автордың кітабын онлайн тегін оқу Прибежище подонков
Алексей Кокорев

Алексей Кокорев

Прибежище подонков

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

«Прибежище подонков» — повесть, основанная на реальных событиях. События происходили в период 2001—2007 гг. Все имена и фамилии изменены. Драматическое произведение об армейских буднях, взгляд изнутри на проблему взаимоотношений военнослужащих разных званий и должностей.

18+

Часть 1 Кнут без пряника

Между Поволжьем и Уралом не далеко от границы с Казахстаном есть не большой забытый богом городок. В этом городе состоящим по большей части из одноэтажных домишек, почти не было общественного транспорта. Три автобусных маршрута пролегало через весь город, эти маршруты не значительно отличались друг от друга, где то они совпадали и вновь расходились. Производство в городе постепенно отмирало, перчаточная фабрика прекратила свое существование, лишь спиртоводочный завод продолжал выпускать своё пойло. Жители города считали водку местного розлива высокого качества, так как сравнить её было не с чем. В местные магазины товар завозился самый дешёвый по причине бедности населения, разнообразием они так же не могли похвастаться.

Неизвестно, где работали горожане, работы в городке было очень мало. Если не говорить о производстве, количество магазинов можно было пересчитать по пальцам. Были в городе и бары, их было пять, посещать такой бар было мукой, по причине лицезрения в любой день недели одних и тех же посетителей. Возникало ощущение, что, кроме сидящих в баре, других людей не существовало и это сильно портило настроение.

Кроме одноэтажных домишек в городе был микрорайон, состоящий исключительно из пятиэтажек, нет, это не были «хрущёвки», эти дома строили неизвестно какие криворукие рабочие, неизвестно по каким бездарным проектам. Стены квартир в этих домах были безобразно кривые, местами были заметны полукруги и выпуклости, комнатушки имели мизерный метраж, как будто их строили для карликов. Полы квартир были выложены обыкновенными досками, выкрашенными в ядовито коричневый цвет. Надо заметить, что в какую квартиру вы бы ни зашли, везде был один и тот же вид. Жители пятиэтажек не могли себе позволить ремонт, так как стройматериалы в город просто не завозились, по причине всё той же бедности и невозможности предпринимателями реализовать материалы для ремонта. Дворы домов не были заасфальтированы, вместо асфальта лежали строительные плиты, швы между плит прокладывались красным кирпичом. На дорогах, по обочинам отсутствовали бордюры, там где заканчивался асфальт начиналась земля. Осенью во время дождей и весной когда тает снег на дорогах лежала жидкая грязь вперемешку с щебнем, этой жижей был покрыт весь город, не существовало даже островков чистоты. Летом в ветреную погоду поднимались огромные клубы пыли, её было настолько много, что она ощущалась на зубах.

В городе была проблема с водой, нет вода, конечно, была, вот только её качество оставляло желать лучшего. Если налить из крана в стеклянный стакан воды, то через стекло можно было увидеть её рыжий цвет где угадывались соринки, оседавшие на дно. Горожане пили эту муть и для них это качество считалось нормой, с самого рождения они не видели воду прозрачней этой. Местные, общественные бани не могли похвастаться своим сервисом, кроме ржавой воды и убогих тазиков со времён коммунизма, были ещё унылые раздевалки с грязными шкафчиками, запах сырости и плесни летал в воздухе. Человека, приехавшего из другого региона, шокировал город своей дикостью, отсутствием цивилизации, местное телевидение работало три часа в день, радиоволна была в единственном числе, по ней транслировались старые вышедшие из моды мелодии. Бывало, что в радио эфире слышались пьяные голоса просившие поставить какую-то песню, да пьяных пускали в эфир, потому что кроме пьяных не звонил никто. Развлечений в городе не было никаких, провести свободное время было негде, лишь летом горожане спешили к речке, на пляж что бы искупаться и позагорать. С трудом это можно назвать пляжем, песок на нём был серо — грязного цвета, а вода в восьмидесяти метровой ширины речке была рыжей, она несла потоки грязи, той самой, которая текла в водопроводе города. Люди купались в этом потоке и считали, что отлично проводят свое время. Грязь была повсюду, везде, от неё нельзя было скрыться, она преследовала, проникала в одежду, в волосы, ощущалась на губах.

Существовал ещё один микрорайон, он состоял из дорогих коттеджей и находился чуть в стороне от города. В этом микрорайоне жили только нефтяники, жизнь там была совсем не похожая на ту, которая протекала в городе, в нём царил достаток и сытость. Туда не ходил общественный транспорт, туда не мог попасть случайный прохожий, туда мог попасть только владелец коттеджа на личном автомобиле. Нефтяники не считали денег, нужно было в доме достроить баню с бассейном — не вопрос, они тут же выстраивались и неважно, сколько это стоило, главное — желание собственника, других преград не существовало. Таким выглядел город, удаленный на огромное расстояние от развитых районов и перспектив на его развитие не было никаких.

На окраине находилась воинская часть, обнесённая кирпичным забором. Эта часть жила отдельной жизнью, не влияющей на жизнь города. Город также не влиял на жизнь военных, как будто два разных государства находились по соседству и граничили друг с другом. За забором в военном городке царил порядок и чистота, бордюры были выкрашены в кипельно белый цвет, зелёные деревья дарили прохладу и свежий воздух, загораживая казармы и штаб от солнечных лучей. Огромный по своим размерам плац размещался в центре части, на нём проходили построения, в праздничные дни раздавали перед строем награды и почётные грамоты, выделяли лучших и желали успехов в службе. В глаза бросалась чистота и педантичный порядок, аккуратно выкрашенные парадные входы в здания, а возле них клумбы с цветами, но на самом деле за порядком пряталось то, что не уловить с первого взгляда. Человеческие отношения между людьми скрывали совершенно другую картину, отличающуюся от внешнего облика.

…

Летняя ночь вступила в свои права. Темнота этой ночи давила на поверхность земли. Мрак окружил старое двух этажное здание окна которого были открыты. В окна пробивался лунный свет освещавший множество спящих тел на железных кроватях. Некоторые из этих тел издавали мощный храп. Огромное помещение с этими спящими телами делил пополам широкий коридор. В одном конце коридора стоял телевизор на старенькой обшарпанной тумбочке, другой его конец уводил за пределы этого помещения, где располагались несколько маленьких комнат запирающиеся на ключ на ночь. Дверь одной из комнат была открыта, в ней горел свет, а за письменным столом у открытого окна склонилось мускулистое тело, одетое в штаны цвета хаки заправленные в берцы и такого же цвета майку. Это было пятое по счету дежурство, но, несмотря на это, спать хотелось сильнее, чем первый раз. Чтобы не заснуть, нужно было себя чем-то занять и лейтенант Рязанов сел писать план — конспект. Его рука старательно выводила буквы на клетчатом листе тетради, он был поглощен работой и, казалось, не слышал тихо играющей мелодии из приемника стоящего на большом железном сейфе в углу канцелярии. Над сейфом висела полка со стоящими в ряд уставами и учебными пособиями. Рядом с дверью на вешалке висели сумки с противогазами офицерского состава. За стеной находилась канцелярия соседней батареи, она была зеркальным отражением той, где сидел Виктор Рязанов. Там мирно спал на солдатской кровати его товарищ по службе лейтенант Смирнов. Двое лейтенантов после выпуска одного и того же военного училища попали служить в одну часть, в один дивизион, но в разные батареи. Лейтенант Смирнов был холост, и по этой причине ему не досталось место в общежитии, в первую очередь командование части старалось туда заселять семейных офицеров. Шла третья неделя таких ночёвок и каких либо перемен с решением жилищного вопроса не намечалось. В маленьком городке где располагалась воинская часть военных не любили, эта нелюбовь распространялась только на офицеров. Им не сдавали жилье, при встрече на улице брезгливо отворачивались по непонятной причине. Молодые лейтенанты ещё не знали, что в городе можно было легко нарваться на конфликт, и для этого не обязательно было грубить, ссора могла произойти на ровном месте, без каких либо причин. Враждебность местных жителей с которой столкнулся Сергей Смирнов действовала на нервы, он чувствовал себя чужим и ненужным в этом городе и лишь в воинской части не ощущал негативного давления. Лейтенанту Рязанову повезло больше, он был женат, ему выделили комнату и может быть по этому он не замечал негативного настроя населения.

Стрелки часов на стене показывали четверть второго. Рязанов взглянув на часы положил ладони рук себе на затылок и прогнулся в спине, одновременно зевая. Решив проверить службу наряда он встал со стула, не спеша, разминая руки и тело, вышел в коридор. Дневальный стоя на тумбочке возле двери канцелярии увидев лейтенанта вытянулся струной, показывая всем своим видом что и в мыслях не было опереться на стену с закрытыми глазами. Лейтенант хотел его спросить о чем то, но услышав льющуюся воду в умывальнике решил туда заглянуть. Появившись в проходе большой комнаты обложенной белым кафелем, где по периметру выстроились раковины с кранами, он увидел худенькое тельце в военных синих трусах. Рядовой Синица возился в одной из раковин, вода в кране издавала характерный звук. Руки солдата интенсивно работали, будто он что-то хотел оттереть.

— Товарищ солдат, почему не спите? — был задан вопрос холодным голосом.

Солдат от неожиданности резко обернулся, в руках у него был зажат серый комок, весь его худенький торс был усеян водяными каплями.

— Я постираться хотел — растерянно произнес рядовой Синица.

Лицо солдата было так же покрыто каплями и это насторожило Рязанова. Опыт прошлой курсантской службы подсказывал, что ночные постирушки происходят не просто так. Подойдя вплотную к солдату, лейтенант заглянул ему в глаза:

— Чье белье стираем?

— Своё, — стараясь, как можно увереннее выдавил рядовой.

— Ну, брат, так мы будем долго беседовать. Давай-ка я тебе помогу ускорить процесс выдачи информации — с этими словами Рязанов вытащил из рук Синицы серую тряпку и встряхнул ее. Тряпка расправилась и превратилась в китель. Отойдя на шаг назад от солдата, и смерив на глаз его размер, лейтенант заключил:

— Велика кольчужка то. Ты за ночь так похудел что ли?

Рядовой опустил голову и тупо смотрел в пол. Сказать было нечего, ясно было даже ребенку что вещь, которую он стирал — чужая.

— Так, с кителем мы определились, что он не твой, теперь переходим ко второму вопросу. Чье имущество? — задавая вопрос, молодой лейтенант переложил китель в правую руку с которого капала вода на чисто вымытый пол.

Для рядового Синицы ситуация развивалась стремительно, мозг не успевал соображать как поступал новый вопрос от начальника. Его тело стало деревянным, а тяжесть вопроса висела в воздухе, давила на затылок и плечи, длинные, худые руки плетями висели едва касаясь оголенных ляжек. Возникло очень сильное желание лечь в свою кровать, накрыться одеялом с головой и что бы ни кто не задавал никаких вопросов. Он так же понимал, что уйти никуда не сможет и чем закончится разговор неизвестно. Вода продолжала бежать струёй из крана, падая в раковину и разбиваясь о неё, брызгала на худое тело.

— Ты меня слышишь? Чей китель? — снова спросил Рязанов.

— Мммой. — еле слышно промычал солдат.

Разговор зашел в тупик, а проблему лейтенанту нужно было как то решать. Виктор лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия, нужно было вытянуть из рядового фамилию обидчика во что бы то ни стало, с первых дней службы на новой должности нужно было себя зарекомендовать как человека который может докопаться до истины. От этой минуты зависело многое — его будущий авторитет. В голове лейтенанта родился план действий, глядя на худощавого рядового, он громко крикнул:

— Дневальный!

Тут же как из под земли в дверном проёме появился солдат с пустым ведром в руке. Поразительная скорость появления объяснялась тем, что солдат подслушивал стоя у дверного косяка. Это не осталось не замеченным. Не дожидаясь доклада Рязанов обратился к подслушивающему:

— Подавай команду «Подъем» для первой батареи! Бегом выполнять!

Какое-то время дневальный колебался от неожиданной команды, затем бросился бежать в расположение. Лейтенант быстрым шагом направился туда же, за ним на негнущихся ногах побрёл Синица. Дежурный свет тускло падал на спящие тела. Команда «Подъем» была подана не достаточно громко, солдаты продолжали лежать в своих кроватях. Дневальный прослужил слишком мало чтобы поднимать старослужащих, поэтому сильно опасался гнева сонных «дедушек» не смотря на то что рядом находился ответственный офицер. Рязанов подойдя к кровати старшего сержанта Галлиулина начал его тормошить и увидев как тот открыл глаза произнес серьёзным голосом:

— Поднимай батарею у нас ЧП!

Галлиулин нехотя подчинился приказу, одев военные тапочки и шаркая ими по полу, он поочередно будил зам. командиров взводов, вяло объясняя требование нового командира. Спустя несколько секунд в движение пришла вся левая сторона расположения, большая площадь усеянная телами зашевелилась. Правая сторона продолжала спать глубоким сном, команда «Подъем» её не касалась.

— Батарея! Строится в коридоре в две шеренги. Форма одежды номер четыре.- скомандовал лейтенант.

Послышалось раздражительное бурчание, солдаты одеваясь и застёгиваясь на ходу, выходили в коридор с нескрываемым возмущением. Лейтенант, наблюдая за неспешными движениями подчинённых, подошёл к стене и нажал выключатель. Мгновенно коридор осветился, стало видно недовольные сонные лица. Спящие на ходу люди, тёрли глаза, обсуждая между собой причину ночного подъёма, абсолютно не скрывая при этом своей раздражительности. Через некоторое время, первая батарея стояла построившись. Все стояли молча и ждали разъяснений по какому случаю их подняли. Солдат Синица натянул штаны с сапогами и майкой, но своего кителя найти не смог, так он продолжал метаться вокруг табуретов и кроватей. Рязанов взял свободный табурет стоящий в проходе и поставил его рядом с собой, а мокрый китель положил сверху.

— Рядовой Синица ко мне! — приказал командир, показывая при этом пальцем с боку от себя. Синица встал таким образом, что табурет с мокрым кителем оказался перед ним.

— Первая шеренга три шага вперед, вторая на месте! Кругом! — продолжал командовать лейтенант, внимательно наблюдая за подчиненными.

