Оглавление

Диалектическая связь

Будь нос Клеопатры чуть покороче,

весь лик земли изменился бы.

Блез Паскаль.

1

Кажется, проснулась….. А глаза открывать не хочется…. Сегодня воскресенье и можно ещё немного поваляться в постели.

Вчера у меня был насыщенный день. С утра прочитала три пары лекций, потом состоялось заседание кафедры по студенческой практике. К счастью, сия чаша меня миновала — на практику не еду. И так три лета подряд провела со студентами на раскопках, можно сказать, в вечной мерзлоте. Пусть другие повозятся с этими недотёпами. Хотя интересно, конечно, было. В связи с потеплением климата граница вечной мерзлоты отступает и открывается взору чудо-чудное, диво-дивное. Там работы хватает всем: и нам, и естественникам.

Потом мы пошли с молодыми преподавателями развеяться в кафе-мороженое. Ребята травили анекдоты. Наржались, даже челюсть заболела. Позже позвонила Ирка и пригласила на мероприятие.

Потянулась, повращала стопы ног вправо-влево, типа, сделала зарядку. «Отлично выспалась!» — открыла глаза и остолбенела.

Что это? Не мой потолок! Не мои обои на стенах! К тому же, всё вокруг какое-то величественное, сказочное….

А постельное бельё! Китайский шёлк, батист, кружева ручной работы! Дорогущее всё, наверное! И в этом во всём я лежу — точно «прынцесса заморская».

Я не дома!?

Сердце в груди лихорадочно застучало — где я? Что со мной?

Голова в порядке, а ничего не помню.

Неожиданно в комнату вошла девушка, очень миленькая, строго одетая, с белым воротничком и такими же манжетами.

«А талия! — ахнула я про себя, — пальцами рук обхватить можно».

— Доброе утро, Ваша Светлость! — поклонилась она.

— «Ваша Светлость»? — фыркнула я, передразнивая девчонку.

— Фёдор Дмитриевич изволили уехать рано утром по приглашению Светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина и просили Вас не беспокоиться. Вернутся нескоро. Чего изволите приказать? — опять присела она.

Черты лица, вроде, знакомые.

— Ирина, ты что ль? Ну, маскарад…. И эти шутки…

— Что с Вами, Мария Юрьевна? Вы никогда меня по святцам не называли. Орина я, Орина, Ваша горничная. Наверное, дурной сон приснился?

— Л-ладно, иди, я п-позову, когда надо б-будет, — в смятении пробормотала я.

Горничная ушла, а на меня напал озноб, да что там озноб — трясучка!

Необъяснимо…. Страшно…. Всё тело покрылось липким потом. Сердце выскакивало из груди. Если это шутка, то жутковатенькая.

Но молотком стучало в голову:

— Нет! Не шутка! Нет!

Мысли словно в «пляске Святого Витта»: «Кто я? Не Маша Анашкина разве? Почему «Ваша Светлость»? Причём тут Потёмкин? И эта…. Орина? И муж у меня Алексей, а не Фёдор! Ну и мутотня… Разум отказывается понимать. Жуть!

До крови ногти впились в кожу: «Господи, как я здесь оказалась?! Прямо, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию»….

Шепчу себе:

— Машка, успокойся…. Давай, вспоминай события минувшей субботы. Пошагово.

Потёрла виски, вызывая недавние картинки.

Мы сидим с коллегами в кафе, звонит моя подруга Ирка Петрова и приглашает на выставку портретов известных людей восемнадцатого — девятнадцатого веков кисти именитых художников. Говорит, что также будет дефиле актёров в старинных нарядах, а после — вечеринка для богемы.

Мы, конечно, к ней не принадлежим, но, так сказать, постоянно присутствуем на мероприятиях оной в качестве ротозеев.

Я согласилась — со студенческих лет эстетствую вместе с Иркой и стараюсь не пропускать интересные «тусовки». «Что ж, — думаю, — почему не сходить? Муж в командировке, сын у матери, завтра воскресенье…».

Ах, чудо как хороши дамы и кавалеры прошлых веков! Пышные, изысканные наряды и причёски, и никакой тебе пошлости. Приятно окунуться в эпоху Романовых.

Я больше люблю восемнадцатый век и знаю о нём достаточно много. Да у меня кандидатская диссертация по иностранной коллегии времён канцлера Бестужева!

Осмотрев полотна в зале, я иду по анфиладе комнат, на стенах развешаны портреты придворных. Ирка догоняет меня и, дёрнув за рукав, восклицает:

— Машка, посмотри, вылитая ты! — указывая на портрет молодой дамы, изображённой на золотистом фоне.

— Ага, вылитая, — иронично смеюсь я в ответ, — особенно причёска.

