глотал горячий чай под добрым взглядом матери: от предстоящих испытаний на политическую зрелость и задуманного лесного похода на ближайшее воскресенье до далёкой Москвы, где диктор никак не желал рассказывать о самочувствии вождя. На крыльце послышались тяжёлые шаги. Потом открылась дверь, и в комнату дунуло холодным воздухом. Снимая рукавицы, вошёл Лёнькин отец, Иван Макарович. Отец положил рукавицы на полку, снял полушубок, повесил его и подмигнул Лёньке —

– Снегоборьбой занимался, с вечера задуло, целую косу намело, – потом повернулся к матери. – Налей и мне чайку, погреюсь.

Мать принесла чашку с чаем. Отец отхлебнул пару глотков, чашку поставил

– Ну, что там про Сталина передают?

– Ничего не говорят, – ответил Лёнька. – Молчат. Не умер бы только. В школе у нас все притихли, даже мелюзга по коридорам не носится и учителя почти шёпотом уроки ведут.

– Ну, там врачи, профессора, поднимут, – сказал отец. – Ты не больно задумывайся. Твоё дело учиться и вслед за сёстрами и братом в институт поступить надо.

– Ладно, пошёл, – сказал Лёнька. – Спасибо, мама, наелся.

Потом он вышел из-за стола, неторопливо накинул пальтишко, взял школьную сумку и выскользнул за дверь. В доме было слышно, как хлопнула калитка.

– Спаси, сохрани, господи, – сказала мать и перекрестилась. Отец повернулся и отрывного сорвал с настенного календаря листок вчерашнего дня. Новый день нарисовался круглой пятёркой.

Школа была в километре от Лёнькиного дома, но на прямом пути к ней находилась многопутевая отстойно – сортировочная станция. Лёнька не любил ходить по путям, где составы трогались неожиданно, и всегда надо было оглядываться по всем сторонам. И потому шёл на переходной мост, хотя это и удлинняло дорогу в два раза. Школа его была лучшим зданием городка. В нём всего – то было три средних школы. Но эту строила железная дорога перед войной и вложила в неё всё лучшее, что могла дать Советская власть детям. Она была белокаменной в три высоких этажа и широкими окнами в классных комнатах, выходящими на южную сторону, в какой бы части здания эти классы не находились. Были в школе и актовый и спортивный залы, и специальные кабинеты физики и химии. И оборудована была на все сто! Был даже радиоузел, через который ежедневно транслировалась школьная радиогазета. На территории школы была спортивная площадка, где и в футбол можно было поиграть и тенистый сквер в гектар, где на скамейках посиживали парами и целовались старшеклассники. И сад – огород для ботаников и биологов.

Многочисленные кружки и спортивные секции обогащали школьников знаниями и умением по интересам. Лёнька строил авиамодели и играл в шахматы, неоднократно защищая честь школы. В этой школе учились все дети Ивана Макаровича, который до войны работал на железной дороге. И самый старший, который был призван из десятого класса на фронт, и Лёнькины сёстры, и другой старший, ленинградец, который неоднократно говаривал, что такую школу и в самом Питере поищешь, прежде чем найдёшь. И когда преподаватель физики, фронтовик Николай Максимович, говорил, что партия большевиков и Советское правительство делает всё возможное и невозможное, чтобы народы Советского Союза были образованные и цивилизованные, чтобы дети рабочих и крестьян заняли все высоты в труде и науке, Лёнька и все остальные школяры верили ему безоговорочно. Вокруг было дело, а не слова. Лёнькины родители, которые окончили только церковно-приходские школы, и не могли помочь детям в учёбе, имели прекрасные души и наставляли детей, говоря, что раз новая власть дала вам возможность учиться, то мы всей жизнью своей поможем своим детям получить образование, только вы сами старайтесь. И дети старались. Сёстры уже получили высшее образование, брат заканчивал. И оставался только Лёнька. И он знал, всё зависит от него. И четвёрки в его дневнике были редкими палочками среди округлых пятёрок. И другие дети рабочих и крестьян старались. И старания вознаграждались. Половина выпускников школы ежегодно поступала кто в гражданские, кто в военные вузы в самых различных городах, не пропуская и учебные заведения обеих столиц.

Вот в эту школу и бежал пятого марта 1953 года семиклассник Лёнька Сугробин. Бежал в школу четырнадцатилетний мальчик обеспокоенный болезнью вождя, вступлением в комсомол и подготовкой к экзаменам, которые в седьмом классе, как в выпускном для неполной средней школы, должны были состояться по одиннадцати предметам. Но экзамены были небольшой тревогой. К ним все привыкли: уже в четвёртом классе было четыре экзамена за начальную школу. А вот Сталин?! Как же он так мог заболеть?! Как без него?

Три урока прошли, как и во все последние дни – негромко, не шумно. В начале четвёртого урока включилось школьное радио и голос директора объявил построение всей смены на общую линейку. Классная руководительница, учительница географии, чей урок и был прерван объявлением, подняла учениов и «Седьмой – А» проследовал в широкий коридор первого этажа, где всегда состоялись общешкольные построения. Несколько минут шеренги стояли молча и ждали. Потом в голове строя появились директор и парторг. Парторг Николай Максимович, учитель физики, боевой офицер, на занятия ходил в гимнастёрке с орденами Красного знамени и Красной звезды. Ученики его любили, потому что физику он иллюстрировал примерами из практической жизни. И многие школьную теорию успешно применяли в обиходе, и оттого физика становилась ещё интереснее. Сейчас он был бледен и, как показалось Лёньке, растерян. Прошла ещё минута. Наконец Николай Максимович западающим голосом произнёс:

– Дорогие ребята! Большая беда случилась. Сегодня умер наш вождь и учитель, наш великий руководитель и вдохновитель всех побед советского народа Иосиф Виссарионович Сталин.

Слова давались Николаю Васильевичу с большим трудом. Он всхлипнул. Две или три девчонки ударились в рёв. Остальные стояли молча, многие шмыгали носами и даже гордые десятиклассники тёрли глаза. Лёнькина классная стояла у окна напротив своего класса и, достав платочек, всхлипывала.

– Дорогие ребята! – взял слово директор. – Сегодня занятий больше не будет. Нет сил никаких, и разум ещё ничего не приемлет. Идите домой. И безнадёжно махнув рукой, директор взял под руку парторга, и они пошли в директорский кабинет, сгорбившись и став ниже ростом.

Ни с кем общаться Лёньке не хотелось, и он сразу вернулся домой. Отец читал газету и дымил толстой самокруткой.

– Умер вождь-то!? – толь спросил, толь сказал он, когда сын появился в комнате.

– Умер, – буркнул Дёнька. – Как вот теперь?

– Не дрейфь! Было бы кем править, а правители найдутся, – сказал отец и выпустил клуб дыма, заполнивший половину комнаты.

Лёнька проглотил слюну и промолчал. Иван Макарович воевал три года за Россию с немцами в первую империалистическую, потом воевал в гражданскую в Красной армии на разных фронтах и уволился только в 1921 году уже из первой конной, сумев уцелеть после её рейда в панскую Польшу. Его направляли на курсы красных командиров, но он устал от войны. И хотя ему не пришлось больше учиться, а только ещё повоевать в Великую отечественную, ум его был ясен, а огромный жизненный опыт, после личного участия во всех великих катаклизмах великого века, формулировал его слова чётко и справедливо. Лёнька редко разговаривал с отцом о прошлом. Зная основные вехи его жизни, его родных и родных матери, он понимал, что все они приняли новую власть как свою. И «последыш» родился самых «красных» кровей. Старший брат отца в суровые двадцатые годы был начальником уездной милиции, два брата матери были председателями колхозов, младший брат отца стал кадровым военным и в оккупированном Берлине был какой-то шишкой при коменданте. Но отец у Лёньки видал, испытал и знал о своей эпохе больше многих. Знал то, о чём не пишут в книгах и тем более в учебниках. Знал и больше молчал, чем говорил. А сейчас сказал, что правители найдутся, и Лёнька не вякнул, хоть сердце его обливалось кровью от печали по великому Сталину. И он не понимал, как это страна будет жить без Сталина. Он вздохнул, бросил сумку с учебниками под стол и достал с полки книжку рассказов любимого им Джека Лондона.

Через несколько дней тело умершего вождя положили в мавзолей рядом с телом Ленина. На мавзолее изменили надпись. В момент установления гроба в мавзолей великая страна на пять минут замерла: остановились поезда, корабли, автомобили, остановились пешеходы. Лёнька в этот день в школу не пошёл. Он стоял у дома и слушал, как пять минут над станцией железной дороги гудели на все лады десятки паровозов, гудели остановившиеся автомобили, ревели заводские гудки. Было торжественно и мрачно.

Спустя месяц всех четырнадцатилетних в райкоме принимали в комсомол. Секретарь райкома, уже взрослый сложившийся мужчина, сказал:

– Ребята! Запомните, в какое время вы вступаете. В 1924 году, когда умер Ленин, партия объявила ленинский призыв в партию и приняла сотни тысяч рабочих и крестьян, чем частично и восполнила невосполнимую потерю. Сейчас комсомол объявил сталинский призыв, и вы птенцы сталинского призыва. Успехов вам в строительстве коммунизма.

Ребята искренне верили в Сталина и его дело и были согласны с секретарём. Неизвестным чувством каждый понимал, что ушёл из жизни совсем непростой человек. Они не смотрели через розовые стёкла учебников на свою жизнь и жизнь окружающего мира. Они видели ужасающую бедность деревни, посёлков, своего городка и понимали, что так везде. Сугробин весело смеялся над грустной частушкой:

 

С неба звёздочка упала прямо мне в калошину!

Три колхозницы плясали за одну картошину…

 

Но понимал, что стране, в которой сельское хозяйство было выжжено войной от Мурманска до Каспия, а две трети мужиков домой не вернулись с войны, было просто негде взять продовольствие в достатке. Спасение было в том, что население на 80% жило на селе или в частных домиках в городах и рабочих посёлка. За счёт приусадебных участков и содержанием при себе скотины и птицы и выжило тогда население страны.

Доходили до Лёньки и антисталинские стихи:

 

Товарищ Сталин, Вы большой учёный.

В языкознанье самый корифей.

А я простой советский заключённый,

Не коммунист и даже не еврей.

   

То дождь, то снег, то мошкара над нами

А мы в тайге, с утра и до утра.

Вы здесь из искры раздували пламя!

Спасибо Вам! Я греюсь у костра.

   

Сегодня хоронили двух марксистов.

Тела их крыли алым кумачом.

Один из них был правым уклонистом,

Другой, как оказалось, не причём.

   

Когда в Кремле в своей партийной кепке

Вы на страну кидаете свой взгляд.

Мы рубим лес по-сталински, а щепки?

А щепки во все стороны летят.13

 

– Ну и что, – сказал Юра Коротков, выслушав стихи. – Очень хорошо написано. Но раз поэт попался, то сам и виноват. Совсем не виноватых не бывает.

Подростки гордились своей страной, победительницей свирепого фашизма. Каждый бывший фронтовик был для них героем, достойным подражания. И бедность, и трудности их не пугали. Они были патриотами своей страны и верили, что подрастут и построят всё как надо. И песня из патриотического кинофильма о юных нахимовцах, который в новые времена обложили бы ненавистью с «восемнадцати разных сторон»14 была программной для них.

 

Простор голубой. Земля за кормой.

