Оглавление

Пролог

Я ненавижу свою жизнь! Меня тошнит от того, как все обернулось… Но так было не всегда!

Было время, когда я была счастлива, как может быть счастлив ребенок в объятиях любящих родителей, как может быть счастлива девочка, окруженная вниманием и любовью… Счастлива и беспечна!

Я думала, что это будет продолжатся вечно! В мою пустую детскую голову, даже в самом страшном моем сне, не могла прийти мысль, что все это закончится в один миг.

В угоду своих амбиций, самый близкий мой человек принял решение, которое в одночасье разрушило мою жизнь. И теперь меня разрывает на части от осознания того, что я безумно люблю его, но бесконечно ненавижу!

Зачем ты так поступил со мной, папа?

Глава 1

Будильник жужжал и надрывался уже минут пятнадцать, но Женя, засунув поглубже голову под подушку, не спешила покидать свою уютную постель. Под одеялом было очень хорошо и тепло, чего не скажешь о комнате. Едва только из-под одеяла показалась пятка, ее словно обожгло прохладой, и девушка быстро втянула ее обратно.

— Женька! Вставай! Уже утро! — раздался задорный детский голос и в комнату вбежал пятилетний мальчишка с копной рыжих волос на голове.

Девушка отреагировала на шум, отвернувшись к стене, и еще глубже залезла под одеяло.

— Вставай! — завопил мальчишка, разбежался и прыгнул на кровать, всем своим весом вдавив Женькино тело в матрас.

— Дурак! — закричала она возмущенно из-под одеяла и постаралась столкнуть наглеца на пол, но он крепко схватился за дужку кровати и не сваливался.

— Вставай! — вопил он, запустив холодные руки под одеяло и пытаясь дотянуться до теплой кожи сестры.

— А! Отстань! — завизжала она, когда его рука коснулась ее живота, — Встаю!

Рыжий мальчишка слез с кровати и подбоченившись, стал ожидать, когда же сестра выполнит свое обещание:

— Ну? — не унимался ребенок, — Мы так опоздаем!

Из-под одеяла показалась голова, увенчанная рыжими, почти красными локонами спутанных кудрей. Сонное лицо Женьки вытянулось в длину, руки поднялись вверх и открытый рот издал сладкий тягучий зевок. Глядя на это, Сашка не выдержал и тоже зевнул.

— Есть хочется, — сказал он, когда Женька спустила ноги с кровати и нащупала свои тапки.

— А мама где?

— Спит, — ответил пацан.

Женя встала и, шаркая подошвами по растрескавшемуся линолеуму, прошла на кухню. Она открыла холодильник, и долго смотрела внутрь, пытаясь, сосредоточится и сообразить, что можно приготовить на завтрак. Ситуация осложнялась тем, что в холодильнике особо ничего и не было. Старый, заржавевший по краям пакетик майонеза, почти пустая бутылка кетчупа и два яйца.

Сашка уже сидел за столом и громко стучал по нему ложкой.

— Хватит шуметь, — рявкнула на брата Женька, доставая яйца из холодильника.

Она умело зажгла газ, бросила на конфорку сковороду и одной рукой, будто заправский повар, разбила скорлупу яиц, оправив их на горячий металл. Пока жарились яйца, Женька заглянула в хлебницу в поисках хлеба, нашла там два сухаря, выложила их на стол и поставила чайник.

Когда завтрак был готов, девушка поставила перед братом тарелку, сдобрив глазунью остатками кетчупа и, взяв другую, отправилась в комнату мамы. Руки были заняты, поэтому дверь пришлось открывать с ноги. В нос шибанул резкий запах никотина и перегара.

— Фу, — скривилась Женя и вошла в спальню.

Мать лежала на кровати в верхней одежде, скомкав под собой постельное белье, обняв получившиеся ком ногами, и негромко посапывала. На прожженном до дыр паласе стояла пепельница, из которой тонкой струйкой поднимался сигаретный дымок.

— Мам! — сказала громко Женя, — Завтрак!

— Угу, — ответила та, не открывая глаз, и отвернулась к стене.

Женя подошла ближе, подцепила ногой стаявшую неподалеку табуретку, подтянула ее поближе к кровати и поставила на нее еду. Подняла с пола пепельницу и затушила сигарету.

— Завтрак, — повторила она, — Ешь, пока горячий.

— Угу, — снова послышалось из кровати.

— Ты во сколько вчера пришла? — строго спросила Женя, садясь на кровать.

— Угу, — прозвучало вместо ответа.

— Опять напилась?

— Угу…

— А деньги есть?

— Угу…

— Где?

— В кармане…

Женя засунула руку матери в карман, выудила оттуда несколько смятых купюр и, молча, вышла из комнаты.

***

15 апреля. Это был важный день для Алины. Возможно, самый важный день в году. День рождения ее единственной дочери, ее малышки, ее солнышка, ее Стеллы. Сегодня ей исполнилось бы 18…. Исполнилось бы…

Еще с утра женщина посетила могилу своей дочери, прибралась там, обрезала цветы, собрала опавшие листья, и посидела на лавочке, около памятника, немного поболтав со Стеллой, которая, молча, улыбалась ей с фотографии.

Ей было 3. Стелла навсегда осталась для нее ее малышкой, ее маленькой девочкой, на долю которой выпало столько страданий, что не каждому взрослому дано вынести. Болезни все равно стар ты или млад, богат или беден. Она, зародившись внезапно, поедает тебя изнутри, словно червь.

Почти год они боролись за ее жизнь, которая уже не приносила ничего, кроме боли. И когда Стелла ушла, это стало для всех облегчением. И в первую очередь для нее самой. Бесконечные больницы, трубки, уколы — не самое лучшее детство для ребенка. Но, когда впереди ждет только одно, когда нет надежды, конец становится спасением.

Алина не плакала на похоронах. У нее уже не было слез. Но пустота в душе, тугим узлом сковала сердце, боль схватила его в свою сильную руку и долго еще не желала отпускать.

