И ведь так искренне каждый раз удивляются и метелям, и заносам, и тому, что дома надо отапливать. И чем севернее губерния, тем искреннее удивление капризам погоды. Может, чиновников надо целительницам показывать, а то всё забывают, что зима придёт
Я вот не понимаю… – гневался повелитель. – Вот почему вы пьёте на рабочем месте? Что за безобразие? Что за вопиющее нарушение? Почему меня не позвали? Какое имели право обойти уважаемого Павла Афанасьевича!
— Ира! — Он посмотрел на меня — и отошел. Пометался по моей маленькой гостиной. Забормотал: — Сейчас… Сейчас я успокоюсь, возьму себя в руки. Все-таки уговорю себя, что не надо орать. Я смогу.
— Ты же не орешь, — возмутилась я. — Ты просто не умеешь!
— Я скоро визжать научусь и биться в истерике! Вообще, я с тобой раскрываюсь с новых сторон… Одно хорошо, моя будущая супруга — целительница!
А утром, когда он проснулся с той же улыбкой на губах, она исчезла. Кровать была пуста, одеяло аккуратно сложено.
– Ира! – заорал он, вскакивая так резко, что в голове зазвенело. – Ира! – Выбежал в коридор. Пытался прислушаться – это плохо удавалось сквозь грохот сердца и шум крови в висках.
– Я вот не понимаю… – гневался повелитель. – Вот почему вы пьёте на рабочем месте? Что за безобразие? Что за вопиющее нарушение? Почему меня не позвали? Какое имели право обойти уважаемого Павла Афанасьевича!
Вспомнив старую присказку о том, что все дурные мысли в голову приходят от праздности, я загрузила себя работой так, чтобы ни на что другое сил больше не оставалось.
И кстати, – продолжил князь Радомиров, – вы не знаете, где взять боевого некроманта? Реального? Чтобы трупы умел оживлять?
Молчание стало не просто нервным. Оно стало каким-то истерическим.
– Вы понимаете, – с абсолютно мечтательным видом сказал князь, – когда мы поймаем эту тварь, а мы её поймаем, я в этом уверен, я хочу её или его прикончить. И вот мне как-то обидно, что это можно сделать всего один раз. Хочется сказки в жизни, господа
