Есть имена, как будто предназначенные для того, чтобы стать знаменитыми: раз прозвучав, они навсегда остаются в памяти. Кто может забыть, услыхав хоть однажды, короткие и звучные слова: Бальзак, Мюссе, Гюго? Но из всех литературных имен, пожалуй, ни одно так резко не бросается в глаза, так прочно не врезается в память, как имя Золя. Оно звучит, точно две пронзительные ноты горна, и, врываясь в ухо, наполняет его внезапной и звонкой радостью. Золя! Это призыв, брошенный толпе. Это тревожный сигнал. Какое счастье для талантливого писателя родиться с такой фамилией!

Никогда имя так не подходило человеку. Оно звучит, как вызов на бой, как грозный клич, как победная песня. И в самом деле, кто из современных писателей так яростно сражался за свои идеи? Кто с большим пылом нападал на то, что считал несправедливым и ложным? Кто с большим блеском победил сначала равнодушие, а затем недоверчивость и сопротивление широкой публики?

Однако борьба была долгая, и молодой писатель, подобно многим своим предшественникам, пережил немало тяжелых минут, прежде чем добился признания.

Эмиль Золя родился в Париже 2 апреля 1840 года, но детство провел в Эксе и вернулся в Париж только в феврале 1858 года. Здесь он закончил свое учение, но не выдержал экзамен на бакалавра, и ему пришлось сразу начать жестокую борьбу за существование. Борьба была яростная, и в течение двух лет будущий автор Ругон-Маккаров с трудом перебивался, обедал когда придется, бегал в поисках недосягаемой монеты в сто су, чаще посещая ссудные кассы, чем рестораны, но, несмотря ни на что, писал стихи, хотя, сказать правду, бесцветные и неинтересные как по форме, так и по содержанию. Часть из них была недавно издана стараниями его друга Поля Алексиса.

Он сам рассказывает, что однажды зимой он некоторое время питался только хлебом, макая его в прованское масло, которое ему присылали родители из Экса. «Тот, у кого есть масло, не умрет с голоду», — говорил он в те времена с философским спокойствием.

Иногда он ставил на крыше силки для воробьев и жарил свою добычу, нанизывая ее на стальной прут от занавески. Иногда, заложив последнее платье, он целые недели просиживал дома, завернувшись в одеяло, что он стоически называл «превращаться в араба».

В одной из его первых книг, Исповедь Клода, мы находим много подробностей автобиографического характера, дающих точное представление о его жизни в тот период.

Наконец он поступил на службу в издательство Ашетт. С этого дня положение его упрочилось, и он бросил писать стихи, окончатель