Хотя, — присмотревшись внимательнее к портрету, соглашаюсь с ней, — есть что-то общее.

— Да, копия ты! Надеть на тебя такое платье, поднять волосы, затянуть в корсет и не отличить!

— Уж скажешь тоже, — смущаюсь я, вслух читая под полотном:

— Жан-Луи Вуаля. Портрет княгини Марии Юрьевны Голицыной.

— Вот, и зовут её, как тебя, Мария.

— Тёзка, — хмыкаю, — только я не княгиня, а рядовой преп с рабоче-крестьянской фамилией Анашкина.

— Ладно, Анашкина, — заспешила Ирка, — пойдём на маскарад посмотрим! Я слышала, что Миронова представлять Екатерину Великую будет.

Она пошла, а меня будто остановило что. Я захотела прикоснуться к изображению, хотя бы дотронуться до него пальчиком, сделала движение — и не почувствовала поверхности картины, только, может, лёгкий засасывающий холодок.

Всё больше ничего не помню! Ничегошеньки!

Я по природе своей авантюристка, вечно во всякие истории попадаю, даже вляпываюсь, и уже к этому привыкла. Но чтобы такое…. Конечно, не совсем мозги растеряла и постараюсь воспринять всё как очередное «приключение». Хотя, конечно, трудненько это сделать.

Считаю до десяти, успокаиваюсь немного, группируюсь. Готово!?

Теперь надо сконцентрироваться на данных, то есть, собрать всё в кучку. Что я имею?

Некое перемещение в восемнадцатый век. Не знаю как, с какой целью, на сколько, но я здесь. Ущипнула себя в очередной раз для пущей убедительности.

Подосадовала вслух: «Ну, ты, Машка, попала в историю»!

Поняла двусмысленность фразы, нервно хихикнула.

Поскольку горничная меня узнала, я, вероятнее всего, нахожусь в теле своей прародительницы или действительно похожа на неё. Странно, никогда не думала, что в моих жилах течёт аристократическая кровь. Но принимаю это за данность. Да и не суть важно. Нет раздвоения личности, и ладно. Главное определить, где я нахожусь и, хотя бы, год моего появления в историческом времени.

Это тот самый дворец, который я посещала накануне. Я его узнала по лепнине на потолках и форме подоконников. Ещё тогда подумала, что никогда таких округлых подоконников не видела.

Мои первые действия: установить дату появления в этом времени и восстановить в памяти точный ход исторических событий, как в университетском учебнике.

Спросить у Орины? Нельзя. Может заподозрить у меня психическое расстройство — и так она удивилась, что назвала её Иркой и спросила про маскарад.

Впрочем, когда я прогуливалась по анфиладе, в память вцепилась табличка «Библиотека». Надо её найти. Должен же быть в библиотеке какой-нибудь календарь или что-то говорящее о дате?

Успокоившись и переведя «эмоцио» в «рацио», я позвала горничную и отдалась в её руки. Она ничего не заподозрила и принялась за работу.

Через час умытая, одетая, причёсанная я посмотрела в зеркало. И впрямь — вчерашняя дама!

Библиотеку я нашла скоро. В зале, уставленном шкафами с книгами, стены были увешаны картами и копиями с известных портретов. Я узнала Ломоносова, Тредьяковского, Кантемира, Сумарокова и Фонвизина. Значит, хозяйка — дама образованная.

Посередине библиотеки — длинный стол с рядом высоких стульев, а за ним очень приятный молодой человек, скромно одетый с гладко зачёсанными длинными волосами.

Увидев меня, он вскочил и вычурно поклонился. Я улыбнулась — до того смешно он задвигался, как в мультике какой-нибудь дон Педрильо.

В ответ мальчишка расцвёл улыбкой и с обожанием уставился на меня. Кто он? Как мне себя с ним вести?

Однако он облегчил мои умственные потуги:

— Вы пришли почту посмотреть, Ваша Светлость? — он снова умильно улыбнулся и положил передо мной стопку писем.

Я удовлетворённо вздохнула: секретарь! У всех сановных дам того времени были личные секретари, которые занимались подбором литературы, перепиской, прочей канцелярией, и, как правило, были влюблены в своих хозяек.

Я нарочито небрежно просмотрела письма, обращая внимание только на даты: 27 — 28 мая 1791 года. А это значит, окончена русско-турецкая война, Россия накануне подписания Ясского мира и смерти великого человека — князя Григория Потёмкина, по крайней мере, для меня «Великого».

Одно из писем заинтересовало. Некая Лиза Воронцова спрашивала, буду ли я в театре на постановке пьесы Мольера. Судя по дате — спектакль сегодня.

Значит, я могу увидеть Императрицу Екатерину II и Григория Потёмкина — главных героев эпохи! Я забыла обо всём на свете. Для историка — это что-то! Непременно поеду!

