Если ребенок ежедневно получает обед, это еще не значит, что мать о нем заботится. И если в квартире, где он живет, шесть или семь комнат, это еще не значит, что у него есть семья и настоящий дом. И если в жизнь его не вникают, это еще нельзя назвать добрым отношением! И если мать покупает машину для мытья посуды, это еще не значит, что у детей нет материальных затруднений.
Я боюсь. Не только за Ильзу. Я боюсь за всех нас.
Вот что, Sweety, – заявил Али-баба.– Тут вздыхать нечего. Кто разрешает себе запрещать, тот сам в этом и виноват! Дело в том, что родители могут принять меры только против того, кто, во-первых, боится их, а во-вторых, слушается! – Он высморкался в большой клетчатый платок. – Ведь на самом-то деле они бессильны. Они просто бумажный тигр! У нас, если хочешь знать, куда больше силы, да и времени больше. Все, чего они могут на самом деле добиться, – это испортить себе нервы или заработать язву желудка.
Ильза тут во дворе чаще всего играла в принцессу. Она надевала на голову старую занавеску.
Но на письменном столе под бумагой я нашла записку: ВОЛЬФГАНГ, Я ПО ТЕБЕ ТОСКУЮ! А ТЫ И НЕ ЗНАЕШЬ
А еще я нашла у нее в столе записные книжки — четыре маленькие и три большие. И все исписаны ровненькими каракулями — петелька за петелькой, петелька за петелькой… И так строка за строкой. А на некоторых строчках — зубчики. Зубчики, зубчики, зубчики… А несколько страниц сверху донизу зарисованы какими-то крошечными ящичками — красными и зелеными.
Маму мне было жалко. Я заметила, что она не просто взбешена — она боится
Ильза красивая. Не то что хорошенькая, или миловидная, или как там еще говорят. Она краси
— Ах, эта высокая температура у Эрики очень быстро пройдет! С ней ведь всегда так. Когда она не может разобраться, как ей быть и что делать, она заболевает!
Ну, об этом никто не говорит!
— Нет, — сказала бабушка. — Об этом вообще не говорят. О таких вещах говорить не принято.