А потом стало легче. Гораздо легче. Словно боль устала сжимать свой кулак и ослабила хватку. Время лечит душу. Но Стелла навсегда осталась там, в ее сердце, и, чтобы не бередить больше едва затянувшийся рубец, Алина решила встречаться со своей малышкой один раз в год, в ее день рождения.

Приходить к ней в гости, оставлять подарки, рассказывать о том, как прошел год и делать вид, что дочь слушает, понимает и радуется тому, что мама рядом.

— Сегодня я одна к тебе пришла, — произнесла женщина, садясь на скамейку, — Твой папа сильно занят, работает. Но, ничего, он придет к тебе потом, милая. Я уверена, — она погладила фото большим пальцем, смахивая с него прилипший листок, — Знаешь, он стал совсем другим. Таким серьезным, занятым. У него столько дел, что он даже ночевать домой не приходит. Я осталась совсем одна…

***

А Пашка просто устал. Устал от боли, от холодных серых стен безжизненной квартиры, от бесконечно страдающей жены.

Уже 15 лет прошло с того момента, как их дочь умерла, а она все еще оплакивала ее, даже комнату ее не позволяла трогать. Все в той комнате напоминало о маленькой Стелле. Кроватка, игрушки, фотографии на всех стенах. Своеобразный алтарь вечной памяти.

Мертвая Стелла была важнее для Алины, чем он: живой, требующий внимания мужчина, который был рядом в трудные времена,который подставлял свою жилетку для ее слез, и плечо, чтобы она могла опереться. Сначала ему казалось, что все скоро пройдет, но время не приносило облегчения.

И хотя внешне Алина стала выглядеть лучше, что-то с ней было явно не так. Печаль давно покинула ее лицо, но ее место заняло безразличие, недвижимая маска спокойствия. Он сначала даже обрадовался, когда она, наконец, поднялась с постели и начала жить, причесалась, накрасилась и вышла на работу. Но вскоре понял, что горе никуда не пропало, она просто создала вокруг сердечной занозы кокон, как жемчужница, вырастила вокруг раздражающей песчинки жемчужину.

Только перестаралась, и камень этот оказался слишком толстостенным, слишком большим. Он поглотил все ее сердце, и она разучилась любить. Превратила себя в снежную королеву, и пошла по жизни без чувств, без сострадания, пробивая себе дорогу сквозь толпу живых людей, идя по головам.

Но это было там, за порогом. А здесь, дома, стоило ей лишь вернуться в родные стены, она расплывалась бесформенной кляксой по полу и погибала до утра в своем горе.

Ну, что он мог сделать? Только ждать. И он ждал. Долго. Пожалуй, даже дольше, чем следовало. А теперь он устал.

Он больше не хотел ее видеть, не желал проходить каждый день мимо комнаты-алтаря, вспоминая каждый раз, как болезнь его дочери разрушила его жизнь, втоптала в грязь счастливую семью. Надо было отпустить ее, перешагнуть и идти дальше.

И он отпустил.

«Ты где?» — пиликнула СМСка.

Он посмотрел на нее устало, и скинул, оставив без ответа.

«Я жду тебя у Стеллы. Ты где?»

Он еще раз взглянул на телефон и выключил его, пропав из сети.

Глава 2

Женька все еще воевала со своими волосами. Давно надо было их отстричь. Густые, вьющиеся, длинные и жутко непослушные. Расчесать их было настоящим испытанием. Кряхтя и чертыхаясь, она, наконец, распутала последний ночной узел, заплела дурацкую копну в толстую косу и уложила ее на плечо.

— Сашка, — крикнула она брату, — Я готова! Ты оделся?

— Ага! — раздалось из комнаты, и на пороге появился брат в шапке набекрень и ботинках, одетых не на ту ногу.

— Башмаки переобуй, — кинула ему Женька, едва взглянув на брата, — И поехали.

— Куда собрались? — из своей комнаты вывалилась заспанная мать.

Она едва держалась на ногах, ночной хмель все еще бродил в ее венах, волосы были спутаны в колтуны, лицо опухло, а изо рта невыносимо несло перегаром.

— В школу, — заявила Женька, поморщившись, — Ты бы помылась…

— Ты деньги у меня брала? — спросила мать, стоя в дверном проеме и держась за дверной косяк, чтобы не упасть.

— Да, — ответила Женька, накидывая рюкзак на плечо, — Ты мне сама дала…

— Верни, — заплетающимся языком сказала женщина.

— Нет, — ответила Женя, подходя к двери и протягивая руку брату, — У нас хлеба нет и в холодильнике пусто!

— Тогда, — мать задумалась, — Купи мне бутылку…. Башка болит.

— Ладно, — Женька закусила губу и вышла из дома.

Она не собиралась брать водку для матери, да, там и денег-то было только на хлеб да макароны. Но, если ей сейчас не пообещать, то она заведет скандал, и уйти из дома вряд ли получится. И тогда уж она точно опоздает в школу, а ей еще Сашку в сад везти.

Девушка выкатила из сарая старый обшарпанный велик, еще папин, Сашка привычно прыгнул на раму и они поехали в детский сад.

Еще совсем недавно, они жили, как все. Мама, папа и двое любимых детей, ухоженных, одетых в новые вещи и накормленных досыта. Мама была красивой, а папа был живым. Но два года назад отец погиб. Его сбил какой-то пьяный гад, позволивший себе сесть за руль. И все. Вся жизнь покатилась под откос.

Мать не смогла пережить потерю и начала пить. Женьке пришлось срочно стать взрослой, ухаживать за братом и матерью, заботиться о том, чтоб дома была еда, чтобы Сашка ходил в детский сад, и чтобы уроки были сделаны вовремя.

Ей было почти 18, она заканчивала одиннадцатый класс, немного подрабатывала в кафе официанткой по вечерам, делая уроки в свободное время между заказами, расположившись на кухне, рядом с поваром.

Ей некогда было гулять с друзьями, бездельничать, капризничать. Она была единственным взрослым в доме, ей нужно было крутить педали, чтобы этот велосипед, худо-бедно, но ехал.