2

О роли Екатерины Второй в русской истории можно не распространяться. Это общеизвестно. Но и Потёмкин, насколько я знаю, сделал для нашей державы очень много!

Он весьма реалистично оценивал возможности и перспективы Юга России, надеялся его заселить и обустроить, обеспечить безопасность южных границ. Да, Потёмкин сделал на Юге ничуть не меньше, чем Пётр I на Севере!

Как я читала, императрица, узнав о его смерти, долго плакала, запершись у себя в кабинете, а потом, выйдя к людям, печально произнесла:

— Мне некем заменить Светлейшего князя Григория Потёмкина, он имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе; он благодетельствовал даже врагам своим; его нельзя было купить…. человек гениальный…..

А сама заменяла…. Пусть только в постели, но заменяла.

Непременно посмотрю и на последнего фаворита — Платона Зубова, который чуть не завалил великие преобразования Государыни. Так и назван в истории период его господства уничижительно — «зубовщина». Да и по воспоминаниям некоторых современников к смерти Потёмкина он мог руку приложить. Завидовал ему и ревновал к царице, как говорили придворные,, чрезвычайно.

Вот-вот должны начаться переговоры о мире. Потёмкин будет поставлен перед необходимостью немедленно выехать в армию, дабы окончательно закрыть все вопросы по русско-турецкой войне. И никогда не вернётся….

Вечером я, надушенная и напомаженная, в откровенном декольте, появилась в партере Императорского театра. Зная службу моего мужа, никто не упрекнул меня в отсутствии кавалера. Все приветливо здоровались, о чём-то незначащем спрашивали…. И что удивительно, я их узнавала. По-видимому, сознание прародительницы начало пробиваться сквозь моё энергетическое поле. Странные ощущения…. Я, вроде, и не я.

Так я сразу узнала мою подругу Лизу Воронцову. Мы обнялись с ней и расцеловались. Смеясь и болтая до самого начала спектакля, мы не забывали обсуждать появляющихся в зале зрителей и их наряды. Хорошая девчонка эта Лиза!

Кажется, сознание моей прародительницы начало преобладать?! Надо принимать меры, дабы не раствориться в нём. Вызвала в памяти события из моей действительной жизни. Уф, кажется, притихла княгиня.

С первым звонком в царскую ложу вошла она — Екатерина Великая!

Это была пожилая дама на седьмом десятке лет, со следами былой красоты, но по-прежнему величественная и прекрасная. Её сопровождал молодой человек лет двадцати пяти, мускулистый, богато и изысканно одетый, однако, с лицом холодным и надутым. Он едва удостаивал окружающих беглым взглядом рыбьих глаз. Последний фаворит императрицы — Платон Зубов!

Они обменивались какими-то фразами, улыбались друг другу, а я думала о том, что трудно себе представить нелепее пару. Ну, разве, Пугачёва и Галкин….

Ф-фу, неприятная личность этот Зубов! Как бы его вывести на чистую воду, открыть глаза на него Государыне, а, главное, спасти Потёмкина?

В антракте, прогуливаясь по фойе с Лизой, я заметила фаворита. Он о чём-то шептался с английским посланником. А потом то ли пожал ему руку, то ли предал какую-то бумагу, да, скорее, последнее. Я была шокирована!

Всю дорогу домой, сидя в карете, размышляла об этом эпизоде: Англия поддерживала в последней войне Турцию. Отношения у России с ней более, чем прохладные, скорее враждебные. «Сквозь зубы» дипломатия! И что может быть общего с врагом у преданного сына Отечества? Тут дело уже не в отравлении Потёмкина — пахнет предательством. Кажется, я сделала открытие. В таком ракурсе личность Зубова в исторической науке ещё не рассматривали. Думали, он глупее….

Ну, что я могу сделать, беспомощная женщина, да ещё и не в своём времени? Кто мне поверит? Были б доказательства….бумаги….

Мелькнула дерзкая мысль…. Авантюра, конечно. Есть банальный сюжет, нужно только найти для него д. Артаньяна!

Стой, Машка, стой, кажется, есть неплохая идея!

Личный секретарь, наверняка, в меня влюблён. Как он смотрел! Аки на ангела небесного, чуть сознание не терял. Надо всё продумать и поговорить с парнем. Может быть, он и подойдёт на роль мушкетёра. А что? Стоит попробовать.

Разговор состоялся! Кронид Владимирович Загорский, таково имя секретаря, горячо откликнулся на мою просьбу.

Как бы мне не пришлось играть роль Констанции!? Он, по всему видно, мечтал о подобном развитии сюжета. Но я акцентировала его внимание на возможность послужить Отечеству, что тоже было принято с огромным воодушевлением.