Реет гордо на мачте флаг отчизны родной.

Вперёд мы идём. И с пути не свернём,

Потому что мы Сталина имя в сердцах своих несём!

 

И смерть Сталина была для них самым глубоким человеческим горем.

Две аксиомы школьника Леонида Сугробина:

Поп Гапон не провокатор;

Лаврентий Берия не английский шпион.

Время не останавливается. На место Сталина председателем Совмина был назначен Маленков. И малыши на уроках часами учились выговаривать сложное имя Георгия Максимилиановича Маленкова. Место Сталина в партии было так значимо, что одного человека взамен поставить было невозможно и руководство партией было возложено на президиум ЦК и секретарей ЦК. Одним из секретарей избрали Хрущёва. Его имя выговаривать было легко – Никита Сергеевич. Было проведено очередное весеннее снижение цен. И народ успокоился. Власть есть, работа есть, жизнь есть. Ничего не изменилось. Но это было не так

1953 год. В руководстве страны и партии был обнаружен английский шпион Лаврентий Павлович Берия, первый заместитель председателя Совмина заведовавший внутренней и внешней безопасностью государства и член политбюро КПСС. Берию «обнаружили», арестовали и быстренько убили без суда в подвалах штаба Московского военного округа. И Лёнька задумался первый раз: зачем одному из руководителей мощнейшего государства быть чьим-то шпионом… Но промолчал, когда на комсомольском собрании обсуждался этот вопрос. Заговорил с отцом, но Иван Макарович не стал рассуждать и ушёл от разговора на эту тему, сказав только, что в тридцатые годы уже всякое бывало.

1953 год. В августе на полигоне под Семипалатинском был выполнен взрыв первой советской термоядерной бомбы. Руководил подготовкой бомбы как и всеми работами по созданию ядерного оружия, начиная от добычи урана, организации НИИ, КБ и массы прочих объектов Л. Берия.

1953 год. Закончилась трёхлетняя война в Корее между севером и югом. Северу помогал Китай и СССР, югу помогали США и их союзники. Война в Корее была полигоном, где СССР и США мерялись силами в предверии войны глобальной, которая всем обывателям казалась неизбежной. Создание водородной бомбы в СССР охладило американских политиков, и предполагаемая война на уничтожении Советского Союза не состоялась. А в Корее противники согласились на ничью.

1953 год. Арестован, осуждён за растраты и заключён во Владимирский централ генерал-лейтенант авиации Василий Сталин, сын Иосифа. Это была прямая месть Хрущёва умершему кормчему.

1954, март. Вышло постановление ЦК КПСС об освоении целинных и залежных земель.

1955 год. Подготавливая себя к единоличной власти, Хрущёв подковёрными играми принуждает Г.М.Маленкова, самую крупную фигуру того периода, уйти с поста председателя Совета Министров. Г. Маленков назначается на малозначащую должность министра электростанций. С 8 февраля 1955 года премьером назначается Н. А. Булганин, кадровый военный.

И весной 1954 года по велению Никиты Сергеевича, который организовал за это время для себя должность первого секретаря, помчались эшелоны на восток с молодым народом и техникой осваивать под посев пшеницы степные просторы Казахстана и Алтая. А Лёньку и других школьников послали сеять кукурузу квадратно-гнездовым способом в ручную в пригородном совхозе. Что там делали на востоке – было далеко и непонятно. Но, навозившись с кукурузой в весенней грязи, Лёнька не выдержал и на классном собрании заявил, что согласно изучаемым в школе наукам, кукуруза выше воронежских широт по-нормальному не растёт. Его пожурили, но кукуруза и в районе, и в области не только не выросла, но и во многих местах даже не взошла. Но в стране занимал верховные позиции новый вождь – «Наш Никита Сергеевич». А раз вождь велел сеять кукурузу руками школьников, которые отбирали по три – пять кукурузных зёрнышек и укладывали их в ямки, значит так и надо. Вождь не ошибается. Народ обозвал его «кукурузником», но исполнял приказания, так как был приучен подчиняться вождю, хотя ещё не понимал, что место и человек совсем не одно и то же и вождь вождю рознь. И не лез народ «в бутылку», разве что ворчал за выпивкой в кругу семьи или близких знакомых. И Лёнька только к тридцати годам разобрался, что такое целина, когда побывал там два раза. И разобрался так же в том, в какую пропасть кинул Хрущёв сельское хозяйство освоением этой целины.

Жизнь в деревне после разрушительной войны едва теплилась без мужика и вообще без всего. Деревню срочно надо было спасать. Но Хрущёв выдумал освоение новых земель как панацею от всех продовольственных бед. А целинные земли в зоне неуверенного земледелия оказались «чёрной дырой»15, куда посыпались триллионы бюджетных денег и человеческих трудовых ресурсов без какой-либо значимой отдачи. Страна осталась без хлеба, а стационарная традиционная деревня с вековой историей осталась без крестьянина. Деловой мужик покинул брошенную властями землю и ушёл.

А ведь даже половины денег, вложенных в целину до 60-го года хватило бы на оснащению деревни машинно-тракторной техникой, на электрификацию деревни, на постройку по- современному оснащённых ферм по всем направлениям, дорог, цехов для ремонта техники, больниц, школ и жилья. И не ушёл бы мужик. А страна получила бы и мясо, и молоко, и масло. Но этого не произошло. И хотя до девяностого года освоенные целинные земли как-то обрабатывались, сельское хозяйство угасало. А с приходом капитализма оказалось, что на заброшенной российской земле выгоднее ничего не делать, и продовольствие ввозить из-за рубежа. И восемьдесят процентов пахотных земель заросло кустарником. Но это произошло потом.

А Лёнька? Лёнька верил, что всё исправиться руками его поколения и выполнял наказ родителей. Он учился.

II

По традиции предучебный сбор проводился в школе 30 августа. День был солнечный, тёплый. Когда Леонид Сугробин, молодой человек шестнадцати с половиной лет, десятиклассник, подошёл к школе, площадка перед парадным входом искрилась разноцветьем ярких летних одеяний, ослепительными улыбками на загорелых лицах, звонким смехом неукротимой и непобедимой молодости. За два с половиной месяца летних каникул все подросли, окрепли, а десятиклассники превратились в настоящих взрослых людей. И из мальчишек и девчонок, стали рослыми, сильными юношами и пленительными девушками с загадочным блеском в глазах. Молодые люди были в тщательно отутюженных брюках и до блеска начищенных ботинках. Девушки в туфельках на каблучках и взрослыми причёсками на головках. Все стояли группками по пять – шесть человек, и вели дипломатические беседы, с интересом и некоторой ревностью оглядывая друг друга. Леонид в это лето ни с кем не встречался и не рыбачил. Ему очень были нужны часы и фотоаппарат. В скромном семейном бюджете деньги на эти цели не планировались. И он упросил отца взять его на работу в строительную бригаду. Отец частенько бригадирил в «диких» бригадах, собиравшихся из таких же, как он трудоспособных инвалидов, которым закон не разрешал работать на предприятиях. Обычно эти бригады работали на частника. Но в этом году по плану вождя область полностью охватили кукурузными посадками, а промышленные предприятия обязали создать к концу лета в колхозах хранилища под так называемую «зелёную кукурузную массу», которой предполагалось вдоволь кормить коров и надоить вдоволь молока. Рабочих для такого дела не хватало и власти в это лето «диких» не преследовали. А плотников набирали потому, что в «средних» верхах, очевидно, понимали временность кукурузной кампании и хранилища запроектировали также временные из дерева. Так Леонид сразу после экзаменов оказался в селе в двадцати пяти километрах по прямой линии от города, и пробыл он там два месяца безвыездно. На побывку домой рассчитывать не приходилось. Ни дорог шоссейных, ни транспорта в то время не было. Да и бригада работала без выходных от зари до зари. И только раз в неделю позволяла себе послеобеденную баньку.

Деньги за просто так не давались. Первые дни Лёнька « света не видел». И часто вечером засыпал за ужином с ложкой в руках. Старики смеялись, но поблажки не давали, даже если хозяйка, где они были на постое, заступалась за него и просила пожалеть.

– Не неженка, – говорил дед Матвей (он был старше всех, и звали его дедом) – отец его не переставая целый день топором стучит. Пусть и он стучит.

Сам дед, высокий, жилистый, с густой копной совершенно седых до белизны волос, махал топором, наверное, и дольше и больше других. И Леонид старался держаться поближе к нему, перенимая его экономные движения и точность удара. После нескольких дней изнурительной, через «не могу» работы, он хотел плюнуть и на часы, и на фотоаппарат и уйти. Но сумел перетерпеть изнеможение и вскоре, почерневший и про дубевший от солнца и солёного пота, вваливал вместе со всеми. За обеденным столом съедал всё до крошки утром, днём и вечером. Засыпал, как только закрывал глаза и просыпался мгновенно, когда хозяйка, заходя на сеновал, где у мужиков была спальня, объявляла о готовом завтраке. И когда спустя два месяца силосная траншея, утопленная по крышу в земле, засыпанная сверху глиной и закрытая дополнительно добротным слоем дерна, сдавалась подрядчику и заказчику, Леонид стоял на равных вместе со всеми мужиками, и был горд за свою работу. А по сдаче был банкет, т.е. выпивка без ограничений под добротное жаркое из свинины и прочие крестьянские закуски. Лёньке, как и всем, налили полный стакан водки. Председатель колхоза, крупная женщина средних лет, подняла стакан и сказала без хитростей: «Спасибо, мужики, выручили». И выпила. Дед Матвей поднял свой стакан и повернулся к сидевшему рядом Леониду

– Ну, сын, работал ты крепко Успехов тебе и удач. Мы ведь скоро вымрем и я рад, что ещё один молодой мужик топор в руках держать научился. Вся Россия топором построена. А сейчас и выпить не грех.

Дед Матвей легонько коснулся его стакана и тремя глубокими глотками влил в себя стакан водки. Вокруг мужики выпивали и шумно закусывали. Ленька покрутил головой, поднял стакан и выпил как все, не торопясь и не останавливаясь. Отличное жаркое с молодым картофелем, густой омлет называемый «селянкой», свежие и малосольные огурцы, зелёный лук, жареные грибы не давали мужикам пьянеть достаточно долго. Потом кто-то завёл песню про « удалого «Хаз-булата», его поддержали. Гулянка под молодыми липами пошла к завершению. Леонид вышел из-за стола и прошёл за околицу. Деревня стояла на крутом берегу небольшой речки. За речкой на горизонте скрывалось багровое солнце. Лёгкий ветерок ворошил выгоревшие добела волосы. На душе было спокойно и хорошо. До конца каникул оставалась неделя.

Леонид подошёл к своим одноклассникам. Он был в белой рубашке в вертикальную светло-зелёную полоску, светлых серых брюках, ослепительно сверкающих первозданной белизной полотняных полуботинках, принявших на себя по такому случаю полкоробки зубного порошка. Светлая рубашка с коротким рукавом оттеняла медный загар на руках и на лице. На плече небрежно висел на кожаном узком ремешке фотоаппарат «Зоркий», а на левой руке сверкали золотом красивые часы с центральной секундной стрелкой.

