Вячеслав Вячеславович Денисов

Крысолов

Криминальный детектив

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Вячеслав Вячеславович Денисов, 2019

Порой жизнь человека может прерваться совершенно неожиданно, и тогда уже поздно приводить в оправдание объективные или субъективные причины, в той или иной степени послужившие началом закономерного и трагического конца.

12+

ISBN 978-5-4496-0915-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Крысолов

Константин Игоревич Волошенко, одинокий пятидесятилетний мужчина, крупный и грузный, вошёл в каюту и, бросив на койку свою увесистую сумку, посмотрел на хлипкого напарника и грубым прокуренным голосом пробасил:

— Звать-то тебя как, парень?

— Вовка Кочуров, — отозвался моряк, протягивая костлявую руку.

— Ну, Вовка, так Вовка! — расплывшись в улыбке, удовлетворённо сказал Волошенко. — Который раз в море? Первый небось?

— Ага… — проговорил Владимир и тут же добавил: — В мореходке когда учился на паруснике, два раза плавал.

— Это уже лучше. Значит, заграницу видел?

— В Буэнос–Айрес заходили, в столицу Аргентины, и ещё на Кубе был.

— Неплохо! Раз плавал, значит, морской болезнью переболел.

Вовка насупился, но ничего не ответил.

— Это дело с каждым начинающим моряком происходит. Тут стесняться нечего. Что естественно, то не безобразно! Я ведь тоже, когда–то, за борт харчи метал. А потом ничего. Других мутит, а я тарелку к себе поближе, да ещё добавки требовал…

Волошин согнул руку в локте и показал на свой двухпудовый бицепс.

— Ну, что Володька, чуешь, чьё кошка мясо съела?

Молодой матрос не понял его намёка, но утвердительно кивнул головой, покрытой рыжими волосами. На его конопатом носу выступили капельки пота.

— Это тебе не хрен с морковкой! Моряку сила нужна. Если силы нет, то какой же ты моряк. Чуть заштормит, так сразу набежавшей волной за борт смоет. Куда ты такой тощий в матросы пошёл? То, что выучился, это конечно неплохо. Со временем, может, и станешь помощником капитана. А вот самим капитаном никогда! Слишком кость у тебя тонка. Видал, какой у нас капитан! Здоровее меня будет. А ты–то кем будешь? Механик что ли?

— Пока помощником, — отозвался Владимир.

— Вот я про то и толкую. Хлипкий ты слишком. В лучшем случае, если до стармеха выслужишься, но сомнительно что-то. Сидел бы у мамкиной юбки. Чего тебя в море потянуло? Романтики захотел, так нет её. А если за большим рублём погнался, так ведь его тоже нет. Это раньше, моряк с рейса приходил, сам в одно такси садился, а его чемодан в другом везли. Теперь всё перестройка испортила. Если на фрактовое судно не влезешь, так и будешь по Баренцухе слоняться, да по возвращению мелочь получать.

— Сам-то, чего на этом старомодном судне в море пошёл? — спросил Володя.

— А мне деньги ни к чему. На водку и коньяк всегда заработаю, а других ртов у меня нет. Жена уже десяток лет как умерла от рака. Сын женился. Во Владивостоке живёт. Сам уже стоит на ногах крепко. Ему моя помощь не нужна.

Волошенко внимательно прислушался, цыкнув на Владимира, чтобы тот не шевелился, а потом недовольно пробасил:

— Вот бесово племя, и тут достали. Но я им покажу! Я им устрою Варфоломеевскую ночь. Сами друг дружку жрать будут.

— Кто? — оторопело спросил Владимир, глядя на Волошина непонимающим взглядом.

— Не слышишь, что-ли? Скребутся! Это же крысы. Самое пагубное дело на судне. Если крысы в каюте, то пиши пропало.

— Что пропало? — Опять не понял Владимир.

— Да всё, что угодно! Продукты изгадят и одежду погрызут.

Правда, если одна крыса, то с ней можно договориться. Главное, подкармливать вовремя. А если их тут целый выводок…

— Владимир с изумлением посмотрел на своего грузного напарника.