— Не сомневайтесь, добрейшая Мария Юрьевна! Сделаю всё, как надо!

— Но как?

— У меня друзья гренадёры. Помогут!

— Надеюсь на тебя и твою скромность. Не посвящай их в тонкости.

— Само собой, разумеется, — серьёзно посмотрел на меня «рыцарь» и грустно добавил: — Знаете, Мария, Юрьевна, я с детства мечтал о военной карьере. Но не получилось: отец разорился, и даже на мундир денег не стало, пришлось так, в качестве секретаря, добывать хлеб насущный.

«Надо будет помочь парню», — подумала я, а вслух ободрила его:

— Я замолвлю за тебя словечко перед Государыней, ей нужны преданные люди. Только как вы достанете доказательства? Ведь дипломатическая почта надёжно охраняется!

— Любезная Мария Юрьевна, шпионские документы, доносы не отправляют с дипломатической почтой?! На это есть фельдъегери. Тайные гонцы. А их обычно только двое-трое. Положитесь на меня и ни о чём не думайте.

Как же, не думайте, я только об этом и думала…. Его не было два дня. За это время я извелась вся….

Наконец, горничная доложила, что Кронид Владимирович ждёт меня в библиотеке.

Выглядел секретарь устало, но, как всегда, аккуратно. Поклонившись, протянул мне бумагу, свёрнутую вчетверо:

— Полагаю, это то, что Вам нужно?

Я развернула листок. Да, это письмо Зубова. Вот подпись!

Внимательно прочитала. Врезалась одна фраза: «Надеюсь, к обоюдному удовлетворению, скоро услышим о смерти нашего врага».

Глупец! Англичане его использовали, сыграли на его ревности. Как же, «к обоюдному удовлетворению». Скорее к англо-саксонскому удовольствию.

Далее отчёт о действиях. Вот: «Подкуплена прислуга — 100 фунтов, снадобье — 7 фунтов» и так далее.

— Ну, держись Зубов! — прошептала я, пряча письмо.

— Оно?

Я кивнула головой и с любопытством посмотрела на секретаря, вчера ещё такого заурядного, а сегодня человека, успешно справившегося с достаточно трудной задачей, можно сказать, героя России:

— И как же тебе это удалось, драгоценный Кронид Владимирович?

Он счастливо улыбнулся в ответ на моё обращение и поведал следующее:

— Очень просто. Денщик моего друга проследил время убытия гонцов из Санкт-Петербурга и сообщил нам. Мы втроём с друзьями отправились вслед за ними. Догнали фельдъегерей в тот же вечер на почтовой станции. Они ужинали в буфете на постоялом дворе.

Мы тоже попросили вина и закусок и начали думать, как овладеть письмом. Устроить драку? Так народу много: женщина с детьми, какой-то чиновник, купцы. И тут товарищ хитрый ход предложил.

По его замыслу, мы должны были немного посидеть за столом, не обращая на англичан внимания, а потом притвориться пьяными и постараться напоить их. Ну, а потом — как пойдёт дело. С пьяными-то справиться легче!

Так и сделали. Стали громко разговаривать заплетающимися языками, выкрикивать разные фразы, к ним приставать, чтобы с нами выпили. Те долго отказывались, гнали нас. А мой товарищ тут и говорит:

— Выпьем за здоровье Ея Величества нашей Государыни Катерины Алексеевны.

Егеря отнекиваются:

— Ноу, ноу!

А товарищ как взревёт:

— Не хотите за здоровье матушки Государыни нашей пить! — и выхватил саблю.

Им скандал, знамо дело, ни к чему. Выпили с нами раз, другой, третий. Уже, смотрим, залопотали, вроде, по-русски. Полезли лобызаться. Мы только делали вид, что пьём, а они набрались до такой степени, что потом пришлось сопровождать их, при молчаливом согласии хозяина, в комнату, на покой. Некрепкие на питие оказались неруси.

Тщательно обыскали их, и у одного под мундиром нашли пакет, запечатанный сургучом. Я пакет вскрыл, подменил бумагу письмом, составленным накануне. Так, о погоде, в основном, — он устало улыбнулся, — затем размягчил на свече сургуч и снова запечатал пакет. Думаю, подмены не заметят. Ночевать мы не остались, тут же пустились в обратный путь. Вот и всё! — выдохнул юный герой.

Мне хотелось обнять его и расцеловать, но кто знает, что он подумает. Иное время — иные нравы! Я протянула ему для поцелуя руку, и когда он нагнулся, нежно погладила по голове:

— Благодарю тебя, любезнейший Кронид Александрович. Ты сделал большое и нужное для Отечества дело.

Секретарь растаял и готов был в любовном порыве пасть на колени, но я перевела разговор в деловое русло: