Оглавление

Пролог

Несомненно, дорогой читатель желает окунуться поскорее в неведомый ему мир, так похожий на многие, и так же отличный от них. Его интерес иной раз подстегивают неведомые создания, коих трудно уничтожить или договориться; туманящие разум события древних веков, сказывающиеся на нынешнем времени; постоянные склоки разных рас и видов, оканчивающиеся войной и горем; многозначительный главный герой, уходящий всякий раз от смертельной опасности и поражающий своей изобретательностью. Все то рождается в умах не случайно и иной раз само вспыхивает, отворяя врата неизвестного, даже для писателя, повествования судеб и трагедий, коих никогда не было и никогда не случится. То — фантазия автора, перенесенная на листы и спешащая открыться каждому внимающему взгляду. И, будь тот ум, скрывающийся за «грустным» взором, мудрен и гибок, он всецело постигнет ту глубину терзающих чувств, то пылающее сердце, что ступает в огонь, те мысли, полнящих голову без ясного разума. Коли ты таков, алкающий тайн читатель, открою я тебе завесу. Однако, как в любом приличном круге интересов, всякая история начинается с приветствия.

Здравствуй, искатель событий, что лежат вне пределов нашей истории, вне любого скромного разума, вне законов нашей тверди. Да будет твой путь наполнен влечением и сочувствием к героям, пусть ничто не ускользает от бдительного ока, и каждая глава подтолкнет к желанию наслаждаться последующей. Россыпью по страницам разбросаны явные и довольно скрытые намеки грядущего. Желаю тебе отыскать их и быть готовым без удивления постигнуть участь каждого персонажа. Теперь же окунемся в конец начала бытия людей и иже с ними.

Почему именно этот момент знаменует начало повести? Именно он стремится вобрать в себя часть предыстории, суть конфликта и знаки его решения. На том основан и тем живет Пондер — обетованный материк среди великих вод и островов Темунда, не менее важного мира тверди. Его история трагичная и воодушевляющая, чем полнится он от начала и до конца своего существования. А началось бытие с удара.

Во тьме и пустоте с огромной скоростью летел кусок безжизненного камня к не менее мертвому Темунду. Словно чья-то воля несла его прямиком к замерзшей планете. Его мощи хватило бы разнести даже вдвое, а то и втрое, большее небесное тело, только на пути внезапно пролетал один из небесных спутников Темунда. Он принял весь удар на себя, разлетевшись в стороны и смягчив падение. Однако, напор был силен, и, несмотря на расколотые части, метеорит достиг заветной цели. Его энергия сдвинула планету с орбиты ближе к светилу и разбудила множество вулканов. За многие тысячи лет благодаря приемлемому климату, воцарившегося от влаги и полезных элементов, сформировалась жизненная среда. Стали появляться первые растения и организмы. Однако, не только жизненную силу принес небесный скиталец. Преодолевая неисчислимые расстояния, он впитывал в себя бессмертную энергию во мраке небытия. Осколки проникли глубоко в почву, оставив кратеры, и даровали могущество тем, кто тонко чувствовал колебания энергии, кто смог сфокусировать её в материю. Использовать её смогли через огромное количество веков лишь трое. До них никто и слыхом не слыхивал про необычные чудеса, появляющиеся по желанию. Чародеи быстро остановили распри и установили наставничество. Люди приходили к ним за советом, помощью и службой. Трое не считали себя богами, чувствуя власть свыше. Набираясь мудрости, они открыли источник бессмертия в одном из затухающих осколков и черпали силу из него.

Сила росла с каждым прожитым веком. Наконец, когда чародеи почувствовали предел своего могущества, они ознаменовали конец закатной эры, при коей всяк боялся за свою жизнь из-за бесчинств и безнаказанности некоторых людей, постройкой дворца невиданной красоты в поселении Харрасса и провозглашении окрестных краев — государством Тахауалят Салямун, или по-простому — Тахсал. Отныне всякий ведал о немедленном наказании за тяжкий проступок от вездесущих Троих. Именно там был создан совет чародеев, устанавливающий порядок в южных и западных краях. Север и восток тогда были слабо заселены, потому и не обращали туда свой взор поборники суда. Поначалу поселенцы запада не хотели принимать власть мудрейших, но постепенно сдались под выгодными условиями.

Лишь одна крепость не сдавалась до последнего. Имевшая важное стратегическое значение, она была единственной, где обитали невиданные существа, коих было множество до охоты на них людьми. Они вобрали в себя необузданную силу метеорита и, из некогда бесформенных духов, научились принимать облик любого животного или птицы. Существ различали по облику, чем и окрестили их Спектраллами и Лакрепсами. Первые могли принимать облик любого живущего на Темунде, кроме человека. Для этого им всего-навсего нужно было увидеть хоть раз такого. Вторые же, наоборот — принимали облик человека и странных животных. Они могли менять размер и форму любой части своего тела. Огромное отличие от Спектраллов было в умении их говорить и понимать любую речь.

Поселенцы запада воздвигли им лабиринт, где любой мог заблудиться и остаться там навечно. В скором времени рядом с ним построили крепость для их защиты от посягательств других людей, назвав ее древним названием, коим ныне не пользуются и называют — Ласпек.

Шли годы, и чародеи все больше желали заполучить эту крепость. Наконец, когда время переговоров вышло, властители послали армию разгромить пристанище врага и заполучить крепость, лабиринт и ее обитателей. Жители крепости не собирались отдавать ее без боя. Женщин и детей отправили на запад к древней разрушенной деревушке подле великих гор. Осада длилась несколько месяцев, пока армию юга не отбросили назад. Чародеи и сами пытались своими силами пробиться за ворота, но Лакрепсы неожиданно встали на защиту поселенцев. Они обернулись горящими каменными существами и вселили страх даже в могущественных из людей.

Трое не признали поражение. Они отправились искать осколки, дарующие им силу, поскольку осколок в Харрасса непреложным обетом было решено не использовать ни при каких обстоятельствах, покуда дарует он бессмертие. Долго шли поиски. Некоторые найденные осколки успели отдать свою силу и стать обычными камнями. Малая доля их, впившись в сердца гор, расплавились и образовали необыкновенные серебряные жилы, отличавшиеся от обычных. По прошествии двух лет в горах на востоке трое нашли средний осколок. Камень излучал сияние полное звёзд. Окутывающий его мрак расступался под теплыми лучами. Мудрейшие были в восторге. Они стали жадно впитывать энергию осколка, как северянин, прошедший пару дней под палящим солнцем, воду. Незримая аура искателей стала наполняться светом, а свечение осколка тускнеть. И, когда камень окончательно потух, раздался удар, породивший небольшую встряску где-то в глубине Пондера. Чародеи даже не обратили внимание на это — настолько были поглощены их мысли своим могуществом. Они мигом переместились к крепости, где воины все эти годы ждали осады. Армия вновь собралась и вышла к стенам Ласпека.

Осажденные увидели чародеев и затаились. На стенах не было видно никого. Войско по приказу подготовило большие костры, опаляющие, казалось, сами небеса. Как только они набрали силу, трое обрушили на крепость яростный пламень. Жар был такой, что камень начинал плавиться и собираться в лужи, которые испарялись. Воины юга предварительно отступили на большое расстояние, чтобы не быть обожженными. Огонь пробрался во все выемки и проходы, не оставляя без внимания ни один уголок. Когда же пламя погасло, воины не нашли ни одного тела и даже мебели. Всё унёс пожар. Так была взята неприступная крепость.

В паре дней пути основали поселение, в котором жили семьи, несущих службу в Ласпеке. Поселение росло и развивалось. На западе вместо деревушки поставили заставу, защищавшую край от остатков врага, коего окрестили «отвергнутым».