Хорошо хоть Сашка помогал, сам приходил домой из сада, мыл посуду, мел полы. Не умело, неловко, но и это было лучше, чем совсем ничего. Мать едва ли волновали такие вещи, как порядок и чистая одежда. Она, на правах взрослого, получала пенсию по потере кормильца и тут же просаживала ее на горячительное.

Женька старалась забрать у нее деньги и купить хоть что-то домой, но получалось не всегда. И потому не редки были месяца, когда в холодильнике из съестного был только святой дух.

Здорово выручала подработка в кафе. Платили там немного, зато там можно было поесть, и прихватить с собой еду домой для брата.

Все в округе знали, что мама у Женьки пьет. Но никто ничего не делал. Женя очень старалась, чтобы все так и оставалось. Ей, почему-то казалось, что уж лучше плохо, но дома, чем хорошо, но где-то там…

***

Алина сидела в небольшом уютном ресторане с видом на реку, смотрела в окно и ждала, попивая время от времени свой Капучино. Он должен был появиться с минуты на минуты, ее муж — Павел. Это был их день, это был день памяти, ничто не должно было ему помешать. Но его не было.

«Возможно, на работе задерживается» — пожала плечами Алина и посмотрела на часы, — «Странно…» — она набрала его номер, но абонент был недоступен, и электронная девушка металлическим голосом предлагала оставить сообщение на автоответчике после гудка.

Алина положила телефон на стол и вздохнула: «Надеюсь, с тобой все в порядке» — подумала она, обращаясь к мужу и, решив подождать еще немного, подозвала официанта.

Прошел почти час, прежде чем женщина, наконец, решила прекратить свое ожидание. Она уже давно доела свое пирожное, выпила литр кофе и несколько раз наорала на автоответчик мужа. Но, так ничего и не добившись от металлической девы, Алина раздраженно бросила телефон в сумку, сунула несколько купюр в папку для счета, лежавшую на столе, и вышла из ресторана.

Серые сумерки принесли с собой прохладный туман, наползающий с реки, пронизывающий до костей, заставлявший прохожих кутаться в теплые шали. Алина поежилась, растерла плечи, которые мгновенно покрылись мурашками, и направилась к автомобилю.

Ее невзрачный беленький Фольксваген Жук казался таким маленьким, таким одиноким, среди нависающих над ним черных джипов с опасными оскалами радиаторов и хитрым прищуром фар. Машины, словно следили за ней сквозь пелену тумана, и женщина, еще раз поежившись, только на этот раз не от холода, неуверенным шагом пошла к своему жучку.

Особенно пугающе выглядел оранжевый кроссовер с большими золотистыми буквами VLF на морде. Он притаился прямо перед Жуком и был похож на тигра перед броском.

«Тебе сколько лет?» — строго спросила себя Алина, — «Нашла чего бояться!» — но шаг, все же, прибавила.

И, лишь, запрыгнув на мягкое сиденье своей машинки, она, наконец, смогла расслабиться, словно почувствовала, что она дома. Хотя, до дома было еще несколько километров пути сквозь шумный город и вечерние пробки. Жучек завелся с пол оборота, довольно заурчал мотором и повез свою хозяйку по знакомой улице по направлению к спальному району.

Алина была женщиной красивой, хотя, вот так, сразу, о ней такого не скажешь. Она скорее создавала впечатление строгой учительницы, чем страстной красотки.

Женщина была высокая, довольно худая, с длинными стройными ногами, которые она постоянно прятала от посторонних глаз, заворачивая в длинную, ниже колен, юбку-карандаш или классические прямые брюки. Туфли-лодочки на невысоких каблучках, подбитых металлическими набойками, неизменная белая блузка с окладистым воротником, иногда, галстук. В холодную погоду к ансамблю добавлялся жакет в тон юбке. На носу восседали очки в тонкой оправе, скорее для придания лицу значимости, чем для коррекции зрения. А свои густые, насыщено-каштанового цвета, волосы, она стягивала в тугой пучок на макушке.

Ни дать, ни взять, адвокат. Коим она и являлась уже больше 15 лет.

Властная, волевая, настырная. Она щелкала сложные дела, как орехи, разнося оппонентов в пух и прах с дежурной улыбкой на лице. И даже если точно знала, что она не на той стороне, ни одним мускулом на лице, она не показывала этого. А после процесса, придя домой и, приняв душ, она стряхивала со своего усталого тела весь груз ответственности и с мыслю: «Это просто работа», спокойно засыпала, обняв любимую подушку.

Да, да. Именно подушка уже давно была ее единственным соседом по койке. Паша приходил домой очень редко, чаще всего под утро, и чтобы не тревожить ее сон, ложился спать в другой комнате. Сначала это было исключением из правил, но вскоре стало нормой. И всех это устраивало.

Их обоих это устраивало. Но, лишь один день в году, они были вместе. И этот день уже подходил к концу, а Паша так и не пришел…

***

— Пал Палыч, ну, вы не отказывайтесь так сразу то, — Дэн, раскрасневшись от смущения, пытался убедить своего начальника прочитать какие-то бумаги, потряхивая ими в воздухе, — Это хорошее предложение, мы выйдем на новый уровень!

— Нет, Денис, не доверяю я этим китайцам, — Павел сосредоточено вел машину, не оборачиваясь на своего помощника, — У них глаза какие-то…, — он хихикнул, — Хитрые…

— Да причем тут глаза то? — недоумевал Денис, — Это ж бизнес! Да и не китайцы они, а японцы…

— Ну, выкладывай вкратце, что там, — Павел кинул беглый взгляд на подчиненного и снова уставился на дорогу.

