Политический режим страны будет представлять собой форму весьма мягкой диктатуры, внешне очень напоминающей демократию, в чем-то похожей на сингапурскую модель. Белоруссия вообще в каких-то проявлениях похожа на Сингапур. Та же чистота, та же работоспособность, вежливость и то же колоссальное внутреннее напряжение, прописанное в чертах людей. В Сингапуре, скорее всего, оно связано с переходом от народной культуры к культуре, сконструированной Ли Кунь Ю, а в Белоруссии — с поиском той культуры, которую еще предстоит сконструировать.
Когда молодое поколение, обученное белорусскому в учебных заведениях, войдет в силу, а русскоязычные пенсионеры начнут уходить по естественным причинам, то переход на белорусский может произойти не то что безболезненно, а даже не очень заметно для всех.
Беларусь станет крепким и цветущим побегом на дереве Европы. Свершится то, о чем белорусская элита мечтала последние несколько сот лет. И впервые это будут не листья на чужой ветке, а собственная ветвь.
Подобное теперь все более и более возможно для небольших наций, в связи с тем, что суверенность все проще охранять с помощью современной техники, а также союзнических договоров.
Белорусская политика в целом станет более определенной и более ясной. То, что белорусы гораздо более «другие», чем мы сейчас представляем, в скором времени станет заметным не только «странствующим социологам».
но в головах наших современников они способны причудливым образом совмещаться, поэтому мы поставили между ними не только разделительное «или», но и соединительное «и». И, конечно, в любом случае оба понятия окрашены в однозначно негативные, катастрофические тона и развёртываются в массовом сознании через деструктивные ассоциации и энтропийные образы.
Договоримся о терминах. Преобладающие трактовки прекращения существования СССР — как в современной России, так и за её пределами — представляют события, происходившие в Советском Союзе в конце 80-х — начале 90-х годов ХХ века, как распад и\или как развал страны. Это далеко не одно и то же. «Развал» предполагает наличие некой осмысленной воли, которая как будто бы двигала процесс дезинтеграции, ставила её своей сверхцелью и, в конце концов, добилась своего. «Распад» же — скорее, синоним хаотичного, стихийно-катастрофического процесса. Два подхода, обозначенные первым либо вторым термином, на самом деле различаются принципиально, по своей корневой сути
Принято считать, что Республика Беларусь — это своеобразный «заповедник советскости». Во многом это так и есть. Почти 85% национальной экономики находится в собственности и в оперативном управлении государственными инстанциями. Государственное регулирование (дирижизм) глубоко проникает и в другие сферы жизни общества, включая культуру, образование, СМИ и т. д. Сам стиль жизни и общения людей, их бытовые обыкновения содержат в себе массу деталей, возвращающих внешнего наблюдателя в советское прошлое.
Для сторонников «возвращения в СССР» современная Беларусь — настоящая Мекка, предмет одобрения и восхищения. Таким людям, как правило, в Беларуси нравится всё. И причинно-следственная связь в их сознании выстраивается просто: здесь хорошо потому, что здесь сохранили многое от советского социализма. «Советское» и «социалистическое» для этой категории понятия неразделимые.
Другая причина интеллектуального дискомфорта в работе с дискурсом «славянского единства» касается уже Беларуси и исторических отношений местного населения с Россией. Реальная история сосуществования двух «братских народов» далеко не безоблачна, не бесконфликтна. Так, самое длительное вооружённое противостояние, в котором когда-либо находилась наша страна — так называемая Ливонская война, известная еще как «столетняя война», велась Московской Русью на протяжении почти всего 16-го века с Великим княжеством литовским (ВКЛ), то есть, с «литвинами» — прямыми предками нынешних белорусов. Уния ВКЛ с Польшей и участие последней в военных кампаниях против Москвы, включая экспансию Смутного времени, позволяют историкам переносить акценты и говорить о войнах русских с поляками. Но это лишь часть правды: главным противником тогдашнего русского государства было всё-таки государство литвинов.
Кроме них, в России укорененно живут представители неславянских этносов, имеющих «материнское» государство: армяне, немцы, грузины, корейцы, азербайджанцы и далее по длинному списку. Есть ещё и евреи. Демонстративный славянский акцент внешней и, тем более, внутренней политики ставит эти народы в двусмысленное положение, как бы переводит их в категорию приживал.
Одна из причин, по которым не стоило бы будировать славянскую тему в подобном случае, является чисто российской. Дело в том, что попытки российского государства с кем-то объединиться или хотя бы сблизиться на почве славянской общности имплицитно порождают мощный побочный эффект в среде неславянских народов страны. А это почти четверть населения современной России!
Россию вообще сложно назвать (в отличие, скажем, от той же Белоруссии) славянской страной: у нас автохтонами являются и тюркские, и финно-угорские, и монгольские народы. При этом все они имеют родственников за рубежом. При общем количестве тюрков в мире 160—165 миллионов в РФ проживают 11 миллионов (7%). Финно-угорских народов в мире 25 миллионов, из них в РФ живёт 3,7 миллиона (7%). Из 10 миллионов представителей монгольской группы народов в РФ проживают 650 тысяч (6,5%).
Россия — федерация с сильным этническим оттенком, Беларусь — унитарное государство с уклоном в мононациональность.
Россия упирается одним своим боком в дальневосточную субцивилизацию, другим — в среднеазиатскую, третьим — в закавказскую и т. д. Внешнее окружение Беларуси куда более однородное.
Россия — амбициозная, претенциозная, легковозбудимая; Беларусь — спокойная, скромная, терпеливая.