Шло время, Пондер трясся все сильнее и чаще, а в сердцах чародеев зрела тревога. Они чувствовали приближение чего-то, что надолго запомнит материк.

И в одну безлунную ночь, что бывает очень редко, четырежды прогремел гром, бесконечно вторя эхом по всему Темунду. Вслед за ним наступила тишина, но не суждено ей было дожить до утра. Во мраке из-под толщи тверди выбрались существа невероятной силы. Вековые сосны едва достигали до их живота, а масса была, сравни левиафану, которого можно было встретить лишь в рассказах мудрейших. Они появились из разных точек Пондера, неся каждый своё уничтожение.

«Сошедший с гор был пламенным и облик человека всем явил, что на плечах носил без кожи голову саламандры. Всё тело, словно из костра, спеклось, и лишь глаза остались целыми. Несущий хаос и страдания направился на восток чрез озеро, что впору морю было.

Из-под вод его возвысился титан. В обличье крокодила он выделял такую жидкость, что всё живое погибало и разлагалось подле его лап. Он вышел после пламени и двинулся туда же, как собрат.

Из северных снегов, покрытый льдом нетающим и прочным, за братьями к горам восточным вышел третий без разума гигант. Он был в обличье белого медведя с парой длинных и острых клыков. Всех ближних охлаждал настолько, что замерзала их душа.

Четвёртый вылез из барханов пустыни близ Тахсала. Всеядный, ненасытный не больше братьев в высоту, но длиннее их раз в десять. Пожрать бездумно тех троих он мог, но сила их не позволяла. Он вылез вместе с северным до водного и после пламени и устремился к остальным.

Все твари подошли к горам востока почти одновременно. И там, куда упал большой кусок метеорита, они сломали толщу камня, всю гору сделали равниной. Из этой толщи вылез тот, кто был могущественнее их, но ростом меньше, с человека. Он светом был ярчайше звезд, и пламя первого тускнело перед его оставленным на почве следом. Пройдя немного, форму он обрёл и скрылся свет в объятьях плоти. Обычным человеком он вдруг стал и, не говоря ни слова, направил тварей Пондер очищать от тех, кто выше был над фауной лесной. И тот приказ был выполнен почти. Веками материк страдал от жатвы человеческого рода.

Однако на стороне людей был свой защитник. Он внял молитвам скрывшихся в пещерах под горой последних из людей. Тогда святой Магориэн послал на Пондер в озеро царей десяток душ под воды в глубину. Из центра вдруг возник над гладью водной округлый остров с десятью из камня саркофагами, в чьих недрах жизнь проснулась из пустоты. Не выдержали плиты смерти ударов оживших мертвецов. Из мрака тех могил на серость мира обреченного вышли стражи света на погибель жнецов людей. Сильны, как море, быстрее ветра, а с виду — человек. Лишь глаза цвет болотный и пустота во взгляде выдавали мертвецов.

Лишили десять четверых свободы, власти и умений. Забросили по клеткам их в утробе почвы, воды, песка и льда. Отправились за вожаком, что Дэмером назвали. По материку его шесть лун искали. В обличье человека скрытен был и спрятался, когда узнал о мертвецах, что вермертами кличут. Его нашли, но не без жертв. Троих он неожиданно для них порвал и бросился в бега. Сильны способности его, но стражей больше. К ним на подмогу Трое подоспели. На топях скверных семеро поймали, держали из последних сил, а трое чарами сковали. И поняли тогда, что все их силы вкупе хватит еле-еле на заточение врага. Немедля жизнь свою отдали с телами, разумом, душой. И этого хватило. В жерло потухшего вулкана, откуда появился он, перенесли его и запечатали тремя барьерами надолго». Среди людей легенда эта ходит. Что было истиной — поведают иные.

Так кончилась эпоха вермертов, страданий и надежды. Людской род вернулся в Тахсал под эгидой сына одного из трёх. Он унаследовал частицу силы своего отца и долгожительство, что позволило ему отстроить разрушенное государство. Его провозгласили верумием, что означало «справедливый». Это стало наивысшим титулом на Пондере.

Спустя десятки лет народу стало мало песков Харрасса и, с позволения верумия, несколько сотен ушли на восток, обживать дикие места. Однако, восток не встретил их благодатными условиями. Спокойной их жизнь уже не была с тех пор. Как только поселение было построено, стали пропадать люди, а из ближайшего леса повадились выходить порождения флоры. Их кожа была древесной, глаза пустые, а сами, как дикие хищники, хотели только убивать. В первую же встречу погибла дюжина ратников от рук тех, кому не страшен был урон от стали. Лишь пламя справилось с неукротимым напором лесных созданий. Так и продолжалась жизнь поселенцев, в постоянных битвах и нехватке рабочей силы. Но, вопреки их судьбе, они крепко основались, построив город Древозар с каменными стенами внутри деревянных, посреди которого был чертог князя, дальновидного и мудрого. Благодаря ему в восточном регнуме, как позже стали звать один из трех краев союза, появилась армия, торговля и вера в будущее процветания Гобинворга, означавшего «богатая поляна». Своих людей прозвали Боричи, что жили подле леса.

Шли годы, поселение на западе выросло и стало носить название Эстин — в честь имени рода его представителей. С каждым месяцем оно наращивало потенциал. И в скором времени королевство Эстин стало отдельным регнумом от государства Тахсал, как и Древозар. Все три регнума заключили союз и помогали друг другу. Наступил относительный мир. Запад боролся в небольших стычках с отвергнутыми, восток — с порождениями флоры, а юг, в частности его верумий — Фейхран Фаранх — с энергетическими аномалиями после изгнания существ в глубины Пондера.

Сменялись поколения поколений, и каждый регнум стал больше полагаться на себя, нежели на союзника. Посему и законы, и указы, и воля стали иными, более выгодными для того регнума, в котором они и издавались.

Глава 1

Юстос Эстин

Повесть горестных лет

Минули горестные дни, когда каждый живущий оплакивал ближнего, когда страх ещё не покинул сердца выживших. Кончилась эпоха страданий. За ней пришла третья, рассвет которой оставался столь несбыточным, что иные покидали мир без какой-либо надежды. Для каждого отчаявшегося закат второй эпохи, когда даже светило сокрылось под мраком туч, и явилось смирение с неизбежным, был концом всего живого. Ибо тьма поглотила всё иное перед самым рассветом.

Последние весенние лучи, пробившие густой смог пепла и гроз, озарили серое лицо Темунда. Ликуя на остатках воды и в глазах, позабытых другие цвета, они сияли, знаменуя свою победу в бесчисленных битвах за небо.

Лишь спустя поколение, рождённых в пору пробуждения, чистых и незапятнанных выживанием, заботы простого люда стали менее опасными. Молодые учили родителей беспечности, бесстрашию и вере в следующий восход. Однако, немногие смогли вернуться к прежнему быту. Большинство по-прежнему от громкого звука искали убежище и не выходили, пока не убедятся в безопасности. Эту привычку они сохраняли вплоть до последних своих дней.

После разрухи работы было много. Немногие оставшиеся мастера дерева и камня восстанавливали разрушенные регнумы, попутно наставляя новое поколение в учении их ремесла. Мастера металла с учениками сгинули во вторую эпоху, отчего знания их упокоились вместе с ними. Однако, владыки не смирились с утраченными знаниями. Отряды скитальцев отправлялись на поиски пусть и малых, но важных крупиц знаний, сравнимых с ценой нового дома в возрождающихся городах.

Народ старался на благо своего регнума и на суше и на воде. Плотники строили новые суда для рыболовства, за счёт чего, с каждым новым кораблём, приближались к чертежам быстроходных парусников. Такие деревянные кони могли пересечь моровое озеро и направиться дальше за море к южным островам, остающихся безвестными за неимением слухов о них. Важной задачей было наладить торговые пути между союзными территориями.