Смотрите-ка, какой фраер к нам пришёл, – громко, почти крикнув, сказал Юрка Коротков, постоянный Лёнькин сосед по парте в течении шести лет. Они пересидели почти на всех партах, но в девятом окончательно закрепились на последней в первом ряду от окна и отдавать завоёванное не собирались. Коротков был старше на два года, но они дружили на равных. Леонид поздоровался за руку со всеми ребятами и приветливо улыбнулся девушкам. А Коротков уже распоряжался:

– Все встаём на ступеньки! Десятый «а», все, все, все! Сугробин делает кадр десятиклассников. Лёнька, чтобы фирменная вывеска вошла и наши знаменитые дубовые двери.

Леонид подождал, когда все встали, прихорошились, как хотелось, и сделал снимок с двумя дублями. Юрка снова закричал:

– Стойте, не расходитесь. Сейчас и фотографа с вами сделаю. Лёнька, давай в середину к девчонкам. И фотик давай. – И, взяв фотоаппарат, подождал, когда Леонид втиснется, и сделал ещё снимок с дублями, приговаривая, что история не повторяется и без дублей ничего делать нельзя.

Прозвенел звонок. Все десятиклассники прошли в школу, не суетясь, степенно. Школьные помещения блистали чистотой и яркими красками свежего ремонта. Десятый «а» разместился в своём фирменном классе, каждый на своём отвоёванном в предыдущие годы месте. Вошла учительница химии. Все встали

– Здравствуйте, ребята! Садитесь, – сказала химичка. – С сегодняшнего дня классным руководителем у вас буду я.

– А Тамара Николаевна? – недружно и недоумённо проговорила половина класса.

– Тамара Николаевна вас географии обучила полностью, занятий в десятых классах у неё нет, и ей дали снова младшеньких.

– Так что у неё своих выпускников никогда и не будет? – выкрикнул Коротков.

– Ну, я не знаю. Так педсовет решил, – ответила химичка и спросила, – Какие будут вопросы?

– Картошку убирать отправят? – спросил Санька Ширяев, высокий блондин, сосед Лёньки по жительству, друг и товарищ по увлечениям фотографией.

– Об этом разговора не было, – ответила новая классная.

– Не понимаю, – толкнул Коротков Лёньку, – почему Тамару не оставили. Какая ерунда, что предмета нет. Ей ведь обидно – вырастила оболтусов в приличных людей, а выпустить не дают.

Леонид тоже не понимал, почему у них отняли классную, которая начала с ними работать сразу после окончания института с пятого класса и с которой они сдружились, становясь к десятому классу почти ровесниками и с которой без конфликтов находили общее по всем вопросам. Но он помнил прошлогоднюю выволочку за кукурузный вопрос и буркнул: «Вождям виднее». Тамару, конечно, жалко. Но ведь кукуруза не выросла, а выволочку не сняли. И в эту весну кукурузу снова посадили, а она снова не выросла. Он хранилище под неё строил, и деньги заработал, а кукуруза постановления правительства не выполняла и не росла.

Леонид резко продвинулся в понимании жизни с тех дней, когда его принимали в комсомол. Он старательно учился. Советская средняя школа, построенная по принципам российской дореволюционной гимназии, давала обширные знания по всем областям вплоть до шестидесятых годов, в которых начались первые потуги модернизации. Плохо было только с изучением иностранных языков, но это, возможно, была специальная установка, так как за границу советским людям ездить не планировалось. Леонид много читал: всю классику российскую, советскую и европейскую, приключенческую, историческую. Всё впитывал как губка и был согласен с М. Горьким, что «чтение есть лучшее учение». Чтение сформировало Лёньку как романтика. Он мечтал о путешествиях, о приключениях, о прекрасных женщинах, которые должны были встретиться ему на этих путях. Но знания и мечты не отрывали его от реальности. Его шестнадцатилетний ум начинал анализировать факты и события действительности и ровное полотно непогрешимости системы, непоколебимое при жизни Сталина, начинало иногда морщиться и покрываться пузырями. Сначала затронуло убийство «английского шпиона» Лаврентия Берия, бессменного члена Политбюро, которому не было нужды быть чьим-то шпионом. И беспардонное враньё коробило даже четырнадцатилетних пацанов. Потом бестолковые массовые засевы кукурузы до полярного круга. Потом оказалось, что в стране нет хлеба. И страну без всякой подготовки бросили на освоение целинных земель от Оренбурга до Барнаула. Сотни тысяч добровольцев коммунистов, комсомольцев и прочих, политически не объединённых и очень молодых были брошены уже с февраля 1954 года в ледяные, занесённые снегом просторы. Десятки эшелонов с будущими целинниками проходили через Лёнькин городок. Поезда останавливались на полчаса для смены локомотивов и проверки колёсных букс. И Леонид неоднократно наблюдал, как из вагонов вываливались десятки полу трезвых комсомольцев (а может политически не охваченных) и сломя голову неслись к привокзальным магазинам, которые за несколько минут выполняли недельный план по продаже водки. Из окон, набиравших скорость поездов, летели под откос пустые бутылки. А вражеские голоса через радиостанцию «Освобождение» подзадоривали: «Едем мы друзья, в дальние края. Будем невесёлыми и ты, и я…» Не все коммунисты и комсомольцы ехали добровольно. Менять Москву…

Параллельно с людскими эшелонами проходили эшелоны с техникой. Тракторы, автомобили, комбайны, прочие машины. Некоторые взрослые, не скрываясь, говорили, что если бы такую технику кинуть в здешнее село, то и новые земли не надо осваивать, здесь бы хлеб вырастили. Но такие разговоры шли между собой, а пацанам говорили, чтобы они их не слушали. Но Леонид сам с седьмого класса выезжал на сельхозработы, и видел всю нищету и необеспеченность села в своём районе и понимал, что так везде. Радио и газеты с фанфарами прославляли целинную эпопею. «Вождям виднее», – закрывал он полемику с самим собой и принимался за учебники.

В промежутке забот по заброске людей и техники в целинные районы, на одной из сессий Верховного совета СССР, Хрущёв провернул передачу полуострова Крым в состав Украинской ССР. Депутаты, получавшие славу на местах за то, что они депутаты, и разные льготы за то, что они голосуют, не задавая вопросов, проголосовали. И не задумались, что «розовощёкий украинец» (как характеризовали его на западе) вынашивает в глубине души голубую мечту о создании Великой Украины. Учительница географии, классный руководитель Тамара Николаевна, подтвердила на уроке, что Крым не имеет сухопутных границ с РСФСР. И вопрос закрылся.

В доме у Лёньки был самый незатейливый и самый дешёвый радиоприёмник «Рекорд». Его подарил старший брат по окончанию Лёнькой седьмого класса. «Уже большой стаёшь, образовывайся», – сказал он при этом. У приёмника подключался проигрыватель грампластинок и был диапазон коротких волн, которые, несмотря на мощный заслон специальных радиопомех, пробивались иногда чистым звуком с информацией из враждебных Советскому Союзу радиостанций. Шла интенсивная холодная война. Мощнее других были радиостанции «Голос Америки» и «Освобождение», так как пробивались чаще других. Леонид покручивал в зимние вечера ручки настройки. Обычно давали примитивную лобовую пропаганду, и он её мало слушал. Его больше интересовали последние известия и оценка их другой стороной. Но бывали очень точные оценки событий в Союзе. Иногда с изрядной издёвкой. Очень запомнились ему слова одного обозревателя, который заявил, что «советские граждане и не знали бы о заботе партии и правительства, если бы им об этом постоянно не напоминали…» Это было настолько верно схвачено, что задумывавшимся становилось смешно. И шаловливые школьники на политчасах и уроках истории не пропускали возможность процитировать эти ежедневно звучащие по радио и газетах по надобности и без надобности слова «благодаря заботе партии и правительства…». И получали одобрительные слова преподавателей, принимавших слова своих воспитанников не морщась. И было непонятно, почему умные взрослые, да и верховные вожди не понимают, что роняют себя в глазах населения, которое хотя и справило в 1955 году десятилетие Победы, но жило совсем не так, как в кино про кубанских казаков и им подобных. Но такие штучки «вражьих голосов» только смешили. Их лобовые атаки были намного примитивнее советской пропаганды и вызывали усмешки. И нисколько не колебали уверенности в правильности своей великой страны. И Леонид с друзьями был твёрдо уверен, что всё идёт правильно, как то, что «Эверест – высочайшая горная вершина, а Советская армия – сильнейшая в мире…»

Довольные, что сельхозработ в сентябре не предвидится, десятиклассники покинули школу и, перебросившись немногими словами, рассеялись. Леонид Сугробин, Юрий Коротков, Саня Ширяев и Николай Смирнов с Виталием Фокиным из 10-в, с которыми Лёнька был дружен, пошли вместе по дорожке в центр.

– Может по пивку, – агрессивно и решительно кинул клич Коротков.

– Не проходит, – ответил Виталий. – Мы с Николаем и Леонидом в милицию за паспортами. Вот получим…

– Так вы ещё и беспаспортные, – шутливо презирающе протянул Юрий. – Малышня. Пойдём, Саня, мы с тобой.

Коротков и Ширяев отвалили. Леонид с друзьями отправились в милицию. В милиции быстро не бывает, да и подошли они к самому перерыву. Пришлось ждать. Но к трём часам все трое стояли на крыльце паспортного отдела и разглядывали блестящие и хрустящие страницами документы, определяющие их статус как граждан Советского Союза.

– Это я-то гражданин, – засмеялся Колька и сунул паспорт в карман. – Не пойти ли, граждане, мячи погонять, пока светло и лето не кончилось.

– Ну, уж нет! – ответил Витька и ещё раз перелистал паспорт. – Гражданами, да ещё Советского Союза, просто так не становятся. Дело, как я понимаю, совершенно запахло керосином. Юрка за десятиклассников предлагал по пивку, а за граждан!? У кого что в карманах?

– Не надо по карманам, – остановил Леонид друзей. – У меня после покупки этих безделушек, – показал он на часы и аппарат, – кое-что осталось. Две бутылки портвейна за мной. – И вытащил из кармана широкую бумажку в пятьдесят рублей.

– Богатенький ты у нас, – съязвил Виталий. – Может, ограбил кого? А! И «лейка» на плече, и часы позолоченные последней модели. И ещё вином угощает.

– Ладно, ты! – толкнул его Леонид. – Вкалывал всё лето как последний раб Римской империи. Да и деньги последние.

– Тогда в «ДОН», – решительно заявил Виталий. – Я вчера видел, там бочки выгружали.

«ДОН» было условное название заведения общепита железнодорожного ОРСа напротив вокзала, в котором и кормили, и угощали. Там больше угощались, чем кормились. И название своё он получил от постоянных посетителей по фамилии начальника ОРСа, и расшифровывался незатейливо: «Дорофеев обманывает народ». Когда ребята вошли в зал, буфетчица с помощью двух добровольных помощников вкручивала кран в новую бочку.

Мальчики сели в кабинку у окна, осмотрели друг друга и остались довольны. У подошедшей официантки и мыслей не было, что они молоды.

Классы десятиклассников в теперешнем составе сформировались окончательно при переходе в восьмой класс. Половина была ровесниками Леонида, пошедшая в школу с семи лет, вторая половина состояла из задержавшихся с поступлением и лихих неуспевающих в младших классах, которые оставлялись на второй год. Но затем решили, что ученье всё же свет. И пару лет назад в восьмых классах возраст ребят был от четырнадцати до шестнадцати. И были рослые ребята до ста восьмидесяти, и малыши, хотя и активно растущие. Но на физкультуре на построении в линейку: сначала мальчики по росту, за ними девочки по росту, линейка представляла повторяющуюся математическую функцию. Лёнька стоял тогда в нижней части функции и переживал. Старшие уже поглядывали на девочек вполне осознанно, а младшие ещё подёргивали их за косички. Но в учебных успехах младшие задавали тон, и это сравнивало неровности. Но это было два года назад. А сейчас Леонид, самый младший, пил на равных вместе с ними вино, не отличаясь от них ни ростом, ни видом и вполне осознанно посматривал на проходящих за окном девушек.

