Я поздоровался, а она нет. Провинция, словом.
Просыпаюсь и думаю: как же мне хорошо. Засыпаю и думаю: хорошо.
Не спрашиваю отчего.
Не прошу ничего нового. Тихо прошу: оставь всё как есть хотя бы ещё немного.
Не ломай ничего, Господи. Даже не дыши.
По-настоящему счастливые люди, не скрывающие своего счастья, должны бы вызывать у нас ужас: они же невменяемы.
Счастье мужчины (и его женщины) состоит в том, что он искренне убеждён: бытийный выбор, сделанный им когда-то, явно превышал на тот момент его провидческие способности, интуиции и вообще умение рационально мыслить – однако он угадал
просто стало скучно всё перечисленное воспроизводить: если поссориться, надо же через какое-то время всё равно мириться, исполнять все эти условности, подбирать интонации, подползать и отползать – такая невозможная трата времени, ох.
Пора было принимать меры, но отец семейства, в силу пагубной мужской натуры, втайне надеялся, что всё наладится само собой.
…в такой красивой земле, конечно же, не могли поверить в одного бога… здесь всего с излишком – моря и неба, чаек, воздуха… так много дождя – когда приходит дождь… так много страсти и солёной ярости… всем этим не мог владеть один бог. Поэтому боги в этих краях рождались и жили целыми стаями, и все эти боги были красивы… и страстны, и яростны, и любвеобильны…»
отец носил шарф как русский интеллигент – чтоб было тепло, пышно, чтоб шарф заканчивался под верхней губой, и когда в него надышишь – там мокрая изморозь.
По-настоящему счастливые люди, не скрывающие своего счастья, должны бы вызывать у нас ужас: они же невменяемы.
Казалось бы, все оставшиеся мужики в деревне давно всё пропили, работы не имел никто – однако на чекушку всё время находилась сотня, а то и полторы.
Тоха всегда оказывался рядом – и яблочко в кармане.
Отец у Тохи зашился, но сына боялся и ругать его не смел. Мать с сестрою ездили работать в город – месяц там трудились, потом возвращались домой. С весны по сентябрь мать не работала совсем, жила дома – предполагалось, что они будут заниматься огородом или разводить кур, – но ничего этого не делали. Мать тоже попивала, но сил в ней было много, и она не спивалась – только, в непрестанном алкогольном задоре, орала на отца.
В доме всегда был на полную включен телевизор, и вот они орали вдвоём – диктор и мать, кто кого переорёт.