За работой люди меньше предавались воспоминаниям о своем горе. Все больше мысли посещали радостные и светлые. За работой прошла не одна жизнь, но плоды трудов страдальцев радовали душу их потомков. Правители менялись, но белокаменный Мурумал, город западного регнума, обелиском возвышался над водами озера близ него. И каждый помнил, чьи руки возводили крепкие стены, большую гавань и величественный замок на возвышенности скалы. Помнили и чтили заветы своих отцов и матерей.

Однако, и в светлые дни бывает пасмурно. В рассвете сил и на закате зрелости погиб двенадцатый верумий запада. В пасмурное и дождливое утро люд Мурумала прощался с Дуктором — величайшим героем, любящим мужем и отцом, справедливым правителем и праздным весельчаком. Тайны окружали его скорую кончину, и не нашлось мудрецов, что могли бы ответить на них. Множество разных слухов ходило, но в них не было и частицы истины.

Быстроходное парусное судно с двумя палубами неторопливо выходило из гавани на восток, словно ленивый бегемот отталкивается от берега в попытке переплыть большую грязную лужу. Вмещая на борту особенных гостей, оно важно поворачивалось кормой к выходу в сторону озера, представ на обозрение всем собравшимся. Однако, ни один корабль не выходил в одиночку. И этот раз не был исключением. Дабы не привлекать внимание сторонних от союза судов, вслед за основным, отчаливал и военный однопалубный корабль. Оснащённый дюжиной мест гребцов, на места которых могли сесть матросы, он без трудностей преодолевал любые воды вне зависимости от ветра.

С великим горем наблюдал за судами народ регнума, столпившийся в порту в последний раз увидеть тело защитника Мурумала. В знак благодарности и великой чести мужчины снимали шляпы и чепцы, а у кого было оружие — поднимали его вверх, отдавая последнюю дань памяти Дуктора. Женщины рыдали, прижимаясь к груди мужчин, моля святого Магориэна принять его душу к себе в бескрайние сады благодати. Стоящие рядом дети, не осознавали той потери, что понёс Мурумал. Малые, как никто другой, чувствовали горечь родителей и заходились слезами, а старшие лишь выказывали должное почтение молчанием.

Судно мерно покачивалось на волнах, все дальше уходя в кажущиеся бесконечными воды морового озера. Фордуны и бакштаги раскачивались на ветру, как ветви деревьев, при натяжении каждый раз издавая звуки разрезаемого кочана капусты. Лёгкий бриз наполнял паруса на мачтах, набирая все большую силу. Поздняя весна доносила слегка прохладный поток с северо-запада, позволяя открыть все паруса и набрать максимальную скорость. Матросы бегали по палубам, выполняя приказы грозного капитана, что не давал им спуска в силу своего положения, а не по прихоти.

В бытность свою заядлым мореплавателем, он ходил по этому озеру еще ребенком на торговых судах с отцом. Опыт впитывал, как морская губка, уходя от штормов западного дальнего моря, от набегов южных пиратов и от военных судов союза, перевозя контрабанду. Когда же отец покинул его, отправившись далеко на восток в поисках других материков, Гордмин ушел во флот Эстина, где дослужился до капитана личного корабля верумия. До зрелых лет привычка контрабанды не отпускала его. Однако, с трудом он поборол её, отпустив полностью прошлую жизнь.

Палуба полнилась стремительным бегом матросов, но было и место спокойствию и неторопливой задумчивости. На полубаке по правому борту стоял, погруженный в себя, новый верумий Мурумала — Юстос Эстин. Оперевшись на мягкое, но прочное дерево, он неотрывно вглядывался в танец потревоженных вод. Темно-зеленая туника с золотыми пуговицами отлично сочеталась с полукруглым плащом небесного цвета. Вышитый серебряными нитями герб Мурумала — Спектралл в объятиях Лакрепса в первородном обличии над лабиринтом украшал дорогую ткань. Его Юстос надел лишь однажды — когда первый раз вошел в замок Мурумала простым воином. Плащ принадлежал Дуктору, благославившему славного воина за самоотверженность и поддержку запада. Узкие штаны слегка давили в самых неприятных местах благодаря дамасту. Но, то была обязанность верумия — выглядеть подобающе, нежели желание удобства простого человека. Мягкие сапоги, к которым он привык сразу, как надел, выдавали в нем благородную кровь, благодаря выжженному рисунку примитивного замка с первыми буквами имени носящего. И это единственное, что Юстос в них не любил.

Он не был из рода Эстинов, что основали поселение и воздвигли город. Его родные жили скромнее граждан Мурумала, но не это придавало массу вопросов о его правлении. Он был отвергнутым, что прошел через жестокие испытания и закалился, как сталь закаляется в горне. Ему противило даже вспоминать о тех последних днях, которые изменили историю Мурумала. Воспоминания роились внутри, словно пчелы в улье. И с каждым помянутом событием он становился угрюмее.

Морщины собирались у него на лбу меж шрамов, оставленных, как отметины истории на лице Пондера. Много битв осталось позади, но одна его тревожила больше остальных. Её призраки не унимались и пребывали с ним до сих пор.

Словно в видении, он услышал звон клинков, крики боли и нескончаемый гул голосов. Юстос стоял на плато Ласпека с мечом в руке. Кровь стекала с его рук липкая, горячая, чужая. Отдышка сбивала внимание. На лбу новая рана, рассеченная наискосок не более мизинца. Жизненная влага стекала по переносице на кончик носа и капала на сухую каменистую почву. Перед ним стоял его названный брат. Он сжимал молот двумя руками и дико смотрел на Юстоса. Наконец, оба рванулись друг к другу. Мощный удар стали о сталь и…

Внезапно, память отступила, а внимание заставило оторваться от волн и обратить взор на дверь, открывшуюся весьма уверенно и с ударом о стоявшую рядом бочку. Осматривая окрестности, на палубу вышел Форут — средний сын Юстоса. Его пятнадцать лет обманчиво представляли в чужих глазах ребёнка, поскольку сражался и вёл он себя, как взрослый. Отец рано разглядел в нем тягу к военному искусству и нанял воина, на счету которого было больше всех убитых на поле брани. Также в свободное время с мальчиком занимались командующие запада, оттачивая тактику и стратегию. Жестокость по отношению к братьям и окружающим делали из него безжалостного воина, что в последствии не понравилось отцу. Юстос часто напутствовал его, что движущей силой великого верумия была и всегда будет добродетель. Он говорил: «Настоящей силой обладает тот, кто способен сохранить чью-то жизнь, кто сделает из врага друга». Однако, сын пропускал эти слова мимо ушей и каждый раз дрался агрессивнее. Доходило до того, что он брал настоящий меч и гонялся за кошками и собаками. Но, из-за маленького роста и тяжести меча Форут опечаленный возвращался домой с пустыми руками и чистым мечом.

Сын стоял под ослепляющим солнцем, щурясь в поисках отца. На нем был мужской укороченный походный костюм серо-коричневого цвета. Но не было плаща, хотя в нем он зашел на корабль. Судя по всему, оставил мешающий элемент одежды в юте. Его приход значил одно — родственники и приближенные по обычаю Мурумала собрались у тела покойного для суточной молитвы, а Форут ускользнул оттуда. Юстос же, не верил в эти ритуалы и предпочитал оставаться верным обычаям своего народа.

Мальчик с прищуром от слепящего света оглядел палубу. Матросы занимались своими делами, готовые к внезапной команде капитана. Сам же Гордмин вёл беседу с боцманом, наклонившись над столом с картой. На реях самый молодой моряк счищал помёт птиц, ловко перебирая ногами по гладкому стволу. На самой верхушке мачты дозорный во все глаза смотрел по сторонам в поисках опасности. Словом, каждый был при деле. Обыденное зрелище быстро наскучило, и довольно скоро Форут отыскал отца, твердым шагом приблизившись к нему.