Солдаты с неохотой подчинились командиру, их движения говорили об одолжении лейтенанту, в воздухе чувствовалась напряжённость. Образовав живой коридор из двух шеренг подчинённые смотрели друг на друга не понимая что происходит. В тоже время каждый осознавал, что ночной подъем случился не просто так, для этого нужна была какая-то серьёзная причина. От командира взвода веяло уверенностью и силой лидера, а так же мощью физической силы, всё это вместе в совокупности заставляло солдат подчиняться не смотря на своё недовольство. Будь командир по слабее духом никто из первой батареи и не подумал бы встать ради ночного построения. Дисциплина в подразделении находилась на низком уровне, именно это и создало благодатную почву для неуставных взаимоотношений.

— Значит так товарищи солдаты, сегодня ночью рядовой Синица стирал чужой китель — начал свою речь Рязанов проходя по коридору между двух шеренг.

— Как вы все понимаете, стирал он не по собственному желанию, а только потому, что его кто-то из вас, здесь стоящих, заставил. Я советую добровольно признаться тому, кто это сделал, в противном случае последствия могут быть на много хуже. Даю одну минуту на раздумье, можно сказать, что у виновного есть шанс на смягчение наказания.

Прогуливаясь между двух шеренг командир закончив речь встал рядом с Синицей и засек время на своих часах. Стрелка медленно двигалась по циферблату, а батарея молчала, все как один уставились в пол, понимая, что процедура затягивается на неопределенное количество времени. Никто из стоящих не хотел быть стукачом и каждый приготовился к бессонной ночи. В воздухе повис психологический вопрос противостояния, кто кого пересилит, кто первый сдастся. Рядовой Синица сгорал от стыда и обиды, его организм посылал сигналы в мозг что он не должен вот так стоять и краснеть за свою слабость. К горлу подступил комок который мешал дышать. «Скорее бы все это закончилось» проносились мысли солдата одновременно замечая на себе изредка брошенные взгляды сослуживцев. Порой в строю слышалось цыканье старослужащих, это означало: «Да обычное дело, первый раз что ль такое? Ничего ты не добьёшься этим построением, ни кто не признается».

— Ну что ж, минута истекла, а виновник так и не воспользовался шансом — подвёл итог командир взвода.

— Если быть честным, то я не удивлён, обыкновенная трусость.

После сказанных слов Рязанов заметил стоящего в одной из шеренг крепкого телосложения смуглого рядового, на его груди еле сходился китель, а рукава были подозрительно узки. Не смотря на то, что виновник явно выделялся из остальных стоящих в строю Рязанов решил продолжить задуманную тактику действий.

— Военные билеты к осмотру — командир внимательно наблюдал за действиями подозреваемого.

— Клеймения к осмотру — лейтенант ждал когда батарея расстегнет свои кителя и представит номера выведенные белой краской на внутренней стороне кармана. Номер владельца военного билета должен совпадать с номером его же кителя, именно эти совпадения хотел проверить лейтенант. Пройдя первую шеренгу и убедившись, что обмундирование соответствует владельцам, перешел ко второй шеренге. Смуглый здоровяк заметно начал нервничать по мере приближения лейтенанта, но вот очередь дошла и до него. Все время проверки Рязанов следил за поведением предполагаемого виновника, надо признаться, что тот старался изо всех сил сохранять спокойствие и иногда ему это удавалось. Взяв в руки военный билет подчиненного, командир прочитал фамилию, имя, отчество и дату призыва. Взглянув на разворот кителя, все встало на свои места, номер не соответствовал.

— Рядовой Абубакаров как вы объясните что на вас чужое обмундирование? — Рязанов надеялся в глазах подчиненного найти хоть немного раскаяния, но тот изобразил невозмутимость.

— У меня кто то взял китель и я его не смог найти — заученной фразой ответил здоровяк. Актер большого театра мог бы позавидовать с какой уверенностью этот индивидуум врал.

— И твой китель, наверное, взял рядовой Синица и приняв его за свой решил постирать имущество? — попытался угадать мысль командир за Абубакарова.

— Наверное — последовал убедительный ответ.

Вдруг в глазах Абубакарова потемнело, а в ушах неприятно зазвенело. Стоящие шеренги вздрогнули от звука мощной пощечины. Рязанов вложил в этот удар все свое раздражение и злость от такого вранья. Большая пятерня пришлась точно по левой щеке рядового и тот еле устоял на ногах. Ударить солдата не входило в планы, но невозмутимость с которой врал Абубакаров настолько вывела из себя офицера, что тот не сдержался. Никто не слышал, как открылась дверь соседней канцелярии и оттуда вышел сонный лейтенант Смирнов.

— Что за шум? Чего не спите? — поинтересовался он у Рязанова.

— Да вот — показывая рукой на виновника, продолжал командир — Товарищ Абубакаров хочет ходить в чистом белье, только он убежден, что за его чистотой должны следить его товарищи по службе. То есть его чистоту должен кто-то поддерживать только не он сам, в его обязанности это не входит.

— Я все правильно говорю? — обратился лейтенант к Абубакарову.

Солдат стоял с красным от злости лицом, он хотел кинуться на командира, вцепиться ему в горло, но стоящий рядом Смирнов своим присутствием подавлял это желание заведомо проигрышным результатом. Солдат от ярости тяжело дышал, стиснув зубы. Рязанов взял мокрый китель со стула развернул его, сравнил для точности номер с военным билетом, он совпадал.

— Одевай! — командир протянул мокрую тряпку Абубакарову.

Взгляды стоящих солдат были устремлены на виновного. Два офицера тоже смотрели на Абубакарова, они ждали какая реакция на всё это последует. Также в их глазах выражалась готовность силой одеть мокрое обмундирование на солдата, если последует неповиновение и это яснее ясного понимал подчиненный.

Время шло, первым не выдержал Абубакаров, нервы сдали. Он стал раздеваться. Китель Синицы был снят и повешен на душку рядом стоящей кровати. Его рука потянулась за мокрым кителем, насколько возможно медленно он взял его из рук Рязанова пытаясь оттянуть время позора. Пыхтя и корчась от злобы, он одевал мокрую тряпку на голый торс. Солдаты и сержанты стоящие в строю не верили своим глазам, никто из них ни разу не видел наказания комбатом Абубакарова, а тут два молодых лейтенанта справились с ним в течении нескольких минут.

После того как виновник оделся в мокрое, Рязанов вернул Синице его собственность. Разрешив солдату встать в общий строй, рядовой натянул китель и встал на линию, к своим товарищам. Стоя рядом с остальными в одной шеренге ему стало немного спокойнее, он уже не выделялся как белая ворона, а вроде бы был как все.

— Товарищи солдаты, завтра же об этом случае я буду вынужден доложить командованию и рядовой Абубукаров понесёт заслуженное наказание. В дальнейшем все попытки подобного рода действий будут жёстко пресекаться. Я не советую кому-либо из вас проверять это на практике. И как только в ваших головах появиться дурная мысль, гоните её сразу ибо последствия могут быть очень печальными.

Командир взвода обращался к стоящим в строю, пытаясь заглянуть каждому слушающему в глаза, проверяя тем самым доходит ли его мысль до подчиненных. Сергей Смирнов облокотившись о стену, внимательно смотрел и слушал, как его товарищ выполняет свою работу. Надо отдать должное: у Рязанова всё получалось, солдаты впитывали слова, это было заметно, кроме того всё ощущалось психологически. Что бы впредь подчиненные понимали что связываться с молодым лейтенантом и проверять его слабые места нельзя, Рязанов затянул свой монолог более чем на пол часа. Все хотели спать, до каждого стоящего дошло, что новый командир будет покрепче духом, чем предполагалось изначально. Даже комбат не закатывал таких лекций о дисциплине, об уголовной ответственности и моральной стороне подобных поступков. Не привычно было все это слушать, ни кто до сегодняшней ночи так с данным подразделением не занимался.

Наконец воспитательная лекция была завершена, подводя итог, лейтенант задал вопрос:

— Всем всё понятно?

— Так точно — дружно ответили уставшие от ночной воспитательной работы подчинённые.

— Раз всем всё понятно, тогда «отбой». Чего стоите? Команда «отбой» была.

После этих слов стоящий строй как ветром сдуло. Заскрипели стулья и железные кровати от погружающихся на них уставших, сонных военных. Рядовой Синица наконец-то обрел кратковременное счастье, он был уверен что до утра его точно никто не тронет. Через какие-то мгновенья наступила тишина, как будто и не было ночного подъема, лишь Абубакаров скрипел от злобы зубами, лёжа в кровати накрывшись одеялом с головой.

Дождавшись тишины, лейтенанты прошли в канцелярию, где час назад сидел Рязанов за столом и писал свой конспект. Виктор чувствовал, что ситуацию с подчинёнными удалось переломить, но не до конца. В самый критический момент их было двое, но какое было бы развитие, если бы он был один? Мешала мысль, что борьба за авторитет не окончена, скорее всего, в будущем будет как минимум ещё одно подобное противостояние. Лейтенанты, пообщавшись немного на тему произошедшего, решили разойтись по своим спальным местам, до подъема оставалось всего три часа.

…

Каждое армейское утро, за исключением воскресенья, начиналось с зарядки. Летом солдаты выходили строиться на улицу с голым торсом. После доклада сержантов ответственному офицеру о том что не законно отсутствующих нет, подразделения пробегали около трёх километров и возвращались в казарму, что бы умыться и одеться, привести свой внешний вид в порядок. Согласно распорядку дня далее следовал «утренний осмотр», где выявлялись и тут же устранялись недостатки по внешнему виду того или иного военнослужащего. Кроме этого в книгу записи больных записывались те кто неважно себя чувствует, а затем отправлялись к врачу на осмотр в лазарет. Наконец после всего перечисленного следовал завтрак, для солдат это были приятные минуты, именно в это время утолялся голод. Молодой организм требовал пищу и когда он её получал, солдат психологически успокаивался на несколько часов, но часа за два до обеда снова начинало сводить желудок от голода и кроме как о еде невозможно было ни о чём другом думать. Эта проблема беспокоила каждого вне зависимости кто и сколько прослужил, мысли о еде всегда сидят в голове солдата, он с этой мыслью ложиться спать и с ней же просыпается.

В каждой воинской части существовало неписаное правило, оно заключалось в том что молодняк отдавал старослужащим часть своей пайки. Это могло быть масло, хлеб или чай. Салага во избежание конфликта отдавал то что от него требовали, только после этого была какая то степень гарантии, что его не поднимут по среди ночи для разбирательства. Абубакаров не мог упустить возможности набить свой желудок за чужой счёт, каждый приём пищи он собирал дань с вновь прибывших на службу молодых пареньков. Вот и в это утро он подал условный знак рядовому Синице сидящему от него через стол. Этот кивок головы заметил Рязанов мгновенно он оказался рядом для того что бы посмотреть что будет происходить. Тут же смуглый здоровяк подал знак движением одних только глаз чтобы Синица не дёргался и всё съел сам, дабы не выдать его намерений командиру взвода. Попытка обобрать товарища сорвалась, это жутко раздражало нарушителя дисциплины. С появлением молодого лейтенанта в батарее Абубакаров чувствовал дискомфорт и с этим не хотел никак мириться. Он старался скрытно нарушать установленные правила, но с каждым разом становилось труднее это сделать и вот этой ночью он попался. Он уже обдумывал варианты вранья, которыми будет оправдываться перед своим комбатом. Ничего стоящего и убедительного найти пока не удавалось и это беспокоило, злило, лихорадило внутри. Из-за стола пришлось встать не достаточно сытым, его организм привык получать гораздо большее количество калорий.

Одна за другой батареи покидали строем столовую, приближаясь к месту построения всего дивизиона. Времени еще оставалось достаточно до построения на занятия и солдаты после команды сержантов «Разойдись» направились небольшими группами к курилке. Закуривая казённый, вонючий табак вёлся разговор на разные темы: о «подвигах» на гражданке, о похождениях по женщинам, о том какие у кого остались на гражданке не законченные дела, о том кто их ждёт или не ждёт.

Пока военнослужащие ожидали развода на занятия, Рязанов докладывал о ночном происшествии начальнику штаба дивизиона. Весь разговор между начальником и командиром взвода проходил в комнате досуга, двери которой были плотно закрыты.

— Так, значит наш, когда-то молодой, Абубакаров начал пёрышки распускать? — подытожил капитан Каримов.

— Ты своему комбату доложил?

— Нет, он еще не прибыл на службу? — констатировал факт Рязанов.

— Значит, опять опаздывает, вот именно по этой причине в вашей батарее происходят ЧП одно за другим. С себя нужно начинать и только потом требовать что-то от подчиненных — в голосе начальника штаба чувствовалась злоба.

— Ну, ничего, дурь то я из этого индивидуума выбью, я то справлюсь, а вот как с подразделением вашим быть лейтенант? Ведь полная анархия царит. Не в тебе конечно дело. Да что я с тобой разговариваю, ты человек новый и тут вообще ни при чём. Мне твой начальник нужен — Ирик Каримов ходил перед лейтенантом как маятник, раздражаясь всё больше и больше что то обдумывая. Вдруг он встал в центре комнаты повернулся к лейтенанту и буквально заорал ему в лицо:

— Мля, где твой комбат?! Задолбал он уже!

Рязанов понимал, что это эмоции и претензий к нему нет, разведя руками в стороны ничего не смог ответить. Придя в себя от временного помешательства, Каримов вновь обратился к лейтенанту:

— Пошли на построение, может, в строю увидим твоего командира, там и виновника перед строем выведем всем на обозрение, там же объявим наказание.

Выйдя из казармы, они увидели построившийся дивизион. Все офицеры находились рядом со своими подразделениями, командиру дивизиона уже доложили о том что на службе присутствуют все за исключением комбата первой батареи.

Приставив руку к срезу полевой кепки, комдив приказал:

— Офицеры ко мне.

Около пятнадцати человек выстроились перед комдивом в одну линию, едва успев, в строй встали Каримов и Рязанов.

— Где опять черти носят этого Кривошеева? — задал вопрос начальнику штаба комдив.

— Я думаю, что он как обычно опять проспал, если исходить из причин прошлых опозданий. Безответственность, больше мне нечего сказать.

При этих словах Каримов отвернулся от офицеров, показывая тем самым пренебрежение к комбату Кривошееву и его поступку. Капитана тяготила служба с таким комбатом, он этого не скрывал и при случае высказывал своё неуважение лично старшему лейтенанту. Несмотря на внушения которые периодически делались недобросовестному офицеру, его поведение абсолютно не менялось. Всё повторялось изо дня в день.

— У него в батарее ЧП, неуставные взаимоотношения — доложил капитан подполковнику Крайнову.

— Что?!Фамилия негодяя? Кто это такой? — Крайнов буквально закипал от таких докладов, с «дедовщиной» он боролся жёстко. Когда происходили подобные случаи, он незамедлительно наказывал нарушителей. Подполковник потребовал подробный доклад со всеми подробностями от Рязанова, после чего вывел перед строем Абубакарова. Началась комплексная воспитательная работа, начиная от рядового заканчивая офицерами, указывались недостатки и нарушения которые переросли в более серьёзный проступок. Виноваты были все и каждый получил порцию «пилюль». Итогом получасовой беседы было объявление Абубакарову серии нарядов на тяжелую и грязную работу. В связи с отсутствием комбата задача была поставлена Рязанову о выполнении негодяем всех работ и о повышенном контролем за ним. Процедура объявления наказания была завершена, Крайнов хотел было развести всех по местам занятий, как услышал голос Каримова.

— О, нарисовалось красное солнышко! Поглядите на него, даже и не думает пробежаться для приличия.

Длинная, худая, сутулая фигура комбата первой батареи приближалась к месту построения.

— Товарищ старший лейтенант, может быть, вы ускорите шаг? Мы тут вас ожидаем, хоть бы вид сделали спешащего на службу военного — начальник штаба снова раздражался, наблюдая абсолютное безразличие.

Слова капитана подействовали, Кривошеев ускорившись через минуту оказался на одной линии стоящим с младшими офицерским составом.

— Ну что комбат, доигрался? — с ходу задал вопрос Крайнов.

— Ты в курсе, что у тебя ночью молодых поднимают и заставляют стираться старослужащие?

— Да откуда собственно тебе знать? Ты же спишь вместо того что б подразделением заниматься! — Командир дивизиона постепенно делался красным от гнева, выражая своё недовольство. Он встал напротив старшего лейтенанта, жестикулируя руками задавал один вопрос за другим:

— Что Вам помешало явиться на службу вовремя?

— Я допоздна занимался журналами батареи, нужно было исправить недостатки, на которые указал начальник штаба, в результате поздно лёг спать и проспал.

Кривошеев виновато косился на подполковника, ожидая новую порцию гнева. Поспешив перехватить инициативу в разговоре решил сам задать вопрос:

— Разрешите узнать фамилию, кто заставлял стирать вещи? Это была фатальная ошибка.

— Что?! — взорвался Крайнов.

— Это я должен задавать тебе подобные вопросы! Ты обнаглел что ли или переспал лишнего?! Крайнов уже задыхался от злости, его трясло, мало того что комбат не контролировал подчинённых он ещё задавал глупые вопросы. Взяв себя в руки, командир дивизиона ледяным голосом обратился к Кривошееву:

— Значит так, ставлю Вам задачу, провести расследование по поводу происшествия, все материалы к 18:00 у меня должны лежать на столе. Вам ясно?

— Так точно! — выдохнул комбат.

— Я Вас лично больше не задерживаю, идите, занимайтесь расследованием и не забудьте — личный состав не должен быть брошен, все запланированные мероприятия с батареей должны быть проведены согласно расписания и распорядка дня.

Кривошеев тут же отправился выполнять указания начальника испытывая некоторое облегчение от того что экзекуция была окончена. Офицеры стоящие в строю сопровождали уходящего осуждающими взглядами. Комбатом первой батареи, старший лейтенант Кривошеев был назначен два года назад и за весь период не проявлял себя с лучшей стороны. У Крайнова не было выбора кандидатов на данную должность, низкая зарплата вместе с высокой ответственностью делали свое дело, офицеры, не успевая поступать на службу, один за другим писали рапорта на увольнение. 2001 год стал особенно критическим, катастрофически не хватало кадров, молодые лейтенанты бежали из армии и удержать или заинтересовать их было нечем. В строю оставались единицы, да и то мало кого можно было назвать образцовыми. От безвыходности ситуации был назначен на должность комбата Кривошеев. Вновь назначенный комбат знал — что бы ни случилось, какое бы нарушение не произошло, как бы он ни выполнял свои обязанности, ему абсолютно ничего не грозит. При острой нехватке кадров никому и мысли в голову не придёт его уволить, поэтому по службе не особо напрягался. В армии среди офицеров такое отношение к своим обязанностям называлось «отбыть номер».

Развод закончился, солдаты занимались обучением на технике, как и было запланировано. Военная жизнь части продолжалась, наряд по столовой кружился как пчёлы, кто то на свежем воздухе чистил картошку, кто то выносил отходы. На заднем дворе хозяйственного блока прапорщик по прозвищу «Бацила» сидел на бревне срубленного недавно сухого дерева. В его руках вертелся обрубленный черенок от лопаты, это зрелище напоминало тренировку восточных единоборств. Черенок вертелся умело и быстро, чудесным образом описывая траекторию нарушая законы физики. Сам Бацила был небольшого роста, худощавый и жилистый, бритая голова и фикса делала его похожим на зэка, хотя в тюрьме никогда не сидел. Помимо внешнего облика уголовника у прапорщика был еще шипящий голос, когда он разговаривал с каким-нибудь солдатом, последний при разговоре впадал в гипноз. Бацила как кобра гипнотизировал свою жертву заговаривая с ней, солдаты испытывали при общении только страх и переставали соображать, поэтому при разговоре несли обычно чушь, которая очень злила прапорщика. Совершенно не ставилось целью вводить солдат в такое состояние, но внешность была слишком пугающей. Метрах в трёх от тренирующегося стояла походная полевая кухня покрытая сажей и грязью. Верхом на этой кухне с тряпкой в руках сидел Абубакаров, он судорожно оттирал грязь прилипшую с внешней стороны. Наказанный не был исключением, он жутко боялся Бацилу и мечтал только о том, что бы тот молчал и не заговорил с ним.

— Чего ты возишься солдат?! — зашипел Бацила.

— Тряпку чаще мочи и двигаться нужно энергичнее, если так будешь мыть — кухню вымоешь только через три дня! Мне начинают надоедать твои бестолковые телодвижения! Ускорься солдат!

Абубакаров от страха начал нервно дергаться, со стороны было похоже, что у него начался припадок. Рука с мыльной тряпкой нелепо соскользнула с крышки большого термоса и наказанный покатился вниз увлекая за собой ведро с мыльным раствором. Через секунду он лежал уже на земле весь в мыльной пене.

Бацила подбежав к рядовому, схватил его синей костлявой рукой, невероятной силой потянул за шиворот, приведя его в вертикальное положение, и зашипел в ухо:

— У нас нет трёх дней солдат и мыльного раствора тоже больше нет, а есть только вечер переходящий в бессонную ночь. Если ты не будешь спать, то меня это мало интересует, но в таком случае я тоже не увижу койки и вот это меня нервирует. Не доводи меня до греха родной, поверь, я очень не хочу воздействовать на тебя физически. Поспеши за водой и начинай качественно и быстро устранять грязь.

Магия сказанных слов подействовала моментально. Абубакаров самолетом слетал за водой и завёлся пчёлкой вокруг кухни. Тряпка без мыльного раствора летала по стальной поверхности наводя странным образом чистоту. Едва закончился день, виновник на дрожащих от усталости ногах появился в казарме, где нос к носу столкнулся с Каримовым. Результатом этой встречи была получена новая задача — мытьё туалета до полного блеска. Положение отягощалось ограниченным количеством времени за которое нужно представить блестящий сортир начальнику. Абубакаров нисколько не меньше Бацилы боялся Каримова. Начальник штаба в гневе превосходил любого офицера части поэтому злить его было опасно. Даже если собрать всю часть и поставить в противовес, то Каримов выиграл бы по всем параметрам, его превосходство было прежде всего психологическим, интеллектуальным, а так же физическим. Он был среднего роста, мощный торс слегка начал заплывать жирком, но горе тому кто в этом видел физический недостаток и решал опробовать свои силы на нём. В прошлом Ирик Каримов был десантником поэтому физическая подготовка была на высоком уровне. Младшие офицеры гадали каким образом Ирик попал в реактивную артиллерию, спросить об этом напрямую было не удобно, да и ответа могло не последовать, так что этот факт из жизни начальника штаба оставался загадкой.

Пройдя в свою канцелярию Ирик ждал вечернего доклада комбатов о том что поставленные задачи на день выполнены. Открыв окно он уселся на свой стул стоящий возле рабочего стола на котором стопой лежали проверенные журналы батарей, тут же лежал исписанный наполовину ежедневник в котором отражались все моменты требующие внимания касающихся службы. В дверь постучали и вошли один за другим комбаты, вместо Кривошеева вошёл Рязанов.

— Где комбат? — сразу был задан вопрос командиру взвода.

— Представляет комдиву результаты расследования ночного происшествия — отрапортовал Рязанов.

— Хорошо, начнём без него, не велика потеря. Все поставленные задачи на день буду спрашивать с тебя лично. Готов ответить?

— Так точно — твердо ответил молодой лейтенант.

— В таком случае начнём.

Лёгкий летний ветерок колыхал казённые шторы висящие за спиной Каримова, разговор вёлся между сидящими за столом. Выслушав доклады командиров, Ирик заговорил о предстоящем полевом выходе, он напоминал комбатам о том что нужно проверить имущество которое понадобиться: палатки, настилы, топчаны, инструмент, требовалось подготовить технику. Нужно помимо прочего решить, кто из солдат останется в части для несения нарядов, планировалось подготовить списки фамилий. Горючее было отдельной темой, его должно было хватить на полтора месяца, перебоев не допускалось, путёвки на технику требовалось привести в порядок. Обеспечение продовольствием так же требовало внимания, полевая кухня должна была работать исправно и кормить весь лагерь.

Совещание было окончено и начальник штаба распустил командиров. Последним выходил Рязанов, не успев переступить порог, он услышал голос Каримова.

— Стоять лейтенант! С тобой я не закончил.

Убрав ногу с порога Рязанов закрыл дверь и вернулся к столу. Ирик внимательно смотрел на подающего надежды командира, его левую бровь пополам делил тонкий шрам, восточные глаза внимательно оценивали Рязанова — стоит ли вести с ним серьёзный разговор. Пауза затянулась, командир взвода не решался её нарушить. Каримов потянулся рукой к сейфу стоящему с боку от него и достал оттуда бутылку водки, поставив её на стол обратился к ожидающему:

— Чего встал? Садись, разговаривать будем.

Тут же на столе появились гранёные стаканы, буханка хлеба и банка тушёнки. Рязанов смотрел на скудный набор предметов для предстоящего разговора и не понимал какая тема будет подниматься. Он пытался угадать но ответов не находил, вертелась одна мысль в голове «Накосячить вроде бы нигде ещё не успел». Разлив водку по стаканам, Каримов опрокинув содержимое внутрь, закусил тушёнкой. Рязанов повторил за начальником все действия и поставил пустой стакан перед собой.

— Продолжаем разговор — выдохнул наконец Ирик.

— Видели бы сейчас нас с тобой родители этих солдатиков — Ирик тыкал пальцем в сторону двери.

— Ууух они бы завопили — «Офицерня пьёт в казарме, а потом наших мальчиков идут воспитывать — кошмар. Их уволить всех надо, а лучше судить.»

— Ууух что бы началось… Да, лейтенант?

Рязанов молчал не понимая куда Каримов клонит.

Дело было в том, что за два часа до совещания к нему в кабинет ворвалась неадекватная мамаша одного из рядовых. Её сын проходил службу в одной из батарей дивизиона и жаловался ей на то что ему не хватает еды. Каримов пытался успокоить мамашу, объяснял что нормы питания в среднем для всех одинаковы, но если её сын ростом под два метра, то ему положена порция больше и этот вопрос он возьмет на контроль. Все старания вернуть истеричную женщину в нормальное состояние были тщетны, Каримов вспотел и покраснел от внутреннего напряжения, лояльность ничего не дала. Женщина не слушала, лишь продолжала обвинять и оскорблять всех чья фамилия была ей известна, крики были слышны на улице, не смотря на то что дверь в канцелярию была закрыта. Она стояла перед Каримовым и требовала, требовала, требовала. Когда чаша терпения переполнилась капитан набрал воздуха столько сколько было возможно и заорал в лицо:

— Вон из воинского подразделения!!! Посторонним здесь категорически запрещено находиться!!!

Женщина замерла, попятилась назад, на этот раз тихо объявила что идёт к командиру части и исчезла за дверью. Не успела дверь закрыться как начальник штаба с красным лицом от злости распахнул дверь и кинулся к КПП. Добежав до него, выволок дневальных за шкирку, тут же построил и в нецензурной форме прочитал лекцию о пропускном режиме. Пока чуть не плачущие солдаты слушали капитана, начальник КПП прапорщик лет тридцати, прятался в комнате отдыхающего наряда. Ему было сложно объяснить Каримову, что не пропустить истеричку у него не получилось, она визжала и тянула к нему руки, пыталась изо всех сил выцарапать ему глаза. Теперь он тихо сидел под окном и слушал отборный мат старшего начальника. После того как Ирик выпустил пар ему удалось взять себя в руки и вернуться в казарму, но в душе где то глубоко бушевал пожар и молнии били в мозговую подкорку.

— А знают ли они, что некоторые их сыночки потенциальные уголовники, а? Если бы у меня была видеокамера я бы такого им наснимал, а после устроил для них кино показ. Я тебя уверяю, что мамаш выносили бы без чувств из этого кинозала. Хотел бы я пообщаться с отцом Абубакарова, только он почему-то сюда не едет. Интересно по какой причине? Ему что безразлична судьба сына? Лично я направлял ему три письма, а ответа всё нет и нет.

— Комитет солдатских матерей создали — ха… Чего они хотят? Превратить армию в детский сад? Армия место для мужчин, тут нет места соплям. Женщинам не стоит сюда совать свой нос, а то так и до развала не далеко. Да лейтенант? — Ирик возбуждённо ходил взад вперёд перед командиром взвода.

Рязанов продолжал молча сидеть, в голову ударил алкоголь, приятное тепло разливалось по всему организму, вместе с тем он продолжал внимательно слушать Каримова.

— Ты знаешь, что сейчас ходят разговоры об отмене гауптвахты? Нет? А куда я буду сажать таких как Абубакаров? Его получается и арестовать будет нельзя? А подобных ему куда деть, как воспитывать?

— Я ничего такого не слышал, даже не знаю что сказать — впал в ступор лейтенант.

Видимо сказанное не закрепилось в сознании поэтому пропустив слова мимо ушей начальник штаба продолжал изливать душу.

— Ну-ка скажи мне, нужна ли дедовщина в армии или нет? — неожиданно задал вопрос Ирик сидящему напротив захмелевшему Рязанову.

— Нет. Это неуставные взаимоотношения они запрещены уставом.

— Ну и дурак. Смотря какая дедовщина. Если такая которая случилась сегодня ночью, то однозначно нет. Стирать чужие вещи это гадость, калёным железом буду выжигать это явление. Существует другого рода дедовщина, сейчас объясню какая. Наливай, я что ль должен следить за стаканами.

Рязанов обновил розлив. Снова выпили, закусили. Отправив горячую жидкость внутрь Ирик крякнул, ему становилось жарко, сняв китель он повесил его на спинку стула. Оставшись в майке начальник продолжил объяснение:

— Представь что в армии полностью искоренили дедовщину, нет её, всё кончилось. Кто будет обучать молодых солдат? Заметь что у всех разные должности: водители, командиры отделений, наводчики, топогеодезисты. Ты что ли будешь со всеми нянчиться? Тебя на всех не хватит физически. Занятия конечно провести не проблема, а ты им в голову вложи знания так что б они поняли. Не сможешь как ни старайся, поэтому нужен каждому наставник — «дедушка «который передаст опыт молодому. Именно он будет заставлять лазить по технике салажёнка крутить гайки, таким образом у нас постоянно будет подготовка на высшем уровне. Только без мордобоя. Понятно?

— Теперь понятно. В таком случае я согласен.- Рязанову нравился разговор, для себя он открывал что-то новое в службе и в отношениях между людьми.

Каримов встал со стула, подошёл к окну, его взгляд устремился вдаль, будто кого-то искал там. С наружи доносился бой барабана, слышался строевой шаг чеканивший несколько десятков человек, заканчивался развод наряда. Вдруг Начальник штаба резко обернулся склонился над Рязановым сжал перед его лицом кулак и с раздражением произнес:

— Не нравиться мне Кривошеев, я бы его поганой метлой выгнал. Да, да я про твоего комбата говорю хотя и не должен этого делать, с младшим обсуждать старшего. Но тут исключительный случай, его не уважают подчинённые да и ему самому всё равно, отбывает номер. Я буду ходатайствовать о твоём назначении на его должность.

— Да я всего-то в части три недели — вскочил с табурета Рязанов.

— А это ничего страшного, от тебя больше пользы за эти три недели чем за два года от Кривошеева. — привёл веский аргумент Каримов.

— Если заняться этим вопросом сейчас, то пройдёт гораздо больше чем три недели. Думаю запросы с других частей могут прийти через пол года, вот тогда то и отправим в какую ни будь часть этого Кривошеева, это вопрос времени. — Ирик вернулся обратно к своему стулу сняв со спинки китель начал одевать его.

— Так не бывает что бы через пол года становились на должность комбата, у меня опыта нет. — пытался возразить Рязанов.

— В этой части всё бывает, у нас кадровый голод. — таким образом начальник штаба на этой теме поставил жирную точку. Вопрос был решён. Ещё никто ничего не сделал, но в пространстве чувствовалось что машина закрутилась и у лейтенанта начался стремительный карьерный рост.

— Через 20 минут сюда постучится Абубакаров и доложит о том что сортир надраен до белизны, в этом я не сомневаюсь ни сколько. Поэтому нам нужно сейчас удалиться до его прихода. — сообщил Каримов.

— Так надо же проверить, а если он обманет? — поспешил с выводом Рязанов.

— Не обманет — твердо заявил Ирик, он был уверен в своих словах и на то были свои причины.

— Махнем ещё по одной и по домам, в таком состоянии нельзя показываться на глаза подчинённым, с нас брать пример должны, а он должен быть только положительным. — обучая лейтенанта Каримов сам разлил по стаканам новую порцию. Они выпили, как положено закусили и направились к выходу. Выйдя из казармы офицеры направились к КПП. Шли молча и думали каждый о своём.

Рязанов не знал, что около полугода назад Каримов случайно ночью зашёл в казарму надеясь обнаружить там тишину и порядок. Каково же было его удивление когда он увидел в одном из окон горящий свет. Поспешив разобраться, офицер зашёл в расположение первой батареи. После увиденного его затрясло от злости.

Старослужащий по фамилии Кабанов лежал в полном обмундировании, в сапогах на кровати, все солдаты небольшого кубрика «сушили крокодила», в числе этих солдат был молодой ещё Абубакаров. Каждый солдат руками опирался на верхнюю душку кровати, а носками ног на нижнюю. Два ряда таких крокодилов контролировал Кабанов, молодежь не имела права задирать пятую точку слишком высоко для облегчения страданий. Слышалось пыхтение и стоны от напряжения тел, падать было нельзя, была вероятность жестокой расправы «Кабаном». В конечном итоге кто-то всё равно падал, в этом и был смысл всей процедуры.

— Что происходит?! — задал вопрос Каримов.

Обнаглевший к тому времени Кабанов не вставая с кровати, заявил:

— Крокодилов сушим, провожу воспитательную работу.

Левый глаз Каримова нервно задёргался, это был признак бешенства, его глаза заволокло пеленой. В таком состоянии он переставал себя контролировать и остановить его было не возможно. Приказав сушившим крокодила встать, Ирик схватил лежащего Кабанова за шиворот и поволок к себе в канцелярию. Это было похоже на паука схватившего добычу и уносившего в свое логово. Дверь канцелярии за ними закрылась и оттуда послышался грохот падающей мебели, глухие удары и стоны Кабанова. Весь этот шум продолжался около пяти минут. Те кто сушил недавно крокодилов столпились у двери и слушали что там происходит. Стоны Кабана доставляли наслаждение, справедливость торжествовала.

После избиения солдата Ирик зашёл в дежурную часть поинтересоваться чем же был занят заступивший в наряд Кривошеев. Вместо несения службы он просто спал. На утро последовало разбирательство инцидента результатом которого был сделан выговор комбату и начальнику штаба за избиение подчинённого.

Абубакаров хорошо помнил как наводил в канцелярии Каримова порядок после ночного погрома. Стол и шкаф были забрызганы кровью Кабанова, сам он лежал в лазарете с разбитым носом и губами. Ирик старался бить ладонями понимая что в ярости может убить, но и в этом случае оказался перебор. После этого происшествия он дал себе слово не трогать никого руками, воздействовать только психологически и только согласно устава. В то же время понимал что стоит его спровоцировать и ярость вспыхнет с новой силой. Как бы то ни было, история осталась в прошлом и пока подобные с ним вещи не повторялись.

…

Через две недели дивизион совершил марш протяжённостью 12 километров, который входил в программу полевого выхода. Три батареи и взвод разведки разбили палаточный лагерь на берегу искусственного водохранилища. Начались полевые занятия, в них задействовалась боевая техника и тренировки на ней.

Все бойцы были на виду и какое-либо нарушение или ЧП было невозможно на данном этапе службы. Каждый был занят своим делом и в целом солдаты были довольны жизнью на природе, вдали от воинской части. Полевая кухня работала качественно, продукты не разворовывались, завтрак, обед и ужин были сытными и имели вкус, всё готовилось на открытом огне. День за днём лагерь жил своей размеренной жизнью пока не наступил тот самый день, когда Каримов решил провести зарядку с личным составом дивизиона.

Зарядка прошла организованно и нареканий не возникло ни к солдатам, ни к ответственным лицам. После трехкилометровой пробежки солдаты спешили к умывальникам стоящим в тени деревьев. Каримов наткнулся на рядового Синицу случайно, боец мог бы пройти мимо и в этом случае спокойная жизнь продолжалась. Благодаря своей внимательности Ирик увидел красную отметину на груди солдата, она была величиной с монету.

— Стой боец! Ко мне!

Синица подошёл, его полотенце висело через плечо таким образом, что закрывала красное пятно.

— Что это у тебя на груди? — задавая вопрос Ирик сдернул полотенце с плеча оголив прикрытое место.

— Это меня ночью кто-то укусил… я не знаю… я спал — еле слышно произнёс рядовой.

— Да нет, это не укус. Не похоже на укус, у тебя какой-то волдырь.

И в самом деле на груди, вблизи можно было рассмотреть красный пузырь. Спустя пять минут офицеры первой батареи столпились около солдата и делали свои выводы не забывая задать вопрос Синице. На все вопросы он отвечал одинаково: «Спал, ничего не чувствовал.» Как всегда первого осенила мысль начальника штаба:

— Это же ожог! Кто его тебе сделал?

Синица продолжал твердить тоже самое как заведённый, тем самым вызывая ещё большее подозрение к своей персоне. Разбирательство затянулось, а внятного ответа от рядового было не добиться. Дивизион наблюдал как возле Синицы собрался весь младший офицерский состав во главе с Каримовым. Видно было как люди в военной форме что то активно обсуждают, периодически обращаясь к рядовому что то требуя от него. Вдруг от скопления людей отделился прапорщик Бацила и направился к подразделениям. Ожидающий строй вздрогнул и замер, наступила тишина, в этот момент можно было услышать полёт шмеля.

— Дивизион! — зашипел Бацила.

— По местам занятий…

По этой команде сержанты вышли вперед, все движения были отточены и синхронны, не было заметно ни одного изъяна в элементах строевой подготовки.

..шагом марш! — закончил Бацила.

Строи батарей двинулись к учебным точкам. Каждая батарея приближалась к своим боевым машинам поднимая клубы пыли с грунтовой дороги. Солнце поднялось достаточно высоко и жгло своими лучами заставляя оголенные участки тел бойцов краснеть. Тела солдат потели, назойливые, летучие насекомые доставляли огромный дискомфорт и раздражали своей прилипчивостью. Каждое отделение дойдя до своей техники рассыпалось по штатным местам согласно расчета. Наводчики встали у панорам и заскучали, ожидая своих комбатов. Заряжающие старались спрятаться в тень за пакетом боевой части машины куда заряжались снаряды. Жара выпивала силы, а чуть вдали блестела водная гладь искусственного водохранилища, оно манило своим блеском и слабо доносящимся звуком плеска волн. Все это напоминало пытку, каждый мечтал плюхнуться в воду, насладиться этой прохладой, забыть хоть на мгновенье о службе. Жажда мучила, рты и губы пересохли, язык прилипал к нёбу. У каждого бойца с боку издевательски висела фляжка полная воды, воду никто не пил, от жары и солнца она в ней нагревалась до состоянии кипятка, выливать её запрещалось во избежание обезвоживания или другого несчастного случая. Техника безопасности требовала постоянного её наличия.

Время шло, а командиров все не было видно, толпа военных переместилась в палатку первой батареи. В палатке, среди аккуратно расставленных в два ряда топчанов с матрацами, офицеры обсуждали причину возникновения ожога на теле Синицы. Одна версия сменяла другую и тут же отметалась. Пока вёлся жаркий спор лейтенант Рязанов незаметно вышел наружу и направился к умывальникам. Там в тени деревьев сидел на корточках рядовой Синица и тихо плакал, он не заметил как сзади подошёл его командир взвода и положил руку на плечо.

— Ни какой это не укус. Мы же с тобой это понимаем. Кто это с тобой сделал? Его нужно наказать. — Рязанов говорил спокойно стараясь убедить, в то же время чувствуя что ничего у него не выходит.

— Это сделал сержант Галлиулин? — спросил осторожно командир взвода.

В ответ Синица отрицательно мотал головой.

— Может Иванов, он всегда над тобой шутил? — предположил Рязанов.

Синица вновь помотал головой.

— Абубукаров? — после произнесенной фамилии лейтенанта осенило, он попал в точку. От этой мысли стало нехорошо на душе. « Как же так получилось, что Абубакаров совсем вылетел из головы? Ну конечно это его рук дело» — продолжал обдумывать последний вариант командир.

После произнесенной фамилии Синица вдруг прекратил плакать, твердо произнес «нет», абсолютно не понимая, что такой реакцией выдал мерзавца. Сомнения Рязанова окончательно развеялись:

— Ты успокойся и главное глупостей никаких не наделай. Я помогу тебе, обещаю. Посиди пока тут.

Командир взвода буквально ворвался в палатку где велся жаркий спор офицерами, подошёл к Каримову и выдохнул:

— Абубакаров.

В палатке вдруг все замерли, повисла тишина, каждый обдумывал как Абубакаров может быть связан с Синицей. Возможна ли его причастность к происшествию?

— Ты уверен что это он? — Каримов поднялся с топчана.

— На сто процентов!

Начальник штаба оценивающе смотрел на Рязанова, «Можно ли доверять этим словам?» не давала покоя мысль.

— Вот что мы сделаем господа офицеры, сейчас снимаем батарею с занятий и начинаем её гонять до полного изнеможения, до тех пор пока не будет известна фамилия этого гада. Делайте что хотите: пяти километровый кросс в полной амуниции с одетыми противогазами. Если мало пяти километров значит пробегите десять. Если и этого мало, то до заката, до бесконечности мля, но фамилия должна быть.

Повернувшись к Кривошееву Каримов задал вопрос:

— Тебе всё ясно?

— Ясно — на удивление бодро ответил комбат.

Спустя минуту палатка опустела, командиры разошлись по своим подразделениям. Рязанов с Кривошеевым построили первую батарею в полном составе. Вернулся наряд с кухни он был заменён на солдат с других батарей. Рядовой Синица тоже стоял в строю, он был подавлен. Чувство вины не давало покоя, из-за случившегося ЧП фигурантом которого являлся не кто-нибудь, а именно он. Стоящие в строю молодые люди понимали, что возвращение наряда и снятие с занятий это плохой знак. Все ждали слов комбата, какую плохую новость он произнесет.

