печаль — хищница, потому что птицы кричат на рассвете с невероятным ужасом и, как я уже говорила, есть смертельная горечь в запахе прудов и канав.
Даже иллюзия границ рушится, когда разделяются семьи.
чувствовала дуновение сырого ветра. Такой ветер поднимал в лесу мускусный запах елей и разносил повсюду холодное дыхание озера. Снаружи не было ничего, напоминающего о домашнем уюте, даже дыма от горящих дров или аромата овсянки, и на улице мне стало бы плохо. Уже почти наступил ноябрь, до рассвета было еще далеко, и мне не хотелось вылезать из постели.
Было темно. Тетя включила свет, но комната все равно казалась мрачной и сонной. Резкие и короткие вскрики птиц за окном обжигали, словно искры или градины.
Однажды мы с сестрой пошли на почту и в чахлом маленьком скверике в память о погибших на войне увидели Сильви. Она лежала на скамейке, скрестив руки и ноги и накрыв лицо газетой.
еношеные. Еще там была рюмка с двумя латунными пуговицами в ней, и это казалось само собой разумеющимся. Там были выцветший восковой ангелочек, от которого пахло душистым перцем, и черная бархатная подушечка в форме сердца, лежавшая в коробочке с именем ювелира из Сан-Франциско. Там была обувная коробка, полная фотографий с прилепленными на обороте уголков кусочками черной ворсистой бумаги. Снимки явно вынули из фотоальбома как особенно важные. Или наоборот — совершенно неважные. На них совсем не было знакомых людей или мест. Многие карточки изображали официально одетых джентльменов, позирующих перед украшенной розами беседкой.
нижнем ящике комода бабушка держала свои сокровища: сувениры, мотки шпагата, рождественские свечи, непарные носки. Мы с Люсиль часто копались в этом ящике. Его разнообразное содержимое было так аккуратно разложено, что в наших глазах это придавало значимость ко
Ирэн» снова и снова, словно для себя. «Когда путешествуешь, воскресенье — лучший день»,
Сильви любила холодную еду, плавающие в масле сардины и маленькие фруктовые пирожки в бумажной обертке. Она ела руками и тихим голосом рассказывала нам о людях, которых она знала, о своих друзьях, а мы сидели, болтая ногами, и жевали хлеб с маслом.
Каждая душа, проходящая через наш мир, касается осязаемого и меняет изменяемое, однако в итоге только смотрит, но не покупает.