Юстос прогнал остатки дурных воспоминаний и направил все своё внимание на сына. Тот был недоволен и искал того, кто его хоть немного отвлечет от утомительной поездки.

— Долго нам еще плыть? — поинтересовался Форут, встав повыше у борта и вглядываясь в глубину озера, к чему взор отца был прикован. Это было первое его путешествие на корабле, которое уже утратило для него всякий интерес.

— Ты же знаешь. — не отводя глаз от сына ответил Юстос. — Тебя обучали мореходству, но как вижу зря. Или нет? — хитрыми глазами он посмотрел на Форута. — Ну-ка скажи, через какое время мы будем на месте, и где будет светило при швартовке? — отец сам мысленно посчитал и дожидался ответа.

— Это должны знать капитан и боцман! Зачем мне эти знания?

— Они всегда пригодятся не только на воде но и в бескрайних песках Харрасса, или в смертельных объятиях севера. Так, что?

— Мы отплыли, когда светило было там, — он указал пальцем в сторону гюйса. — Мама говорила, что добралась до острова за двое суток… — он задумался.

— Не забывай о ветре и количестве парусов, — напутствовал отец.

— Ветер слабый, идем на всех парусах. Значит, нам плыть четыре светила. На пятое глубокой ночью прибудем. Луна будет прямо над нами, если ветер не изменится. — пришел к выводу Форут.

— Это судно быстроходнее, чем тот, на котором плавала мама. — вмешался старший сын — Фидеум.

Ему было семнадцать, но всем казалось, что больше в силу его дотошности в знаниях и рассуждений. Он увлекался познанием всего, до чего мог дотянуться. Подражая отцу в манерах, знаниях и одежде, он знал, казалось, больше Юстоса. Редчайшая фиолетовая туника, созданная специально на его семнадцатилетие в Харрасса, южном регнуме, была слегка велика и он частенько поправлял рукава. В остальном: узкие штаны, плащ с гербом из обычных разноцветных нитей и сапоги были, как и у Юстоса. Иногда верумий подумывал, что у Фидеума нет вкуса в сочетании цветов и материала.

Старший продолжал:

— Тогда, учитывая нашу скорость, мы будем там спустя четыре светила, и закат будет у нас за спиной. — он посмотрел на брата с чувством полной победы. Они всегда соперничали в спорах, но, когда дело доходило до драки — Форут побеждал. Фидеум посмотрел на отца, во взгляде которого читалось снисходительность к брату, и он нехотя добавил: — Если, конечно матрос не ошибся, и мы не движемся восемь с половиной узлов.

— Я уверен, мы движемся медленнее! — насупился Форут. Он был спокоен, но руки выдавали огромное желание ударить брата. Юстос уловил порыв злости и вмешался.

— Дети мои, разве вам нужен урок манер? Или вы забыли почему мы совершаем реунион? — он наклонился к сыновьям. — Верумий Мурумала, герой замка Ласпек, ваш дед и мой лучший друг отдал свою жизнь за наши жизни! — он выдержал паузу, затем добавил, опустив глаза: — Если бы я знал…

В это время из юта вышла молодая черноволосая девушка в походном платье цвета кроны тополя с озёрной жилеткой. В отличие от Юстоса, её удобные серые башмачки без каблука не натирали носок и пятку, отчего её наполняло чувство лёгкости. То была сердце и душа верумия — Спиранта, дочь покойного Дуктора. Её голос нежно обволакивал слух мужа, отчего пламя души разгоняло дурные мысли и печаль. Её карие глаза пронизывали насквозь горячее сердце и укрощало порыв ярости до его появления. Девушка была оплотом любви и очагом мира для Юстоса. Он не видел мир без неё.

Подле Спиранты шёл Долим — младший сын верумия. Одет он был по-простому — походная серая куртка с жёлтыми штанами. Маленькие сапоги, сшитые знакомым портным, прошли не одну сотню километров за один только год. Десятилетний мальчик весьма преданный своему любопытству, изучил все окрестности Мурумалаа и его пределы. Казалось, тонкие ноги через час ходьбы заставят сделать привал, но его выносливости завидовал даже Форут.

Пара приблизилась к Юстосу. Тот наконец оторвался от деревянного борта и тихо, почти шепотом, сказал ей:

— Я не достоин дара Дуктора. — взгляд скользнул вниз и остановился на канате, сложенном у борта.

Девушка подошла ближе и руками подняла его голову, полную смятения. В глазах читалась скорбь и отчаяние. Она же ни капли не сомневалась в нем.

— Лишь ты достоин! — твердо сказала она. — Ты рисковал жизнью за незнакомца, за чуждый тебе народ. Ты сохранил будущее не только моему отцу, но и всему Мурумалу. Не твоя вина, что ты не ведал цели его путешествия, но то был опыт, пусть и горестный, ценой великого для получения важного! — ее руки нежно скользнули по его волосам. Юстос приобнял её за талию, воодушевлённый, но по прежнему печальный и их уста слились в едином поцелуе. Спиранта уняла его тоску, а мужчина одарил её теплотой своей любви. Словно, лёд, брошенный в огонь.

— И как это было? — спросил Форут.

— Да, ты никогда не рассказывал нам о вашей встрече. Может сейчас самое время? — подключился Фидеум.

— Расскажи! — потребовал молчаливый Долим. Младший сын отличался от других тем, что набирался мудрости у матери, был любопытным и хитрым, но мало говорил. Кто-то считал это скромностью, а кто-то великой мудростью. Он уже облазил весь корабль и не знал чем себя занять.

Юстос улыбнулся впервые с момента вести о гибели Дуктора и сел на бочонок. Остальные расположились рядом. С трудом вспоминая обрывки истории, все больше погружаясь в пучину воспоминаний и припоминая все больше деталей, он начал:

— Посреди степей, где мало растительности, наш народ стал жить по велению Троих. Когда на крепость Ласпек напали, женщины и дети уже были далеко за пределами западного регнума. Мужчины же храбро защищали наше достояние, но с чародеями никому не совладать. Крепость была захвачена. — он сделал паузу, пропуская самые тяжелые дни своего народа, и продолжил. — Мы выжили. За горами мы не ждали преследования, но вернуть крепость и отомстить было нашей целью. Однако, нужно было как-то победить Троих. Шли годы, пришел Карвас и Трое погибли. Но, не было ни радости, ни победных речей. Воинов осталось столь мало, что не удержали бы и деревню. Мы копили силы, пока наша армия не стала многотысячной. Только, юг тоже окреп. Южане заняли крепость и воздвигли королевство Эстин возле неё. Вот был наш шанс. Мы с легкостью могли прорвать оборону заставы и занять крепость, обороняясь, сколько было бы нужно от атаки врага. Но и здесь нас ждала неудача. Разведчики сообщили, что Эстин стал союзником Харрасса. Мало того, в южном государстве остался сын одного из Троих. Он тоже был чародеем. Мы не могли так рисковать и потерять не только армию, но и народ из-за гнева чародея.

— Ты говоришь о верумии Фейхране? — поинтересовался Фидеум.

— Да. Он был помехой. И, когда родители Дуктора погибли, а мне было чуть больше, чем Фидеуму, я встретил его — лучшего друга, которого не искал, но он сам меня нашел. Вместе с Реугом мы охотились, рыбачили в настоящем море и даже взбирались на вершину гор возрождения! Тогда они были горами отвергнутых…

— Так ты настоящий странник. — с улыбкой сказал Долим.

— И где сейчас твой друг? — спросил Форут.