Яркое солнце жгло своими лучами, этот жар проникал через обмундирование, ноги в сапогах прели, по лицам стекал пот. Одно нахождение под палящими лучами было похоже на кару небесную. Сумки с противогазами висели у каждого через плечо, их лямки неприятно впивались в тела. Солдатские ремни с железными пряжками доставляли дополнительный дискомфорт, эти ремни стягивали кителя преграждая попадание легкого ветерка под одежду. Трава под ногами сохла и желтела от палящего зноя.

— Товарищи солдаты… — обратился к своим подчинённым Кривошеев — … сегодня в нашей батарее опять произошло ЧП. Физическому воздействию вновь подвергся рядовой Синица. Мне нужна фамилия того негодяя, который издевался над ним. Можете не рассказывать мне, что вы все спали и ничего не видели. Одним коллективом вы все проживаете в одной палатке, вместе спите под одной крышей, вместе находитесь на занятиях, вместе питаетесь на кухне. Я ни за что не поверю что этих издевательств никто не видел и не слышал. Итак, все уже поняли, что я знаю, что батарея прекрасно понимает о каком происшествии идет речь и стоящие в строю отлично знают фамилию негодяя. Даю время на раздумье как виновнику так и свидетелям данного поступка, если ответа от вас не услышу то мы начнем физическую тренировку под этим палящим солнцем. Подразделение будет бегать до тех пор пока не выдаст этого урода. Я каждому предлагаю задуматься о том, что эта сволочь мешает всем спокойно жить. Сейчас мучиться из-за него несправедливо.

Стоящие в строю жадно впитывали слова понимая что никто не выдаст фамилию, не потому что боится того кто издевался над Синицей, а только из-за того что ни кто не хотел быть стукачом. Стукач — позор на весь срок оставшейся службы. Со стукачом не общаются, проходя мимо стукача каждый имеет право его пнуть, дать леща или что-то отнять. Всеобщее презрение и лишение нормального человеческого общения ждало того кто выдаст фамилию — таковы неписанные правила мужского коллектива. Даже если человек сволочь, коллектив должен с ним разобраться сам, но выдавать его было против правил.

Время шло, строй упрямо молчал. Рязанов внимательно наблюдал за Абубакаровым, за его манерой поведения. Тот стоял сливаясь со всеми, с таким же недовольным выражением лица, он абсолютно не выделялся на общем фоне.

— Ну что ж ребята, сами этого захотели. Хотите помучиться — имеете право — не дождавшись фамилии произнёс Кривошеев.

— Батарея! Газы!

По этой команде все как один стащили со своих голов полевые кепки, зажали их между колен, с закрытыми глазами схватились за противогазные сумки.

— Отставить! Медленно товарищи солдаты, очень медленно! — констатировал факт Кривошеев. Команда «Газы» повторилась несколько раз, батарея не укладывалась во временной норматив.

— Иванов, Потапов, Абубакаров — вы тяните подразделение назад, из-за вас батарея не укладывается в норматив. Вам троим команда… — последовала длинная пауза, Кривошеев ждал момента чтобы застать врасплох отстающих.

… -Газы!

Трое солдат замешкались, спохватившись противогазы были надеты. Слышалось тяжелое дыхание, круглые стекла моментально запотели, глаза подчинённых скрывал белый налет.

— Долго, очень долго одеваете. Двадцать раз отжаться — скомандовал комбат.

Три мокрых тела приняли упор лёжа и начали процесс отжимания не снимая противогазов. Последний жим дался тяжелее всего Потапову. Определился физически слабейший солдат.

— Это была только разминка, самое интересное впереди — прокомментировал Кривошеев.

Далее последовала серия команд, вся батарея продолжала тренировку, каждый раз одевание происходило быстрее и быстрее. Кривошеев с Рязановым договорились, что каждый будет бегать с подразделением приблизительно по часу сменяя друг друга. Первым контроль пробежки взял на себя комбат. По команде «Бегом марш» подразделение поднимая клубы пыли удалялось от полевого лагеря. Выполнявшие занятия на учебных точках бойцы сочувственно смотрели удаляющимся товарищам в след. Ни один не пожелал бы врагу такого кросса под жарким солнцем. Каждый в душе радовался, что он не служит в первой батарее, что судьба его забросила в другое подразделение.

Вдруг вдали показался красный «жигулёнок», средней скоростью он приближался к лагерю проезжая по той же грунтовой дороге что бежало подразделение в противогазах. За рулем машины сидел командир дивизиона, возвращаясь из штаба части на личном авто он совсем не ожидал увидеть бегущий строй солдат в то время как те должны заниматься на технике. Два клуба пыли приближались на встречу друг другу. Наконец они встретились, остановились, немного постояли и продолжили движение каждый в свою сторону. Автомобиль поехал намного быстрее после встречи с бегущими, его подбрасывало и мотало из стороны в сторону, а клубы пыли обильнее вылетали из под колёс. «Жигулёнок» остановился возле встречающего его Каримова, из открытого окна показалось красное, злое лицо Крайнова:

— Опять?! Да твою мать! Ирик, сколько ещё это будет продолжаться?! Мне на доклад отлучиться совсем нельзя! Не успел я доложить командиру части, что в дивизионе всё без происшествий как на тебе, получи!

Комдив вышел из машины в сердцах громко хлопая дверью. Несмотря на то что Крайнов очень уважал своего начальника штаба, не кричать он в этой ситуации не мог. Каримов был его надеждой и опорой, он ему полностью доверял. Любая поставленная задача Ирику выполнялась вне зависимости от её сложности, казалось невозможного для Каримова не существует. Единственное чего нельзя было предугадать так это случаи происходящие между срочниками: получение травм или неуставные взаимоотношения, коротко неуставняк, происходили спонтанно.

— Ты представляешь последствия если солдат «вздёрнется»? — Крайнов ладонями махал перед лицом Каримова.

— Вот сегодня ночью возьмёт и «вздёрнится» или убежит и что ты будешь делать? Нам всем такой пистон вставят, на всю жизнь запомним! Делай что хочешь мля, а фамилия этой мрази максимум к вечеру должна быть! — комдив метался из стороны в сторону, злоба кипела в нём, казалось его лицо вот-вот вспыхнет от красноты.

— Меры приняты… нужно немного времени… вы же видели бегущий строй… фамилия будет, даю слово. — Ирик машинально выдавал информацию стараясь не принимать близко к сердцу сказанные слова. Всю тяжесть ответственности он прекрасно понимал.

— Бардак в моём дивизионе, бардак! — сделал вывод Крайнов. Сплюнув со злобой он направился к учебным точкам проверить как в батареях проводятся занятия.

…

Кроваво красное солнце приближалось к линии горизонта, наступил вечер тяжелого дня, измождённый строй бежал по протоптанной им же дороге вокруг лагеря. В бегущем строю угадывались человеческие лица, эти лица были покрыты грязью, от пота пыль наслаивалась друг на друга превращаясь в толстую корку, форма почернела по той же причине. Старшина Бацила шипел заставляя прибавить шаг, изредка он останавливал строй для того что бы спросить фамилию виновного в «неуставняке.» Батарея продолжала молчать, ни кто не мог произнести ни слова, страх стать изгоем был сильнее. У солдат не было сил бежать, поэтому они просто брели изображая бег, отжиматься они тоже не могли, вместо отжиманий бойцы ложились и вставали.

— Сегодня не будет фамилии — подытожил Каримов глядя на стрелки часов. Приближалось время ужина, солдат нужно было накормить.

— Веди солдат к водохранилищу, пусть помоются и идут на ужин — обратился Ирик к Кривошееву.

— Завтра начинаем всё сначала, если день ничего не дал это не причина отступить. Пусть знают, что беготня не кончится пока не будет фамилии — с этими словами начальник штаба удалился в сторону полевой кухни проверить качество приготовленной пищи.

Спустя час первая батарея сидела на траве с горячей кашей в котелках. Только что искупавшиеся в водохранилище бойцы сидели и стучали ложками о котелки зачерпывая их содержимое и отправляли в голодные рты. Обжигаясь они проглатывали не успевшую остыть кашу в свои желудки, молодой организм требовал калорий. Было потрачено много энергии поэтому кто-то ел лёжа на траве, сил сидеть не осталось. Тут же рядом сидели и ужинали их командиры, которые тоже выглядели уставшими. Эта усталость была не только физическая но и моральная, результата пробежка пока не принесла. Рязанов глядел на вытоптанную батареей траву и пытался понять, когда Абубакаров сдастся и сдастся ли вообще. Сколько еще сможет продержаться батарея? Один из главных вопросов мучил его сильнее других: «Почему Каримов не поверил ему?»

Время летело быстро, ночь опустилась на водную гладь водохранилища, она опутала палаточный лагерь, обволокла своей темнотой и тишиной. Сверчки завели свою трель, где то кричала ночная птица, лишь наряд не спал выполняя обязанности службы. Снаружи на палатке первой батареи были развешаны мокрые кителя и штаны их владельцев, они были пропитаны потом насквозь. Сушить белье было негде и бойцы заботливо развесили свою форму где это было возможно. Командование пошло на уступки подчинённым, нарушая тем самым внешний вид лагеря. Неумолимо приближался подъём. Первая батарея ещё не знала о том, что тренировки не закончились и будут продолжены с раннего утра, солдаты ошибочно предполагали что всё кончилось, их не сломили и командиры сдались. Каково же было удивление когда их лично поднял начальник штаба и побежал с ними вместе. Зарядка длилась дольше чем для остальных подразделений, не успев полностью восстановить силы за ночь, бойцы быстро вымотались. Ещё было только утро, а бывший вдвэшник задал такой темп, что к завтраку военные волочили ноги. Эстафету принял у Каримова Рязанов, вместо занятий на технике продолжалась тренировка с противогазами с кроссом, прыжками и отжиманиями. Снова палило солнце истощая силы людей в форме. Возникло ощущение, что не было никакой ночи, а вчерашний день продолжается и ему нет конца. Менялись командиры лишь строй бессменно, без отдыха наматывал круги вокруг лагеря, противогазы приросли к лицам, их запрещалось снимать. От изнеможения люди падали, вставали и снова падали, ноги не могли удерживать тела. До обеда оставалось чуть больше часа. Каримов наблюдая что солдаты уже не бегут, а почти ползут решил изменить тактику.

Всех уставших и грязных завели в палатку, дали по листку бумаги и ручке в руки, усадили на топчаны. Прапорщик Бацила зашипел рассказывая что нужно сделать с листками бумаги:

— Уважаемые военные, сейчас каждый возьмёт и напишет фамилию этой сволочи из-за кого вы второй день страдаете. Если листки будут чистыми, если вы ничего не напишите, тогда мы продолжим бегать, прыгать, отжиматься в противогазах, бесконечно, до тех пор пока мы не узнаем фамилию. Вам нужно понять, что фамилию мы узнаем в любом случае, поэтому не советую тянуть время.

Подождав немного Бацила снял свою кепку и начал обход бойцов. В кепку летели аккуратно свёрнутые бумажки. После того как кепка наполнилась, Бацила оставил её на топчане, батарею вывел из палатки и распорядился ждать пока не будет ясен результат. Солдатский строй ждал развития событий, а в это время в палатке Каримов с офицерами одну за другой разворачивали маленькие бумажные клочки.

— Пусто… пусто… опять пусто. — разворачивая скрученные листки сообщал начальник штаба офицерам жадно ждущих результата.

— Девять, хм… почему девять? Что это значит? — глядя на клочок бумаги задался вопросом Ирик.

Мелкий клочок пошел по рукам офицеров сидящих в палатке, на этом листке ручкой была выведена цифра девять, для точности номера была поставлена рядом точка, что давало понять что это не цифра шесть. Никто не мог понять что это могло означать и кто это написал. Кепка Бацилы опустела, все клочки бумаги были развёрнуты и пусты за исключением клочка с цифрой девять.

— Нет, так дело не пойдёт. — отрезвил всех Каримов.

— Мы так долго гадать будем. Сейчас каждый берет себе по пять человек и начинает по очереди разговаривать с каждым. Я думаю хватит ума как людей разговорить? Кто что видел, слышал и так далее.

Офицерский состав потянулся к выходу спеша выполнить указание начальника. Рязанов остановился у центрального столба палатки ожидая своей очереди чтобы выйти. Его взгляд упёрся в список висящий на столбе. В списке были написаны фамилии проживающие в данной палатке. Рязанов смотрел то на список, то на клочок бумаги держащий своей рукой.

— Ах ты… Я же говорил… Вот кто сволочь. — неожиданно для всех выдал Рязанов.

— Под девятым номером фамилия Абубакаров — продолжал свою мысль лейтенант.

Офицеры вернулись обратно, каждый рассматривал список висящий на столбе, действительно под девятым номером числилась фамилия Абубакарова.

— Я даже знаю кто написал на этом листе девятку, сержант Галлиулин. Это его подчерк такой кривой, скорее всего этот урод ему очень надоел, с ним тяжело справиться. Зачем его покрывать? Лучше уж избавиться от такого солдата из-за которого много бед. — не унимался Рязанов.

— Тем не менее это не отменяет моего приказа. Нам нужно знать всё: как это случилось? Почему и зачем? — возразил Каримов.

— Всем выполнять! А ты, лейтенант веди сюда Синицу, теперь я с ним буду разговаривать.

После того как офицеры ушли выполнять приказ начальника штаба в палатке остались Каримов и командир взвода со стоявшим перед ними Синицей вяло отвечающим на вопросы.

— Сколько можно покрывать обидчика? Нет, ты мне ответь, тебя обижают, бьют, заставляют стирать чужие вещи и наконец прижигают грудь, а ты терпишь эти унижения. Что, пока не уволится твой обидчик так и будешь терпеть издевательства? — Каримов говорил спокойным голосом, очень осторожно пытаясь вразумить солдата. Рязанов стоял рядом и наблюдал за работой своего начальника, научиться было чему.

Стоящий Синица вдруг вспомнил бабушку которая его воспитывала, как она его оберегала от всего и всех, водила его в детский сад, встречала из школы, пекла для него пирожки. Рядом всегда была огромная поддержка, теперь её не было, сейчас он стоял один среди чужих людей, в чужом незнакомом краю. Вспомнилось вдруг лицо бабушки провожающей его на вокзале в армию, лицо искажённое тревогой. Бабушка понимала, что её внук не приспособлен для самостоятельной жизни в мужском коллективе. А что она могла ему дать? Разве могла она заменить мужчину, отца? Нет, не мог он постоять за себя, некому было научить как нужно вести себя в этой большой жестокой жизни. Синица вспомнил последние слова бабушки сказанные на вокзале: «Береги себя внучек, вот возьми пирожков на дорожку» и протянула ему в руки небольшой свёрток.