– А портвейн нисколько не хуже футбола, – гоготал -Колька. – Так же весело.

– У взрослых должны быть свои развлечения, – заявил Витька. Он всегда был выразителем мнений в этой кампании и делал заключения. – Что мы как мальчишки! Футбол, рыбалка, лесные приключения. Много вы видели взрослых ребят, которые так живут. Вот сейчас допьём, поболтаемся по улицам и в горсад на танцы. Сегодня пятница, оркестр играть будет. Кстати, и Коротков в оркестре сидит, значит, там будет. Правда, Лёнь? Ты со своими золотыми часами и камерой всех девчонок завлечёшь. Тебе уже пора девушкой обзавестись. Маринка по тебе вся исстрадалась.

– Да ладно тебе, – смущённо протянул Леонид.

Витька немного хитрил. Ему очень нравилась хорошенькая Маринка Весёлкина из Лёнькиного класса, а она его вниманием не одаряла и была очень мила в общении с Леонидом. И Витька подкалывался не раз по этому поводу. Время было любить.

Любовь пропитывала воздух, которым они дышали. Да и как могло быть по другому, если тебе шестнадцать лет, так и всему миру тоже шестнадцать. В восьмых, девятых и десятых классах в школе крутилась повальная любовь. И если десятиклассники всегда были отделены от остальных школяров своим статусом, то у младших постоянно горели лица от переглядываний, записок и шушуканий в кружках на переменах. И после уроков школьники чаще расходились парами, а не кучками. И Николай, и Виктор нашли своих девочек, и вечерами их нелегко было отыскать. Девчонки Лёнькиных друзей были подругами и по-дружески сообщали ему о девчонках, которые были бы согласны с ним познакомится. Но Лёнька только улыбался в ответ и говорил, что не созрел. Но это была неправда. Любовь переполняла его. Десятки романов о всепоглощающей любви и невероятные приключениях и подвигах всех времён прокручивались его сознанием. И каждый раз он совершал все действия героев сам, и свои подвиги приносил к ногам таких же романтических, прекрасных дам. И отдавал им своё верное сердце. И никак не мог вообразить, что может подойти к понравившейся девочке и просто сказать: «Давай дружить!» Просто так, без всяких подвигов во имя её. И как глубокий романтик жестоко отнимал у девушек их право любить мальчишек просто так, ни за что. И не понимал свою одноклассницу Маринку, которая не скрывала своего внимания к нему. Не понимал, за что и почему? И считал себя совершенно недостойным её. И пребывал, полный любви без любви, не влюбляясь после давнишней детской влюблённости. В третьем классе это было, когда на уроке появилась аккуратно одетая в классическую школьную форму с белым фартучком и кокетливыми кружевными плечиками – крылышками, девочка по имени Ира. Чёрные волосы, высокий чистый лоб, серые ясные глаза и лёгкая постоянная улыбка так привлекли Лёньку, что он целый день сидел, повернув голову в сторону её парты. И Юрка Коротков равнодушно съязвил:

– Чего, Лёнь! Влюбился что ли?

Слово «любовь» было среди мальчишек ругательным. Над пацанами, которых уличали в любви, надсмехались, их презирали и вообще третировали. И потому Лёнька отчаянно занекал. И несколько дней смотрел только в окно, пока подозрения у его соседа не развеялись. Но какой – то уголёк разгорелся и не гас. Ира чем-то отличалась от привычного круга ребятишек. Наверное, потому, что она откуда-то приехала, из неизвестного мира. Так и было. Её отца, офицера, перевели на местный военный объект. До неё Лёнька к девчонкам был равнодушен. Общался со всеми весело, и не было у него сомнений в том, чтобы подойти, дёрнуть за косичку, потом убежать или дать себя догнать и шутливо отбиваться. А тут нет! Только собирался выкинуть обычную шутку и… проходил мимо. Духу не хватало. Незаметно для себя он начал после школы идти за Ирой до её дома, держась в сотне – другой метров позади. И понял, что влюбился. Приходил домой хмурый и задумчивый. Так прошло время до весны. А в мае её отца снова куда-то перевели и Ира уехала. Лёнька стоял недалеко от её дома, пока грузили вещи. Ира суетилась вместе со всеми, но Лёньку не замечала. Потом грузовик ушёл. Подъехал открытый легковой ГАЗик. Семья вышла и разместилась. «Всё!» – сказал себе Лёнька. Машина тронулась и тогда Ира повернулась и с улыбкой помахала ему обеими ручками. Поворот был близко. Шофёр газанул, и машина скрылась в клубах пыли. Лёньке было грустно и радостно.

Он понял, что к нему приходила любовь, и он запомнил её. И когда в седьмых-восьмых классах слово «любовь» из неприличного превратилось в прекрасное и таинственное, то все перевлюблялись, и заваливали друг друга записками. А Лёнька был ровен со всеми девочками, хотя многие из них становились прехорошенькими. Так было и в восьмом и девятом классе. Футбол, охота, рыбалка и книги обо всём и о любви. Жизнь на природе звала к путешествиям и приключениям, романы звали к подвигам…

III

Ну, ещё раз за граждан! – сказал Колька. Все сдвинули стаканы и допили вино за свои паспорта.

– Прощай, детство. – подвёл черту Витька и ребята пошли потолкаться в вечерней уличной суете. В парке они появились, когда смеркалось. Оркестр в это время доиграл задорную «Рио – Риту» и затих. Оркестранты взяли перерыв. Врубилась радиола шлягером сезона. « Я не хочу (ударение на «о») больше ждать, повьерь, что я тебя лублю… Красную розочку, красную розочку я тебе дарь..ю…» На чрезвычайно ломаном русском, сочным чувственным голосом зарубежная певица пела о нетерпении любви. Кто кому дарил красную розочку, было непонятно, но музыка и слова завлекали, а ломаный язык только добавлял очарования. Мальчики стояли посреди аллеи весёлые от не прошедшего кайфа, и рассматривали проходящую публику. На дорожке появились две совсем молоденькие девушки и в вьющихся тёмных волосах одной из них сверкала натуральная красная розочка.

– Лёнька! – дернул Лёньку за руку Витька. – Смотри. Красная розочка! Самая настоящая.

Он произнёс эти слова громко, почти крикнул. Девушки оглянулись на них. У Красной розочки были яркие голубые глаза. Она улыбнулась. И Лёньке показалось, что улыбка направлена только ему. Он замер. Но ещё мгновение и девчушки скрылись среди гуляющих.

– Лёнька! – повторил Витька. – Это же сама любовь. Пойдём знакомиться.

– Не суетись, – остановил его Колька. – Сейчас наши девчонки подойдут. А тебя, Лень, он сплавляет, чтобы у Маринки надежд не осталось, и она на него обратила бы внимание.

– Всё равно, идём на площадку. А вдруг она нездешняя.

– Я не пойду, – сказал Леонид. – У меня голова нетрезвая. Удачи вам.

Когда он выходил из парка, на площадке снова запустили «…я тебя лублю…» и девушка с красной розочкой в волосах и голубыми глазами показалась ему самой прекрасной из всех, кого знал, о ком мечтал в своих грёзах после прочитанных романов.

Главным развлечением в маленьком городке было кино. Лёнька, его друзья и другие недоросли в незанятые рыбалкой, охотой и прочим в воскресные дни, любили смотреть кино на детских сеансах. Это было дешевле, а фильмы для детей показывали те же самые, что и для взрослых на вечерних сеансах. В то время кинопрокат выпустил на экраны огромное количество зарубежных фильмов без дубляжа с титрами, первый из которых информировал, что фильм взят в качестве трофея из германского кинофонда. Трофеи были произведениями мирового кино и пользовались большим успехом. Начало показу фильмов «взятых в качестве трофея» положил мгновенно ставшим знаменитым «Тарзан» в четырёх сериях, выпущенный на экран в 1952 году, когда Ленька был совсем пацаном. Но именно тогда он прочувствовал боевой звук там—тамов и реальность других миров. На афишах всегда акцентировалось, что фильм трофейный и значит, можно было ждать чего-то необычного и интересного. Большой зал ДК на шестьсот мест заполнялся до отказа шумной публикой, и было приятно от непосредственного восприятия ей событий на экране. Правда, надо было пробиться в густой толпе во время в зал и сесть на приличные места, так как на эти сеансы места в билетах не проставлялись. Пока Леонид числился в «малышне», это ему удавалось не часто. Но для старшеклассника это было сделать не трудно. И уже в первое же воскресенье сентября через день, после получения паспорта, он сидел в лучшем ряду в центре зала, придерживая на всякий случай два места для друзей или знакомых. И глазел по сторонам в их поиске, когда услышал низкий девичий голос:

– Извините. у вас свободные места?

Он поднял глаза на голос. Из прохода на него смотрели голубые глаза «Красной розочки». Всего—то два дня прошло после обмена взглядами в парке. Но она и её подружка, наверное, не помнили этого, и голубые глаза смотрели на него равнодушно – вопросительно с одним только желанием сесть на свободные места в переполненном зале. Были первые дни сентября Лёнькиного десятого школьного года. В марте следующего года ему исполнялось семнадцать…

– Да, миледи! Эти места для Вас, – сказал он скорее смущённо, чем развязно, как ему хотелось бы сказать, привлекая слово «миледи». Но девушки улыбнулись и быстренько побежали проползать через набитый телами ряд на его свободные места. Едва они, облегчённо вздохнув, опустились на кресла, как свет погас и зал отключился на два часа от обыденной жизни. Он сидел чуть дыша. Его прекрасная незнакомка сидела рядом. Фильм назывался «Остров страданий» На экране стремительно раскручивался увлекательный сюжет героической приключенческой жизни капитана Блада. В библиотеках не было романа «Одиссея капитана Блада», который Леонид прочитал значительно позднее. И все события на экране были новыми для неискушённых зрителей и захватывали. Леонид переживал за Блада, она за Арабеллу. В какой-то момент руки их коснулись, и он держался за её пальчики до конца сеанса. Экран погас, включился свет. «Красная розочка» повернулась к Леониду и в её сочных голубых глазах он увидел, что не очень соответствует экранному герою, несмотря на обретённую на стройке мужественность. Руки их разъединились, но она улыбнулась.

– Я часто смотрю фильмы на этих сеансах, а Вас мы никогда не видели.

– Наверное, я был ещё маленьким, – нашёлся Леонид, и она снова улыбнулась. Они уже шли в толпе к выходу. На улице он проводил девушек до ближайшего перекрёстка, и они успели представиться друг другу. Он сказал, что будет рад занимать места для них в кинозале на этот сеанс. «Красную розочку» звали Людмилой Буянской. И ему снились несвязные сны, что он Руслан и спасает Людмилу от трёх злых колдунов – Черноморов сразу.