— Всё по порядку. — Верумий оживился, вспоминая прежние дни беззаботности. — Как-то мы пришли в станицу вождей искать работу. Надоело искать себе пропитание. Один пьяный десятник с несколькими дружками весело проводили время и заметили нас. Они стали высмеивать наши наряды, ведь они были все испачканы из-за прошедшего ливня, и мы сцепились языками, а потом и руками. Изрядно мы попотели, но не уступили им — подготовленным воякам. Драка закончилась ничьей, так как наблюдавший за нами сотник нас разнял. Мы думали, что нас выгонят, но он взял к себе в отряд. Кутулл — так его звали, предложил нам службу под своим началом и сразу бы сделал нас десятниками. Мы согласились. Я любил свой отряд и желал ему только добра. Давал им отдохнуть, пищу сверх положенного, отпускал к семьям иногда. Друг же наоборот был жесток со своими. Он сделал из них головорезов. Всякий раз на мои слова о милости к ним, его ответ был одним: «Я закаливаю их для битвы! Не подобает им быть нежными и потерянными!». Вскоре их отряд покинул без разрешения стан и больше не возвращался. Моего сотника отправили вернуть Реуга для суда и казни. Но, он вернулся один израненный.

— Это была хитрая засада! Десять уничтожили несколько сотен. — Форут словно восхитился им в привычной ему манере. Он знал эту часть истории, чему удивились братья.

— Да, но их было больше. К их шайке примкнули десятки преступников и одиночек, бродящих по степям. Когда сотник погиб от ран, меня поставили на его место. Нам было неизвестно, где они прячутся, поэтому нас не посылали их уничтожить. Прошло пару лет. Меня сделали тысячником. Тогда я и узнал, что Реуг прорвал западную заставу с несколькими тысячами. Я очень удивился, что он собрал столько отребья. Непременно, он шел захватывать Ласпек. Иного ему не было нужно. Я знал его натуру, но он изменился. Предсказать, что будет при нашей встрече, было невозможно. Темник — мой командир, владеющий десятками тысяч конников, приказал стереть эту заразу без суда с лица Пондера.

— Десять тысяч… — задумчиво произнес Долим. — Это все кентурии Мурумала!

— В городе воинов больше. Если взять еще рафилиев с заставы и лимесов Ласпека будет примерно двадцать пять тысяч. — посчитал Фидеум.

— Это сейчас, а тогда — меньше! — вставил слово Форут.

Вновь поднялся спор, отчего желание продолжать рассказ у отца пропало. Он наблюдал за сыновьями, приводящими доводы, словно они мудрые философы, схлестнувшиеся языками. Спиранта тоже видела в них будущих правителей и потому не мешала тренироваться в дипломатии.

Надвигался вечер. Моряки стали зажигать лампы. Юстос понял, что историю сегодня не закончит и поспешил отправить детей в ют.

— Завтра расскажу окончание. Сейчас всем спать!

— Так ты его убил? — поинтересовался Форут.

— Всё завтра. — Юстос встал и положил руку на плечо Долима. — Ничего не надумывайте без меня. — он улыбнулся и пошел к себе.

Ветер сменил свое направление, и судно сбавило ход. Матросы изменили положение парусов и вновь набрали скорость. На удивление ночь прошла спокойно, хотя моровое озеро славится своими штормами и, иногда, даже водоворотами. Немало кораблей покоится на глубине, скрывая свою печальную участь. Однако, торговые суда приспособились и к этому. Каждый груз прикреплялся к пустым бочкам прочными канатами. В случае кораблекрушения, достаточно было откинуть бортовые заслонки того борта, который возвышался, и весь груз был спасен. За судном выплывал корабль из порта, если он не явился вовремя, и подбирал людей и товары.

Наступило пасмурное утро. Суточная молитва закончилась, и каждый из родственников и приближенных отправился в общий ют для отдыха. Юстоса одолела лень. Он не желал вставать и одеваться с восходом светила. Однако, вовремя вспомнил мудрость предков: «Дав себе слабину лёгкости не ощутишь. Напротив, тяжесть будет сильнее, а решимости меньше».

Открыв глаза, верумий, медленно откинув одеяло, встал и подошел к окну юта. Серость утра не смогла омрачить его ещё более. Лишь чайки, сопровождающие корабль в надежде на что-нибудь съестное, привлекали интерес наблюдавших за ними. Птицы так и норовили залететь в крохотное окно судового кока, но страх быть сваренными в котле превышал инстинкт. Утренний бриз снова наполнял паруса, и судно двигалось быстрее, чем ночью.

Юстос, зевнув пару раз, ловко закинул ведро на веревке через окно в воду и вытащил обратно. За ширмой он по привычке облился холодной водой с громким выдохом, от которого проснулась Спиранта. Сон окончательно отошел и даже согрел охладевшее за ночь тело. Пару мгновений спустя муж снова лег в кровать и прильнул к любимой. Его рука со всей возможной нежностью скользнула по ее талии, а губы по шее. Но, от холодной воды девушка лишь вздрогнула и отпрянула. Тогда он напористей прижал ее руки к постели и поцеловал. Спиранта, чей голос был ему музыкой для ушей, глубокие зеленые глаза, как два изумруда, в которых можно утонуть, засмеялась.

— Твоя борода колется. Мне щекотно. — она тактично и нежно, будто кошка высвободилась от объятий Юстоса. — Не сейчас. — уже серьёзно сказала она.

Обнажённая она выпорхнула из кровати, представ перед голодными глазами мужа во всей красе. Он с наслаждением осматривал сорванный запретный плод, как в первый раз и мысленно уже вкушал его. После родов Форута, от её тонкой талии не осталось и следа, но Долим изменил это. Словно и не было тех долгих счастливых лет, прошедших от восхода до заката, что они были вместе. Вновь Спиранта стояла перед ним идеалом женской красоты, готовым воспевать в одах, писать на холсте, или ваять скульптором. Она быстро накинула бельё, умылась и, с помощью мужа, оделась в прежнее зелёное платье.

— Вчера ты был особо молчаливым. — заметила девушка.

— Порой тяжелые события ранят сильнее меча, а воспоминания бередят эти раны. — задумчиво произнес он.

— Так может не оставлять царапины на других?

— Эти события — опыт для мудрых, урок для умных и интересная история для остальных.

— Пусть так. От знаний не скрыться. — уже задумалась она.

Завтрак прошел относительно спокойно, если не считать перепалки Форута и Фидеума. Один утверждал, что быстрее щуки в озере никого нет, а второй — что карп обгонит ее. Конфликт разгорался, пока не подошел капитан Гордмин.

— Надеюсь, у вас все в порядке. — с этой фразы он всегда обращался к верумию. — Если вы желаете, я разрешу спор. — Юстос кивнул ему головой, успевший устать от перепалки. — Есть нечто, которому нет равных и в воде, и на суше, и в воздухе. — произнёс он загадочно, обратившись к братьям. — Ещё моя бабка рассказывала о существах диких и непостоянных, способных менять обличие животных за несколько мгновений. Глядь, а на месте мирно умывающейся кошки вырастает полосатый тигр. Из пойманной форели появляется гигантский крокодил.

— Неужели и из кролика мог появиться медведь? — поинтересовался Форут.

— Агась.

— Вот это да! Можно было сразу убить медведя одним силком! И охота удалась!

— Если бы так просто было… Лишь в самом устрашающем обличии можно было такого завалить. Только представь кита, возникшего на палубе посреди озера. Попробуй его одолеть, когда корабль идёт на дно. — усмехнулся капитан.

— Так как от них избавились? — уже спросил Фидеум.

— Избавились? Нет. Договорились!

— Как? — вмешался Долим.

— У тех существ были братья. Умные братья. Их могущество дошло до отращивания любых конечностей и изменения частей тела в невиданную плоть. Да, только на том удивление не заканчивалось. Они принимали облик человека и гуляли среди нас.

