Ангел видел мысли Миси и сочувствовал ее телу, хотя и не понимал, что такое боль. На минутку он забрал душу Миси в совершенно другое место. Он показал ей Иерусалим. Мися увидела огромное пространство бледно-желтой пустыни, покрытое волнами, которые, казалось, двигались. В этом море песка, в приветливой низине, лежал город. Он был огорожен по кругу стенами, имеющими четверо врат. Первые врата – Молочные, вторые – Медовые, третьи – Винные, а четвертые – Оливковые. Из каждых врат вела дорога к центру. По первой гнали волов, по второй вели львов, по третьей несли соколов, а по четвертой шли люди. Мися оказалась в центре города, где на мощенном булыжником рынке стоял дом Спасителя. Она встала перед дверьми. Кто-то постучал изнутри, и удивленная Мися спросила: «Кто там?» – «Это я», – отозвался голос. «Выйди», – сказала она в ответ. Тогда к ней вышел Иисус и прижал ее к груди. Мися почувствовала запах ткани, в которую он был облачен. Она уткнулась в льняную рубаху и почувствовала, как горячо любима. Ее любил Иисус и весь мир. Но тут Ангел Миси, который непрерывно следил за всем происходящим, забрал ее из рук Иисуса и бросил обратно в родящее тело. Мися вздохнула и родила сына.
Он пролежал целый месяц, не столько из-за болей и слабости, сколько потому, что вернулось все, о чем он старался забыть в последние годы: что мир движется к концу, что действительность распадается, как трухлявое дерево, что материю изнутри подтачивает плесень, что все это происходит без малейшего смысла и ничего не значит. Тело Помещика капитулировало – оно также распадалось.
Человек учится у мира, учится у событий, учится знанию о мире и о себе, отражается в событиях, определяет свои границы и возможности, дает себе названия.
Ангел с трудом фокусировал внимание на мире Миси, который был похож на мир других людей и животных, темный и полный страдания, словно мутный, заросший ряской пруд.
Это разум, освобожденный от мышления, а вместе с ним – от ошибок и идущего вслед за ними страха. Это сознание без предубеждений, возникающих от неверного восприятия.
Она целый день плакала и готовила Михала на войну. И от плача была такой слабой и тяжелой, что не смогла переступить порога дома, чтобы проводить мужа взглядом до моста.
Изыдор с волнением повторял найденное им истинное имя Бога, и каждый раз ему открывались всё новые смыслы. «Боже» существовало во всем – «везде». Но при попытке найти его Оно не обнаруживалось ни в одном месте – «нигде». «Боже» было полно любви и радости, но иногда становилось грозным и жестоким. Оно заключало в себе все черты, все качества, которые присутствуют в мире, и принимало вид каждой вещи, каждого события, каждого времени. Оно творило и уничтожало – или позволяло, чтобы сотворенное уничтожалось само. Оно было непредсказуемым, как дитя или как безумец. В
Бог хотел быть совершенным и остановился. То, что не движется, стоит на месте. То, что стоит на месте, подлежит распаду. «Сотворение миров не имеет никакого смысла, – думает Бог. – Сотворение миров ни к чему не приводит, ничего не расширяет, не углубляет, не изменяет. Это все пустое». Для Бога смерти нет, хотя иногда Ему и хотелось бы умереть, как умирают люди, которых Он заточил в пространстве и вплел во время.