А утром был понедельник и на школьной линейке директор объявил, что восьмые, девятые и десятые классы направляются в колхозы на уборку картофеля и выполнения прочих работ, с которыми могут справиться руки и головы его учеников. Всем было приказано разойтись по домам и явиться через три часа собранными и одетыми для длительного нахождения вдали от дома. Когда Лёнька с Санькой Ширяевым снова появились у школы, её окружала толпа разнокалиберной молодой поросли готовой к труду и обороне. Весь их класс стоял кружком в центре которого Юрий Коротков наяривал на аккордеоне мелодию только что проникшей в ихние дали песни «Сиреневый туман». «….над нами проплывает, над тамбуром горит вечерняя звезда. Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда…» Маринка! Ах, Маринка! Только и сказал Лёнька, когда она подхватила его под руку и затолкнула в круг, став рядом. И мелодия и слова щемили душу десятиклассников. Маринка прижимала Лёнькину руку, а его щемило сорванное свидание на сеансе через неделю и то, что случится ли оно в другой раз, через месяц. «А может навсегда, ты друга потеряешь, ещё один звонок и поезд отойдёт…» Телефонами население обеспечено не было, и в Лёнькином случае была полная реальность разрыва связи с Людмилой.

В сельхозработах на выезде класс вкалывал четвёртый раз, и ничего нового не было. Разве что все уже были взрослыми и могли сделать побольше, чем малышня. Стояли на постое по крестьянским домам по пять – семь человек, там и кормились за счёт колхоза. Меню определяла хозяйка. По вечерам развлекались под Юркин аккордеон. Жизнь в деревне выправлялась понемногу после войны. И если четыре года назад в домах горели только керосиновые лампы, то сейчас в этом селе было электричество в домах и электромоторы на току, на мельнице… Лёнька, окрепший на стройке, ворочал за двоих не уставая и сочинял стихи о прекрасной даме, получившей в его мечтах реальность. «О, витязь, то была Людмила!» Красная розочка стояла у него в глазах, и затемнить её не могла ни одна, окружавшая его на полевых работах, девчонка. Даже красивая Маринка, которая всегда увлекала его танцевать на лужайке под музыку Юркиного аккордеона по вечерам. Через четыре недели ученики вернулись за парты. И в первое же воскресенье по возвращению Леонид сидел в кинозале и ждал. И девушки появились, заулыбались, увидев его. Людмила помахала приветливо ручкой, и через минуту он уже обменивался с ней новостями. Она также была на картошке и, похоже, на Лёнькино несходство с капитаном Бладом давно позабыла. Сказочный капитан Блад мелькнул и исчез. На экран врывалась жизнь трогательным индийским бродягой Раджем Капуром, солдатом Иваном Бровкиным, «Разными судьбами».

Она жила и училась в другом районе и шла на год моложе и потому Леонид, бывая там редко, не встречал её. Но кино, как великий волшебник, познакомило и соединило их. И юные нетронутые сердца откликнулись на взаимный призыв и загорелись. И поседевший Леонид Иванович помнил все часы проведённые вместе с Людмилой. Она не была красавицей, но была такой милой приветливой симпатюшкой, что невольно хотелось улыбнуться ей и сказать ласковые и приятные слова. Даже музыкальный наставник братвы, группирующейся в клубных музыкальных кружках, встретив Лёньку с ней на бульваре, сказал ему потом:

У тебя очень приятная девушка. Взгляд ласковый, а глаза, что небо ранним майским утром.

Музыкальный наставник пустых слов не говорил. Был он уроженец солнечной Краснодарской губернии и до войны жил в г. Краснодаре, где у его родителей был собственный домик и садик при нём. И молодой музыкант жил не тужил, и имя носил музыкальное – Оскар. Пришла война. Из музыкантов сколотили творческие бригады для выступления в частях на передовой и поддержания боевого духа у бойцов Война дело серьёзное. На войне жизнь очень часто и копейки не стоит. Оскар Яковлевич с винтовкой наперевес в атаки не ходил, и пули не тронули его. Но кроме сохранения жизни война ему ничего хорошего не принесла. Когда наши войска в 1942 году стремительно отступали, оставляя боевую технику, города и посёлки, и всю территорию северного Кавказа, Дона и нижней Волги, то отцы – командиры не думали о судьбе музыкантов, брошенных, как и население в оставленных территориях на произвол немецких войск. Немцы к попавшим к ним музыкантам из фронтового ансамбля отнеслись лойяльно. «Большевикам играли? Теперь нам играйте. Не будем же мы для ресторана из Берлина музыкантов вызывать!?» И сидел советский музыкант Оскар за пианино в офицерском ресторане в Краснодаре и играл вместе с коллегами танго, фокстроты, Мурку и Марусеньку для немецких офицеров, танцующих с советскими девушками. Война для всех война. Что для немцев, что для русских. Что для захваченных в плен музыкантов, что для девушек в оккупированных районах. Всем хотелось жить и не думать о мгновенной смерти. А когда пришла пора драпать немцам, тем было уже не до фокстротов. И встречали музыканты советские войска с непонятной смесью радости и грусти. Грустить было от чего. «Немцам играли! Значит, сотрудничали с оккупантами. Значит предатели». Недолгое разбирательство и скорый суд – десять лет лагерей на искупление своей вины перед Родиной.

Воевавшей Родине был нужен лес, много леса. Оскар вместе с другими «изменниками» попал на лесоповал в лесной район европейской части СССР. Т.е. совсем недалеко от Москвы по географическим российским меркам. Как человека грамотного, его определили маркером: он замерял обработанные брёвна, распределял по «калибру», качеству, фактуре, определял объём и как сам говорил, что мог бы работать на нормальном лесном предприятии квалифицированным инженером. Но он был музыкант. Срок ему дали в 1944 году и, отбыв все десять лет в одном лагере, он был определён в Лёнькин городок на поселение под гласный надзор милиции ещё на три года. И как музыкант оказался необычайно востребованным. Был ангажирован нарасхват. И работал днём в трёх или четырёх детских садиках, а по вечерам в доме культуры, где сопровождал выступления самодеятельных артистов на пианино, играл в оркестре. Был он скромен, бесконфликтен, денег в полном сборе зарабатывал больше, чем машинисты локомотивов. И в свои сорок пять лет он был самым завидным женихом для оставшихся после войны одиноких женщин, мечтавших ещё найти своё счастье. Но он не хотел никакого семейного северного счастья и грустил о своём юге, своём Краснодаре, где его никто не ждал, а домик умерших родителей советская власть приватизировала в свою пользу и давно уже в нём жили чужие люди. Деньги он почти не тратил и вскоре накопил достаточно, чтобы нанять адвоката. И ввязался в бесконечную тяжбу с государством за возвращение своего домика с садиком. О своей лагерной жизни Оскар практически не распространялся. Власть не хотела, чтобы правда разносилась освобождёнными зеками в народ, и брала с них подписку о неразглашении фактов и правил жизни за колючей проволокой. Бывшим зекам, не соблюдавшим подписку, грозила уголовная ответственность с немалым сроком. Но всё же, когда обида на несправедливость накатывала дегтярной чернью на сознание, он чуток открывался находящемуся с ним собеседнику. Чаще всего это были «музыкальные пацаны» из кружков ДК, которые уже в своём кругу передавали эти истории. Так Лёнька узнал, что из лагеря регулярно пытались бежать. Но обычно бегуны далеко не уходили. Их догоняли, убивали, и трупы вывешивали на воротах на несколько дней для устрашения. И только об одном побеге Оскар не знал конца. Ушла группа боевых офицеров в 60 человек. Их отряд, как обычно, повели на рубку в делянки. Всё было подготовлено у них. Они напали на автоматчиков, охранявших колонну, перебили их и ушли с захваченным оружием. Куда ушли, и что было с ними, лагерники никогда не узнали.

Оскар так и не уехал в Краснодар. С возвратом дома, несмотря на немалые деньги, выплаченные адвокату, ничего не получилось. И он жил одиноко в арендуемой комнате в десять метров, отдавая малым детям в садиках и соприкасающимся с ним взрослым, тепло своего доброго сердца. Он провожал Леонида при его первом отъезде в Ленинград, и Леонид всегда навещал его, когда возвращался на побывку. В одно из возвращений он узнал, что Оскара не стало.

А Людмилка?! В ней воплотились все рыцарские мечты Лёньки о прекрасной даме. И любовь его была рыцарская, любовь поклонения. «Порой слуга, порою милый и вечно раб!» – слагал стихи о своей прекрасной даме Александр Блок. И это были Леонид и Людмила. Он не осмеливался говорить ей про любовь словами и только преклонялся. Приносил ей последние осенние цветы и робко прикасался губами к её пальчикам. Они бродили допоздна долгими субботними вечерами по тенистым, а чуть позже по заиндевелым улочкам. Или сидели на лавочках, или на, выходящих на улицы, крылечках. И им было так мило быть вместе, что терялось чувство времени. А потом, напуганные приливом нежелания расставаться, отталкивали себя от себя и разбегались, считая минуты до следующей встречи. А по воскресеньям смотрели кино. Они тянулись друг к другу и отталкивались. Несмотря на своё рыцарство, Леонид был строптив и неоднозначен. А Людмила вырастала в настоящую женщину и оба они становились личностями, не желающими растворять своё я без остатка. Иногда она пропускала назначенные встречи. Телефона не было, вход к ней в дом он не имел. Просто, УФ! Но если не удавалась суббота, был киносеанс в воскресенье. И её голубые глаза улыбались ему и он, рыцарь, склонялся к её пальчикам.

– Тебя теперь и не найдёшь, – возмущаясь, говорили Виктор и Николай. – Мы же видим тебя с Красной розочкой. Сам познакомился, а от нас скрываешь. Да втроём и с тремя девушками уже компания. Веселее.

Через несколько дней после возвращения класса с сельхозработ Леонида задержала новая классная руководительница.

– Сугробин, задержись на минутку, – попросила она его, когда он последним выходил со своей задней парты.

– Слушаю Вас, Нина Дмитриевна, – ответил Леонид и остановился у доски.

– Вот что, Сугробин. Вчера на педсовете обсуждался вопрос о возможных медалистах из нынешнего выпуска. Из сотни выпускников подходящими оценили около десяти. И один из них – ты.

– Это приятно, – ответил Леонид и замялся, не зная как продолжать

– Это не только приятно, – Нина Дмитриевна понизила голос. – это гарантированное поступление в ВУЗ. Сам, наверное, наслышан, какие конкурсы в этом году были. Многие из наших лучших выпускников срезались.

Леонид слышал и знал из разговоров абитуриентов, что приёмные комиссии всех ВУЗов на все факультеты завалены заявлениями. На столичных и престижных провинциальных факультетах по пятнадцать и выше желающих на место, а на самых завалюшничках по пять – шесть. Это был послевоенный бум желаний образовываться. На всех уровнях физики и лирики отстаивали исключительное право личности на оригинальность и самостоятельность. И страна бурлила, и влажный весенний ветер обещал время каких-то перемен. И школа начинала бурлить. Два года назад в школьный постаревший педколлектив влилось новое поколение преподавателей. И два словесника из новых делали маленькую школьную революцию на своих уроках и в появившемся литературном кружке под их руководством. Леонид склонялся к «физикам». Конкурсы у технарей были выше, чем у других профилей. И предложение быть кандидатом в медалисты было очень и очень неплохим. Он не знал на пятёрку немецкий язык. Преподавательница была откровенно слаба для увлечения своих учеников. Леонид с удовольствием и легко запоминал слова и выражения, легко переводил, но совершенно не знал грамматику и строил переводимые тексты по смысловому значению, что позволяло преподавателю ставить ему твёрдые четвёрки. Читать текст у него также получалось неплохо. Знали ли язык те, кто получал пятёрки, он не был уверен. И услышав предложение, он понял, что кандидата будут тянуть, но всё же сказал:

– У меня, Нина Дмитриевна, с немецким плохо. Мне его на пятёрку не вытянуть.