— Человека? — переспросил Фидеум. — Много проблем они создали?

— Проблем? Нет! Они учились у нас. Хотели быть подобными нам. Только речь была слегка иная. Словно, слушаешь её из глубины бездны. Дух застывал от общения с ними. Но, они помогли отправить всех младших братьев в неизвестность, откуда они доселе не возвращаются.

— Вот это действительно интересно! — высказался Форут. — А не щука с карпом.

— Чем они питались, если каждый раз было новое тело? — спросил Фидеум.

— Где обитали? — перебил его Долим.

Однако, не суждено было получить им ответы, поскольку строгий взгляд верумия ясно дал понять, что знания эти ещё рано открывать. Капитан вспомнил, что у него есть дела и учтиво откланялся.

Трапеза закончилась, а родственники еще не просыпались. Вновь монотонность волн и ветра стали угнетать. Дети принялись донимать отца продолжением истории. Дел у верумия пока не намечалось, поэтому пришлось уступить. Снова все уселись на привычном месте, и Юстос продолжил:

— На чем я остановил рассказ?

— Ты оправился убивать своего друга. — напомнил ему Форут.

— В таком выражении звучит жестоко. Но, верно. Так и было. Мне выдали пять сотен конников к моим двум тысячам, и мы выдвинулись.

— Погоди, — перебил его Форут. — Если Ласпек был построен вашим народом и владели им вы, то почему нужно было Реуга останавливать? Нужно было ему помочь.

— Если бы все было так просто. — задумчиво произнес Юстос. — Вы хорошо знаете как крепость отняли у отвергнутых?

— Знаем. — ответил Фидеум. В его познаниях Юстос не сомневался, и, если он что-то утверждал, то знал об этом достаточно. Но, он решил напомнить братьям: — Трое чародеев обрушили на него невиданный пламень. Такой горячий, что даже костей не нашли.

— Вот именно! — не унимался Форут. –Почему, после смерти Троих, отвергнутые не отбили крепость себе?

— Потому, что образовался союз во главе с сыном одного из троих. — стал объяснять Юстос. — Как только бы мы напали на Ласпек, собралось бы огромное войско с государем юга во главе, и отвергнутых стерли с лица Темунда, как народ. Реуг натравил бы союз на нас, а сам бы затаился. Именно поэтому я шел его остановить. Его тактика нападения из засады была постоянной, а в купе с большим войском он мог воевать открыто.

— Так, пока Фейхран бы добрался до замка, войско запада было бы разбито. А один чародей не смог бы разрушить стены.

— Владыка юга могущественнее своих предков. Своей силой он мог осушать болота ещё в детском возрасте. Став старше, он воздвиг песчаную темницу для своих врагов посреди пустыни. Из неё до сих пор никто не сбежал. Возмужав, его силы были столь велики, что жизнь отбирал, лишь взглянув на врага.

— И как же Реуг взял неприступный Ласпек? — вернулся к теме Фидеум.

— Когда ты умеешь добыть и использовать знания о чем угодно — ты будешь могущественнее любого правителя, за исключением чародея. — ответил Юстос. Он осмотрелся. Матросы были далеко. Кто-то сидел на салинге и поправлял ванты фок-мачты. А иные — у штурвала получали указания капитана. Убедившись в отсутствии невольных слушателей, отец приблизился к сыновьям и шепотом сказал: — Открою вам тайну. О ней никто знать не должен. — для верности он посмотрел каждому в глаза и убедился в их честности. — В ту пору пламени и потерь в крепости никто не погиб. Все мужчины через потайной тоннель выбрались за пределы осады в хвойном лесу и скрылись в горах.

Наступило молчание. Такого исхода никто не ожидал. В глазах Форута читалось признание хитрости отвергнутых. У Фидеума — гениальность простоты, которую нужно было взять на вооружение. Первым откликнулся Форут:

— Так значит, Реуг знал о тоннеле и захватил Ласпек изнутри. — догадался он.

— Знал и захватил. — ответил отец. — Мы успешно миновали разрушенную заставу и помчали во весь опор к крепости через хвойный лес. Когда мы приближались, я заметил знамена Эстина и самого Дуктора. Он сражался с остатками своей армии против превосходящего по численности противника на плато Ласпека. Покрытая кровью секира казалось вынимала душу из каждого убитого. — дети неотрывно слушали про воинственного деда, открыв рты. — Доспех, несколько раз пробитый, но выполнявший свою задачу, был испачкан грязью. И она, словно скрепляла броню в уязвимых местах, закрывая прорехи от взора противника. Сам Дуктор был, как загнанный в угол зверь — уставший, яростный и несгибаемый. Вокруг него лишь десяток верных защитников, которых зажали над пропастью. Оставался лишь вопрос времени, когда они падут. Я разделил войско на две части. Первая заходила в тоннель и освобождала Ласпек. Вторая во главе со мной мчалась на плато. Мы успели. Благо, что большая часть шайки Реуга была уничтожена войском Эстина. Увидев нас, несколько десятков с плато сбежали в горы отвергнутых. Мы же, убедившись в отсутствии угрозы для Дуктора и его воинов, погнались за врагом. На тупиковой тропе в горах мы их настигли и уничтожили. Некоторых я знал лично по службе, а другие напоминали мне моих друзей. Не было ни праздных речей, ни победных возгласов. Мы не проиграли, но и не выиграли. — Юстос снова бросил взгляд на то место, где лежал канат у борта, но не обнаружил его.

— Погоди, а с Реугом что? — вмешался Форут.

— Спустя шесть светил преследования мы нашли его израненного в пещере вместе с остатком отряда в горах. Дуктор совершил казнь, над моим другом, которую я не мог сделать сам. Позже состоялся величайший момент моей жизни — возрождение. За то время, пока мы преследовали беженцев, я поведал ему все, что знал о нападении, и ждал угроз и гнева. Однако, после моего рассказа, верумий дал выбор, который никому еще не предоставлялся — стать частью союза, как гражданин Эстина, или уйти с наградой, которая могла бы изменить жизнь отвергнутых. — Юстос улыбнулся и добавил: — А предложил он не мало…

— Камни? Лучшее оружие? Вступление в союз с Эстином? — наперебой кричали дети.

Отец успокоил их и ответил:

— Кстати, последнее не плохо, только Эстин бы вышел из союза с Харрасса и Винсемором. Дуктор был мудрым и предложил то, что нам действительно было необходимо — договор со всеми отвергнутыми о торговле с западом, но не больше. Торговля совершалась бы на заставе и большими партиями. Все находились бы на своей территории, кроме товара.

— Почему ты отказался? — спросил Фидеум. По нему было видно, что он бы поступил иначе. — Был бы самым богатым отвергнутым только за счет доли в продажах. Обеспечил бы свой народ.

— Я рассчитывал, что Дуктор меня приблизит к себе по службе, и я постараюсь сделать этот договор насущным, но он погиб. Теперь я на его месте и понимаю, что это очень сложно, даже втайне от союза. Когда я прибыл в Эстин, то долго был в недоумении. Огромный, чуждый город с толпами народа приветствовал меня, как своего верумия. В горах возрождения умер прежний я. В Эстине был новый. Еще долгое время мне было непривычно. Я получил хорошее место в войске регнума и свой дом. Остальные офицеры, даже ниже рангом, возвращались домой, с улыбкой здороваясь чуть ли не с каждым горожанином. Я же чурался таких встреч и ловил странные взгляды на себе. Я не просто чувствовал, а был чужым. — он снова поник духом, вспомнив моменты, которые опустил в рассказе.

— А, твое войско… — вмешался Форут. — Они все, как один пошли за тобой?