— Ну, тут в двух словах и не объяснишь, — Дэн погрузился в чтение, пытаясь выудить из кучи букв суть, — Предложение объемное. Читать надо…

— А ты что ж, не читал? — Павел удивленно вскинул бровь, — А мне предлагаешь? Я бы даже сказал, навязываешь…

— Да, читал я, конечно, — растерялся Денис, — Говорю ж, объемное предложение. Тут все: от поставки сырья до транспортировки готового товара. Вам бы самому надо ознакомиться! Может правки, какие, внести…

— Я понял, — он припарковал машину на обочине, — Бери свои бумажки, пойдем в кофе, перекусим. Там и прочитаю.

Небольшое уютное кафе, каких в Москве натыкано великое множество, встречало своих гостей теплой приятной обстановкой, приглушенным рассеянным светом и легкой, не напрягающей слух, музыкой. Едва мужчины уселись за круглый столик, покрытой тяжелой темно-бордовой скатертью, как перед ними тут же появились две папки меню. Они, конечно же, не сами собой там появились, а их принесла официантка, которую никто не заметил.

Павел, пробежав меню быстрым взглядом, мгновенно определился с заказом и, подняв вверх руку, по-хозяйски щелкнул пальцами, приказывая официантке подойти.

— Бизнес-ланч, салат Цезарь и Латте, — сказал он, не поднимая взгляда, — Ты будешь что? — спросил он у сидевшего напротив Дэна.

— Не, мне только кофе…

— Эспрессо, Капучино, Латте, Американо, Гляссе…, — начала перечислять официантка.

— Эспрессо, двойной, без сахара, — небрежно бросил он, и девушка исчезла, словно растворившись в полумраке заведения.

Едва произнеся свой заказ, Павел погрузился в чтение документа, поджимая губы, периодически, и почесывая нос.

— Что-то уж больно все гладко, — наконец вымолвил он, открываясь от чтения, — Прямо чувство такое, что обмануть хотят…

— Пал Палыч, не передергивайте, — скривился Денис, — Ну, если хотите, можно к юристам заехать, пусть они почитают.

— Что-то ты за этих китайцев так радеешь? — сощурился Павел, глядя подчиненному пряма в глаза, — Признавайся, в чем твой интерес?

— Да, я же для вас стараюсь, — возмутился Дэн, раскинув руки в стороны.

В этот момент в проходе между столиками появилась официантка с подносом, по которому Дэн и ударил в порыве возмущения со всего размаху. Поднос подлетел вверх, сделал красивый кульбит и, мгновение спустя, все его содержимое, включая горячий кофе, оказалось у Дэна на коленях.

— Тупая курица! — закричал он, вскакивая и делая нелепые попытки отряхнуться, — Горячо, черт! Мой костюм!

— Простите, — пролепетала девушка, схватила со стола салфетки и принялась стряхивать пищу с брюк Дениса.

— Руки свои кривые убери! — завопил он и силой толкнул девушку в грудь.

Она отлетела на несколько шагов и упала на пол у самых ног Павла. Все случилось очень быстро, он даже не успел удивиться. Только что все было хорошо, они спокойно обсуждали документ, но какой-то миг, а Денис уже вопит, как сумасшедший, размахивая руками и прыгая на одной ноге, а под ногами у Павла всхлипывает официантка, пытаясь подняться.

Он протянул девушке руку, скорее по инерции, чем из рыцарских побуждений. Она посмотрела на предложенный жест, подняла на Павла свои большие зеленые полные слез глаза, встала самостоятельно, игнорируя его руку, бросила на Дэна презрительный взгляд и выскочила из кафе на улицу.

А Павел так и остался сидеть, с вытянутой рукой, и глядя в пустоту. Потому что в тот миг, когда их взгляды встретились, его мир остановился.

Глава 3

Не без труда стряхнув с себя наваждение, Павел повернулся к столу, кинул быстрый оценивающий взгляд на Дэна, на приближающегося к ним администратора, на редких посетителей, глядевших на их столик со всех сторон.

— Сядь! — сказал он негромко.

Денис сразу понял, что начальник обращается к нему, прекратил дергаться, замер и, разведя в сторону руки, недовольно произнес:

— У меня штаны мокрые! Ожог, наверное, будет! Мне в больницу надо!

— Сядь! — рявкнул Павел чуть громче, сквозь стиснутые зубы, — И заткнись.

Денис подчинился и уселся на мягкий стул, немного поерзал, пытаясь устроиться удобнее, но, поймав тяжелый взгляд начальника, замер. В этот момент к столу подошел администратор. Молодой человек с бейджиком на белой рубашке осмотрел место происшествия и спокойно произнес:

— Вам лучше уйти!

— Я еще не получил свой заказ, — также спокойно, как будто ничего не случилось, ответил Павел.

— Не думаю, что вы его получите, — пожал плечами юноша, — Если вы не покинете заведение, мне придется вызвать полицию.

— Уверен, что получу, — улыбнулся Павел в ответ на угрозу, — Мой компаньон только что пострадал от действий вашего сотрудника. Возможно, серьезно! Думаю, если мы с вами сейчас не договоримся, мои адвокаты будут решать этот вопрос с вами в суде…, — он вытащил свою визитку и протянул менеджеру.

Юноша взял карточку, бегло пробежал по ней глазами и изменился в лице.

— Извините, Павел Павлович, мы сейчас же подадим ваш обед! За счет заведения! Я немедленно распоряжусь. Не могли бы вы пересесть за другой столик? Здесь необходимо прибраться…, — заегозил администратор, признав в посетителе местного бизнесмена средней руки.

Сам по себе Павел не представлял какой-то особенной угрозы для кафе, не было у него таких связей, чтобы нанести им хоть сколько-нибудь значимый ущерб. Но фамилия его была у всех на слуху. О его жене по городу ходили настоящие легенды. И никто в здравом уме не стал бы бодаться с этой «бешеной стервой» в зале суда.

— Мы останемся тут, — ответил Павел, пряча визитницу в нагрудной карман, — Более того, я настаиваю, чтобы девушка, натворившая все это, — он указал рукой на беспорядок, — Немедленно извинилась перед моим другом лично.

