Потому что дорога ложится перед глазами в трёхсотлетние неизвестные города. Потому что мы оба летом готовим сани, а телегу зимой. А осенью – поезда. Потому что мы скрытые смыслы находим сами даже там, где их нет и не было никогда.
Петербург из тебя никуда никогда не уедет как и северный город, когда-то тебя породивший хоть ты исколеси всю планету на велосипеде ты так громко мечтаешь, так громко, нельзя ли потише?
У тебя есть весёлые детки. Ты их учишь ча-ща и жи-ши. Понарошечку, исподволь, редко, ненадолго, чуть-чуть, но пиши мне о том, кто пятёрку получит, кто четвёрку, а кто и трояк, расскажи, чем они меня лучше, почему я совсем не твоя.
Я останусь с тобой, даже если предложат Париж. С жёлтых щёк этих свеч слёзы грусти никто и не вытер на чужой стороне. Я роднее тебе, говоришь, многих кровных детей, мой мужчина по имени Питер.
Опасность «быть единственным, а написать совершенно другого поэта», как выразился мой учитель Владимир Соколов, преследует человека пишущего ежедневно, ежечасно, всю жизнь. Что же делать? «Не позволять душе лениться», как советовал другой классик
Но в том-то и заковыка творчества, что, начиная каждое новое стихотворение, ты опять и опять должен доказывать читателю свою состоятельность, ибо самовыразиться в искусстве можно только через мастерство
У Даниловой есть характерная для поэта, едущего на ярмарку творчества, жадность до внешнего мира, стремление увидеть и запечатлеть в слове роскошь цветастой кожуры Земного шара