— Почти половина вернулась в стан с большим богатством. Они рассказали вождям о моем поступке, совершенно очевидно. Но, ответа не последовало. Да и меня там больше не было.

— Какое же наказание последовало бы за этим? — поинтересовался Фидеум.

— Наказание? Долг свой я исполнил. Награду принял. Отвергнутые — вольный народ. Мы сплачиваемся лишь для битв. В остальном — свобода. Правда, быть темником я бы уже не смог. Коли, воля Дуктора была бы меня вернуть — быть мне странником, либо осесть с семьёй в долине.

— Одно решение… — задумался старший сын. — Ведь дед мог и отослать тебя. Тогда и нас бы не было!

— Были бы, да не у меня. По нашей вере, души вселяются не в любое тело. С другими лицами и в другой срок, но вы появились бы.

— А с мамой вы как познакомились? — сменил тему Долим. Он был сторонником прямоты и не любил долгие рассуждения.

— В свободное время я прогуливался по улицам Эстина, запоминая каждый дом, каждый закоулок. Эту прогулку считал познавательной и совершал ее перед каждым заходом светила. Однажды, судьба завела меня в закоулок, где сидели три офицера равного ранга со мной и один — старше. Они вели себя странно и смеялись просто так. Я не понимал их. Один начал оскорблять меня, хоть я и не давал повода. Когда же поступил мой ответ на издевку, другой попытался меня ударить, но я вовремя увернулся и попытался убежать. Я не хотел проблем перед командиром и уж тем более, чтобы меня выгнали с позором. Эта честь была получена великой ценой, и я не хотел ее так легкомысленно потерять.

— Так Дуктор бы все понял! Он… — Форут встрял в речь отца, но Фидеум вмешался.

— Почему ты вечно перебиваешь? Спросишь потом. Мы слушаем и спрашиваем, когда для этого есть время.

— Потом я могу не вспомнить. А вопросы во время истории раскрывают детали, которые могут быть непонятны! — Форут стал переминаться с ноги на ногу, медленно теряя терпение.

— Прости. Я и забыл, что глупым нужно повторять и разъяснять очевидное!

— Извинения приняты от притворщиков, которые сами додумывают детали истории, зачастую неверно, а потом разочаровываются. — он насупился и сжал кулаки.

Юстос не успел вмешаться. Ссору погасила Спиранта, с несвойственным ей методом:

— Прекратите оба! Вы неподобающе себя ведете! Еще раз я услышу подобное — оба выместите гнев на чистке кормы! — она строго посмотрела на них, и сыновья притихли. Её сведенные от злости брови в сочетании с сильно сомкнутыми губами будоражили эмоции Юстоса каждый раз.

— Благодарю. — муж улыбнулся ей. — Не забывайтесь, и о вас запомнят только лучшее. Я не мог пользоваться доверием верумия. Кому он больше поверит: человеку, которого он знает недавно, или нескольким офицерам, прошедшим с ним долгую службу? — вопрос не требовал ответа, и он продолжил: — Поймите, что лучше победы может быть только отсутствие боя, когда ты сохранил жизнь и здоровье себе и другим. Я предпочел сбежать от проблемы, но она увязалась за мной. Переулками, свернув в дом лекаря, я внезапно впал в ступор. Передо мной стояла она. — Юстос посмотрел на Спиранту, щеки которой стали бледно-розовыми. — Мгновенно меня поразило в душу молния острых чувств, а сам я утонул в изумрудной пучине ее глаз. Все проблемы для меня отпали. Спустя мгновение, или прошло больше времени, завороженного меня ударило по голове дверью. И из прекрасного зеленого рая я упал в темную пропасть. Сознание вернулось уже на лежанке лекаря в окружении тех офицеров, стоящих смирно бледных и испуганных.

— Прямо как Долим, когда взял фиолетовую краску для твоего плаща, Фид, ради своего рисунка, а мама его отчитала. — посмеялся Форут. Все подхватили его иронию, припомнив забавный случай.

— Да, я этот цвет ждала месяц. Пока его изготовили, пока из Харрасса прислали… Думала и не дождусь. — Спиранта хмыкнула с улыбкой и добавила: — А, пока папа лежал без сознания, эта свора подняла его грубо и хотела унести, но один заметил меня. Тотчас они также грубо бросили его, отдали приветствие и стояли, словно кол проглотили. Спустя некоторое время старший офицер придумал оправдание, сказав: «Этот человек выдавал тайны Эстина за заставу своему народу. Мы его поймали, когда он передавал сведения отвергнутому, и задержали. Но он пытался убежать». Надо ли говорить, какой разгром я им учудила? Ведь я знала его, а еще лучше знала этих вояк. От моего крика они вжались в стену. Лекарь тем временем положил на койку Юстоса, где тот и очнулся.

Глава семейства продолжил:

— Так мы и познакомились. Потом частые пиры Дуктора в замке и прогулки на лодке в гаване сблизили нас настолько, что мы рассказали верумию о предстоящем нашем соединении.

Спиранта подхватила:

— Он долго раздумывал, а я упрашивала. Дедушка думал, что Юстос отличный воин, но правителя из него нужно постараться будет сделать. Наконец, он сдался. Обряд прошел превосходно. Приехало много гостей союза. Если бы мама была жива, она бы гордилась бы папой, ведь все устраивал он от места проведения и до цветов на дальних кораблях гавани. — Спиранта принялась описывать торжество.

Детям становилось скучно, как и Юстосу. Но, он не подавал вида. Первым не выдержал Форут:

— Прошу меня извинить, но меня беспокоит вопрос. — он промолчал, чтобы не накалить обстановку еще сильнее.

— Что такое? — спросил Юстос. Средний сын ожидал лишь этого вопроса, или хотя бы чего-то похожего на него.

— Мы провожаем дедушку, но никто не знает как он погиб. Может, расскажешь? — он вопросительно посмотрел на отца.

Юстос ожидал любого вопроса, но не этого. Он надеялся как-то отстраниться от этой темы, но она его настигла. Верумий оглянулся на прислугу корабля. Они были далеко, правда, один находился прямо возле них, замеряя скорость.

— Матрос, как зовут? — тактично по-военному решил начать Юстос.

— Нерин, свет пути нашего. — поклонился он верумию.

— Прошу тебя, Нерин, замерь скорость с другого борта и ближе к середине. — он пристально посмотрел на моряка.

Нерин послушно повиновался и ушел. Отец вновь повернулся к детям, произнося почти шёпотом:

— Так вот. Пять светил назад один мой подчиненный шпион доложил, что войско отвергнутых идет на переговоры к заставе. И, если Мурумал с ними не договориться — быть битве. Дуктор взял гарнизон, оставив меня в городе, и отправился на переговоры. Пять суток мы ждали его возвращения, пока я лично не решил выехать к нему. Со мной были только возрожденные, около тысячи. Когда мы приблизились, то обнаружили привычную глазу заставу с лимесами внутри. Командир доложил, что верумия с войском не было, а со стороны запада все тихо. С отрядом мы вернулись на тракт к развилке у хвойного леса и двинулись на юг, в поисках следов. Нашли мы их у шепчущего перевала. Весь гарнизон свернул в него. Мы отправились за ним.

— Так ведь он проклят! — вмешался Форут. — Все, кто им идет — пропадают.