— Ты, Вовка, не боись! — пробасил Константин Игоревич. — Я знаю, как от этой твари избавиться. Нужно только не полениться и выловить их с десяток…

— Спрошу, может, у кого крысоловка есть? — сказал Владимир.

— Крысоловкой нельзя! Хребет переломает. А нам, чем крысы будут здоровее, тем лучше. Весь секрет в том, чтобы у них изъянов никаких не было.

Вскоре Волошенко принёс большое эмалированное ведро, наполненное наполовину водой. Положил на его край конец длинной филёнки, а над ведром привязал нитку с кусочком колбасы.

— Ну, вот и всё готово! — удовлетворённо заключил он, и тут же пояснил: — Полезет за колбаской, обязательно шлёпнется в воду.

— Будем ждать, пока не потонет? — спросил Владимир.

— Живая нужна! — повторил Константин Игоревич.

— А, понятно… — протянул молодой моряк. — Ты ей шкуру опалишь, а другие крысы испугаются и убегут.

— Глупости это, — отмахнулся Волошенко. — Мы их всех поместим в одну большую посудину. Возьму в прачечной глубокий бак. И не станем кормить. Постепенно начнут друг на друга кидаться. А уж когда всех пожрут и лишь одна останется, вот именно ту крысу и выпустим на волю. Лучшего крысолова и не придумаешь!

— Никогда не слышал о подобном, — признался Кочуров.

— Молод ещё! Со мной в рейс сходишь, много чему научишься, — с бахвальной ноткой протянул Волошенко.

В эту же ночь в его ловушку угодил маленький крысёнок. Он долго плавал по кругу, пока, наконец, не пошёл ко дну

— Сдохнет ведь! — выкрикнул Володя. — Вытаскивать нужно…

— Зачем он нам? Пусть подыхает, — равнодушно ответил Волошенко. — Нам нужны большие, здоровые и сильные крысы. От такой мелочи толку не будет.

Он взял крысёнка за хвост, убедившись, что тот сдох, небрежно бросил его к двери каюты.

— Утром выбрось за борт, — сказал он.

Волошенко поправил филёнку и кусок колбасы, по–прежнему болтавшийся на нитке. Затем он вновь плюхнулся на койку и вскоре захрапел. Больше в эту ночь ни одна крыса не позарилась на приманку, хотя Кочуров не раз слышал как они бегали по каюте. Зато уже к вечеру следующего дня у Волошенко в пятидесятилитровом баке копошилось семь штук. К полуночи он поймал ещё одну крысу. Это была здоровая особь, размером с хорошо упитанного котёнка. Неизвестно сколько времени она плавала в ведре, потому что, когда Волошенко вошёл в каюту после вахты, она уже была там. Оба моряка долго наблюдали за крысой, пока это занятие им не надоело.

— Всё, хватит! — выматерился Волошенко. — Дьявол какой–то, а не животное. Она так ещё и за сутки не обессилит. Помяни моё слово, — сказал он, обращаясь к Кочурову. — Вот из этой твари и сделаю настоящего крысолова.

Он надел на руку рабочую рукавицу и, схватив крысу за хвост, приподнял её, но тут же вскрикнул и вновь бросил в ведро.

— Укусила, сволочь! — завопил Константин Игоревич.

Он снял рукавицу и вытер о брюки кровоточащую рану.

— Это мне нравится! — проворчал он, искоса поглядывая, как быстро перебирая лапками, крыса описывала круги вдоль стенки ведра.

— Чем здоровее, тем лучше… — постоянно приговаривал он.

Потом он вновь одел рукавицу, пододвинул оцинкованный бак к ведру, и схватив плавающую крысу за туловище с невероятной быстротой бросил её к другим крысам. После чего отвязал приманку и вынес ведро, выплеснув воду за борт судна.

На третьи сутки в каюте стоял неумолкаемый писк. Владимир Кочуров уже собирался высказать своё неудовольствие, но Волошенко лишь потирал руки и твёрдо говорил:

— Потерпим немного крысиной возни, потом вообще не вспомним о существовании этих тварей. Ещё несколько дней и друг друга жрать начнут. Только ты им не бросай ни крошки, а то все старания псу под хвост…

— Да я итак им ничего не даю, — ответил Владимир. — Только не верю в эту ерунду. Как только выпустим Лариску на свободу…

— Какую Лариску? — не понял Волошенко. — Ты о ком?

— О последней крысе, которая самая здоровая, — ответил Володя.

— А что… — протянул Константин Игоревич. — Это имя ей весьма подходит. Лариска! Во удумал! Бабьим именем…

Он нецензурно выматерился, потом, заглянул в бак и тут же воскликнул:

— Вовка! Смотри, задрала зараза. Я же говорил, друг дружку жрать будут…

Кочуров подошёл к нему и тоже заглянул в бак. Там валялись останки истерзанной крысы. Та, которую он окрестил Лариской, вгрызлась в куски свежего крысиного мяса, а остальные, сбившись в одну кучу, с опаской поглядывали на неё. Ещё какое–то время она была словно в нерешительности, но как только Лариска наелась, тут же набросились на останки и начали отнимать у своих соперниц розовое кровавое месиво.

— Что я говорил?! — не без гордости вопил Волошенко. — Я же тебе обещал, что у нас свой крысолов будет. Потом выпустим Лариску, и надо будет её не обижать. А уж она сама, всех непрошенных гостей переведёт.

— Она с нами будет жить? — удивлённо спросил Владимир. — Я был уверен, что мы её выпустим из бака и больше никаких забот.

— Как это, никаких забот… — проговорил Константин Игоревич. — Так не бывает! Сначала её к крысиному мясу приучим, а потом наша каюта станет для неё собственной территорией.

— Большой норой?

— Что-то вроде того… Пусть потом, какая-нибудь тварь попробует сунуться. А за Лариской нам просто нужно будет приглядывать. Если не обидим, то она и вещей наших не погрызёт, да и продукты не тронет.

Кочуров многозначительно пожал плечами, но не проронил ни слова, он лишь ещё раз заглянул в бак и поморщившись от исходящей оттуда вони повалился на койку.

— Ай, да молодец! — приговаривал Волошенко, с напускным восхищением поглядывая на Лариску. — Не ошибся в тебе. С таким крысоловом к концу рейса на судне ни одной твари не останется.

Он небрежно вынул из ножен шкерочный нож и принялся точить его бруском наждака. Он то бурчал себе что-то под нос, то начинал насвистывать какую–то непонятную мелодию.

На следующий день в баке не досчитались ещё одного крысёнка, а две другие были изрядно изувечены.

— Выбрось ты их, к чёртовой матери! Выругался Владимир, возвратившись с вахты. — Дышать совсем нечем стало!

— Потерпи Вовка, потерпи, — с лёгкой ухмылкой произнёс Волошенко. — Ещё буквально пару дней и можно Лариску выпускать.

— Да за пару дней мы здесь задохнёмся от этой заразы! — взорвался Кочуров. — Выбрасывай их за борт, иначе я сам выброшусь.

— Да не кипятись ты. Столько терпели, совсем мало осталось, — отговаривался Волошенко. — Нужно бы конечно бак вымыть, тогда такого отвратительного запаха не было бы. Но как его помоешь? Крыс деть некуда. Из ведра вылезут…

— Другого такого же бака не найти?

— Нюрка, уборщица, такая вреднющая баба! У неё один–то бак еле выпросил, а второй точно не даст. На суше мужика себе не нашла, так решила в море обзавестись. Только ничего, с её характером, у неё не получится.

— Ладно бы, характер паршивый, так ведь она ещё и страшная как атомная война! — пробурчал Кочуров.

— Это сейчас она страшная, — засмеялся Волошенко. — Через месяц, другой, красавицей покажется. В старину, опытные капитаны специально с собой в рейс хоть одну из таких страхолюдин, но брали. Как чувствовали, что она им становится не безразличной, так сразу давали команду назад поворачивать, к родным берегам поближе. Баста, значит! Уже сдвиг по фазе пошёл! Вот значит, какие дела! Понял?

— Да я то, понял, — ответил Володька. — Бабы бабами, а с крысами нужно что-то делать. Как хочешь мой этот бак, а иначе я его вместе со всей живностью в море выкину!

— Молод ещё, мной командовать! — гаркнул Волошенко.

Подставив к Вовкиному лицу свой мощный кулак, он пригрозил:

— Попробуй только тронь, так вкачу, что не обрадуешься. Мать родная не узнает. Нос расквашу, так враз поумнеешь. А ежели не поможет, так я тебя самого за борт… Так и решат, что сам свалился. Знаешь, сколько таких несчастных случаев было? Одним матросом больше, одним меньше… А потом ещё за помин твоей души выпью.

— Хреновый ты мужик, Егорович, — глядя прямо ему в глаза, ответил Кочуров. — От тебя и впрямь какой-нибудь подлости можно ожидать. Да и над крысами ты издеваешься не ради того, чтобы от них избавиться, а ради собственного удовольствия.

— Это, ради какого же удовольствия? — нахмурившись, спросил Волошенко, злобно поглядывая на молодого напарника.

— У тебя глаза вспыхивают от восторга, когда на их крысиную возню смотришь. Тебе приятно наблюдать, как эти голодные твари друг друга пожирают. Ради этого и в гадюшнике жить согласен. А я, из-за твоей дури, страдать не намерен.

Кочуров вытащил из-под койки свою сумку и начал неторопливо укладывать свои вещи.

— Ты куда? — недовольно спросил Константин Игоревич. — Положи своё барахло на место.

Он подошёл вплотную к Кочурову и более мягким тоном произнёс:

— Тут тебе не гостиница, где можно номер поменять. Для таких строптивых как ты, запасных кают нет. Но ты мне нравишься, парень! Зуб даю, нравишься!

Он щёлкнул кончиком указательного пальца по своим фиксам и тут же добавил:

— Мне и самому порядком этот запах надоел. Немного осталось, потерпи уж. Или давай, чёрт с тобой, выбросим их. Но ведь тогда другие крысы загрызут. Что толку, что дезинфекцию постоянно проводят? Это такие твари, которые даже радиацию выдерживают. У меня самый проверенный и верный способ. Лариска всех крыс переведёт. Потом, когда домой вернёшься, ещё спасибо мне скажешь. Небось наобещал на берегу, что подарков привезёшь. А если тебе дырочку на новых джинсах прогрызут. Да ещё на самом интересном месте, куда заплатку не поставишь? Что тогда? Лариска, если будем её у себя в каюте держать, других хвостатых к нам не пустит и нас не обидит.

— А бак, всё равно, вымыть нужно! — настойчиво повторил Кочуров.

— Упрямый ты! — выматерился Волошенко, но более примирительно согласился: — Хорошо, только пока бак отчищу, куда крыс денем? Ты подскажи, ежели такой умный. В хозяйственную сумку, что–ли?

— Зачем же в сумку? — обиженным тоном, проговорил Владимир. — Придумаем что-нибудь. Но ведь, так жить тоже нельзя!

— Кто бы спорил! — пробухтел Волошенко, озадаченно почёсывая свой затылок. — Я ведь как лучше хочу. Мне, в принципе, плевать. Я могу и с крысами. Водку они не пьют, а хлеба мне и на камбузе хватит. Иди, вышвырни их за борт. Неделю терпели, а теперь давай, вышвыривай… Уже почти всё готово, а ты их в море… Молодец! Давай, слова не скажу. У меня ценных вещей нет, оберегать нечего. Я свою валюту в декалитры перевожу.

Он ударил кулаком по столу и, выругавшись отборным матом, вышел из каюты. Некоторое время Кочуров задумчиво поглядывал на крыс. От одной мысли, что Лариска будет жить с ним рядом, вызывала в нём отвращение, но и не согласиться с доводами Волошенко, тоже было нельзя. Попробуй, пожалуйся капитану, что крысы заели, потом долго будешь следующий рейс ждать. Теперь, не то, что раньше, на одно место десяток желающих найдётся. Многие от должностей вынуждены отказаться. Выходят в море простыми матросами, чтобы хоть как-то подзаработать. Просиживая на берегу, вообще ничего не получишь.

«А ведь прав Волошенко насчёт подарков. Ждёт его в Мурманске подруга Лизонька. Имя у неё конечно старомодное, даже поначалу смешным казалось, а теперь привык. Да и девушка она такая, что другие по сравнению с ней прямо–таки блекнут. Да и разве в имени главное?» — поразмыслил Кочуров.

