Глава 1: Ритуал Молчания
Азкара: Империя Песчаных Теней
Они называли её «Страной Двух Ликов» — там, где пустыня целует море, а солнце рождает не свет, а дрожащий мираж. Азкара. Колыбель забытых богов и кладбище империй. Её пески хранили кости армий, поглощённых дюнами, а волны Зелёного моря шептали о кораблях, канувших в бездну с грузом проклятого золота.
Сердце Азкары билось в Аль-Касире — городе, выросшем на спине каменного дракона. Хребет Храмовой горы, испещрённый пещерами-гробницами, делил его пополам:
— Север сверкал мрамором дворцов, где шейхи пили вино из черепов поверженных врагов.
— Юг гнил в трущобах, где дети рождались с песком в лёгких, а старики умирали, прижимая к груди амулеты от сглаза.
Но истинная власть таилась под землёй. В катакомбах, где Братство Видящих хранило Скрижали Молчания — каменные плиты с предсказаниями, высеченными кровью первых пророков. Там, в лабиринтах, куда не проникал солнечный свет, воздух был насыщенным от запаха ладана и расплавленного серебра. Там рождались и умирали заклятья, способные приручить саму Бездну.
Дворцы шейхов возносились к небу на спинах рабов, их купола сияли, как слепые глаза богов. А под ними, в каменных кишках города, ютились алхимики, продающие сны в склянках, и дети-воры, чьи пальцы были быстрее кобры.
Реки Азкары давно высохли, но их призраки всё ещё текли под землёй, неся в своих водах обломки затонувших храмов. Говорили, что, если приложить ухо к камням Старого рынка в полнолуние, можно услышать, как демоны перешёптываются с душами утопленников.
Ветер с востока приносил запах серы — дыхание Пустыни Молчания, где песок обжигал подошвы, а в барханах прятались Врата. Те самые, что открыл Кассир Безумный, прежде чем тени съели его разум.
— Ты как всегда вовремя, — Лина швырнула в Аруина смятый свиток. — Карим рвёт бороду, клянётся, что твои глаза станут главным ингредиентом для его нового эликсира.
— Пусть попробует. — Он развернул пергамент. — Багровый уровень? Серьёзно?
— А ты думал, они розовых единорогов присылают? — Она закатила глаза. — Держи маску. Теперь ты — толстосум из Ваэрии. — Её губы изогнулись в улыбке, которой она очаровывала придворных, прежде чем вырезать их секреты. — Покровитель искусств, коллекционер древностей… и мой «благодетель».
— Наложница, которая пахнет сталью и полынью, — он кивнул на её запястье, где под браслетом из лунного камня прятался клинок.
— «Не волнуйся, я оставила нож за подвязкой… на случай, если твои „чувства“ станут слишком искренни».
Карим стоял перед Скрижалями, его плащ, цвета запёкшейся крови, колыхался, словно живой, пальцы дрожали над трещиной, сочившейся чёрным дымом. На груди Карима висел амулет — две змеи, пожирающие друг друга. Такой же был у отца Аруина в ночь гибели деревни. «Символ вечной войны», — когда-то объяснил наставник, но теперь Аруин видел: это была исповедь. Карим давно стал одной из змей. На столе лежала карта Аль-Касира — десятки красных меток, как язвы на теле города.
— Выспался? — голос наставника скрипел, как дверь в заброшенном склепе.
— Не особо.
Карим взглянул на его сжатые кулаки — кожаные ремни впились в запястья, оставляя красные полосы. «Ты всё ещё носишь этот камень?» — спросил наставник, кивнув на бирюзу. «Он напоминает, что не всё сгорает», — ответил Аруин, пряча лезвие в складках плаща.
— Они здесь, Аруин. В стенах. В воде. Даже в дыхании детей.
Аруин заметил на столе Карима каменную плитку с рельефом — существо с тремя ртами, пожирающее собственный хвост.
— Кто это? — он ткнул в изображение.
— Первый Пожиратель. — Карим провёл пальцем по трещине на плите. — Легенда гласит, что боги слепили мир из глины, а из обрезков родились они. Голодные ошмётки творения.
— Значит, они бессмертны?
— Нет. — Наставник накрыл плиту тканью. — Но чтобы убить тень, нужен свет, которого у нас нет.
Он провёл рукой над картой, и метки вспыхнули, складываясь в узор — три спирали, как на Вратах Бездны.
— Когда-то я верил, что можно запереть тьму снаружи. — Голос Карима звучал как скрип заржавевших весов. — Но она уже внутри. Мы — сосуд, а не щит.
Аруин шагнул ближе, заметив, как наставник прячет окровавленную тряпку — следы ритуалов, проводимых втайне.
— Ты говоришь как Кассир Безумный.
— Кассир был прав! — Карим ударил кулаком по карте. Красные метки поползли, сливаясь в кровавую лужицу. — Он пытался сжечь заразу, но испугался цены. А я… — он обернулся, и Аруин впервые увидел в его глазах не фанатизм, а усталость тысячелетнего стража. — Я готов стать мостом. Даже если сгорю.
На полу между ними упал медальон. Цепочка порвалась, как судьба.
Видящие собрались в Круге Молчания — пещере с акустикой, убивающей шепот. Карим ударил посохом о камень, и свечи погасли.
— Аль-Фарид ввозит шелка из-за моря, — голос наставника вибрировал в костях. — Вчера на его складе нашли три трупа. Глаза выжжены, на груди — знак Пожирателя.