При таких воспоминаниях ему сильно захотелось домой, подальше от этого места, такого сильного желания он ещё не испытывал за всю свою недолгую службу. С ним началась истерика, его начало колотить, слёзы брызнули из глаз, тело оседало вниз. Ирик с Рязановым еле успели подхватить рядового под руки, тут же уложили плачущего Синицу на топчаны.

— Воды, воды дай лейтенант! — выкрикнул Каримов.

Рязанов кинулся к выходу, чтобы принести воды.

— Да куда ты мля! Не хватало ещё что б тебя увидели бегущим за водой, сразу догадаются. Вон лежит в углу фляга, давай её сюда.

Взводник понял что признание вот-вот случится, нельзя ни коим образом выдать солдата. Схватив флягу, быстрым движением отвернул крышку и подал её Каримову. Ирик приподняв голову Синицы сунул в щель рта горлышко фляги, вода полилась внутрь.

— Пей, пей говорю легче станет. — Ирик старался говорить так чтобы солдат услышал слова и понял их смысл.

Рядовой наконец схватился руками за флягу и начал жадными глотками хлебать воду, половина фляги вылилась на китель намочив его до самого пояса. Всхлипывания не прекращались Синица продолжал плакать, но пик истерики уже миновал, постепенно он успокаивался.

— Успокоился? Теперь все по порядку… Кто? Как? Когда? Зачем? — не отставал Каримов.

— Соберись уже и так всё понятно, не сам собой волдырь появился.

Сидя на топчане, держа в руках флягу, продолжая всхлипывать солдат начал излагать:

— Это ночью произошло… Меня разбудил абу… абу…

— Соберись солдат, я ничего не понимаю, говори нормально. Мужик ты в конце концов или нет — не выдержал начальник штаба.

Синица сделал над собой усилие, всхлипываний стало меньше, он продолжил:

— Меня разбудил Абубакаров, сказал, что сейчас будет посвящать меня в свои рабы. Достал зажигалку, чиркнул ей и держал пока она не накалилась, потом приложил к моей груди. Я хотел закричать от боли, но он сказал что бы я терпел, а то второе клеймо поставит. Когда появился ожог он сказал что теперь я его раб и должен выполнять всё что он скажет — всхлипывания начались с новой силой.

Рассказ поразил двух слушающих офицеров, у Каримова задёргался левый глаз, такого в его службе ещё не было.

— Сука! Убью тварь!

Ирик вскочил с топчана его глаз продолжал нервно дёргаться, так он постоял с минуту пытаясь отчаянно сдержать себя. Направляясь к выходу резко остановился, ещё постояв минуту вернулся назад, сел напротив Рязанова, громко выдохнул и обратился к нему:

— Сейчас поведёте батарею на обед, дадите полчаса отдыха и снова кросс до вечера, это отведёт подозрения от Синицы. Вечером будем разбираться с этим выродком.

— А нельзя его на дисбат отправить, влепить ему судимость и пусть ещё лет пять под конвоем походит? — предложил вариант Рязанов.

— Чего? Лейтенант очнись, тебе этого сделать не дадут, это пятно на часть, мы живём тут тихо и мирно. Командиру части эта судимость поперёк горла встанет — пояснил Каримов.

— Тогда на «губу» посадить! — не мог успокоится взводник.

— Гауптвахта находится в шестидесяти километрах от нас, сколько бы мы туда ни ездили места всегда будут заняты, всё это бесполезная трата времени. В соседнем гарнизоне таких Абубакаровых пол сотни наберётся, там очередь в камеру нужно занимать. Что бы посадить эту сволочь без очереди, вместе с ним нужно везти пару мешков цемента или краску, или ещё что ни будь. Добавь ко всему прочему бензин который мы сожжём по пути туда и потраченное время. Ты готов расплатится цементом или краской? У меня лично такого богатства нет» — Ирик отвернулся от собеседника давая понять что разговор на эту тему окончен.

…

Замученные грязные солдаты стояли с котелками у полевой кухни, ожидая каждый своей очереди. Поварёнок- солдат в белом фартуке раскладывал обеденные порции в котелки грязных владельцев, чёрные руки хватали с подноса белые куски хлеба. Чуть дальше от кухни небольшой кучкой стояли комбаты и взводники, между ними вёлся разговор о поступке Абубакарова, для них не было уже секретом, что он и есть та самая сволочь. Всё что связано с резонансными случаями, все новости до самых мелочей среди командиров — начальников распространялись быстро. Они в пол голоса вели разговор когда к ним приблизился начальник штаба.

— Кривошеев, тебе задание. Вечером вызываешь к себе рядового Синицу и он подробно пишет тебе объяснительную о том как и зачем его разбудил Абубакаров. Пусть пишет всё, как прижёг ему грудь, что при этом говорил и так далее. Понял? Подробно! — Каримов говорил практически в ухо комбату так что бы не услышали солдаты.

— Понял. Его под суд готовить?

— Да какой на хрен суд? Мало ли что ещё может произойти, а у нас хоть какой-то документ будет. Кстати, ты от своего имени тоже расследование проведёшь, от себя рапорт напишешь. Смотри чтоб всё грамотно было с юридической стороны. Я тоже бумаги подготовлю, вместе всё соберём и в сейф… до поры, до времени.

Ирик задумался до какой такой поры могут пролежать документы и выдал в слух:

— Лучше конечно чтобы ничего не происходило подобного.

Тут взгляд Каримова упёрся в крупного грязного солдата сидящего рядом с Синицей. Абубакаров большой пятернёй схватил маленький, грязный кулачок держащий белую горбушку хлеба и вытащил его из руки худенького солдата. Синица продолжал зачерпывать ложкой из котелка суп, так как будто этой горбушки у него и не было.

Начальник штаба не помня себя от бешенства бросился к Абубакарову, добежав до него схватил мощными руками за воротник кителя, резко дернул вверх и в сторону. Тело солдата нелепо приподнялось и тут же согнулось выронив из рук котелок с супом. Содержимое котелка расплескалось по траве, сам Абубакаров увлекаемый крепкими руками капитана давился не проглоченной пищей. Куски хлеба вылетали изо рта на всём пути пока начальник волочил солдата по земле в ближайшую палатку.

— Как же ты мне надоел, гадишь и гадишь в дивизионе! — приговаривал Ирик волоча по земле крупное грязное тело.

Как только двое скрылись из виду, за ними кинулись офицеры наблюдавшие весь процесс волочения. Забежав внутрь палатки комбаты со своими взводниками наблюдали как происходит допрос.

— Кто издевался над Синицей?! — левый глаз Каримова выдавал дробь.

— Я не знаю — последовал ответ грязной физиономии.

Прислонив солдата к столбу, на одном из которых держалась палатка, Ирик повернулся к стоящим у входа, нашёл глазами Бациллу и обратился к нему:

— Неси перчатки, живо!

Солдаты находящиеся у полевой кухни наблюдали как Бацилла выбежав из палатки без кепки, летел к машине. Бритая голова резала воздух, сухие, синие руки попеременно вылетали перед грудью. Подбежав к Газ -66 он открыл дверь кунга и скрылся внутри. Через две секунды Бацилла вылетел обратно с двумя парами боксёрских перчаток и с такой же скоростью полетел в обратном направлении. Срочники догадались что офицерам всё известно о ночном ЧП, а пробежкам в противогазах пришёл конец.

Бацилла опоздал. Войдя внутрь он увидел вокруг столба кучу военных наносящих удары по корпусу Абубакарова, каждый хотел выместить свою злость. Слышались глухие звуки кулаков натыкающихся на тело, возня и стон избиваемого. Лейтенант Смирнов сидел на топчане в одиночестве, с округлёнными глазами он наблюдал за происходящим. Его шокировало всё то что творилось в палатке, никогда ничего подобного он не видел, тут что то происходило неправильное. Конечно, солдат был виноват, его нужно было проучить, но так ли надо было поступать? Его друг Рязанов отвешивал сильные удары по корпусу, иногда он промахивался и кулаки натыкались на голову избиваемого. Абубакаров тщетно пытался увернуться, слишком много было рук, все они достигали цели. Бацилла постояв секунду бросился в кучу людей предварительно кинув перчатки на топчаны, добавилась ещё одна пара рук которая чётко наносила удары по болевым точкам. Избиение продолжалось до тех пор пока солдат не упал, корчась от боли в животе, лежа на вытоптанной земле он издавал протяжные стоны.

— Кто прижёг грудь рядового Синицы? — снова задал вопрос задыхающимся от злости голосом Каримов.

Вместо ответа слышался только стон.

Предвидя печальный итог событий Кривошеев обратился к начальнику штаба:

— Вы бы лучше перчатки надели, а то покалечите его не дай бог.

Совет возымел своё действие, Ирик подошёл к топчанам, взял перчатки и начал натягивать их на руки, те же действия повторил Бацилла с оставшейся парой.

— Ещё раз спрашиваю, кто прижёг грудь? — заправляя шнурки внутрь перчаток повторил Каримов.

— Не знаю. — вставая на ноги и корчась от боли простонал Абубакаров.

Последовал новый град ударов. Военные били сильно стараясь быстрее закончить допрос, нанося как можно точнее и больнее удары. Абубакаров пытался сесть на корточки, что бы хоть как то прикрыть открытые участки своего тела, но ему не давали этого сделать. Удары снизу выталкивали его на верх, раскрывая корпус, в открывшиеся места моментально направлялись кулаки избивающих. Всё повторялось снова и снова, удары сменялись вопросами на которые не было ответа. Допрос продолжался более часа, несмотря на это Абубакаров отрицал все обвинения. Видимо он сильно боялся своим признанием подписать себе приговор, тем самым попасть под суд и получить большой срок. Всё кончилось тем что капитан Каримов не рассчитал силы и мощным апперкотом отправил Абубукарова на землю. Солдат осел и больше не вставал, он тяжело дышал лёжа на земле, его рука обвила столб с прибитым на нём списком фамилий.

— Всё, всё, всё, товарищи офицеры, хватит с него! — вставил своё слово Бацилла — Если не остановимся, забьём до смерти.

На удивление словам прапорщика никто противится не стал, офицеры понимали — если не остановиться последствия будут для солдата и для них тяжёлыми.

— Какая же всё-таки ты тварь Абубакаров. Я всё знаю, это ты прижёг грудь Синице, зря упираешься. — Каримов презрительно пнул ногой лежащего.

Вся палатка наполнилась углекислым газом, воздух стал спёртым, градусы добавились, внутри её становилось тяжело дышать, люди в погонах вышли наружу, закурили. На месте построения никого не было, опасаясь попасть под горячую руку своих командиров, сержанты развели самостоятельно подразделения по учебным точкам. На местах занятий расставили расчёты согласно своим обязанностям на технике. Им ничего не оставалось делать, как снова ждать своих командиров.

К курившим офицером быстрым шагом приближался дивизионный писарь, подойдя к Каримову он сообщил, что его ждёт подполковник Крайнов в штабе дивизиона. Ирик догадался что желание его видеть возникло из за задержки занятий на технике. И в самом деле, время прошло не мало, после обеда на отдых отводилось полчаса, а прошло гораздо больше. Его мысли нарушила появившаяся из палатки избитая, грязная голова Абубакарова, пытаясь выйти наружу, солдат цеплялся руками за брезент.

— Залезь обратно, гнида! — сквозь зубы процедил Каримов.

Голова моментально исчезла из видимости. Ирик перевёл взгляд на Кривошеева и обратился к нему:

— Сейчас же берёшь этого поганца, даёшь ему в руки лопату и пусть роет яму для мусора, два на два метра, глубиной в человеческий рост. Как выкопает одну, пусть сразу же копает вторую, за тем третью. Этим он будет заниматься столько, сколько будет длиться полевой выход. Ни о каком отдыхе не может быть и речи, это наказание должны видеть все, до последнего подчинённого. Люди должны понимать — низкие поступки в дивизионе не будут спускаться с рук. Ты лично будешь контролировать как он роет, именно он, а не кто-нибудь за него. Каждый вечер Абубакаров должен еле доползать до койки, чтобы в его голове и мысли не возникало поднять на кого бы то ни было руку. Уяснил?

— Я проконтролирую — серьёзно ответил комбат.

Писарь ждал ответа от начальника штаба, но тот продолжал раздавать распоряжения:

— Для всех остальных… Прошу продолжить занятия с расчётами. Мы слишком задержались.

Наблюдая как офицеры направились к своим подразделениям Ирик выкинул окурок на дорогу, вслед ему сплюнул, обращаясь к писарю, под нос проговорил:

— Пошли.

Штаб дивизиона представлял собой обыкновенное скопление деревьев, между которыми была натянута маскировочная сеть. Под сетью стояли стулья с ученическими столами, на них лежали разноцветные карандаши, артиллерийские линейки и прочие принадлежности для работы с картами. За одним из столов склонился подполковник Крайнов, он наносил на карту тактическую обстановку. Увидев перед собой капитана, он приказал стоящему рядом с ним писарю пойти прогуляться, пока будет вестись разговор между начальниками.

— Что случилось? Почему занятия не проводят комбаты? — был задан логичный вопрос.

— Я нашёл виновника… Не выдержал… Сорвался. — признался Ирик.

— Не понял, что значит сорвался? Как тогда с Кабановым? Ты это хочешь сказать? — удивление нарисовалось на лице комдива.

— Да, как тогда. Он на моих глазах у Синицы еду отбирал, вот у меня и замкнуло.

— Как фамилия и где он сейчас, в каком состоянии? — Крайнов сохранял хладнокровие, но в душе в это время бушевал ураган эмоций.

— Всё тот же самый Абубакаров, сейчас он копает яму для мусора. По моему распоряжению он будет копать в течение всего полевого выхода. Я так решил и не отступлюсь от своего решения, можете меня наказать за рукоприкладство, но он будет рыть землю пока мне это не надоест — твёрдо заключил капитан.

— Да успокойся ты, ни кто не собирается тебя наказывать, мне Абубакарова совсем не жалко. Конечно я не в восторге что ты опять бьёшь солдат, так нельзя, не надо перегибать палку. Мы несём ответственность за каждого, и за Абубакарова, и за Синицу. Между прочим Синицу мне жалко больше, тем более духом слабоват, с таким солдатом может произойти всё что угодно, таких как он может любое слово до истерики довести — разговаривая с капитаном Крайнов смотрел вдаль, наблюдая как наводчик стоя на площадке боевой машины крутит панораму.

— Ирик держи себя в руках, есть же психологические методы воздействия, ими и пользуйся. Я очень ценю тебя, мне не нужен другой начальник штаба, но если ещё раз это повторится — накажу, в независимости от ситуации. — Крайнову неприятно было это высказывать подчинённому, но не сказать он не мог.

— Я понял.

— Что думаешь по поводу Кривошеева? Не справляется с подразделением, как ему не втолковывай всё напрасно, как об стену горох. С таким комбатом в любой момент может возникнуть новое ЧП, скорее всего не одно — Крайнов присел на стул вертя в руке карандаш.

Ирик постоял не много, взвешивая все «за» и»против», стоит ли сейчас говорить начальнику свои мысли. Наконец решившись, начал с главного:

— Убирать его надо, в другую часть, другого выхода не вижу.

— Какой ты быстрый, и кем мы его заменим? Что то я кандидатов не вижу. — комдив с интересом смотрел на капитана.

— Чем Вам не нравится Рязанов? Да, он молод и опыта нет, зато мы воспитаем своего комбата, стремление у него есть, задатки тоже. В конце концов хуже не будет, я уверен, что от такой перестановки будет гораздо больше пользы. — Ирик выражал свои мысли уверенно и казалось этой уверенностью заражал своего начальника.

— Допустим ты прав, а куда нам деть Кривошеева и как мне объяснить перед высшим командованием такую перемену? Это я два года назад выставлял кандидатуру Кривошеева на должность, ходатайствовал и ручался за него тоже я. Представь как я буду выглядеть когда буду ходатайствовать за только что прибывшего лейтенанта. Меня не поймут, будут говорить что я как баба капризная — сегодня так, а завтра по другому.

Со стороны могло показаться что комдив разговаривает сам с собой, он не смотрел на капитана, бухтел себе под нос представляя в каком свете будет выглядеть, сообщая о должностной перестановке своему начальству. Каримов понимал своего начальника, но другого варианта по избавлению от Кривошеева не видел. Ему хотелось быстрее изложить свои мысли, предоставить всё изложенное и пусть подполковник поступает так как сочтёт нужным. Как только комдив замолчал он тут же продолжил свои соображения:

— Приблизительно через полгода придёт разнарядка по замене офицеров, предлагаю включить его в этот список, освободится вакансия на которую можем назначить Рязанова. То что касается ходатайства, это решать Вам. Либо ходатайствуйте, либо продолжаем мучится с целым подразделением, думаю в этом случае происшествия будут возникать одно за другим.

Крайнов глубоко задумался над доводами капитана. В его словах был смысл, его подчинённый предлагал единственный верный выход. Останавливало то, что опять придётся лезть в глаза начальству, убеждать, настаивать, просить. Не любил Крайнов выступать в роли просящего, как то унизительно это выглядело.

— Хорошо, я подумаю над твоим предложением… Что касается Абубакарова, собери все рапорта, объяснительные, подготовь весь материал расследования по факту не уставных взаимоотношений и под замок все бумаги. Кривошееву больше не доверяю, пусть все документы, до последнего листа, хранятся в твоём сейфе. Больше не задерживаю, занимайся — склонившись над картой проговорил комдив.

…

В течении всего полевого выхода Абубакаров копал ямы, в эти ямы закапывали бытовой мусор и ветки с камнями портившие вид палаточного лагеря. Когда весь мусор был закопан, ямы рылись просто так и тут же закапывались, работа не останавливалась. В результате на руках Абубакарова появлялись один мозоль за другим, руки болели, ныли. Жизнь рядового Синицы налаживалась, еду никто не отнимал, стирать чужие вещи не заставляли, но самое главное над ним не издевались. Жизнь приобрела краски, наполнилась смыслом, солнце стало светить по-другому. Со стороны было видно что вся первая батарея в целом начала меняться, напряжение внутри коллектива по не многу исчезало, приобрели место нормальные человеческие отношения. В течении всего дня Абубакаров отсутствовал, наказание давало свои плоды, он мало как мог влиять на атмосферу в подразделении. Без него дышалось легче и солдаты этому факту были рады. Как только улеглись страсти и факт неуставных взаимоотношений был несколько забыт, Кривошеев вновь самоустранился от выполнения своих обязанностей. Он не проводил занятий с подчинёнными, не занимался воспитанием солдат, не учил их работе на технике, вместо всего этого он просто спал в тени деревьев. Все обязанности легли на лейтенанта Рязанова: работа с расчётами, контроль дисциплины, постоянные беседы с подчинёнными, кроме него этим заняться было не кому. Помощь старался оказать лишь старшина Бацилла, подгоняя солдат шипящим голосом, он постоянно находился рядом с Рязановым. Иногда старшина отлучался проверить чем занят Абубакаров, если тот был занят сидением на пятой точке, деревянный черенок от лопаты быстро приводил его в вертикальное положение. День за днём взводник и старшина проводили вместе, они нашли общий язык, их совместная деятельность приносила плоды. Отношения в коллективе начали меняться, исчезло напряжение между людьми, появились первые признаки дружбы, военного братства, взаимовыручки. Перемены к лучшему не ускользнули от глаз Каримова, видя слаживание батареи он мысленно повторял, что не зря сделал ставку на молодого лейтенанта.

Пришла осень, подошло время возвращаться в казармы. Утром начиная с подъёма начались работы по свёртыванию лагеря. Палатки снимались с кольев, аккуратно сворачивались, полевая кухня приводилась в походное положение, рядом стояли камазы в кузова которых грузилось всё имущество, внутрь машин летели матрацы, одеяла, вещмешки. Солдаты бегали держа в руках топоры, кувалды, ломы, укомплектовывая технику штатным инструментом. Со стороны суета напоминала муравьёв бегающих с соломинками туда-сюда. Лагерь таял на глазах, техника выстроилась в колонну, ожидая своих пассажиров чтобы проделать обратный путь в воинскую часть. К обеду сборы были закончены, стоящий строй солдат слушал приказ комдива гласящий осуществить марш на технике к пункту постоянной дислокации. За полтора месяца молодые люди стоящие в строю изменились, большинство из них приобрели знания, умения и навыки. С первого взгляда эти изменения были не заметны, люди переменились прежде всего внутренне. Первая батарея приобретала ранее не знакомые чувства, появилось понятие что можно жить по-другому без насилия, насмешек и издевательств. Таким образом подразделение сливалось в единый огромный коллектив дивизиона, было единым целым. Наконец прозвучал приказ «К машинам» после чего солдаты бросились к технике. «Ураганы» завелись выпуская клубы черных выхлопных газов, колонна тронулась с места оставляя позади вытоптанное поле солдатскими сапогами. Военные покидали это место до следующих полевых занятий, до будущего года. Поднимая пыль машины удалялись от водохранилища над которым кружила дикая птица в поисках рыбы.

Вернувшись в родную часть жизнь вошла в свою колею, подразделения начали привычную службу, прежде всего солдаты радовались долгожданной помывки в бане. Полуторамесячная грязь смылась с их тел, постельное и нижнее бельё было поменяно, блага цивилизации ощущались всем существом. Котелки были убраны в каптёрку, отпала необходимость их мыть после каждого приёма пищи. Над головой теперь была крыша, а под ногами чисто вымытый пол, через окна пробивался дневной свет, в палатках же всё это отсутствовало. Единственный минус такой цивилизованной жизни заключался в приёмах пищи, завтрак, обед и ужин проходили теперь в столовой где работали повара женщины. Эти самые женщины по вечерам уносили домой продукты не додаваемые молодым воинам, вся приготовленная еда становилась безвкусной. Завтрак был без нужного количества масла, обед без мяса, ужин без соли. Не достающих граммов в порциях было не заметно, но вкус от этого терялся. Парадокс — женщина за своих детей готова отдать жизнь, материнский инстинкт заставил создать комитет солдатских матерей, это позволяло вмешиваться в военную жизнь, наказывать за превышение власти начальников, бороться с дедовщиной, максимально, насколько возможно, осуществлять контроль, чтобы их чада жили без притеснений. Те же самые женщины с чужими детьми не церемонились они их объедали чтобы быть сытыми самим. Всё что происходит за забором воинской части скрыто от глаз гражданского общества, большинству невдомёк что там царят волчьи законы. К сожалению наша жизнь полна не справедливостей, обмана и лжи, и если такие минусы есть в обычной жизни, то почему они должны отсутствовать в военной?

Как то вечером Рязанов решил зайти к начальнику штаба, дёрнув ручку двери канцелярии задал вопрос:

— Разрешите войти?

— Попробуй — послышался ответ.

Подойдя к столу взводник присел на стул и задал второй более резкий вопрос:

— Почему вы мне не поверили?!

— Не понял, когда не поверил? Я не пойму, о чём речь? — начальник штаба откинулся на спинку стула внимательно глядя на лейтенанта.

— Я вам выдал фамилию Абубакарова, а вы не поверили!

— А, ты об этом. Почему не поверил? Очень даже поверил — спокойно отвечал капитан.

У Рязанова от удивления округлились глаза:

— Так зачем вы тогда гоняли батарею из-за такого урода? Можно было бы обойтись без всего этого, зачем невиновных было мучить? Надо было сразу его наказывать.

— Вот оно что, тебе значит их жалко стало. Что же эти ребята позволяли Абубакарову вытворять такое? Они видели что происходит и ни кто не заступился, а кто-то я в этом не сомневаюсь и подначивал. Всё подразделение видит издевательство в такой форме и никто не сделал замечание, ни кто не остановил. Они все виновны и понесли за это заслуженное наказание, за свою трусость и равнодушие. Помимо прочего сказанного есть ещё один плюс в той беготне с противогазами. Трудности службы сплачивают людей, возникает коллектив, настоящее воинское подразделение способное выполнить любую поставленную задачу. До этого случая каждый в вашей батарее жил сам по себе и только сейчас я начал замечать хоть какое-то объединение людей. Мой тебе совет: никогда ни при каких обстоятельствах не вздумай проявлять слабость, люди это чувствуют как звери и моментально этим попытаются воспользоваться. Даже если образцовому солдату дать слишком много воли, то он обязательно пойдёт вразнос, будет нарушать дисциплину. Порядок должен поддерживаться ежедневно, не давать никаких послаблений, быть твёрдым и стоять на своём. И лишь в качестве поощрений вознаграждать солдата выходом в город или просмотром кинофильма, а где то и лишними часами здорового сна. — Ирик давал полное объяснение своих взглядов на службу наблюдая за тем как меняется лицо Рязанова.

Пока Каримов говорил, лейтенант сам того не замечая открыл рот и смотрел на своего начальника с интересом слушая его. В его голове крутилась только одна мысль «Как же я мало знаю о своей профессии, о человеческой психологии, о поведении людей в разных ситуациях.» Капитан продолжал свою речь, говорил много, убедительно, уверенно:

— В армию попадают самые разные люди, есть сложившиеся сильные личности, есть так сказать «пластилин» из него получаются довольно неплохие специалисты, качественные военные. Существует категория отморозков, ведь такими они не здесь стали, такими их воспитали семьи, родители, а может их воспитанием вообще никто не занимался. В результате к нам в часть поступили на службу ничтожества, перевоспитывать которых поздно, можно лишь держать их в ежовых рукавицах. Вернувшись в гражданскую жизнь они продолжат делать гадости и возможно в дальнейшем сядут в тюрьму. Кто виноват? Я? Ты? Или армия в целом? Не думаю. В 18 лет человек отдаёт отчёт своим действиям, не зря с этого возраста наступает уголовная ответственность. Есть еще одна категория людей и вот об этой категории разговор отдельный…

Капитан встал со стула, обошёл Рязанова и резким движением ноги раскрыл дверь канцелярии. Послышался удар обо что то мягкое, когда же дверь открылась настежь, взору представилось нелепо лежащее на спине тело подслушивающего солдата. Рядовой моментально поднялся на ноги ощущая боль в ухе. Начальник штаба в одно мгновение оказался рядом и крутил ухо солдата по часовой стрелке и против неё:

— Говорят любопытство не порок, возможно. Но у каждого любопытства есть грань, которую переступать нельзя. Вы товарищ солдат её переступили.

Солдат покраснел от стыда и боли, стоны периодически вырывались из горла. Извиваясь в руках Каримова он пытался принести извинения, но из-за острой боли сделать этого не мог. Подтянув к себе голову солдата за ухо, Каримов приблизился и шёпотом практически в барабанные перепонки выдохнул:

— Три наряда вне очереди, плюс знание наизусть всего дисциплинарного устава, от корки до корки. Я бы вам посоветовал приступить к его изучению прямо сейчас, дабы не терять время даром. Знание устава проверю после нарядов, которые вы отстоите. Теперь вы будете заняты полезным делом вместо того что бы тратить время на подслушивание чужих разговоров.

Отпустив ухо, начальник штаба потребовал удалиться подчинённого. Вглядываясь в лицо солдата, сидящий на стуле, Рязанов узнал в нём дневального подслушивающего в умывальнике, в ночь когда Синица стирал китель Абубакарова. От неожиданности его снова увидеть в старом качестве любопытствующего, поднялся со стула, набрал воздуха в лёгкие чтобы что-то сказать, но Каримов жестом руки остановил его. Капитан закрыл дверь и продолжил:

— Как раз вот о такой категории людей я и хотел сказать. — Каримов пальцем указывал на дверь где только что валялся солдат.