Он ещё раз взглянул на Лариску и её оставшихся собратьев, а потом нехотя поднялся, одел рабочие рукавицы, и поочерёдно переловив крыс, сунул их в мешок, который наспех завязал и небрежно бросил под шконку. Потом он взял бак и с помощью брандспойта отмыл его от смрада и всякой крысиной нечисти. Затем он тщательно обтёр его ветошью и вновь принёс в каюту. Развязав мешок, он высыпал в бак копошившееся содержимое и погрузился в приятные воспоминание о своей Елизавете.

«Приду с моря и расскажу ей про Волошенко и про его Лариску», — подумал Кочуров. — Мужик, в сущности, не плохой, нужно будет в гости пригласить. Мать сдобных пирогов испечёт, а отец будет не прочь с ним за накрытым столом посидеть. Кто знает, может они раньше вместе в море ходили? Вот было бы здорово! Глядишь, и Игоревич малость пообмякнет. Может ещё не один рейс придётся в одной каюте пожить?»

Такие, или примерно такие мысли были у Кочурова, когда Волошенко ввалился в каюту. От него сильно пахло перегаром, а сам он походил на разъярённого циклопа жаждущего крови.

— Что, мать твою… — пробасил Волошенко. — Выбросил Лариску, сволочь! Да я тебя одной левой, как вошь задавлю!

— Где так нализался? — стараясь не развивать конфликт, спросил Кочуров. — Крысы твои на месте. Я им только бак помыл. А ты как умудрился перебрать? На всём судне ни капли спиртного…

— Это для тебя, салаги, не капли, — буркнул Волошенко. — Я ещё на причале позаботился. Запасливый я! Другие тоже запасливые! За кордоном за доллары продадут, а здесь деревянные…

Он подошёл к баку и, взяв Лариску, поднял её на уровень своих глаз, внимательно посмотрел, потом плюнул на неё. Вероятно, хотел что-то ей сказать, но Лариска обеими передними лапками до крови оцарапала ему лицо. Он вскрикнул от неожиданности и швырнул крысу в угол каюты. Лариска сильно ударилась, но почувствовав свободу, тут же спряталась за грудой всякой рыбацкой утвари.

— Что же ты её выпустил? — спросил Владимир. — Я бак вымыл…

— Чтобы ты не думал, что я ради удовольствия. Ты в душу мне этими словами наплевал. Да я в жизни муху не обидел. А ты, подлец…

— Ложись, отдохни! Потом приведи себя в порядок, — посоветовал Кочуров. — Капитан узнает, что выпил, сразу на берег спишет.

Волошенко что-то проворчал себе под нос, потом повалился на шконку и почти мгновенно уснул. Кочуров поискал Лариску, но так и не обнаружив её, взял бак и вытряхнув оставшихся крыс за борт, снова обмыл его водой и отнёс в прачечную. Ему не хотелось идти назад в каюту и поэтому долго стоял на палубе любуясь морскими волнами и бликами солнечных лучей искрящихся на их поверхности. Вернувшись в свою каюту, первое что он увидел, это была Лариска, копошившаяся у головы Волошенко. Подойдя ближе, Кочуров увидел, что крыса надгрызла ему кончик уха, с которого тонкой струйкой сочилась кровь. Всё лицо и руки Волошенко были испачканы этой кровью. По всей вероятности он безуспешно отмахивался от крысы. Владимир с отвращением посмотрел на Лариску, которая опрометью сбежав на пол, теперь нахально смотрела на него, как на врага, который помешал ей закончить ужин и словно хотела сказать:

— Тебе тоже от меня достанется!

— Ах ты, гадина! — негромко выругался Кочуров. — Посмела напасть на моего напарника, да ещё и мне угрожаешь…

Он вытащил из ножен свой шкерочный нож и почти не прицеливаясь швырнул его в Лариску.

— Вот так тебе и надо! удовлетворённо буркнул он, когда к собственному изумлению увидел, что не только попал в крысу, но и намертво пригвоздил её к полу.

Крыса лишь дёрнула лапками и мгновенно сдохла. Кочуров пренебрежительно посмотрел на неё, потом на Константина Игоревича, который сильно ворочался и постоянно что-то бормотал во сне. Кочуров поленился вынести её из каюты и ши