Он высмеивал меня перед всем двором. Издевался над хромой калекой, что нашла в себе смелость признаться в чувствах к нему.
Мадлен сделалось не по себе. Голос становился громче. Кто-то с обратной стороны приближался к приоткрытой двери.
– Не волнуйся, Селеста справится. Что-то мне подсказывает, что твоя подруга не такой уж хрупкий цветочек, каким хочет казаться.
Неужели ты сам не видишь, как сильно отличаешься от большинства окружающих людей? И я сейчас говорю не о роде твоих занятий. Ты добр к этому миру, Калеб. Видишь прекрасное в каждом живом существе. Имея дело со смертью, ты лелеешь жизнь.
Мы верим, что каждый из нас сам хозяин своей судьбы. Жизнь подкидывает нам трудностей, но преодолеть ли их или стать их рабами – мы решаем сами.
Знаю одно: кто-то замышляет предательство. Вскоре ты получишь удар в спину от того, кому веришь. Берегись, эта страница твоей жизни уже написана, и её не избежать.
– А мне приятно осознавать, что есть на свете человек, едва не сжёгший весь Париж ради моей свободы.
– Не разочаруй меня, Мадлен. Медичи не прощают ошибок.
разочаруй меня, Мадлен. Медичи не прощают ошибок.
«Простых жителей Франции не интересуют политические игры королей, – с досадой поняла Мадлен. – Им всё равно, кто сидит на троне. Лишь бы у них были кров и пища. Но нельзя их в этом упрекать. Их жизнь – борьба за выживание. И им нет дела до политических интриг».