— Но…, — возразил, было, молодой человек, но, поймав тяжелый взгляд недовольного клиента, осекся, — Хорошо, сейчас я ее найду…

***

Женя выскочила из кафе и спряталась за какими-то коробками, стоящими у стены. Она изо всех сил пыталась остановить поток слез, льющийся из глаз. Ей не было больно, уже нет, но обида так и разъедала ее изнутри.

«Он же сам этот поднос опрокинул! А на меня набросился, как будто я ему специально кофе на штаны вылила! Надо было так и сделать! Тогда, хоть, не обидно бы было! А теперь еще и накажут! Заставят за этот бизнес-ланч заплатить! Петька так и сделает. Никому спуска не дает… Лишь бы не уволили, а то еще работу придется искать… опять…»

— Женька, ты куда пропала? — из-за коробок появилась голова менеджера, — Тебя там клиенты ждут!

— Какие? — протянула Женька, вставая и смахивая последние слезинки с раскрасневшихся щек.

— Недовольные, — скривил гримасу Петька, — Ты знаешь на кого ты кофе вылила? Это ж сам Скрага… Требует, чтобы ты лично его другу извинения принесла, а то он на кафе в суд подаст.

— Я не пойду, — всхлипнула Женька.

— Пойдешь, пойдешь, — менеджер схватил девушку за рукав и потащил ко входу в кафе, — Просто извинишься и все, от тебя не убудет.

— Нет! Он сам поднос уронил, — упиралась она, — Я ни в чем не виновата…

— Мне плевать, кто виноват, — он опустил ее рукав и со всей серьезностью посмотрел девушке в глаза, — Мне проблемы не нужны.

— Тогда сам и извиняйся!

— Ладно, — Петька демонстративно повернулся ко входу и сделал шаг, — Тогда, ты уволена!

— Стой! — выпалила Женька, — Я пойду…

Она понуро опустила голову и обреченно проследовала за менеджером в помещение кафе к столику номер пять, за которым, ожидая ее извинений, сидели двое мужчин в строгих дорогих костюмах.

— Извините, — сказала она, подойдя к столику, не поднимая глаз от пола, — Этого больше не повторится.

— Не повторится? — подал голос Денис, — А кто мне оплатит химчистку? У меня ожог, вообще, мне в больницу надо…

— Я не хотела, простите…, — шмыгнула носом девушка.

— Не хотела она! — Денис, почувствовав свое превосходство, перешел на крик, — Мне от этого не легче… Ты мне костюм испортила!

— Я все оплачу, — сказала Женька, взглянув на мужчину из-под бровей.

— Оплатит она! Да, ты, овца, и денег таких в руках не держала!

— Так, все! — прервал этот фонтан откровенностей Павел, — Куда ты там собирался? В больницу? В химчистку? Иди! Свободен! Дальше я сам разберусь.

— Но я ж без машины, — моментально сменил тон Денис.

— На автобусе доедешь, — сказал Павел без тени улыбки, — Уйди с глаз моих!

Денис, прекрасно зная, что когда начальник в таком настроении, с ним лучше не спорить, медленно встал со стула, отлепил от пятой точки мокрые брюки, и по-утиному, разведя ноги в разные стороны, направился к выходу из кафешки.

Женька, наблюдавшая это со стороны, невольно хихикнула.

— Возьми стул и сядь, — сказал Павел, пристально глядя на девушку.

Она невольно поежилась, подтянула поближе стоявший у соседнего столика стул и села, скрестив руки на коленях.

— Ты прости моего друга, — вдруг смягчился мужчина, — Он бывает невыносим. Тебя как зовут?

— Женя, — негромко сказала она.

— Евгения, — улыбнулся он, — Красивое имя. Меня Павел…. Павлович.

У столика появился Петька с подносом и стал расставлять тарелки перед клиентом, косясь недовольно на Женьку.

— Ты есть не хочешь? — спросил ее Павел, заметив обвиняющий взгляд менеджера.

Ему приходилось выполнять работу официанта, пока Женька прохлаждалась, сидя за клиентским столиком.

Женя отрицательно покачала головой.

— Не против, если я перекушу? — спросил он девушку, беря в руки вилку, — Я с утра ничего не ел.

— Не против, — Женька удивленно вскинула бровь, — Может, я пойду? Мне работать надо…

— Посиди немного, куда торопиться? Смотри, как ваш администратор хорошо управляется, — он засмеялся негромко и принялся поглощать, принесенную ему еду.

— Давно ты тут работаешь? — спросил он, жуя.

— Не знаю, — пожала плечами Женька, — Около года.

— А лет тебе сколько?

— 17…

Павел приподнял удивленно брови, и Женька совершенно точно прочитала на его лице разочарование.

— 18 будет через несколько дней, — поспешила поправиться она.

— Ммм, — промычал Павел, — Где учишься?

— В школе…

— Класс?

— Одиннадцатый…

— А куда поступать будешь?

— Никуда.

— Как так? — Павел чуть не подавился от возмущения.

В его понимании, все выпускники школ должны были идти куда-то учиться, хотя бы, в местное профессиональное училище, техникум или захудаленький, но близкий к дому, ВУЗ.

— Мне работать надо, — ответила Женя, — У меня брат маленький.

— А родители что ж?

— Только мама, и она… больна…

— Оу, — Павел состроил страдальческую физиономию, — Мне очень жаль! — он отложил вилку, выпил залпом свой, остывший уже, кофе и, посмотрев на часы, причмокнул недовольно языком, — Мне надо бежать! Но я бы хотел с тобой еще немного пообщаться… Ты до скольки работаешь?

— До девяти, — ответила она.

Павел достал из кармана бумажник, выудил оттуда несколько тысячных купюр и, поднявшись со стула, сунул их в нагрудной карман девушки. Она подняла на него свои большие зеленые, полные удивления, глаза.

— На чай, — улыбнулся он, подмигнув ей, и ушел не оборачиваясь.

***

Остаток вечера прошел для Женьки на удивление спокойно. Богатые чаевые быстро сгладили неприятный осадок от происшествия, они грели карман и обещали несколько дней сытной жизни.