– Вытянешь. Поможем. Но для этого тебе надо расстаться с «камчаткой» Не годиться отличнику сидеть на задней парте с «отпетыми». А ещё лучше, если бы ты сидел вместе с Перовой. Она – первый кандидат.

В школе всегда было совместное обучение и двухместные парты. Но ребята с девочками вместе никогда не садились. Это было какой-то непонятной традицией, но так было. И хотя Леонид ничего не имел против умной и приятной девушки, лицо его явно выразило несогласие. И видя, что он поморщился, Нина Дмитриевна сказала:

– Ну, не обязательно с ней, но в первые ряды непременно.

– Знаете, Нина Дмитриевна, сколько времени я боролся за своё место, доказывал делом, что и на последней парте могут сидеть первые ученики. И убедил в этом Тамару. Я согласен побороться за медаль, но оставьте меня там, где я есть.

– Подумай, Сугробин! – не скрывая своего неудовольствия, сказала классная, и в глазах у неё блеснул недобрый огонёк. – Как бы не прогадал.

Первая четверть из-за сельхозработ была короткой и прошла для Леонида ровно. В дневнике у него по всем предметам стояли пятёрки, даже по немецкому языку. Но во второй четверти Нина Дмитриевна, поставив ему пятёрку за таблицу Менделеева, вызвала его отвечать на следующем уроке, что было не принято. А уж тем более, что отличник Леонид Сугробин в проверке знаний не нуждался. Нрав у парня был заложен предками. Леонид отказался отвечать, сославшись на нездоровье. Все хихикнули. И в журнале против его фамилии появилась красивая двойка. Это было незаконно. Но искать правду настолько было не принято, что даже в мыслях у Леонида ничего не зашевелилось. В табеле за четверть у него по химии появился «трояк». С тройкой в четверти областные чиновники медаль не утверждали. Он улыбнулся классной понимающе со своей «камчатки», когда она зачитывала оценки. На медаль махнул рукой и перестал обращать на классную внимание, что раздражало её, но ничуть не Леонида. Он старательно продолжал учиться. Но строптивость ни в какой школе не прощалась, не только в социалистической. На выпускных экзаменах за сочинение ему, лучшему сочинителю школы, поставили «четвёрку», не объяснив и не показав ему допущенные ошибки. А на медали вытянули только трое из сотни выпускников. Сугробин же получил аттестат с четвёрками по русскому письменному и немецкому языку. И получил право поступать в любое высшее учебное заведение Советского Союза. Что он и осуществил, написав на вступительных экзаменах в училище для независимых преподавателей сочинение на «отлично», немецкий на «хорошо» и, набрав двадцать четыре балла, прошёл по конкурсу, не поперхнувшись. Он старательно учился в школе…

С Людмилой его друзья познакомились на новогоднем балу. В ДК всегда проводился весёлый новогодний бал – карнавал, о котором восторженно рассказывали старшие, а младшие мечтали о нём и ждали, когда подрастут. Большой зал освобождался от кресел, и в центре зала устанавливалась огромная разряженная и сверкающая огнями ёлка. На сцене играл местный джаз, и шли непрерывные выступления подготовленных талантов и экспромтные, желающих отличиться. Вокруг ёлки в масках и без масок кружились пары. Были украшены все залы и этажи, везде транслировалась музыка, и не было местечка, где бы беззаботно и искренне не веселились. Наступал 1956 год. Люда легко вошла в круг Лёнькиных друзей и их девушек и узнала, что она «Красная розочка» «Противный», – сказала она Лёньке. – Не мог сам сказать…» Бал длился до рассвета и казался сказкой. В утренних сумерках Лёня расставался с Людмилой у её дома. Он поцеловал её пальчики и сказал:

– Очень хорошо было. Правда!

– Правда! – сказала она. И вдруг её губки, как крылья бабочки, коснулись его губ и тут же её каблучки застучали по ступенькам крылечка. У открывшейся двери она обернулась, и воздушный поцелуй полетел к нему. Вернувшись домой под счастливый вздох матери, он упал в постель, но заснуть не мог. Прикосновение губок его прекрасной дамы сказало ему, что он не только раб, но и милый.

А вечером на безлюдной аллее парка, посыпанной лёгкой порошей, она подлетела к нему и упала на грудь в полной уверенности, что Леонид её поймает. И он поймал её, и первый настоящий поцелуй любви соединил их. Новогодний вечер был тёплым. Они никуда не пошли, никто им был не нужен. И безмятежно целовались до утра. Природа мудра. Целоваться, как надо, они научились мгновенно.

– Ты противный, – говорила Людмила. – Пальчики целуешь, а глаза свои не можешь поднять, чтобы в моих глазах увидеть, что я хочу.

– Я глупый рыцарь.

– Ты должен быть умным рыцарем.

– Я люблю тебя, Красная розочка.

– Вот так намного умнее, чем говорить разные глупости, в которых ни слова про любовь.

– Я всегда буду любить тебя.

– Я хотела бы этого.

– Ты навсегда останешься Красной розочкой. Ты поверила, что я тебя «лублю…»

– Не поверить было невозможно.

И снова поцелуй уводящий в подсознание.

– Твои мальчики говорили, что ты пишешь стихи. Напиши для меня.

– Уже написал.

– Прочти.

Пролетели зимние каникулы. Быстро пролетали и последние школьные месяцы. Леонид и Людмила были неразлучны и только вместе появлялись на дискотеках, в кино, на катке. Все в школе знали, что незанятый Леонид Сугробин пренебрёг «своими» и дружит с «чужой» девочкой. И девчонки махнули на него всем, чем могли. Он им стал неинтересен. И только Маринка ещё поглядывала на него укоризненно. Но он действительно был от неё совсем далеко.

Заканчивался для Сугробина и его сверстников десятый класс. Становились взрослее мальчики, становились взрослее девочки. И чтобы им не думалось, что они дети, КПСС подготовила им сюрприз. На ХХ партийном съезде, состоявшемся в феврале 1956 года, новый вождь Никита Хрущёв зачитал доклад «О культе личности И.В.Сталина». Это был удар по башкам не только детям. Удар был нанесён по государству, именуемому Советским Союзом. Удар был нанесён по всему мировому коммунистическому движению. По глупости это было сделано или сознательно, но была взорвана мина под фундаментом государства, которому не исполнилось ещё сорока лет, и которое завоевало огромную привлекательность людей всей земли за объявление всемирного равенства и братства и воплотившее слова в дело. Скорее всего, по обеим причинам. Сознательно по жажде мести и желанию как можно скорее обесценить дела прошедшие и чернить их во имя самовосхваления дел свершаемых. А глупость заключалась в том, что сам Никита Сергеевич был самым активным участником в репрессиях в Москве и на Украине, как было установлено и обнародовано позднее.

«…Широка страна моя родная. Много в ней полей, лесов и рек. Я другой такой не знаю, где так вольно дышит человек…»

«…Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил…»

«…Сталин наша слава боевая, Сталин нашей юности полёт! С песнями борясь и побеждая, наш народ за Сталиным идёт!…»

«…Артиллеристы, Сталин дал приказ…»

«…Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин…»

Непросто было десятиклассникам, взращённым в абсолютной вере в непогрешимость вождя и партии, воспринимать зазеркалье.

– Вот и Великий Сталин стал невеликим, – хмыкнул Иван Макарович, складывая «Известия». – Был царь. Помер, уже не царь.

– А что, пап, – встрял, поедавший картошку со шкварками, Лёнька, – а, правда, что Сталин репрессировал ни в чём не виноватых?

– Сталин?! Сталин далеко… Репрессировали вот они все, что рядом всякого живут. Доносы писали. А у НКВД приказ был – врагов выявлять. Вот и выявляли всех, чтоб не ошибиться. Твоего дядю Назара, Колькиного отца, тоже арестовывали по доносу. А он кузнецом в депо работал. Также как и сейчас работает. Осудили и на Колыму. Я два раза в Москву ездил, к Калинину. С Калининым встретиться не пришлось, но в приёмной председателя Верховного Совета разговаривал с какими-то шишками. Не одну бумагу написал и прошения, что не враг он, а трудовой человек. Вернули мужика через полгода… А то бы, конечно, мог и не вернуться…

Иван Макарович задумался и замолчал. Лёнька первый раз услышал эту историю и тоже задумался.

Как воспринимали действительность другие взрослые, Леонид Иванович окончательно понял спустя четыре десятка лет, когда великое государство с лучшим социальным устройством было повержено и разрушено внешними и внутренними врагами, которых Сталин не уничтожил. И даже не отстранил от власти. И вылезли они из всех обличий и ощерились на трудовой народ. И вместо гордого и объединяющего слова «товарищ», вернулись непонятные слова, разделяющие граждан на «господ» и прочих, господ обслуживающих. Но тогда, до этого позорного для партии ХХ съезда, где коммунисты согласились, что они дерьмо и выставили страну на позор всему миру, а себя как самообосраных и неспособных нести миру новое и светлое, Леонид и все его сверстники свято верили в незыблемость действий вождей и правительства. И готовы были отдать и силы, и жизни за великое дело борьбы во имя свободы, равенства и братства, веря в правду коммунистической идеи как в правду Спасителя.

Один из главных вдохновителей репрессий, новый вождь Никита Хрущёв возложил ответственность за репрессии на всех, кроме себя. И выплеснув помои на Сталина, руководствуясь чувствами, а не порядком, разрушил единство общества, победившего фашизм и настроенного на созидание. За несколько послевоенных лет страна была восстановлена от военной разрухи, был построен канал Волго – Дон, началось строительство каскада гидроэлектростанций на Волге. В противовес цитадели империализма США было создано ядерное оружие и мир защищён от уничтожения. Велась огромная подготовительная работа к покорению космоса. Было очевидно, что несмотря на неисчислимые потери в войне, страна вышла из войны экономически и морально окрепшей, способной вершить мировые дела. И юное поколение с гордостью и полной уверенностью в правоте повторяло вслед школьным учебником, что СССР – первое государство трудового народа, в котором всё делается во имя трудового народа. Все победы страны пропаганда связывала с именем Сталина. И была права. Коммунистическая идеология под нажимом Хрущёва после съезда упрямо продвигала мысль, что для истории личность «НИЧТО», что историю творят массы. И противореча себе, начала возводить очередной культ уже для Хрущёва. Всё, что делается в угоду чему-либо, ошибочно. Роль личности чрезвычайно велика. Главное, что б личность была!

После «разоблачения» Сталина единство народа пошатнулось. Были выбиты угловые плиты из под фундамента. А страна превратилась в дискуссионный клуб. Дискуссии продолжаются и после её падения. В правильности идей социализма и народовластия Леонида Ивановича не поколебали ни годы, ни события, связанные с его падением. Будущее вернёт социализм. Время только укрепило Леонида в том, что гениальных личностей в мире появляется чрезвычайно мало и к власти приходят, в основном, совершенно заурядные люди, которые, если их не удерживать в рамках, могут навалять таких «дров», что придётся разгребать не одному поколению. Что и случилось с великим Союзом. И был нанесён удар ниже пояса всему мировому коммунистическому движению, идеи которого, после победы над фашизмом, овладели миллиардами людей и трещали цитадели капитализма по швам. И поблёкшие было апологеты капитализма, издали животный вздох облегчения, получив нежданный подарок от Хрущёва, пнувшего так Советский Союз, что кончина его пришлась на бытиё одного поколения.

