глядь, сидит сама, в золотой короне, в серой новехонькой свитке, в красных сапогах и золотые галушки ест.
Как повели его в палаты, такие высокие, что если бы хат десять поставить одну на другую, и тогда, может быть, не достало бы.
Дывысь, дывысь, маты, мов дурна, скаче!»[3] И в самом деле, баба сидит, заснувши перед гребнем, держит в руках веретено и сонная подпрыгивает на лавке.
Глядь на руки — все в крови; посмотрел в стоявшую сторчмя бочку с водою — и лицо также.
, и он лежал на крыше своей же хаты.
очнулся немного и осмотрелся, то уже рассвело совсем; перед ни
пропасть! крутизна страшная! А сатанинскому животному и нужды нет; прямо через нее. Дед держаться: не тут-то было. Через пни, через кочки полетел стремглав в провал и так хватился на дне его о землю, что, кажись, и дух вышибло.
Страх, однако ж, напал на него посереди дороги, когда конь, не слушаясь ни крику, ни поводов, скакал через провалы и болота.
Черт хлопнул арапником — конь, как огонь, взвился под ним, и дед, что птица, вынесся на верх.
загремели перед ним конские кости. «Вот тебе конь твой!» Заплакал бедняга, глядя на них, как дитя неразумное.