Она мечтала, что зайдет после работы в супермаркет, купит колбасы и конфет, чтобы насладиться собственной значимостью и порадовать брата. Можно даже купить Сашке небольшой подарок, машинку или шоколадное яйцо. Он уже и забыл, наверное, какой на вкус молочный шоколад. А еще нужно было завтра прикупить тетрадей в школу, а в выходные сходить с братом на рынок и подобрать ему новые ботинки. Старые совсем истрепались.

Этот Павел Павлович сначала показался ей таким страшным. Не внешне, нет, а морально. Особенно пугал этот его допрос и пронзительный, пробирающий до костей, взгляд. Что он хотел от нее? К чему все эти вопросы?

А она то, как последняя дурочка, выложила ему все, как на духу… Могла бы и соврать. Сказать, что живет хорошо, собирается поступать в МГИМО, например, и что даже документы уже подала… Могла бы… Но не стала.

Никогда Женька врать не умела. И даже, когда сказала, что мать больна, голос предательски дрогнул. Хотя, она ведь и не соврала вовсе. Алкоголизм — это же тоже болезнь… Но чувство внутри было такое, как будто она произнесла вселенскую ложь и будет за это вечно гореть в аду.

— Женька! Не спи! — крикнул Петька, заглянув в кухню, — Надо третий столик обслужить!

— Ага, — девушка отложила ручку и отодвинула тетради в строну, — Иду…

***

Отбросив навязчивые мысли, Павел поехал прямиком к офису Алины. Нужно было оценить предложение японцев с юридической точки зрения, контракт был действительно очень привлекательным, но время пожимало.

— А ее нет, — сказала секретарша, едва увидев Павла, — Сегодня же пятнадцатое…

— Черт, точно, — мужчина озадачено взглянул на папку в своих руках, потер лоб и снова посмотрел на секретаршу, — А кто есть?

— Ирина Сергеевна еще на месте, но она собиралась уходить уже…

— Отлично, Ирка подойдет, — и он направился к кабинету адвоката.

— Ир, — с порога выпалил он, поискав женщину глазами, и не найдя ее там.

— Иду, — послышалось откуда-то из-за шкафа, и из-за угла высунулась хорошенькая женская голова, увенчанная короткими, даже слишком, почти черными, волосами.

— Посмотришь контракт? — спросил Павел, входя в помещение, — Нужно срочно!

— А что, Алина не может? — выпорхнула из-за шкафа Ирина Сергеевна, накидывая себе на плечи легкую кашемировую кофту, — Мой рабочий день закончен…

— Она сегодня занята, — недовольно буркнул Павел, — Сегодня пятнадцатое…

— Ах, точно, день памяти, — вздохнула Ирина, усаживаясь на свое место за столом, — Ну, давай, гляну…

Он протянул ей папку и сел в кресло, напротив.

— А ты почему не с ней?

— Некогда…

— Понимаю, — щелкнула языком Ира и посмотрела на документ, — Слушай, ну тут чтения на целую ночь… Давай, я тебе завтра отзвонюсь и расскажу, что да как…

— Не вопрос, — Павел встал и направился к двери.

Он уже схватился за ручку и повернул ее, открывая замок, но вспомнив кое-что, снова обернулся к женщине:

— Ир, — сказал он негромко, — Если будет звонить, не говори ей, что я приходил…

Ирина Сергеевна удивленно вскинула брови:

— Хорошо…, — неуверенно произнесла она

***

Без пятнадцати девять черный Мерседес стоял у входа в кафе, и Павел, сидевший за рулем, время от времени озирался по сторонам в ожидании появления рыжей головы Женьки. Он уже почти не помнил, как она выглядит, и ужасно боялся ее не узнать.

В его памяти остался лишь образ, легкое напоминание о нахлынувших на него чувствах, и два больших зеленных глаза, полные слез.

Что это было? Что за неведомая сила заставила его остановиться, замереть, перевернула его мир с ног на голову, ускорила биение его сердца? Эта сила словно магнитом тянула его сюда, и голова его вертелась из стороны в сторону, как у деревянного болванчика, а глаза выискивали в сумерках огненно-красную копну волос, заплетенную в тугую толстую косу. Взгляд цеплялся за каждого прохожего, попавшего в поле зрения, выискивал в каждом лице знакомые черты.

Дверь кафе скрипнула, брякнули ветряные колокольчики, и на улице появилась она. Тонкая джинсовая курточка, драные на коленках джинсы, неизменная рыжая коса на плече и старый велосипед в руках.

— Велосипед…, — разочарованно протянул он, — Ну, и куда я его дену?

Он приоткрыл окно пассажирского сиденья и крикнул:

— Жень!

Она вздрогнула, услышав свое имя, и огляделась по сторонам. Но не найдя никого, запрыгнула на велик и поехала, быстро удаляясь от него и его машины.

Глава 4

Женька доехала до супермаркета, спрыгнула со своего железного коня, завела его в металлическую стойку, любезно установленную администрацией магазина, и пристегнула к одной из труб. Даже такой, старенький и видавший виды велосипед, с растрескавшейся краской на раме и выцветшим сиденьем, нуждался в защите от кражи.

И дело было даже не в том, что в случае потери транспорта, ей пришлось бы долго еще ходить пешком, ведь купить новый велик не было никакой возможности. Нет, и в этом, конечно же, тоже! Но в первую очередь ее заботила память о папе. Это, ведь был его велосипед, и, потеряв его, она потеряет частичку любимого человека.

Она бродила между стеллажей и выбирала продукты, аккуратно укладывая их в корзинку, висящую на руке. Хлеб, молоко, масло, макароны…. На мгновение замерла перед стеллажом с шоколадом и, выбрав самую дешевую плитку, бросила ее к остальным продуктам.

— Привет, — прозвучало над самым ухом.

Женька чуть не выбросила пачку чая, которую держала в руке. Она повернулась резко, чуть было не коснувшись своим носом носа говорившего. Чтобы поздороваться, он наклонился к самому ее уху, оказавшись совсем рядом с ее лицом.