Боль за Сталина после дурного съезда была совсем другой, чем при его смерти. «И мёртвые сраму не имут», – как говорили на Руси. Срам несут на себе люди живущие. И Леонид, и его друзья приняли этот срам на себя, хоть и не поняли, почему их старшие товарищи допустили удар по будущему, не создав ещё и настоящего. Но за державу становилось обидно. И это они понимали.

И пришёл май 1956 года. И зацвела сирень. И были выпускные экзамены на аттестат зрелости. Леонид со товарищи выпускался в большую жизнь. Перед «русским письменным» Люда подарила ему красную розу. «На удачу, – сказала она. – От «Красной розочки». Он отлично сдавал экзамены, и каждый вечер приносил Людмиле ветки белой сирени, которая пышно цвела в эту весну в палисаднике его дома. А когда сирень отцвела, распустились георгины. Цвели сады, цвела любовь и распускала шипы и прокалывала в кровь непреодолимая разлука. Все десятиклассники становились абитуриентами и выходили в жизнь. А жизнь эта была вдали от тихого городка, и надо было его покидать.

Школьный бал гремел на всех трёх этажах. Работал буфет с вином и закусками. Леонид, Николай и Виктор сидели в буфете за столиком втроём, прощаясь. Все разъезжались в ближайшие дни. Старый поляк, Эдмунд Эдмундович, преподаватель немецкого языка, неизвестно как попавший в этот, затерянный в просторах России, городок, подсел к ним за столик и грустно спросил Леонида, почему он не подошёл к нему, чтобы вытянуть немецкий на отлично и получить медаль. «Характер упрямый», – улыбнулся Леонид. Тот понимающе кивнул, выпил с ребятами вина, расчувствовался. И путая польские, русские и немецкие слова пожелал всем успехов в большом пути. Все выпили ещё шампанского и ребята вышли. А старый учитель остался сидеть, задумавшись о чём-то своём и, наверное, далёком.

Леонид стоял у стены в актовом зале и смотрел на танцующих мальчиков и девочек, с которыми провёл в этой школе десять лет. Сегодня они последний раз все вместе и дружны, и приветливы друг к другу. А завтра их коллектива уже нет, и никогда не будет. У всех судьбы разные и хорошо, что завтра не будет войны.

– Лёнька, – тронул его подошедший Виктор. – Тебя Марина просила подойти.

– Ты же знаешь…, – потянул Леонид, намереваясь объяснить, что ему нечего сказать Марине, которая и так всё понимает.

– Она просила, – вдруг резко повторил Витька, и Леонид снова вспомнил, что Виктор совсем неравнодушен к ней, хоть и встречался с другой девушкой.

– То-то же, – буркнул Виктор, когда Леонид повернулся и направился к Марине. – И смотри у меня, если что, – бросил он уже вслед.

Леонид подошёл к Марине. Нарядная и красивая, она стояла у окна одна. Увидев подходящего Леонида, встрепенулась и испытующе взглянула.

– Вот и всё, Мариночка, – улыбнулся он, – окончилось наше детство и детские шалости.

– Ты уезжаешь, как я слышала.

– Да, через три дня.

– И надолго.

– Да.

– Жаль, что мы не стали близкими друзьями…

– Но мы друзья.

– Ты не сразу забудешь школу?

– Я никогда не забуду школу и своих друзей.

– Значит, ты будешь помнить и обо мне.

– Всегда.

– Потанцуй со мной.

Они закружились в вальсе. От дверей за ними наблюдал Виктор..

– Прости меня, Марина, я ухожу.

– Я знаю. Тебя ждёт твоя девушка. Я видела. И вспоминай обо мне, ладно.

Леонид подвёл её к Виталию.

– Развлеки девушку. А я должен… – и ушёл. Витька показал ему вслед кулак..

Лёньке было грустно уезжать.

 

«Цвели сады, туманы таяли,

Зарю вечернюю встречал рассвет.

Туманы таяли, а мне оставили

На сердце трещины в семнадцать лет».

 

Земля от Бреста до Урала была необозримым пространством для ограниченного в пространственном мышлении западного европейца. Для жителя Союза это расстояние не казалось большим. Два дня в поезде и ты на месте. И расстояния для Лёни и его друзей – абитуриентов из городка в центре страны не были препятствием. Севастополь, Калининград или Свердловск были также далеки и близки, как Москва или Ленинград. Леонид ехал в Ленинград вместе с Валькой Балыбердиным, парнем из параллельного класса, поступать в Арктическое училище на океанологическое отделение. Оба мечтали об океанах и желали быть красивыми перед своими девушками в морской форме. Леониду же вообще нужен был казённый кошт. Он видел, с каким невероятными напряжением обеспечивал Иван Макарович старшего сына, учившегося в гражданском ВУЗе в Ленинграде, пока Лёнька был школьником. И знал, что его учёба на гражданке ляжет на его, Лёнькины, мальчишеские плечи. И по всему ничего не препятствовало его намерениям. Отсутствие медали было только отсутствием его имени и фотографии в школьном музее, где все медалисты вписывались золотыми буквами. И выглядели на фотографиях отпрысками предков самых голубых кровей, а не рабоче-крестьянского происхождения.

Перед отъездом отец, Иван Макарович, зажёг свечку перед иконой Христа, висевшей в переднем углу дальней комнаты, и позвал маму Тину и Леонида —

– Пойдёмте, помолимся перед дорогой. Попросим у Бога помощи. – И опустился на колени, крестясь и шепча неслышные слова молитвы. Ленька и мать встали рядом с ним. Он уже давно, как стал пионером, не крестился на иконы, которые отец уберёг при разграблении церквей. Иконы были осквернены скребками по лицам богов и святых, но от этого глаза их смотрели на маленького Лёньку пронзительнее и ласковее одновременно. Лёнька склонил голову, перекрестился и прошептал как раньше, когда молился маленьким: «Да будет воля твоя…» Отец, крестясь, поднялся с колен, встали и мать с сыном.

– Вот что, Леонид, – сказал Иван Макарович, – впереди у тебя целая жизнь. Советская власть – она правильная по сути и я за неё воевал, но Бога она отняла у людей зря. Не надо было Бога отнимать. Он ведь никому не мешает, а помогает. Только просить надо искренне и ждать помощи, не сомневаясь. Тебе и в партию должно быть придётся вступать. Делай всё как надо, но только Бога ни словами, ни мысленно не хули, не отказывайся прилюдно. Промолчи, когда другие говорят. И когда все оставят тебя, Бог не оставит, только обратись к нему. Он никого не оставляет, запомни это.

У вагона Юрий Коротков выводил на аккордеоне «Сиреневый туман», отражавший настроение абитуриентов уже целый год. Родители отъезжающих смотрели грустными глазами, друзья ободряюще кричали. Лёньке очень хотелось при всех поцеловать Людмилку, но как-то не получилось у него набраться храбрости. Колёса закрутились, и поезд улетел «в сиреневую даль».

Людмила Буянская стояла в кругу Лёнькиных друзей и их подруг, держась за руку своей неразлучной Валентины, вместе с которой она и познакомилась на киносеансе с Леонидом. Ей было обидно, что Леонид не поцеловал её и не показал их любовь всем открыто, а только подал руку, как и всем остальным. И укоряла себя, что сама не проявила смелости и не повесилась ему на шею. А теперь скрылся последний вагон и только Юркин аккордеон ещё напоминал трагическими нотами про «сиреневый туман» «А может через год, ты друга потеряешь…» назойливо вертелись в голове тоскливые слова песни. Вскоре группа молодых людей, провожавших Сугробина и Балыбердина, рассыпалась. Витька уезжал в своё лётное училище через неделю и одновременно помогал своим родителям укладываться. Они надумали поменять и место и образ жизни и уезжали в далёкий южный город Фрунзе, стоявший на краю центральной Азии. Колька укладывал в конверт документы для отправки в институт; их девочки также строчили заявления. У всех, кроме Людмилы и Валентины, были серьёзные жизненно определяющие дела.

– Вот и всё! – сказала Людмила, когда они с Валентиной оказались одни.

– И ничего не всё, – ответила Валентина. – Всё только начинается. Будешь письма писать, письма ждать. У меня так и парень ещё не объявился, а у тебя такая любовь приключилась. Хоть замуж выходи, не закончив школу. Ты вчера как с ним попрощалась? Только целовалась как всегда или не выдержала?

– Ну, сказанула. Он мне поклоняется и…

– Поклонами любовь не сохранишь. И ни к чему они не обязывают.

– А, не болтай. Вот поступит в своё училище, да не забудет, тогда и решим… А пока я с мамой тоже уезжаю через неделю. Маме её знакомые купили путёвки на теплоход от Москвы до Астрахани и обратно и мы с ней едем путешествовать.

– Тогда сегодня на танцы! – сказала Валя. – Развеем сиреневый туман.

– Зайди за мной. Тебе по пути.

IV

Окружающий мир начинает познаваться человеком с момента его появления в этом мире и продолжается всю его жизнь, преображаясь с течением времени. Мир познаётся человеком всеми его чувствами и великим подарком творца – разумом, используя который человек познаёт мир и силой своего воображения, аналитически проводя сравнения с прочитанным, услышанным, увиденным. Учителя и учебники обучают, книги рассказывают и призывают к размышлениям, кино показывает в натуре и в крутой фантазии. СМИ (пресса, радио и телевидение) рассказывают и показывают про все и про всех во всех уголках мира и образованный человек, знающий историю и географию, легко представляет события в исторической, географической, политической и климатической обстановке. Но увидеть самому, пощупать, попробовать – такое познание не может заменить всё остальное. Когда Леонид появился на свет, боги, жившие на Олимпе, покинули свою резиденцию и перестали заниматься людьми, сказав себе, что люди так поумнели, что возомнили себя выше богов. И потому появление Леонида никем не было замечено в небесных обителях, и никто там, наверху, не замолвил за него словечко. И на земле никто его не заметил, кроме неизвестного теперь священника, который окрестил его по православным канонам. Да и в семье он был самым настоящим нежданчиком. К его появлению у отца Ивана Макаровича и мамы Тины было два сына и две дочери. Чего было ещё желать! Да и достаток в семье был на грани… Но Леонид появился, рос, несмотря на трудности в семье и в стране, и познавал мир лично сам и таким, каким он предстал перед ним в те дни в реальной политической и экономической обстановке.

Леонид начал познавать МИР в небольшом населённом пункте названным городом в 1943 году в самый разгар великой войны за свободу нашей Родины. Война началась в июне 1941-го, а Лёнька появился в марте 1939-го и помнить себя начал с 1942-го. С этого времени и началось познание.

Наша планета прекрасна! Это он осознал в первые годы своего сознания, когда начал посещать окружающие его городок леса, поля, речки.

В 1949 году десяти лет от роду он совершил с отцом большое путешествие по Волге. Сначала железной дорогой до реки Волги и далее по реке на пароходе. Отец с тремя такими же, как и он, мужиками поехал искать подряд на лето и почему-то взял Леньку. Что его подвинуло? Десятилетний сын был ему обузой по всем направлениям. Но он его взял. Отцы! Берите своих сыновей в свои путешествия в отрочестве. И это будет вечной благодарной памятью ваших сыновей.

