Начало автобиографии

Несколько раз принимался я за ежедневные записки и всегда отступался из лености. В

1821 году начал я свою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки. Они могли замешать

многих и, может быть, умножить число жертв. Не могу не сожалеть о их потере; я в них

говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностию дружбы

или короткого знакомства. Теперь некоторая торжественность их окружает и, вероятно, будет

действовать на мой слог и образ мыслей.

Зато буду осмотрительнее в своих показаниях, и если записки будут менее живы, то

более достоверны.

Избрав себя лицом, около которого постараюсь собрать другие, более достойные

замечания, скажу несколько слов о моем происхождении.

____________________

Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит

летописец, т.е. знатного, благородного), выехавшего в Россию во время княжества св.

Александра Ярославича Невского. От него произошли Мусины, Бобрищевы, Мятлевы, Поводовы, Каменские, Бутурлины, Кологривовы, Шерефединовы и Товарковы. Имя предков

моих встречается поминутно в нашей истории. В малом числе знатных родов, уцелевших от

кровавых опал царя Ивана Васильевича Грозного, историограф именует и Пушкиных. Григорий

Гаврилович Пушкин принадлежит к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев.

Другой Пушкин во время междуцарствия, начальствуя отдельным войском, один с

Измайловым, по словам Карамзина, сделал честно свое дело. Четверо Пушкиных подписались

под грамотою о избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей

Степанович, под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его

характеру). При Петре I сын его, стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре противу

государя и казнен вместе с Цыклером и Соковниным. Прадед мой Александр Петрович был

женат на меньшой дочери графа Головина, первого андреевского кавалера. Он умер весьма

молод, в припадке сумасшествия зарезав свою жену, находившуюся в родах. Единственный

сын его, Лев Александрович, служил в артиллерии и в 1762 году, во время возмущения, остался верен Петру III. Он был посажен в крепость и выпущен через два года. С тех пор он

уже в службу не вступал и жил в Москве и в своих деревнях.

Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму за мнимую или настоящую ее связь с

французом, бывшим учителем его сыновей, и которого он весьма феодально повесил на

черном дворе. Вторая жена его, урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась.

Однажды велел он ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и

чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед

мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась - чуть ли не моим отцом.

Родильницу привезли домой полумертвую и положили в постелю всю разряженную и в

бриллиантах. Всё это знаю я довольно темно. Отец мой никогда не говорит о странностях

деда, а старые слуги давно перемерли.

Родословная матери моей еще любопытнее. Дед ее был негр, сын владетельного

князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он

аманатом, и отослал его Петру Первому вместе с другими арапчатами. Государь крестил

маленького Ибрагима в Вильне, в 1707 году, с польской королевою, супругою Августа, и дал

ему фамилию Ганибал. В крещении наименован он был Петром; но как он плакал и не хотел

носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом. Старший брат его приезжал в

Петербург, предлагая за него выкуп. Но Петр оставил при себе своего крестника. До 1716 году

Ганибал находился неотлучно при особе государя, спал в его токарне, сопровождал его во

всех походах; потом послан был в Париж, где несколько времени обучался в военном

училище, вступил во французскую службу, во время испанской войны был в голову ранен в

одном подземном сражении (сказано в рукописной его биографии) и возвратился в Париж, где

долгое время жил в рассеянии большого света. Петр I неоднократно призывал его к себе, но

Ганибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами. Наконец государь написал

ему, что он неволить его не намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в

Россию или остаться во Франции, но что во всяком случае он никогда не оставит прежнего

своего питомца. Тронутый Ганибал немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к

нему навстречу и благословил образом Петра и Павла, который хранился у его сыновей, но

которого я не мог уж отыскать. Государь пожаловал Ганибала в бомбардирскую роту

Преображенского полка капитан-лейтенантом. Известно, что сам Петр был ее капитаном. Это

было в 1722 году.

После смерти Петра Великого судьба его переменилась. Меншиков, опасаясь его

влияния на императора Петра II, нашел способ удалить его от двора. Ганибал был

переименован в майоры Тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением измерить

Китайскую стену. Ганибал пробыл там несколько времени, соскучился и самовольно

возвратился в Петербург, узнав о падении Меншикова и надеясь на покровительство князей

Долгоруких, с которыми был он связан. Судьба Долгоруких известна. Миних спас Ганибала, отправя его тайно в ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном

беспокойстве. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика.

Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда Ганибал написал ей евангельские

слова: "Помяни мя, егда приидеши во царствие свое". Елисавета тотчас призвала его ко двору, произвела его в бригадиры и вскоре потом в генерал-майоры и в генерал-аншефы, пожаловала ему несколько деревень в губерниях Псковской и Петербургской, в первой Зуево, Бор, Петровское и другие, во второй Кобрино, Суйду и Танцы, также деревню Раголу, близ

Ревеля, в котором несколько времени был он обер-комендантом. При Петре III вышел он в

отставку и умер философом (говорит его немецкий биограф) в 1781 году, на 93 году своей

жизни. Он написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического

страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными

бумагами.

В семейственной жизни прадед мой Ганибал так же был несчастлив, как и прадед мой

Пушкин. Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею

развелся и принудил ее постричься в Тихвинском монастыре, а дочь ее Поликсену оставил

при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал ее себе на

глаза. Вторая жена его, Христина-Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле

обер-комендантом и родила ему множество черных детей обоего пола.

Старший сын его, Иван Абрамович, столь же достоин замечания, как и его отец. Он

пошел в военную службу вопреки воле родителя, отличился и, ползая на коленах, выпросил

отцовское прощение. Под Чесмою он распоряжал брандерами и был один из тех, которые

спаслись с корабля, взлетевшего на воздух. В 1770 году он взял Наварин; в 1779 выстроил

Херсон. Его постановления доныне уважаются в полуденном краю России, где в 1821 году

видел я стариков, живо еще хранивших его память. Он поссорился с Потемкиным. Государыня

оправдала Ганибала и надела на него Александровскую ленту; но он оставил службу и с тех

пор жил по большей части в Суйде, уважаемый всеми замечательными людьми славного века, между прочими Суворовым, который при нем оставлял свои проказы и которого принимал он, не завешивая зеркал и не наблюдая никаких тому подобных церемоний.

Дед мой, Осип Абрамович (настоящее имя его было Януарий, но прабабушка моя не

согласилась звать его этим именем, трудным для ее немецкого произношения: Шорн шорт, говорила она, делат мне шорни репят и дает им шертовск имя) - дед мой служил во флоте и

женился на Марье Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы, родного брата деду

отца моего (который доводится внучатым братом моей матери). И сей брак был несчастлив.

Ревность жены и непостоянство мужа были причиною неудовольствий и ссор, которые

кончились разводом. Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с

ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения. Он женился на другой

жене, представя фальшивое свидетельство о смерти первой. Бабушка принуждена была

подать просьбу на имя императрицы, которая с живостию вмешалась в это дело. Новый брак

деда моего объявлен был незаконным, бабушке моей возвращена трехлетняя ее дочь, а

дедушка послан на службу в черноморский флот. Тридцать лет они жили розно. Дед мой умер

в 1807 году, в своей псковской деревне, от следствий невоздержанной жизни. Одиннадцать

лет после того бабушка скончалась в той же деревне. Смерть соединила их. Они покоятся друг

подле друга в Святогорском монастыре.