— Здрасте, — Женя отпрыгнула на несколько шагов, прежде чем смогла вымолвить это нехитрое слово.

— Ты чего без меня уехала? — спросил Павел, — Я думал, мы договорились…

— Договорились? — удивилась девушка, пытаясь понять, о чем он говорит, — Ни о чем мы с вами не договаривались…

— Ну, как же? — Павел поджал недовольно губы, — Ты же обещала со мной еще пообщаться, помнишь?

— Ничего я вам не обещала, — Женька отступила еще на несколько шагов.

— Ну, значит, я не так понял, — улыбнулся он, — Давай, я понесу!

Он протянул руку к корзинке, но девушка тут же отвела ее в сторону, стараясь, как бы, защитить продукты от посягательства. Павел засмеялся.

— Я не украду, обещаю! — он поднял ладонь в воздух, и сделал очень серьезное лицо, произнося свою клятву, вызвав у девушки невольный смешок.

Она, пожав плечами, протянула ему свою ношу и направилась вдоль рядов, выискивая и выбирая другие продукты из списка.

Павел шел следом, внимательно рассматривая содержимое корзины и выуживая оттуда продукты, которые уже успела накидать туда девушка. Он хаотично ставил их обратно на полки, одновременно заменяя на более дорогие аналоги.

— Так, чем, говоришь, болеет твоя мама? — вдруг спросил он, резко оборвав затянувшуюся паузу.

Женька даже похолодела от ужаса, ее ложь догнала ее так скоро и пришла расплата. Она замерла, остановившись посреди прохода и, не поворачиваясь, произнесла:

— Я не говорила…

— Нет? — он обошел ее, встал спереди, наклонился слегка и заглянул ей в глаза, — И не скажешь?

— Нет, — ответила она, сглотнув.

— Я бы мог найти ей хорошего доктора, — не унимался мужчина, — Ее бы вылечили…

— Это не лечится, — тихо сказала Женька, стараясь не заплакать, но предательские слезы уже застилали глаза.

— Эй, эй…, — Павел растерялся даже, когда увидел, как первая капля скользнула с ресниц по щеке, — Ты чего? Не плачь…, — сказал он, и, протянув руку, поймал вторую слезинку большим пальцем.

Но девушка уже не могла остановиться, и чтобы не разреветься окончательно, прямо здесь, среди незнакомых людей, она резко развернулась и побежала к выходу их супермаркета.

***

Глотая слезы и смахивая их с лица тыльной стороной ладони, Женька пыталась вставить ключик в замочную скважину велосипедного замка. Но пелена в глазах и дрожание рук ужасно мешали ей сосредоточиться, отстегнуть велосипед от стойки, прыгнуть в седло и умчаться вдаль, подальше отсюда.

— И что ему только нужно? — всхлипывала она.

Девушка присела на корточки, закрыла лицо руками и разревелась, как последняя дурочка.

— Продукты забыла, — прозвучал рядом уже знакомый голос, — Салфетку?

Она подняла заплаканные глаза на Павла Павловича. Он стоял, склонив голову на бок, нелепо улыбался, держа в одной руке пакет с продуктами, а другой протягивал ей белоснежный платок.

Где-то в фильме Женьках видела, что так принято в высшем обществе, предлагать свой платок, чтобы расстроенная дама могла вытереть свои слезы. Но в том фильме дама была не совсем интеллигентной особой и, приняв от своего спутника салфетку, она смачно, с громкими неприличными звуками высморкалась в него.

Это было смешно тогда и, почему-то, показалось смешным сейчас. Женька представила, как берет платок Павла, прикладывает его к своему носу и со всей силы надувает его воздухом, оставляя на нем совсем не ромашки, а тягучие, зеленые сопли.

Резкая смена настроения была для девушки совсем не редкостью, довольно часто она рыдала по пустякам, уткнувшись в подушку, а после, почувствовав неимоверное облегчение, смеялась до одури над какой-нибудь ерундой, а потом снова рыдала, часами жалея себя и сетуя на несправедливость жизни.

Вот, и в этот раз, не успели еще слезы горя просохнуть на ее щеках, а она уже хохотала и не могла остановиться. А Павел, смущенно спрятав платок в карман, стоял рядом и ждал, когда девушка придет в себя. Было видно, что подобные закидоны совсем не смущают его, более того, он, кажется, и сам готов был вот-вот разразится хохотом и лишь силой волей удерживался от того, чтобы не рассмеяться.

— Подвезти? — спросил он, глотая смешок, когда Женя, наконец, выплеснула всю свою излишнюю эмоциональность.

— Не… Я на велике, — отмахнулась она небрежно от предложения и снова принялась отстегивать велосипед от трубы.

На этот раз все получилось быстро, один поворот ключа, взмах ноги, легкий прыжок в сиденье. Павел не успел даже слово сказать, а Женька мчалась уже по тротуару, снова сбегая от него, в третий раз за последние полчаса.

— А продукты то? — крикнул он вдогонку, вытягивая в ее направлении руку с пакетом, но она уже не слышала его, удаляясь все дальше, растворяясь в наступающих сумерках.

***

Всего мгновение он стоял, растерявшись посреди улицы, всего мгновение он не знал, что ему теперь делать с этим пакетом, с этой Женькой и со всей этой нелепейшей ситуацией. Но уже через секунду, он запрыгнул в свой Мерседес, бросив пакет на пассажирское сиденье, завел мотор и помчался следом.

И уже через минуту его машина поравнялась с несущейся во весь опор Женькой, яростно накручивающей педали. Он притормозил, замедлившись, открыл пассажирское окошко и, словно забыв о том, что он за рулем и смотреть надо на дорогу, наклонился к окну всем телом и прокричал:

— Жень!

Девушка снова вздрогнула, руль перестал слушаться, переднее колесо велосипеда завиляло по неровной дороге, и она с трудом удержалась на нем, лишь чудом не свалившись на асфальт.