Мужики останавливались подряд во всех заметных местечках. И Лёнька впервые увидел большой мир и мир этот оставил такие неизгладимые впечатления, что он и спустя десятилетия помнил многие мелкие подробности путешествия, а Волгу полюбил навсегда.

Дело в том, что перед войной Лёнькин отец Иван Макарович работал на железной дороге в службе вооружённых кондукторов – проводников грузовых эшелонов, потом в стройуправлении мастером. А с 1944-го, списанный начисто из армии по непригодности к воинской службе после ранений и болезней за время службы, он оказался инвалидом отечественной войны с копеечной пенсией и запрещением к работе на госпредприятиях. Законы были строгие, исполнение контролировали ещё строже. На постоянную работу не брали, частных предприятий не было. Единственная возможность – найти частный подряд на строительство дома или ещё чего. Вот и скитались по округам мужики группами и поодиночке, которые ещё могли, но которым не разрешали. А семья состояла из четырёх иждивенцев, как тогда это называли. Детей надо было как-то одевать, кормить, чтобы они учились и вырастали в достойных строителей будущего счастливого невообразимого коммунизма. Обучению детей родители отдавали если не всё, то многое и старались экономить на всём. Тогда брали небольшие деньги за обучение после 4-х классов, но дети инвалидов войны могли принести справки. И Лёнька помнил, было очень стыдно выглядеть необеспеченным и нести справку в канцелярию, которую отец просил передать вместо платы за обучение. И помнил, как в младших классах в голодные годы им выдавали по кусочку хлеба в 50 граммов. Ему досталась горбушка, и он сломал «детский» зуб об эту горелую горбушку и плакал в уголке.

И вот собралась «дикая» бригада строителей на выездные заработки. А то, что отец взял маленького сына, просто означало, что он не очень верил в успех. Уже позже Лёнька придумал, что отец взял его из-за того, что семья не очень-то была довольна жизнью в местечке и постоянно шли разговоры о перемене места жительства. К примеру, в теперешнюю Калининградскую область, которую заселили, как обычно, наиболее уверенные в себе и предприимчивые люди на очень выгодных условиях. И младшенький должен был посмотреть другой мир…

И это было здорово! Кто тогда путешествовал?! Народ боролся за выживание, чтобы как-то прокормиться. Одежонку родители справляли своим чадам из одежды бабушек, дедушек, старших братьев и сестёр – перешивали, штопали, вязали из старого. Не один вечер Лёнька провёл с матерью, помогая ей создавать пряжу из старых вязаных жакетов, носков… Первый свой сшитый на фабрике костюм он получил в 14 лет, когда в комсомол принимали. Поэтому в путешествие Лёнька отправился в стоптанных ботинках, в каких-то шароварах и в непонятной курточке. За то на голове была бескозырка, фабричная, которой он очень гордился, и которой завидовал ипацаны на трёх улицах.

Прекрасна великая река Волга. Между берегом и дебаркадером несколько пацанов, Лёнькиных ровесников, передвигали вёслами лодки с места на место и забрасывали удочки, что вызывало острую зависть. Лёнька долго следил за ними, но добыча к ним не попадалась, и он немного успокоился. А потом подошёл пароход двухпалубный, огромный. Из трубы валил чёрный дым, а сзади над кормой висела большая лодка. «Спасательная», – сказал отец. Палубные матросы выдвинули на причал сходни. И огромная толпа из женщин, мужчин и детей с узлами, корзинами, чемоданами ринулась в узкий проход, толкая и давя друг друга. И протиснувшись на палубу, пассажиры бросилась бегом по шкафуту направо и налево занимать открытые места 1У класса на юте и на баке. Места эти представляли длинные скамейки и предоставлялись пассажирам с самыми дешёвыми билетами без обозначения места. На этой же палубе было несколько мест Ш класса (назовём их плацкартами). На второй палубе располагались каюты 1 и П класса. Но туда пассажиры не торопились, шли достойно. С первой палубы на вторую никого не допускали…

Рейс парохода, на который садилась бригада, был до Астрахани. И потому медлительность была неуместна. Трое мужиков, оставив Лёньку с отцом в сторонке от толпы, ринулась вперёд и они уже «приземлились» на занятые места, чётко обозначенные их спутниками. Пароход густо задымил, загудел и отвалил от пристани. Мужички достали нехитрые припасы, выпили водочки, закусили. Лёньке дали большую воблу и две баранки, показали, где найти питьевую воду и задремали.

Хорошо плыть на пароходе. В машинном отделении огромные открытые шатуны крутят огромный открытый коленчатый вал, шипит паровая машина, густой запах машинного масла висит в воздухе машинного отделения Машинист с маслёнкой почти непрерывно ходит между огромными движущимися частями, подливая масло в подшипники. И как-то становилось боязно за него. И всё это для того, чтобы гребные колёса, надетые на концы коленчатого вала, крутились непрерывно и обеспечивали бег пароходу. Лёнька крутился по пароходу, залезал во все доступные углы, но не проходило и часа, чтобы он снова не приходил в машинное отделение подышать маслом и паром и побыть в небольшом ужасе за судьбу машиниста. И ещё была Волга. О ней не сказать лучше сказанного другими, но это было так восхитительно быть посреди неё, видеть жизнь береговых людей, что не раз мальчик обращался к отцу: «Давай уедем жить на Волгу. Куда угодно, лишь на Волгу». «Подумаем, сынок», – отвечал отец, поглаживая его по вихрастой голове. Леонид не забыл и никогда не забывает эту поездку по реке, такой русской, такой соответствующей русскому характеру, такой вдохновляющей и умиротворяющей уставшую душу. Было много встреч с Волгой. Иногда, часами просиживая у реки, Леонид Иванович ощущал, как живая вода не только катится по руслу, а проходит и через него, давая новые силы для жизни и новый смысл в понимании её.

До окончания школы Лёнька дважды посетил областной центр. Сначала с экскурсионной группой школьников под руководством классной дамы после седьмого класса. В эту поездку он познакомился с музеями, цирком, планетарием, с центральной гостиницей, в которой группы с нескольких районов жили на шестом этаже в больших казарменных комнатах. И где у Лёньки спёрли, с оставленного на общей вешалке пиджака, значок» «Авиамоделист СССР», о котором очень жалел, т.к. действительно занимался в школьном кружке и строил модели самолётов. И уже учась в десятом классе по приглашению старшей сестры, обосновавшихся там с мужем, ездил к ним погостить. И тогда же состоялось его первое знакомство с оперным и драматическим театрами, которые оставили на впечатлительном пареньке глубокий интерес к театральному искусству.

Да и вообще за эти поездки он понял, что жизнь большого города значительно насыщеннее и темпераментнее жизни маленького поселения, несмотря на то, что жителей в нем до 30 тысяч и какая-то творческая струя в нём присутствовала. И решил для себя, что жизнь в затерянном в просторах России малом городе не для него.

С жизнью самой настоящей деревни 50—х годов ХХ века Леонид познакомился на длительных уборочных работах, когда школьников направляли под руководством классных руководителей на три-четыре недели на постоянное место жительства в колхозы. Первый раз это было осенью, когда он учился в 7 классе, и большинству девочек и мальчиков не было и 14 лет. Школьники, человек сто, были отправлены в лесную деревню, где копали картошку, дёргали лён, лопатили зерно в овинах, да делали всё, что могли сделать их руки. Жили ребята по крестьянским домам по пять – десять человек. Колхоз выдавал хозяйкам продукты, а те готовили нехитрую еду. Да хитрой еды у большинства и дома не было Электричество до деревни ещё не дошло. Было радио и в некоторых домах патефоны да балалайки. А было весело, и ни кто не обижался за принудительные работы. Так было принято. Нужна была помощь – школьники и помогали. И так было каждую осень до окончания школы.

Леонид много читал. Чтение было достаточно беспорядочно, но книги были прочитаны и с годами он, уже Леонид Иванович, стал твёрдо согласен с Максимом Горьким, что «чтение есть лучшее учение».

И вся Лёнькина жизнь до получения аттестата зрелости, дала ему основательные познания мира и подготовила его к выходу в большую жизнь с уверенностью в победе.

Так закончилось Лёнькино детство. Ему было хорошо в его детстве. Оно было свободно от опеки и не давило на психику. Всегда всё было можно, кроме воровства и злостного хулиганства. И когда детство кончилось, грустно не было. Было чуть тревожно и одновременно просто здорово: впереди ждала большая жизнь с победами и достижениями. И с ним оставалась его большая любовь в нерушимость которой он верил безгранично. И сейчас поезд мчал его с Валентином по незнакомой, но родной и близкой ему равнине его страны туда, где он собирался ещё глубже познать мир и получить знания, с которыми он встанет в строй миллионов строителей нового мира.

В США в это время всходила звезда короля рок энд ролла Элвиса Пресли. Человека, который своей музыкой сдвинул мир неторопливой жизни в водоворот бешеных ритмов и скоростей во всём.

V

Прошла жаркая страда медицинских и мандатных комиссий, приёмных экзаменов, предучебных подготовительных лагерей. Леонид Сугробин и Валентин Балыбердин успешно преодолели все выставляемые перед претендентами преграды и стали курсантами, обучающиеся по специальности судовых механиков. От отделения океанологов Леонид отказался после беседы со старшекурсником. Тот с долей издёвки сказал, что «в океанологи идут глупые романтики из мест непуганных дураков, думая по окончанию изучать океаны на коралловых рифах. А на самом деле будут сидеть в каком-нибудь Тикси или Анадыре, разливать прибойную пену в бутылки и тоскливо смотреть вслед последнему ушедшему пароходу». По окончанию им обещался диплом о высшем образовании с квалификацией инженера-механика и направление на флот. Отдав все запасы энергии и нервов, они в лагерях морально отдыхали, и казённый быт их не пригибал. Они желали быть моряками, и их всё устраивало, если и не нравилось. Да и росли и воспитывались они не в инкубаторе. Особенно расслабился Валька, который за сочинение и немецкий получил по четыре балла, и кидался на стенки целых три дня, пока считали все баллы и проверяли характеристики. И выкипел всеми оставшимися у него нервишками. Лёнька старался поддерживать его психику.

Из лагерей Леонид отправил Ивану Макаровичу и Людмиле первые письма с бравыми фотографиями самого себя в форме и бескозырке. В письме шутливо посоветовал Людмиле готовиться стать женой моряка и начинать учиться ждать. Раньше он не писал, зная о её намерениях путешествовать по Волге и куда-то ещё. А ждать было непросто. Это он прочувствовал за прошедшие два месяца в оторванности от всего родного и близкого. И только новизна обстановки, событий и предвкушение очередного познания мира на более высшем этапе размывало его тоску.

Детское познание мира у Леонида было безмятежным и счастливым. Он принимал жизнь и политическое устройство своей страны единственно правильным. И отчаянно спорил с отцом, который прошел первую мировую, гражданскую и частично отечественную войны и прожил свои годы при разных властях. В конце концов споры закончились тем, что отец перестал его наставлять, сказав, что никто не желает учиться на чужих ошибках и наставляет себе шишки сам.

И вот Леонид курсант и сидит первого сентября на первой лекции и старательно, пытаясь писать разборчиво, слушает вступительные слова профессора о необходимости

...