– Мы скрываемся от гвардейцев, – после паузы ответил Норт, за что получил от Омарейл возмущенный взгляд. – Видите, вон они стоят, ищут нас. Прошу, воспользуйтесь своим актерским даром и изобразите невозмутимость.
Я хочу, чтобы ты знала, – обратился к Фрае Норт совсем тихо, но Омарейл все же услышала, – я стал приличным человеком. Та рассмеялась, мокрые щеки ее блестели. – Я знаю, милый, – руки Фраи гладили черные волосы, – я знаю.
Как странно было испытывать тоску по человеку, который стоял в полуметре и улыбался. Печалиться о его смерти не когда он был мертв, а когда еще жив. Ощущать опустошение не от того, что происходило сейчас, а от того, что было раньше, хотя ты и не знал значения событий. Ведь Омарейл уже пила из этих самых чашек в ту ночь, когда рассказала Дарриту, что была наследницей престола. Когда узнала, что была эксплетом. Когда Норт сказал, что Фрая купила эту посуду на случай, если к ним в гости зайдет принцесса. Те воспоминания вызвали одновременно и улыбку и слезы. Омарейл прижала одну чашечку к груди. – Спасибо, это очень… мило, – сказала она, шмыгнув носом.
Иногда до заветной цели остается совсем немного. – Он почти коснулся ее плеча, но опустил руку. – Именно в этот момент бывает труднее всего продолжить путь.