— Опять вы? — рассердилась девушка, — Что вам нужно от меня?!

— Да, ты продукты забыла…, — смущено проговорил Павел, открывая пассажирскую дверь и протягивая девушке пакет.

— Я их не покупала, — сказала она, прячась за велосипедом, — Это вы за них заплатили…

— И что?

— Мне не нужно…

— Мне тоже не нужно, — ответил Павел, начиная раздражаться, — Это же твои продукты…

— Нет! — выпалила Женька, — Не мои!

— Ну, тогда я их выброшу, — вспылил Павел и, вышвырнув пакет на асфальт, захлопнул со злостью дверь, завел машину и со свистом тронулся с места.

Женька постояла немного, пытаясь понять, что это сейчас было, и почему ей так неприятно оттого, что он разозлился или, точнее сказать, обиделся на нее. Ведь, она не сделала ничего такого, за что ей должно было быть стыдно. Так, почему же, она стоит здесь посреди улицы и чувствует, что кровь приливает к лицу, делая ее кожу пурпурно-розовой.

Она постояла немного, глядя на пакет из супермаркета, стряхнула с себя неприятное ощущение и, подойдя ближе, принялась собирать рассыпанные по тротуару продукты. Банка хорошего кофе, апельсины, большая плитка элитного шоколада и бутылка вина…

Удивившись слегка странному набору продуктов, к которому ее рука не имела никакого отношения, она сложила все в пакет, оставив на асфальте только вино, повесила его на ручку велосипеда и поехала домой.

Но легкий оттенок чувства вины, засел в ее душе чуть глубже, чем ей казалось, и он, совсем чуточку, покалывал в районе груди, и мешал думать, возвращая снова и снова ее мысли к Павлу Павловичу, довольно приятному мужчине, с элегантной проседью в висках и доброй улыбкой. Он определенно нравился ей, но он был старше, сильно старше, он годился ей в отцы.

***

Рыча мотором, Мерседес мчался по оживленной трассе немного быстрее, чем позволяли знаки. Павел давил на газ, стараясь обогнать собственные мысли.

Эта странная девчонка прочно поселилась в них, она его пугала, раздражала, злила. Эта ее детская непосредственность, глупые слезы не вовремя, и тут же, внезапный прилив заразительного смеха. Ее настроение менялось так быстро, что он едва поспевал за ним.

А еще эти бесконечные погони, она, как будто специально бежала от него, заставляла пускаться за ней в погоню, гнаться, словно за добычей, но едва поймав, упускать снова.

— Тьфу, ты, Паша, — он смотрел на себя в зеркало и не знал, радоваться ему этим новым приключениям или злиться на собственную глупость, — У тебя же жена дома…. А ты бегаешь за малолеткой, словно пацан какой-нибудь…

Он остановил машину во дворе собственного дома, откинулся на спинку сиденья и, закрыв глаза, начал думать, проигрывая сегодняшний день в голове.

Его тянуло к Жене, словно магнитом, но это притяжение, судя по всему было односторонним. Девочка явно боялась его, не доверяла, не подпускала близко. И лучше бы так и оставалось…. Для всех так было бы лучше! Но, как же, хотелось утонуть в ее зеленых глазах….

Глава 5

Алина стояла у окна темной кухни, сжимая в своей руке бокал полный рубинового вина. Она видела, как подъехала его машина, как он вышел из нее, нажав на брелок. Автомобиль моргнул фарами, издав громкий писк, такой, что даже тройные стекла не помешали ему достичь ее ушей.

Он шел к подъезду. Медленно. Не торопясь. А она следила за ним, отпивая из бокала янтарной жидкости, оставаясь спокойной с виду, но внутри у нее уже загоралось пламя.

Когда за дверью послышался легкий звонок лифта, она вышла из кухни и, прислонившись спиной к стене, стала ждать его появления. Скрежет ключа в дверном замке, легкий скрип открывающейся двери, щелчок выключателя. Свет, вспыхнув внезапно, слегка ослепил ее, и заставил зажмуриться, но лишь на мгновение.

— Где ты был? — спросила она ледяным голосом, когда смогла рассмотреть мужа в узкой прихожей.

— Работал, — ответил он, не глядя на нее.

— Так много работал, что забыл о дне рождения нашей дочери? — ее голос все еще был ледяным, но в нем уже слышались грустные, плаксивые нотки.

— У нас нет дочери, — спокойно ответил он, вставая с пуфика и засовывая ноги в теплые домашние тапки.

— Нет дочери? — голос Алины стал на тон выше, не предвещая ничего хорошего для Павла, — Как ты можешь так говорить?

Он, наконец, собрался с силами и поднял глаза на жену. Она стояла, прислонившись спиной к стене, сжимая в руке бокал вина. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения, а лицо отражало все многолетнее горе, с лихвой приправленное мгновенно вспыхнувшей злостью.

— Наша дочь, — Павел смотрел ей прямо в глаза, — Умерла пятнадцать лет назад. И то, что тебе нравиться таскать с собой ее труп, не значит, что я должен делать то же самое.

Злость перевесила на этой чаше весов, и бокал, сверкая в воздухе кроваво-красными каплями, вырвался из руки и полетел прямо в голову мужу, стоящему напротив. Ему удалось увернуться. Хрусталь встретился с дверью, и, издав свою последнюю звонкую песнь, рассыпался по полу миллионами осколков.

— Ненавижу тебя! — выкрикнула Алина, и слезы, душившие ее все это время, выплеснулись наружу бурным потоком.

Алина сползла по стене, закрыла лицо руками и громко зарыдала. Она хотела, она ждала, что он подойдет к ней, сядет рядом, обнимет за плечи, поцелует в макушку и прошепчет «Прости». Он делал так всегда. Был рядом, когда ей было плохо, бросал все дела и мчался через весь город, чтобы утешить, прижать к себе, спасти. Но не в этот раз.

— Я в этом больше не участвую, — сказал он тихо и ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.

***

Они начали встречаться, когда были еще совсем молоды. Им было п