— Мой народ не суеверен. Мы были наготове весь путь через него. Пройдя почти половину, мы наткнулись на Дуктора. Латы обуглены и разорваны множеством ударов, молот — разбит, а сам, словно из воды вылез, но жив. Я подошел к нему. Услышав шаги, он насторожился и схватился за кинжал. Хотя я и стоял рядом с ним, он меня не видел. Дуктор ослеп. — дети заворожено слушали и ловили каждое слово. — Он дергал головой в надежде отогнать темную пелену из глаз, но не вышло. Отряд оставался на месте, но в обороне, окружив тело. Я подошел, нагнулся к нему и тихо сказал, что это Юстос, что он в безопасности. Но, Дуктор будто не узнавал мой голос. Он размахивал кинжалом в попытках убить источник звука, постоянно повторяя «Не обманешь, наваждение! Я тебя достану!». Покой вернулся к нему, когда услышал то, что могли знать только мы с ним. Первое, что пришло в голову — наш разговор перед церемонией соединения. Я напомнил ему, как боялся выходить в толпу, ведь это не битва и не марш. Я сторонился незнакомцев, а он приободрил меня и соврал, что тоже раньше боялся быть в центре внимания, хотя я потом узнал, что он это еще как любил. На перевале лишь я один увидел, как он пустил слезу, вспомнив этот момент, и сказал: «Я выбрался!». Хрипы сдавливали его горло, но он успел сказать: «Уходи с перевала! Здесь лишь смерть! Мы услышали голос Спиранты… Она просила о помощи… Нас затянуло в поток… — голос становился слабее с каждым словом. — Мы попали в мир, который трудно описать… мы не смогли понять ничего… и, от увиденного, наши глаза закрыла пелена… — изо рта стала выходить кровь. — После мы поняли… это был Их мир… мы видели лабиринт Ласпека… его основание… — его начинало трясти, и я дал ему воды. Он сделал пару глотков и продолжил: — Основание первой эры! — тряска нарастала. Дуктор взял меня за руку и привстал в последней попытке сказать: — Мир Карваса. — на этом он опустился и забвенно говорил странные слова. Они не были похожи ни на одно известное. Я приказал погрузить его на носилки и срочно доставить в Мурумал. Однако, стоило нам покинуть перевал, верумий запада скончался. Я до сих пор не могу понять отчего: от воды, огня, удара о камни, или от живого существа… — Юстос замолчал.

Наступила тишина. Лишь волны разбивались о борта корабля, напоминая всем о цели их путешествия. Тишину нарушила дама, вышедшая из юта, в темном узорчатом платье. Она медленно подошла к семье верумия и обратилась к главе:

— Прошу меня простить, верумий Юстос Эстин, я знаю, что порядки вашего народа не признают реунион по покойным, однако дети и внуки, по обычаям Мурумала и их рода, должны попрощаться с ушедшим так рано прежним верумием и всеми почитаемым Дуктором Эстином. — она сделала поклон и замерла в ожидании ответа. Дама являлась помощницей рода Эстин целых три поколения еще с младших лет. Она знала все обращения к каждому человеку рода, этикет прислуги, предпочтения каждого и многое другое, что делало ее незаменимой на своем месте. Помощницей она являлась преимущественно у сестры Дуктора, а также у ее дочери. Юстос понимал, что остальные родственники и приближенные уже просыпались, и принял решение:

— Дорогая Ауксилия, зовите меня просто Юстос, а мою дорогую Спиранту — по имени. Я не против, чтобы моя семья сказала последние слова, которые будут скрыты от чуждых ушей, своему дорогому деду и отцу. Я сам с ними пойду, если они не против, и скажу все, о чем не успел ему сказать. — Юстос посмотрел на Спиранту. Она одобрительно кивнула. Дама поклонилась, давая понять, что ждет следующей просьбы. — Можете заниматься своими делами. — отослал её верумий. Поклонившись, она удалилась. — Вы слышали. Идем. — верумий встал и направился вниз. Вслед за ним семейство спустилось в трюм.

В светлом от свечей помещении располагался из редкой породы дерева саркофаг, в котором почил навеки славный воин и великий правитель — Дуктор Эстин. Тело в доспехах и со сломанной секирой были засыпаны морской солью для замедления разложения. Рядом висели кадильницы с ароматными кусками смолы, тлеющими для отгона запаха.

Воспоминания снова нахлынули в голову Юстоса. Ему было трудно находиться рядом с телом павшего друга. Спиранта подошла к покойному, положила руку ему на грудь и сказала:

— В последние дни мы часто ссорились и не понимали друг друга. Прости меня за это. Пустые споры — лишь туман, застилающий любовь. Я навеки останусь твоим лучиком светила, что так отчаянно спешит на Темунд. — слезы скатились одна за другой по щекам и упали на пол. Юстос подошел, положил руку ей на плечо, а другую на запястье. Она развернулась и уткнулась ему в грудь, окончательно зарыдав. — Не могу видеть его таким. — шептала она сквозь плач.

— Как и я. — поддерживал её муж.

У детей ненароком тоже появилась печаль. Даже у Форута, хотя он пытался ее скрыть. Он подошел к саркофагу, положил руку себе на грудь, сжав кулак, и сказал:

— Я обещаю, что отомщу за тебя, чего бы мне это ни стоило! — родители обернулись на него, быстро сменив горечь на удивление.

— Форут. — вырвалось у Спиранты.

— Месть ужасна. — пытался отговорить его Юстос. — Она порождает саму себя с еще большей силой, неся боль и душевные страдания. Ты не излечишь муки внутри себя и не вернешь погибших. Ты сделаешь только хуже.

Форут, как обычно, пропустил это мимо ушей и добавил:

— Твоя память останется со мной. Пусть слава о тебе несется за материк и дальше. — Форут отошел от тела и опустил руку.

Недолго думая, Долим подошел к деду и положил на расколотый молот ветвь оливы. В силу своей немногословности он сказал:

— Ты показал всем нам что такое любовь к семье и народу. — он утер нос рукавом и отошел.

Фидеум не мог придумать, что сказать в такую минуту и замешкался. Но, слова бабушки Миры выручили. Когда он был немногим младше Долима, душа Эстина угасала от неизвестной болезни. Лекари пытались излечить ее, но лишь облегчали муки. В один из дней внук пришел к ней, и они разговорилсь. Беседа зашла в тупик, и Фидеум честно признался, что ему нечего сказать, хоть и хочется. Мира была мудрой и сказала: «Когда время слов проходит, приходит пора чувств. Не знаешь, что сказать — просто коснись человека и поймешь, что общение бывает настолько ничтожно по сравнению с ощущением теплоты и заботы».

Фидеум так и поступил. Он подошел к телу Дуктора, коснулся своей груди ладонью, закрыв глаза, и положил эту руку на грудь деду с чувством признания, или даже глубокого уважения в купе с любовью. После этого, он поклонился, прислонившись лбом к руке на одном дыхании. Все наблюдали за тем, что же он скажет. Однако, Фидеум не проронил ни слова. Он поцеловал Дуктора в лоб и отошел на прежнее место.

Пришел черед Юстоса. Спиранта понимала, что в его народе его бы осудили, и сказала:

— Если не хочешь, можешь… — она не успела закончить.

— Все в порядке. Мне есть, что сказать. — перебил он ее. — Только прошу оставить меня одного. — сказал Юстос, после чего поправил: — Нас наедине.

В знак одобрения девушка кивнула и поспешила увести детей за дверь. Когда семья покинула трюм, верумий медленно стал ходить вокруг гроба, пока не остановился, четко сформулировав свои слова:

— Зачем ты отправился туда? Я знаю, я подслушал ваш разговор с командующим Воззи. Эту дверь нужно было доверить Фейхрану. Он бы справился, наверное. Но, нет. Вы пошли на верную смерть. Ты оставил запад на меня. На того, кто только командовать может парой — тройкой тысяч, но не многотысячным народом! — он оперся о край гроба руками. — Я понимаю, то место смело бы Мурумал и остальные города союза. Уничтожив проход, ты спас нас, за что тебе все будут благодарны. Я буду вечно у тебя в долгу, но и не забуду, что ты пренебрег чародеем юга, что обошлось бы без жертв. Не мое это место, — чуть повысив голос, сказал он.