— Этот субъект имеет мнимый авторитет, он подслушивает, затем рассказывает своим товарищам свежие новости. Его конечно слушают и не трогают, ибо он приносит интересные данные о любом событии. Слушающих, данный военный, не считает товарищами и уж тем более друзьями, более того он их ненавидит так как чувствует от них угрозу. Эта угроза исчезает как только он становится полезным в качестве доносчика. Такой тип людей очень скользкий и в любую минуту может предать, подставить, извлечь пользу только для себя лично. Это называется эгоизм, он любит только себя, у него нет понятия о солидарности, нет понятия о дружбе. Такие экземпляры опаснее любого отморозка, у тех всё прямолинейно — ударил, заставил, унизил. Всё просто как три копейки, без особого интеллекта, насилием добиться своей цели, точка. Тот который только что тут подслушивал, действует с особой хитростью, с ним расслабляться нельзя, его инструмент — подлость.

Начальник штаба вдруг взял с подоконника свою полевую сумку, вытряхнул на стол перед Рязановым её содержимое, лишнее сдвинул на край стола, а в руке оказались два десятка цветных карандашей. Аккуратно в два ряда разложил их перед собеседником, садясь напротив и подняв ладони к верху, спросил:

— Как ты думаешь, что это такое перед твоими глазами?

— Как что? Карандаши. — невозмутимо произнёс лейтенант.

— Да какие к чертям собачьим карандаши? Это люди! Все они имеют каждый свой характер, темперамент, обладают разным интеллектом, умениями и способностями. — Каримов раздосадованный промахом взводника объяснял суть дела.

— Эти люди очень разные и отличаются друг от друга так же как и эти цветные карандаши. К каждому нужен свой подход, своя манера общения. Вот смотри…

Капитан взял в руки зелёный карандаш, поднёс к лицу Рязанова:

— Вот это скользкое чмо…

Начальник другой рукой взял синий карандаш и так же поднёс к лицу взводника:

— …а вот это отморозок.

Быстрым движением оба карандаша оказались в одном кулаке, свободной рукой объясняющий взял со стола красный карандаш и тыча в лицо собеседнику озвучил свою мысль:

— А вот это Абубакаров, который вобрал в себя все мерзкие качества чмо и отморозка, так сказать симбиоз высшей мерзости. Очень редкий экземпляр.

Следующим движением Каримов объединил все три карандаша в одной руке и тряся ими перед лицом подчинённого сделал следующее заключение:

— Вот такая команда из трёх человек может разрушить всю дисциплину в подразделении. Но сделать своё грязное дело они смогут при одном условии — Ирик схватил свободной рукой чёрный карандаш и небрежно бросил в полевую сумку.

— При условии что командир самоустранится от своих обязанностей или по своей халатности вовремя не увидит и не раскроет жалкую натуру этих личностей. В таком случае всё подразделение будет заражено, все будут охвачены эпидемией. — сказав последнюю фразу капитан с силой прижал ладонью три карандаша к остальным лежащим на столе так, что захрустели грифеля в деревянной оболочке.

— Всё что я только что продемонстрировал, происходило в яркой форме в вашей батарее. Но не обольщайся, ещё рано праздновать победу, вам господа офицеры придётся долго потеть. — предупредил начальник штаба.

— Абубакаров под моим строгим наблюдением, этот Шишков с красным ухом тоже. — оправдывался лейтенант.

— Наблюдать — мало, нужно предвидеть, предугадывать каждый шаг, читать мысли если угодно. Только таким способом можно избежать «сюрпризов» и бледного вида в кабинете, на ковре у начальства.

Рязанов сидя на стуле почувствовал себя неуютно, возникло чувство вины, чувство будто он что то упустил из виду. Все вопросы к начальнику иссякли после долгого объяснения. Необходимость нахождения в канцелярии Каримова улетучилась, не было ни какой причины продолжать сидеть перед ним, тема была закрыта.

— Ты готов дать гарантии что завтра в вашем подразделении не случится ЧП? Только честно. — капитан склонился над взводником.

— Нет, не могу дать такой гарантии — послышался грустный голос Рязанова.

— Это говорит о том, что ты не полностью владеешь обстановкой, хотя полностью ей никогда не овладеть, людей невозможно до конца изучить, но стремиться к этому нужно, тем самым исключив некоторую степень возникновения негативных явлений. Я понятно излагаю?

— Понятно. Что тут может быть непонятного? Зря я наверное к вам зашёл не стоило заводить разговор который и без разъяснений был понятен. — разочарованно изрёк лейтенант.

— В этой жизни ничего не бывает зря, я тоже когда-то был молодым лейтенантом и делал много ошибок, без этого невозможна жизнь. Наши ошибки закаляют нас, делают мудрее. — Каримов присел на свой стул.

У Рязанова возникло желание поскорее выйти из канцелярии, он чувствовал себя неуютно, так как будто его раздели и все его физические изъяны были выставлены на обозрение.

— Разрешите идти? Мне нужно на развод наряда, успеть проверить готовность к службе дневальных. — виновато обронил взводник.

— Да, иди конечно, не задерживаю.

Оказавшись за дверью лейтенант ощущал себя идиотом. Зашёл к начальнику потребовать объяснений, а вышел с чувством не полноценности, вины и позора. Во всём он винил себя, свою горячность и неопытность, впредь дал себе слово, что прежде чем что-то сказать нужно тысячу раз обдумать и не бежать впереди паровоза.

…

Время летело неумолимо, проходил месяц за месяцем, а казалось проходили недели. Служба для Рязанова превратилась в обыденную рутину, наряды с дежурствами сменяли друг друга, согласно очереди он так же заступал в караул. Наступила весна, кончились долгие морозные ночи, вместе с весной пришла пора возвращаться домой солдатам отслужившим свой срок. Один за другим они покидали родную часть, с бешенной радостью каждый из них бежал на вокзал, садился в поезд увозящий к дому. На смену дембелям приходила молодёжь ещё не обученная и наивная. Всё обучение и воспитание начиналось снова, вместе с людьми приходили новые проблемы и успехи. Менялись солдаты, воинский коллектив, лишь офицеры продолжали службу отлаженную годами.

В штаб части пришли документы требующие направить двух офицеров для прохождения дальнейшей службы в дальневосточный военный округ, сбылись предсказания Каримова. Имена кандидатов на отправку уже были известны, старший лейтенант Кривошеев и старый капитан Попов имеющий слабость к алкоголю, получили на руки все необходимые документы. Рязанов принимал дела и должность у своего комбата, Каримов как наставник помогал лейтенанту, подсказывал на что нужно обратить внимание при приёме дел. Недостатков и пропавшего имущества бесследно, обнаружилось предостаточно, этот факт тщательно фиксировался на бумаге. Как ни упрашивал Кривошеев Рязанова скрыть недостачу, тот не поддавался, были различного рода предложения, взять спиртом, деньгами, либо широко отпраздновать в местном баре с продажными женщинами. Лейтенант упрямо стоял на своём, помня предупреждения начальника штаба: «Он тебя будет упрашивать, а если ты согласишься, впоследствии всю не достающую оптику и другое имущество будешь возмещать за свой счёт.» Возмещать ущерб чьей-то халатности ему не хотелось, на уговоры он не поддавался. Всё закончилось тем, что Кривошееву выставили круглую сумму по возмещению ущерба, ежемесячно ему предстояло часть денежного довольствия возвращать государству. Такое положение дел сильно раздражало несмотря на то что часть имущества удалось списать. Покидая часть, пересекая КПП старший лейтенант Кривошеев оглянулся, его взгляд устремился на штаб, на казарму, плац. Казалось никто ему не сочувствовал, не уважал, более того чувствовалось равнодушие и презрение. Злоба переполняла его, ощущение ненужности съедало, подавляло морально, в сердцах он сквозь зубы сплюнул на газон, подхватил тяжелые сумки и вышел через КПП расталкивая солдат нёсших службу. Дверь за ним закрылась, Кривошеев навсегда исчез из жизни сослуживцев, больше о нём ничего не было известно.

Как только в должность вступил Рязанов, Абубакаров под различными предлогами пытался избежать контакта с новым комбатом. У него постоянно что-то болело, то ногу подвернёт, то живот разболится, неожиданно вскакивал чирей на больном месте, все дороги вели в лазарет. Проходило совсем немного времени как «слабого» здоровьем солдата снова ставили в строй. Неожиданностью для всех была госпитализация Абубакарова, его увезли в госпиталь находившийся за 60 километров от части, в соседний гарнизон. В связи с его отсутствием в батарее окончательно восстановился воинский порядок. Рядовой Синица поправился, на лице появился румянец, он набирался знаний и опыта, как выяснили товарищи по службе, он был не плохим собеседником, мог много рассказать интересного, у него появился юмор, забитого чумазого солдата в нём было уже не узнать. Видя такие перемены в человеке старшина Бацилла проникся к рядовому, называл его «братушкой». Бывало понадобиться солдат для работы в каптёрке и старшина его тут же зовёт:

— Эй братушка, айда марафет наводить.

Синица наверное был единственным кто не боялся Бациллу, может быть не чувствовал от него угрозу, а может быть Бацилла был монолитом препятствующий какому-либо насилию просочиться и принести вред. Солдаты были рады что все работы которые требовали присутствия старшины поручают одному и тому же кандидату. Синица избавил своих товарищей от мучительного леденящего страха, сам не понимая как так получилось.

Батарея продолжала меняться в лучшую сторону, этому подразделению уже можно было поручить ответственную работу, люди не подводили, казалось им самим нравилось новое веяние перемен. На стенде в казарме где крепились боевые листки, стенгазеты и другая информация начали появляться фамилии из первой батареи под заглавиями «Они отлично несут караульную службу» или «Отличники боевой и физической подготовки». Рязанов вкладывал в работу все знания которыми обладал, вкладывал характер, душу. Подчинённые это чувствовали, понимали что они теперь не брошенные сами по себе, у них теперь есть старший командир, наставник, учитель, товарищ. Новый комбат чувствовал, что подразделение меняется, становится с каждым месяцем легче работать. Старослужащие так и не понявшие смысл службы, не ощутившие дружбы, взаимовыручки, сплочённости по истечении срока выслуги покидали воинскую часть, тем самым оздоравливали своим отсутствием коллектив. Эгоистичные души не вынесшие никаких положительных уроков из армии, до конца испорченные, спешили к своим домам. Приехав домой, общаясь с друзьями рассказывали о том как им было тошно служить с эгоистичными идиотами.

Весной в батарею прибыли новенькие молодые солдаты, их как ни странно никто не притеснял, ночью их не поднимали, не заставляли стирать чужие вещи. «Крокодилов» не сушили, «лосей» не пробивали, «свечки» не ставили, «велосипедов» не делали — этот жаргон вообще не был понятен молодым. Новые призывники в теории это всё знали, но на собственной шкуре никто не испытывал. Жизнь в казарме изменилась с точностью до наоборот, приоритеты теперь были другими, уголовные замашки исчезли, вместе с физической силой ценился ум, сообразительность.

В один из солнечных тёплых дней Рязанов со своим другом Смирновым сидели на стадионе части. С трудом это строение можно было назвать стадионом, большое поле поросшее травой редко использовалось для игр в футбол, по середине находилась приличная по размерам лужа. Сваренные из труб ворота, покрашенные в белый цвет стояли по краям поля, сетка на них отсутствовала. Вокруг поля была протоптана беговая дорожка, она выглядела так как будто по ней ежедневно бегали кони, из за этого земля превратилась в мелкую пыль. С одного края поля стояли сколоченные из подручных средств солдатами лавочки, от дождей и снега они быстро изнашивались, приходилось эти лавочки часто ремонтировать. На одной из таких лавок сидели друзья, разговаривали о том как провести выходные дни. Планировали съездить на местную речушку половить рыбу, обговаривался вопрос где достать червей, а может и другую наживку. Через стадион пролегала тропинка ведущая к кирпичному забору части, в этом заборе зияла брешь. Этот пролом не пытались заделать, по одной из причин не было средств на ремонт, по другой — офицеры сами сокращали путь на службу по этой тропинке, ходить через КПП было неудобно, приходилось делать огромный крюк и тратить на это много времени.

От штаба части по тропинке шёл в гражданской одежде Абубакаров, через плечо у него висела большая спортивная сумка. Не так давно он вернулся из госпиталя с документами которые гласили о не годности военнослужащего Абубакарова к военной службе. Очевидно было, что вопрос решался путём взятки, все понимали что реально солдат здоров как бык, но с документами не поспоришь. Солдата комиссовали, он получил на руки обходной лист, быстро собрал необходимые подписи, собрал свои вещи в большую спортивную сумку и теперь спешил в прекрасном настроении на вокзал. Поравнявшись с лейтенантами он издевательски широко улыбнулся, его улыбка выражала то что он остался безнаказанным, его многочисленные гадости сошли с рук благодаря старому комбату Кривошееву. Его радости не было предела, теперь никто из офицеров не позволит себе поднять на него руку, всё закончилось и сейчас можно идти вот так и широко улыбаться. Его взгляд выражал удовлетворение, в его глазах читалась фраза: «Ну что идиоты, теперь меня не достанете.» Прочитав этот взгляд лейтенант Смирнов вскочил с места и рванулся к Абубакарову. Тот замер, остолбенел, изменился в лице, как то съёжился, приготовился что его снова начнут бить, его взгляд переменился, от радости не осталось и следа, вместо неё отражался панический страх и ничего больше. Рязанов еле успел схватить за руку Смирнова и дёрнул его назад:

— Успокойся Сергей, не надо, пусть идёт.

— Что значит пусть идёт? Я сейчас на втыкаю ему, вот тогда пусть идёт! — не мог успокоиться Смирнов.

— Сядь, не стоит этого делать! — Рязанов с силой дёрнул друга вниз.

Смирнов не удержался, плюхнулся на лавку не прекращая со злобой смотреть на комиссованного. В этот момент Абубакаров понял, что ему ничего не угрожает, его не будут бить и он может продолжить свой путь абсолютно спокойно. На его лице снова появилась улыбка выражающее то же самое, что и минуту назад, только эта улыбка была ещё более гадкой. Он шёл и периодически оглядывался на офицеров показывая всем видом что он уходит безнаказанным. Удалившись на приличное расстояние комиссованный обе

...

Ұқсас кітаптар

Алексей КокоревПрибежище подонков. Поглощение

18+

Алексей КокоревСкрипач

автордың кітабын онлайн тегін оқу Прибежище подонковАлексей Кокорев

Алексей Кокорев

Прибежище подонков

Оглавление

Часть 1 Кнут без пряника

Ұқсас кітаптар

автордың кітабын онлайн тегін оқу Прибежище подонков
Алексей Кокорев